Я пожал протянутую руку.
Позвольте только спросить... Я знаю, что вы спешите по своим делам... но...Он закусил губы.
Говорите.
Оттон.
Что Оттон?
Почему он вас вызвал? Или он питает ко мне настолько искреннюю нежность?
Если бы вас осудили и казнили, ваше состояние разделили бы город и братья вашей жены. Для Оттона, как для наследника, мало что осталось бы, или совсем ничего. Если бы вас оправдали, вы бы скоро умерли, и мой товарищ унаследовал бы всё ваше имущество. А это, как говорят, немало, и тут было за что стараться.
Так он был уверен, что я умру...Пляйс потёр подбородок ладонью.Странно.
Вы хотите спросить, не сговорился ли он с вашей женой, чтобы лишить вас жизни? Не травила ли она вас, пользуясь его знаниями, и не планировала ли, что они поженятся после вашей смерти?
Такая мысль приходила мне в голову.Он бледно улыбнулся.
Этого мы уже никогда не узнаем. Ясно одно: если бы не Оттон, то скоро вас не было бы среди живых. Чего бы он на самом деле ни хотел достичь, спасая вам жизнь. А я надеюсь, что вы будете жить долго и во здравии,добавил я искренне.
Взаимно, мастер Маддердин, взаимно.Впервые с тех пор, как я с ним познакомился, он обнажил зубы в широкой улыбке, а потом ещё раз горячо пожал мою руку.
* * *
Итак, всё закончилось хорошо,сказал я весёлым тоном, когда увидел Оттона, приближающегося к столу, за которым я завтракал.
Для кого как,буркнул он.
У него были опухшие веки и синие круги под глазами, а щёки заросли небритой седой щетиной. Он выглядел как старый, больной человек. Мои ноздри уловили вонь, исходящую из его рта. Ой, неплохо, должно быть, этот мой компаньон вчера выпил от семи скорбей, подумал я.
А что такого произошло?
Не знаешь, почему Роберт не захотел меня принять?Оттон тяжело рухнул на стул.Меня! Своего благодетеля и спасителя!
Ну, это правда: ты так потрудился над его освобождением, ой-ой-ой...
Он уставился на меня мрачным взглядом.
Ты, Мордимер, был лишь орудием. Весьма полезным, надо признать, но управляемым моей рукой.
Я положил ложку на стол.
Твои способности добиваться человеческой симпатии кажутся мне совершенно необъяснимыми,сказал я.
Он велел слуге сказать, что его нет дома. А я видел, что он был! Когда я попытался убедить этого болвана, что это ошибка, и что Роберт мой кузен, этот разбойник угрожал мне палкой! Мне! Инквизитору!Оттон был так разозлён и так расстроен, что даже не обратил внимания на моё предыдущее высказывание.
Ты позволил слуге прогнать тебя палкой? Как собаку или нищего?Я посмотрел Оттону прямо в глаза.Где твоя инквизиторская честь?
Он отвёл глаза в сторону.
Ведь я здесь инкогнито,пробормотал он через некоторое время.
Я начинал понимать, почему Оттона так заботило наследство его кузена. Речь шла даже не о состоянии, а о возможности начать новую жизнь. Мой товарищ, по-видимому, всё хуже и хуже чувствовал себя в инквизиторской шкуре. Что ж, всё сложилось так, что ему придётся ещё немного в ней походить. Другое дело, подумал я, что это вряд ли пойдёт на пользу Святому Официуму. Нам нужны были люди с горячими сердцами и холодными головами, а не выгоревшие существа, молящихся о моменте, когда они смогут, наконец, сбросить с плеч чёрный плащ, и которым сломанный серебряный крест казался невыносимой тяжестью.
Как я думаю, твоему кузену не понравилась мысль, что ты затеял акцию по его спасению, заботясь лишь о его наследстве.
Сплетни,буркнул он.Кроме того, я не сделал ничего неуместного, а если при совершении доброго дела и мне что-нибудь перепадёт, что ты видишь в этом плохого?
В целом, ничего. Я всегда считал, что бескорыстная доброта по отношению к ближним по меньшей мере подозрительна, и в таком случае дело следует досконально изучить...
Оттон только махнул рукой.
Но мне жаль, однако, что ты честно мне всё не рассказал,добавил я.Боялся, что я потребую долю?
По взгляду Оттона я понял, что да. Именно этого он и боялся.
У Роберта мягкое сердце,сказал он.Рано или поздно он поймёт, что я хотел ему только добра...
