Из близлежащих кустов мигом выбежала толпа экзекуторов с копьями, мечами и прочей атрибутикой. Папус понял, что пришла его очередь вести переговоры, а учителюстоять и смотреть, «сохраняя терпение». Папус выхватил из-под плаща свой меч и первым же ударом по широкой дуге снёс наконечники копий, которыми экзекуторы пытались прижать их с учителем к ограде. Побросав ставшие ненужными древка, первые ряды уступили место вторым. Те кинулись на некромантов с не меньшим задором. Юный малефик же ответил им в том же духеон бросился в сторону нападавших, завертелся волчком, отбивая клинки. Особого вреда он причинять и не собирался. Так, отпугнуть. Он наносил удары плашмя. Несколько экзекуторов упали, судорожно корчась на земле, прикрывая лица руками.
Сквозь перезвон металла Папус сумел расслышать голос учителя:
Папус, не-ет! Прошу тебя, остановись!!!
Но его накрыла новая волна воплей подступавших церковников. Послышались отдельные крики, долетевшие со стороны. Кажется, кому-то взбрело в горячую голову схватить Трубадура. Определённолучше бы он сошёлся с Папусом. Осёл ведь не знает пощады. На то он и осёл.
Папус продолжал кружиться, отражая удары. Он всё ещё надеялся, что экзекуторы опомнятся и прекратят свои попытки схватить их. Но вот случилось то, чего следовало ожидать в подобной ситуации. Паупс поскользнулся, причём не в луже крови противников, как это часто случается с попавшими в окружение стойкими бойцами, героями рыцарских романов. Нет, он поскользнулся на кучке опавшей листвыземля под ней не успела просохнуть после прошедшего на днях дождя и сохранила свою коварную способность лишать человека равновесия. «Будь проклята осень с её дождями и грязью», успел подумать Папус, пока его не ударили по голове чем-то тупым, таким же, как и голова владельца этого тупого предмета. Ведь все знают, что бить надо промеж лопаток! Разум мгновенно погрузился во тьму.
Вернулось сознание к Папусу, по его приблизительным оценкам, часа через два и застал хозяина лежащим на куче соломы в сыром подвале.
У-уфф, было первое слово пробуждение молодого некроманта. Г-ххде мы? проскрипел он пересохшим горломоно как мельничные жернова готово было перемолоть всякое новое слово, собравшееся проскочить мимо них во внешний мир.
Очнулся, это был учитель. Азраил поднёс к губам Папуса глиняную миску с водой. Юноша жадно припал к ней, смачивая свои «жернова». Мы «в гостях» у отца Конрада.
А это, Папус оглядел заплесневелые бревенчатые стены подвала, его лучшая комната?
По заслуге и награда, вздохнул милорд Азраил. Если б ты не принялся там, на погосте, размахивать своей железкой, мы бы, может, смогли рассчитывать на более достойный приём.
Как же. Что они собираются с нами делать?
Пока не знаю. Но они забрали Трубадура.
Что?! Он-то здесь при чём?
Ха! Ещё как при чём. Весь в хозяина, в тебя то есть. Половину экзекуторов без рук оставил. А треть сохранивших конечности вряд ли сможет теперь приласкать ими своих детишек.
Это как?
Ну, руками ведь ребёнка девке не заделаешь. А больше-то им и не чем, ха-ха-ха!!! учителя вдруг согнуло пополам в приступе полубезумного смеха. То ли от гордости за последний подвиг отважного ослика, то ли просто обстановка брала своё. Когда же смех его прекратился, он мрачно заявил:Трубадура собираются казнить как одержимое животное. А в качестве милости Спасителя как к заблудшей, невинной твари его «просто» сожгут. Казнят, так сказать, без крови.
Зомби им в печенку, сплюнул Папус. В этот момент заскрежетал в замке решётки ключ. Вошли трое: отец Конрад и двое экзекуторов при оружии. И с сетью. «Боятся», подумал Папус. Только тут он обнаружил, что сам он лежит связанный. Запястья и щиколотки его стягивали тугие узлы.
Отец Конрад устроился на принесённом специально для него трёхногом табурете. Он упёр свои огромные кулаки в бёдра и стал пристально смотреть на Азраила. Потом он, видимо, не найдя ничего достойного своего взгляда, перевёл его на Папуса. Глаза инквизитора светились нехорошим блеском. Искорки плясали в них как на острие упёртого в горло жертвы клинка.
