А он тебя? Сна как не бывало. Хейзит привстал на локтях так резко, что чуть не столкнулся с Веллой лбами. Где он?
Я тут.
Гийс сидел у костра и понуро, как показалось Хейзиту, ворошил палкой угли.
Куда ты делся? Я обыскал весь лагерь Так ты что, любишь ее? Уже любишь?
Уже люблю, как-то невесело усмехнулся Гийс. И потому мы испрашиваем твоего согласия как старшего брата. Я предлагал ей дождаться утра, но
Но мне не терпится! закончила за него девушка. Да и спать мне не меньше твоего хочется. Но не могу же я спать с чужими мужчинами.
Я тебе не чужой, напомнил Хейзит. Он постепенно начинал сознавать, что происходит. И это сознание заливало его новой волной неразрешимых вопросов. Я твой брат, старший, как правильно заметил Гийс. Так вы спрашиваете моего разрешения?
Испрашиваем, подтвердила Велла, на четвереньках отползая к костру и беря Гийса за руку. Ты согласен?
А если нет? поинтересовался Хейзит. Если я откажу, вы что, перестанете встречаться?
Вряд ли, признался Гийс, в котором все еще не узнавался тот прежний, молодой и задорный, помощник свера, каким знал его Хейзит.
В таком случае Хейзит сделал паузу и неторопливо поднялся на ноги. Голос его зазвучал торжественно:В таком случае, сестра моя и ты, друг мой Я согласен!
Велла взвизгнула от радости и бросилась на шею избраннику, который чуть не упал вместе с ней в костер. «Можно подумать, размышлял, глядя на нее с улыбкой, Хейзит, будто она ожидала от меня чего-то иного. Маленькая хитрюга. И что только она нашла в Гийсе?»
Как вы понимаете, добавил он, снова укладываясь на ветки и позевывая, я согласился только потому, чтобы теперь вы могли утихомириться и лечь спать. Спокойной ночи.
Он и в самом деле моментально заснул, а когда проснулся и обнаружил, что снова лежит в шатре один, сперва решил, будто ночной разговор ему лишь пригрезился. Слишком много всего произошло за последние дни. Бегство покровителя, потеря собственной несбыточной любви, треволнения о судьбе таверны и матери, стычка с жуткими чужеземцами, страх безвозвратной потери всего, внезапное решение сестры, новые семейные узы с недавним другомвсе это сейчас навалилось на него неподъемным снежным комом и придавило бы к земле, если бы не отрезвляющее воздействие холода. Костер погас. Вероятно, уже давно. В жиденьких лучах света, пробивающегося с улицы, дыхание превращалось в густые облачка пара. Надо было брать себя в руки, выходить к людям и снова делать вид, что все знаешь и понимаешь.
С неба валил снег. Ноги сразу же увязли по колено в сугробах. Исчезло Пограничье. Растворился в сером тумане замок. Только стена будущей мастерской возвышалась, как прежде, да кое-где вспыхивали огни в печах гончаров.
Люди как будто ушли, покинули лагерь.
Он нашел их всех возле самого карьера. Толпа изможденных фигур, деловито покрикивающие всадники на дымящихся конях, черная вереница саней. Подошел ближе, выискивая сестру. Первое, что он отчетливо услышал, был повторяющийся окрик одного из всадников:
Всем на сани! Садимся! Садимся в сани! Никого ждать не будем. Поторапливаемся!
Среди тех, кто уже вы полнил приказ и теперь дрог в санях, дожидаясь остальных, Хейзит заметил Конроя в мохнатой шапке, скрывающей отсутствие уха, и всех его некогда бравых землекопов. Нынче они являли собой жалкое зрелище. Однако Хейзита поразил не столько их потерянный вид, сколько собственное, до боли отчетливое осознание того, что все кончено. Они остались без глины.
«Хотя, поправил он себя, замечая в других санях все те же знакомые лица, похоже, это глина вот-вот останется без нас». Следом мелькнула дикая мысль: бежать! Пока тебя не заметили, беги, скрывайся, ищи старых друзей, прячься от тех, кто имеет на тебя зуб или просто считает, что ты здесь лишний. В таком снегу побег не представляет сложности. Даже следов не останется. Ты можешь затаиться, а потом, когда жизнь вернется в прежнее русло, объявиться где-нибудь в безопасном отдалении от замка и вновь обрести все, что потерял
Хотя нет, все обрести едва ли удастся. Бегствоэто признание своей трусости. Жизнь вдали от общих бед есть потеря чести и совести. А отсутствие совестиэто уже другой человек. Тогда можно было бы и не рождаться. Значит, что? Сдаться на милость победителей, кем бы они ни были? Рискнуть оказаться в числе близких Локлану людей, которых теперь в замке явно не жалуют? Понадеяться
Хейзит! Я тут! рассеял его робкие сомнения оклик сестры.
Велла, закутанная с головой в толстый вязаный платок, стояла в санях и радостно махала ему рукой. Рядом с ней гарцевал на коне всадник, очень похожий на Гийса. «Это хорошо», мелькнула мысль. По крайней мере, они не взяли его в плен. Считают одним из своих. Кто такие «они» и почему кого-то обязательно нужно брать в плен, Хейзит понятия не имел, однако вид друга в добром здравии и на воле придал ему столь необходимой сейчас уверенности. При этом от его внимания не ускользнуло то, что Гийс сдержал порыв поскакать ему навстречу. Он ткнул было коня в крутые бока пятками, но сразу же натянул удила и просто развернулся на месте.
Никого ждать не будем! Поторапливаемся!
Хейзит решительно побрел, высоко поднимая ноги, через снежные заносы к саням. Если даже он поступает правильно, он не может поступить иначе. Вот в чем ответ. Долг и совесть оказались в нем сильнее здравого смысла, который ныл где-то под сердцем и ругал хозяина последними словами.