При случае потрахивая его жену,прервал я эти рассуждения резким тоном. Он подавился воздухом и покраснел. Ого, да я попал прямо в точку!
Откуда ты знаешь?спросил он шёпотом.Он тебе сказал? А откуда он мог узнать?
Ты мне сказал,ответил я.Но сейчас это уже неважно. Роберт ничего об этом не знает, и от меня уж точно не узнает.
Спасибо, Мордимер,он вздохнул с облегчением.Если бы Роберт узнал, я мог бы попрощаться с наследством. Впрочем,он помрачнел,похоже, из этого и так ничего не выйдет. Он выглядит здоровым, как бык, этот мой кузен.Он с недоверием покачал головой.Даже странно, как тюрьма пошла ему на пользу.
Правда?Я улыбнулся собственным мыслям.А теперь позволь дать тебе хороший дружеский совет, Оттон. Оставь своего кузена в покое на несколько недель. Дайте ему остыть и привыкнуть к новым условиям.
Оттон понуро кивнул. Предложение оставить кузена одного с его состоянием, вероятно, не казалась ему удачным, но, кажется, у него не было лучшей идеи.
Потом, Оттон, напиши ему вежливое письмо. Обращайся к любви, соединяющей его с мёртвой женой, и не забудь отметить, насколько сильно ты любил Эсмеральду братской любовью, и насколько сильно она отвечала на это чувство. Напиши, что между вами было родство душ, которое заставляло других домысливать не высказанные слова и не сформулированные мысли... Ты же знаешь, как сильно Роберт любил свою жену. Такое упоминание её особы в длинном, искреннем письме, безусловно, будет более чем приятно его исстрадавшемуся сердцу, а благодаря этому и твой образ приобретёт более тёплые цвета.
Оттон от слова к слову слушал меня всё более внимательно, и со всё большим рвением кивал головой. Наконец, однако, он помрачнел.
Я не умею складывать искусные фразы,вздохнул он.Я не стихоплёт. Когда я должен что-то написать, веришь или нет, слова разбегаются, как куры по двору. Но, но! У меня есть идея получше!Он поднял вверх указательный палец и посмотрел на меня с блеском в глазах.Ты напишешь мне такое письмо!
Я на миг оторопел, потом, однако, искренне рассмеялся и похлопал товарища по плечу.
Ты даже не представляешь, какую это доставит мне радость и несказанное удовольствие, дорогой друг.
Эпилог
Элиза Грюнн приняла меня в гостиной. Она сидела на стуле с высокой спинкой, прямая, как кусок дерева. Вся в чёрном, волосы были высоко убраны и покрыты чёрным чепцом. Она не встала при виде меня, но посмотрела в мою сторону, и мне показалось, что это был взгляд, не лишённый определённой доли приветливости.
Здравствуйте, госпожа Элиза,сказал я сердечно.Я ожидал, что застану вас в добром настроении, но, как я вижу...
Садитесь, пожалуйста,прервала она меня, указывая на стоящий напротив неё стул.Я благодарна вам за всё, что вы сделали для нас. Для меня, для Михаила и для... того человека.
По какой причине вы нарядились в чёрное?Спросил я, хотя и заранее знал ответ.
Она бледно улыбнулась.
Мой муж, может, и жив, но я вдова. Для меня он умер. Раз и навсегда.
Вы не простите его? Вы не понимаете, что...
Это не вопрос прощения или его отсутствия. Это вопрос страха, господин инквизитор. Спирающего дыхание ужаса, что подобная история может повториться. Только рядом не будет ни моего брата, чтобы спасти Михаила, ни почтенного мастера Инквизиториума, чтобы схватить ведьму, прежде чем она снова приступит к работе.
Что-то вроде мимолётной улыбки посетило её бледные губы, когда она говорила обо мне, и это была доброжелательная улыбка.
Госпожа Элиза, поверьте, что то, что чары сломили волю вашего мужа, а не кого-то другого, было простой случайностью. Просто в тот момент он находился именно в том месте, и заклинание ударило его, словно молния. Любой был бы сломлен этим заклинанием, даже, извините за смелость, вы сами, если бы вы оказались на месте Эриха,сказал я спокойно, стараясь, чтобы мой голос звучал убедительно.
Она надолго задумалась, уставившись на собственные колени. В конце концов, её руки, лежащие до сих пор на подлокотниках стула неподвижно, словно два мёртвых белых мотылька, дрогнули. Она подняла руку к лицу и вытерла лоб.