Значит, Осинки? сказал он, наконец. Я вспомнил тебя, Папус.
Ох, неужели? Рад за Вас, отец Конрад, что у Вас нет старческого беспамятства, Папус изо всех сил старался не удариться в воспоминания о том дне, когда впервые познал суть этого человека. Но память, как всегда, подводила. Как всегда не вовремя она подсунула в мозг мельчайшие подробности тех дней. Того дня. Того
Вы устроили мне кошмарную жизнь, после того, как объявили мою семью проклятой. И всё из-за того, что моих отца и мать разорвали на куски зомби!
Теперь я точно вспомнил тебя, Папус, покачал головой отец Конрад. Но ты, как я вижу, нашёл своей семье достойную замену.
Зато я Вас и не забывал, процедил сквозь зубы Папус. Знаете, чего мне потом стоило оставаться в Осинках? Это было похуже, чем, если бы меня самого просто загрыз какой-нибудь зомби. Я стал изгоем, отщепенцем.
Только не надо мне рассказывать про своё трудное детство. Ты тогда сам себе его устроил, сказав, что хочешь всем отомстить за смерть своих родителей.
Я и сейчас не отказался бы от своей мести. А начал бы прямо сейчас. С одного зарвавшегося священника.
Папус! Азраил пнул юношу в бок. Умерь свой пыл! Не время!
Твой учитель, Конрад произнёс последнее слово с какой-то злой иронией, говорит дело, Папус. Вам и так предъявляется обвинение в довольно таки тяжких преступлениях. И нападение на служителей Святой Матери нашей Церкви далеко не самое опасное.
Святая Мать-ваша-Церковь, отдельно, нарочито медленно и злобно произнёс слова юноша, сама напала на нас. Без причины. Испугались ослика
А вот здесь уже следует второе ваше преступление, не обратил внимания на колкость отец Конрад. Приручение одержимого животного и использование его против служителей Церкви. Вдобавокпроникновение в запрещённую для вас зону. Суд уже состоялся.
Без нас??! Папус подался вперёд с такой силой, что казалось, будто он и не сам встаёт, а тянет его кто-то.
А зачем вы нам!? Свидетелей ваших преступлений и без того хватает. И все они, как один, подтверждают ваше причастие к преступному использованию чёрной магии. Приговор уже вынесен. Вас подвергнут публичной казни на центральной городской площади. По двести ударов плетью каждому. Скажите спасибо, отец Конрад наклонился к Папусу, что рядом находится ваша хвалёная Академия. А иначе я применил бы более подходящее, с моей точки зрения, наказание.
Как к нашему ослу?
Как к вашему ослу.
Отец Конрад резко встал с табурета и направился к выходу. Экзекутор нагнулся за табуретом и, взглянув в лицо Папусу, ухмыльнулся:
Это я оглушил тебя, медленно, со смаком проговорил он. Потом он, вроде, даже собирался плюнуть в лицо Папусу, и для этого ему потребовалось чуть запрокинуть голову и выпустить из виду ноги юноши Хруст ломаемых костей возвестил о том, что табурет врезался в челюсть потерявшего бдительность экзекутора. Как это произошло, никто увидеть не успел. Только отец Конрад, обернувшись на стоны зажимавшего окровавленное лицо слугу, заметил, что ноги Папуса слегка изменили положение. Инквизитор до хруста сжал кулаки, но из камеры вышел, не сказав и не сделав ничего.
Паупс, укоризненно вздохнул милорд Азраил. Положениеце у нас с тобой паршивое. А вот настроениеещё хуже. Сейчас бы послушать твой сон.
Какой сон? Зачем? удивился Папус.
Ну, ты же говорил, что он забавный, «как коза на льду». Посмеялись бы вместе.
Сон? Папус пожал плечами. Чего порой не взбредёт в голову старику. Но потом:Стойте. Сон! Ведь это ключ! У Вас, учитель бывали когда-нибудь вещие сны?
Нет, я не занимаюсь предсказанием будущего. А у тебя что, были?
Сомневаюсь. Но этот Вы видели мои конспекты по некромантии?
Снованет. Это ведь не моя тетрадь, и я не знаю, что успел там записать нового наш друг, который отдал тебе ту тетрадь. Хотя, лекции Даэнура
Там была одна схема, изображавшая какой-то странный ритуал с использованием младенца.
Младенца? учитель задумался, но потом его лицо просияло:Постой, я кажется, понимаю. А что было во сне?
Младенец. В точности, как на рисунке в моей тетради. Он плакал, а слёзы его были какие-то ненормальные.
Боги, прошептал Азраил. Я вспомнил. Рисунок был вшит в тетрадь, так? Папус кивнул. Тот некромант украл его из библиотеки отца Мариуса, главы Инквизиции. Я видел эту схему. Тогда мне показалось, что смысла и пользы в нейкак с козла молока. Но вот на самом деле
Что? Это и есть тот самый способ инквизиторов, которым они упокаивают погосты?
У нас нет доказательств. Мой посох с пробой магииу инквизиторов. А твои конспекты с прочим добром, наверняка, тоже. Не сомневаюсь, что серые успели обыскать нашу комнату.
Что же делать? Сколько отсюда до Академии?
Самое большеедва часа пути. Мы почти что дома, поэтому инквизиторы и не решились казнить нас по-настоящему, через сожжение.
Внезапно в коридоре послышались шаги. Быстрые, раздражённые. В перекрестье прутьев решётке пленники увидели нет, не опостылевшие серые рясыпоходную мантию Гувера Ханса. Ректор Академии предстал перед своими подопечными в живительных зелёном и коричневом цветах, которые, казалось, проникли в это царство серого мрака, оживив даже эти несчастные, поросшие мхом стены.
Господин ректор, привстал, насколько это позволяли цепи, Азраил. Папус остался лежать.
Отец Конрад! Я прошу Вас немедленно освободить моих подданных, прокричал Ханс совсем не свойственным его преклонному возрасту живым голосом.
Но, господин Ханс, появился отец Конрад. Сейчас он выглядел не таким грозным, но всё же сумел сохранить свой независимый вид. Им уже вынесен приговор. Имеется состав преступления. Есть свидетели, бормотал он что-то, видимо, продолжая начатый ещё где-то на подступах к тюрьме спор.
У Вас нет доказательств! Особенно тех преступлений, в которых Вы их обвинили. А свидетелитолько Ваши люди. А это, на сколько мы оба знаем, не является достаточным основанием для предъявления обвинения. Откройте дверь. Я жду!
Заскрипел ключ, затем плохо смазанные петли. Звякнули о пол сброшенные Азраилом цепи. Безвольно сползли туда же верёвки, пленившие недавно Папуса. Пока вся троица покидала подвал, Азраил с Папусом хранили молчание. Но едва они покинули здание тюрьмы, возбуждение от нежданного спасения дало себе выход:
Милорд, как Вы узнали? Азраил был хмур как грозовая туча. Ему, опытному некроманту, было трудно признать, что кто-то вытащил его из передряги, но гордость пришлось унять. Спасибо, буркнул он. Я я бы не выдержал казни. Спасибо.
Будет тебе, Азраил! Разбираться будем после. Когда вернёмся в Академию.
Но позвольте, милорд, вмешался Папус. Как же Вы всё-таки узнали о нас?
Вчера ночью к нашему двору прискакал ваш конь. Сэр Ательстан, если не ошибаюсь? Дивное животное. Так звал всех, кого мог, сюда. Меня чуть не за шиворот тащил. Вам бы двоим хоть толику его ума. Может, не полезли бы тогда на территорию Инквизиции.
Но, милорд, успокаивался потихоньку Азраил. Нам необходимо было всё разузнать. Мы сейчас почти даже раскрыли их замыслы
О чём вы говорите?! взорвался Гувер Ханс. Вам мало того, что вас чуть не казнили. Я еле-еле успел. И если бы не ваш конь Не желаю слышать ни о каких заговорах и прочем. По договору с Инквизицией, нам следует соблюдать нейтралитет. Всё. Точка. Мы отправляемся домой.
Нейтралитет?! Нейтралитет, говорите?! почти рыдал Папус. А а как же Трубадур?
А вот с ним, мой мальчик, вздохнул ректор Академии, уже ничего сделать нельзя. Он показал себя не с самой лучшей стороны.
Но, не унимался Азраил, милорд! Инквизиторы пользуются жертвоприношениями! тут он огляделся. Отец Конрад всё ещё следил за ними, но, вроде бы, не слышал, о чём они могли говорить.
Доказательства? строгого взгляда ректора никто никогда не выдерживал, а уж провинившиесятем более. Не выдержал и старик-некромант. Азраил просто опустил глаза. Ханс понял. Нет доказательств, так и не суйтесь. Скажите спасибо, что живы остались.