Вы говорите правду? Поклянётесь именем Господа?
Если бы я хотел строго придерживаться правил, я не мог бы дать подобного обещания. Ибо на самом деле маленький Грольш использовал искру, которая тлела в душе Эриха Грюнна. Нашёл тёмное пятнышко в его мыслях и расширил его до предела. До совершенно фантастических, одержимых границ. Если бы, однако, этого пятна не было, то нечего было бы и расширять. Сын Марии попросту нуждался в том, чтобы найти внутри своей жертву хотя бы маленькую лампадку, горящую мизернейшим чёрным пламенем. И умел так ловко подкинуть топливо, что лампадка взрывалась.
Но я не собирался объяснять всё это матери Михалека, тем более что, скорее всего, я бы только подпитал её страхи.
Я могу поклясться именем Господа нашего, что, по моим сведениям, любой человек мог подвергнуться этой сверхъестественной атаке,сказал я торжественным тоном.Вина вашего мужа примерно такая же, как вина человека, поражённого молнией.
Она прикусила губы.
Иногда люди неосторожно встают во время бури под неправильным деревом. Это то, что сделал мой муж?Она посмотрела мне прямо в лицо.
Она была умна. Чрезвычайно умна, и инстинктивно приблизилась к сути тайны. Если бы она её узнала, Эриху Грюнну нечего было бы делать в Виттлихе.
Мне ничего об этом не известно,ответил я ей искренним взглядом и увидел, что, услышав эти слова, она не смогла сдержать вздох облегчения.
Было более чем очевидно, что она жаждет возвращения мужа, но ещё больше жаждет безопасности сына. Теперь, когда она была уверена, что ребёнку ничего не угрожает, она могла попытаться вновь наладить свои дела с Эрихом. Наверное, им будет нелегко, ибо, в конце концов, какая мать быстро забудет, что кто-то хотел утопить её ребёнка в кипящей смоле?
Не знаю, сама не знаю.Она беспомощно покачала головой.Я не знаю, смогу ли я с этим справиться, даже если вы говорите, что Эрих невиновен. С другой стороны, должна ли я наказывать невиновного? Должна ли я разрушить его жизнь лишь потому, что ему не повезло оказаться на пути ведьмы?Она на мгновение замолчала, и я знал, что она собирается произнести следующее предложение, по-видимому, трудное для неё.Но я не могу также избавиться от мысли,начала она наконец, и я видел, как её пальцы крепче сжимаются на подлокотниках,что если бы Эрих любил своего ребёнка достаточно сильно, то никакие злые чары не смогли бы разрушить такую любовь. Меня бы это не постигло!Добавила она с нажимом. Я встал со стула, подошёл к Элизе и встал перед ней на колени. Я взял её ладонь в свои руки.
На эти вопросы вам придётся ответить самой, госпожа Элиза. Никто не примет решение за вас. Взвесьте его, как разумом, так и сердцем.
Она грустно улыбнулась и наклонилась так, что опёрлась лбом на мою голову.
Что мне делать? Что мне делать?Прошептала она.
Грюнн хороший человек,ответил я.Но если вы будете всю жизнь смотреть на него со злостью, презрением или упрёком, если вы не сможете удержаться, чтобы не следить подозрительно за каждым его шагом, особенно тогда, когда он приближается к ребёнку, лучше оставьте его в покое. Так будет лучше и для вас, и для него. Но если у вас есть силы забыть или, несмотря на свою память, поверить, позвольте ему снова стать вашим мужем.
Так и сделаю, как вы говорите,вздохнула она.Спасибо, что поддержали меня советом, мастер инквизитор.
Я поцеловал руку Элизы и встал. Я до сих пор не знал, что она решила, потому что её слова могли относиться как к первой, так и ко второй части произнесённого мной предложения.
Оставайтесь с Богом, госпожа Элиза,сказал я.И обещайте мне одну вещь: не одевайтесь как вдовая старушка, потому что, голову дам на отсечение, ваш сын хочет вас видеть красивой и счастливой. Если вы не хотите быть такой для себя, будьте хотя бы для него.
Прежде чем я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, я заметил, что Элиза улыбается. На этот раз не печально или бледно, но искренней улыбкой молодой весёлой женщины. Это предвещало хорошее будущее...