А Трубадур? не сдавался Папус. Я должен увидеть его в последний раз.
Тогда торопись, мальчик мой. На площади уже разложили помост для сожжения.
Не говоря ни слова, Папус сорвался и побежал в указанном направлении. Там, на площади уже собралась толпа в ожидании сладостного зрелища. Папус протолкался сквозь живую стену. Он успел увидеть только, как палач бросает в кучу разложенного под несчастным животным хвороста. Крик отчаяния вырвался из груди Папуса одновременно с криком боли и страха из надорвавшихся лёгких ослика. Пламя занялось мгновенно, закрыв собой корчившееся на привязи существо, бывшее совсем недавно верным другом двух некромантов
Отец Конрад склонился над кучей пелёнок на столе. В ней шевелился живой комочек плоти. Не более. Просто плоть. Для инквизитора. Вот он перевёл взгляд на тетрадь в чёрном кожаном переплёте, на чуть пожелтевший лист пергамента, непонятным образом оказавшийся вшитым в эти конспекты.
Теперь, отец Конрад удовлетворённо кивнул головой и поднял на свои огромные ручищи тельце младенца, всё пойдёт лучше. Мы избавимся от необходимости терпеть магов. Особенно, он передал ребёнка своему помощнику в чёрной рясе с капюшоном, этих некромантов. Они своё отслужили.
Он накинул на голову плотный капюшон. Затем он взял со стола ещё одну тетрадь. Та лежала рядом с лакированным ящичком.
А вот это, пожалуй, стоит вернуть на место, он повертел в руках сшитые листы пергамента. Ведь этот трактат, если мне изменяет память, был украден у них. Думаю, братья из замка Бреннер будут благодарны. Отец Конрад небрежно бросил на стол трактат по воинским искусствам, изъятый из комнаты некромантов в «Дикой орхидее». Потом он подобрал костяную погремушку, в точности повторявшую одну из тех, что были изображены на схеме в тетради неизвестного некроманта, переданной три года назад на хранение Папусу. Он вложил игрушку в раскрытые страницы конспектов, сунул всё это в складки рясы и вышел в ночь.
Егои всю Церковь в его лицеждало продвижение на пути к осуществлению цели. Найти новый способ упокоения кладбищ.
Найти даже ценою слёз невинных младенцев.
Александр ОхотинВОЛК В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ
Иногда, дабы узнать, почему простая мантра, вместо того, чтобы всего лишь избавить башню от вездесущих тараканов, уничтожает всю живность на милю вокруг, надо провести длительную работу. Тщательно и кропотливо проверяешь правильность начертания каждой руны, четкость каждого завитка, и все же находишь мелкий штрих, скошенный дрогнувшей рукой, полностью исказивший заклятие. Но кто проделает подобное с мантрой человеческой души?
На этот раз это были бабочки. Десятки, сотни бабочек. Нежные перламутровицы, величественные махаоны, мрачные траурницы, великолепные переливницы, невзрачные капустницы и прочие, множество прочих, самых разнообразных расцветок, и форм, как реально существовавшие, так и порожденные причудливой фантазией организаторов церемонии.
Руки. Десятки, сотни рук сжимали искусно выполненные фигурки. Изящные пальцы аристократов, могучие ладони простолюдинов, немногочисленные и такие хрупкие с виду руки эльфов, как Светлых, так и Темных, пудовые кулаки гномов.
Но всех их роднило одно общее. На пальце каждой поблескивало серебряное кольцо, украшенное причудливым гербом надевшего его мага. Каждый обладатель сей драгоценности имел Силу.
Сейчас эта толпа молча стояла, внимательно слушая дрожащий голос ректора, но мысленно поторапливая говоруна. Конечно, никто не спорит, достопочтенный Ожузи не зря считал себя великолепным оратором, но слишком, невыносимо долго ждали они этого дня, бесконечно гадая в волнениях, совпадает ли их выбор с Выбором Сил. Поэтому собравшиеся нетерпеливо желали, чтобы эта, одетая в лимонно-желтые одежды, помеха, наконец, прекратила вещать.
Стар, невероятно стар был мэтр Ожузи. Раньше сила прямо сочилась из этого великого чародея магии Нелюди. Говорят, что давным-давно именно он смог в честной борьбе одолеть могучего дуотта по прозвищу Даэнур. Но пощадил своего противника.