* * *
К хибаре, в которой когда-то жила Мария Грольш, меня привело любопытство. Честно признаюсь, что мне хотелось немного погреться в лучах собственных добрых дел. Ибо сейчас я увижу счастливую молодую мать и её сытого и довольного ребёнка. И оба обязаны жизнью мне одному. Конечно, врождённая скромность не позволяла мне публично признаться в том, что это я был причиной счастливых перемен в их жалкой судьбе. Мне было достаточно осознания совершённого похвального поступка.
Я не ожидал одного. Что когда я открою дверь в убогую комнатку матери и её ребёнка, не увижу внутри никого. Ба, мало сказать никого! Я не увидел ничего, кроме пола и голых стен. Все скромные вещи, которые я видел, побывав в этом месте в прошлый раз, испарились, как плевок на горячем песке. Я осмотрелся вокруг, но не заметил ничего, что могло бы навести меня на мысль о том, почему арендаторы исчезли из этой квартиры. Что ж, как говорится: «Спрашивай, язык до Рима доведёт». Я собирался использовать мудрость этой поговорки, особенно потому, что мы, инквизиторы, были теми, кто лучше всего знал, что заданные вопросы это лампа, рассеивающая тьму невежества.
Уже в коридоре я наткнулся на гротескную фигуру. Ползущего по полу калеку с красными прыщами, усеивающими всё лицо. Обе его ноги были отрезаны по колено, а культи обёрнуты грязными тряпками.
Подайте монетку солдату, который верно служил святой Церкви и императору,заныл он, щуря хитрые глазки.
Ох, сколько я встречал таких как он. Сколько подобных людей бродит по улицам Кобленца, Аахена или Трира. Сколько их должно было быть в Хезе или Риме, городах, которые я, правда, никогда не посещал, но о которых слышал, что они полны всяческой накипи.
А где ноги потерял, дед?доброжелательно заговорил я.
Старик воодушевился, счастливый, что я обратил на него внимание, и, опираясь руками об пол, потелепал в мою сторону.
Император, да поможет ему Бог, послал нас на гельветов. И там, достойный господин, в горах, зимой, обе мои ноги мороз забрал. Так было холодно, что моча замерзала прежде, чем падала на снег.
Удивительно, но он мог говорить правду! Мошенник скорее рассказал бы об ударе топора или меча, а этот дед честно признался, что не вражеский удар, а мороз забрал у него ноги. В почтенной Академии Инквизиториума, в которой нас учили как античной, так и современной истории, упоминалось о гельветских восстаниях, направленных против Империи. Тем не менее, эти войны не были настолько важны для мира, чтобы помнить что-либо ещё, кроме того, что они имели место быть. Как показывал пример старика, остаться на всю жизнь калекой можно не только участвуя в достославных событиях, но и во время войны, о которой все успели забыть. Что ж, печально...
Я пошарил в кармане и вытащил из неё четверть кроны. Бросил её в сторону нищего, и тот, к моему удивлению, так быстро и так ловко наклонился, что поймал маленькую монетку зубами.
Хо-хо!Восхитился я.Да ты настоящий фокусник.
Он льстиво рассмеялся.
Для вашей светлости готов и повторить, если только вы найдёте в кармане ещё какую-нибудь монетку.
Ладно, ладно.Я погрозил ему пальцем, а потом вспомнил, зачем пришёл.Скажи-ка мне, дедушка, что случилось с женщиной, которая здесь жила? Той, что несколько дней назад родила.
Старик широко раскрыл глаза и защёлкал зубами, уставившись на мой карман. Это щёлканье, должно быть, задумывалось как шутка, но я не знал, зачем бы ему меня веселить.
Рассказывай, что знаешь, за мной не пропадёт,пообещал я.
Она вчера повесилась!Выкрикнул он таким тоном, словно делился со мной особенно хорошей новостью.А ребёнка задушила тряпкой.
Какое-то время я молча смотрел на него, поскольку не мог найти слов. Не такого ответа я ожидал.
Ты что, издеваешься?
Если бы, ваша милость!Похоже, мой голос его испугал, потому что он аж вжался в пол.Как Бог свят! Чтоб мне с постели не встать!
С чего бы ей вешаться?
Дед снова уставился на мой карман, раззявил рот и защёлкал зубами.
Говори!Рявкнул я.И получишь обещанное.
Если бы у меня было столько дукатов, сколько я слышал обещаний, то я бы самому императору в долг давал.Он отполз от меня на несколько шагов, как видно, на тот случай, если я захочу попотчевать его каблуками.