Что тут у вас происходит? крикнул Хейзит, приблизившись к зазывале. Куда это вы нас везете?
А ты кто такой будешь, умник? Хочешь остатьсяоставайся. Нас прислали забрать всех, но никто не говорил, сколько этих всех должно быть. Лучше залезай в сани и помалкивай.
Хейзит, иди ко мне! снова послышался голос Веллы.
Ты и есть Хейзит? заинтересованно повернул коня другой всадник.
В глаза почему-то сразу бросился красный лепесток, нашитый на белом от снега плаще. Лепесток перечеркивала желтая дуга. Вспомнились давнишние объяснения Ротрама по поводу столь любимых мергами чинов и званий. Красный лепесток, перечеркнутый желтой дугой, означал херетогу, то есть, если память Хейзиту не изменяла, сотника. Между тем всадников было едва ли больше двадцати. Подозрительное несоответствие. Либо это все, что осталось от положенной сотни, либо
Да, я и есть Хейзит, если вы хотели меня видеть. А я с кем говорю?
Он заметил, как не хочется собеседнику разыгрывать вежливость и отвечать на прямо поставленный вопрос. Но традиции требовали при знакомстве представиться. Даже если вслед за этим должна была последовать схватка не на жизнь, а на смерть. Душе важно знать, кто отправил ее в объятия Квалу
Донел.
Хелет Донел, ваш громкий человек не ответил на мой простой вопрос: куда нас везут. Раз вы слышали мое имя, то наверняка знаете, что за строительство печи здесь отвечаю я. Вы только что самовольно помешали строительству.
Донел сделал знак озадаченному глашатаю, чтобы тот продолжал созывать людей и не привлекал своим молчанием внимание окружающих, а сам стал наступать конем на Хейзита, оттесняя юношу в сторону от саней.
Не знаю, кем ты себя возомнил, приятель, но сейчас ты будешь слушаться меня и делать то, что я скажу. Мы здесь не печки строим, как ты правильно заметил, а людей спасаем. Последнюю фразу он произнес более миролюбивым тоном: к ним молча подъезжал Гийс. Хейзит оглянулся на друга и осознал, что теперь они рискуют оба. До тех пор пока не выяснится, с кем вам тут давеча пришлось иметь дело, все работы в карьере или около него остановлены. И везем мы вас не куда-нибудь, а домой. Вы довольны, маго Хейзит?
Гийс стоял не вмешиваясь. Конь под ним тихо храпел, предвкушая нелегкую дорогу, и лизал дымящимся языком снег.
Полагаю, Ракли знает о ваших действиях?
Вероятно. Но я подчиняюсь не Ракли. У меня приказ довезти всех здешних работников в целости и сохранности до Вайлатуна, а дальшене мое дело. А вы бы предпочли остаться?
Да. И чтобы мои люди остались тоже. Не знаю, кто отдает вам приказы, хелет Донел, но цели безопасности Вайлатуна требуют, чтоб работы продолжались. Со своей сотней вы бы могли нам прекрасно помочь.
Упоминание сотни явно смутило заносчивого собеседника. На выручку неожиданно пришел Гийс:
Не время пререкаться, Хейзит. Все тебя ждут. Садись-ка лучше к Велле и поехали, пока не поздно. Смотри, какая погода. Будь сейчас солнце, как вчера, наверняка бы нас тут оставили с новой подмогой. А так сам посуди: никто понятия не имеет, что вокруг нас происходит. Может, от Пограничья сюда уже идут новые отряды этих как он себя назвал азвенеддом? А мы тут стоим и время теряем. Идем.
Когда Хейзит вскоре послушно усаживался в сани к радостно щебетавшей Велле, Гийс наклонился к нему с коня и шепнул на ухо, чтобы не услышали соседи:
Берегись его.
Оставалось лишь догадываться, что он имел в виду. Караван пришел в движение. Гийс выпрямился в седле. Сани тронулись.
Велла обхватила брата за плечи. Она видела весь их разговор со стороны и была благодарна Гийсу за то, что тот не дал Хейзита в обиду какому-то грубияну. Этот самый Донел разбудил их ранним утром, просунувшись в шатер и сообщив заспанному Гийсу, что нужно собираться. На вопрос, кто это был, Гийс закатил глаза и выразился крайне неопределенно, мол, большая шишка. Смысл этого выражения Велла поняла. Не поняла она только, почему «большая шишка» лично будит Гийса, который, как она могла себе представить, имел далеко не самый высокий чин. Они быстро собрались, вышли на улицу умыться снегом, но, обнаружив его вокруг в столь большом количестве, так растерялись, что забыли растолкать Хейзита. Велла бросилась помогать раненым, а Гийс пошел седлать коня. Она видела, как Донел перебросился с ним несколькими фразами, кивнул, махнул рукой и вскочил в седло. Гийс скоро отыскал ее, а все дальнейшее только что благополучно разрешилось.
Хейзит понуро молчал. Смотрел по сторонам, стряхивал с себя и сестры снег, зевал, изображая внутреннее спокойствие, но взгляд его серых глаз оставался напряженным и сосредоточенным. Велла улыбалась ему, подбадривая, порывалась вовлечь в разговор о приближающемся доме, о том, как будет рада мать, завидев его с кухни, и, в конце концов, спохватившись, вынула из-за пазухи красиво вышитый сверток, в котором оказались две хлефы, сладкие ржаные булки с запеченными сухофруктами и орехами. Мать обычно подавала хлефы с пылу с жару, зимой о них очень приятно было греть руки, откусывая пышные, подрумяненные бока и запивая горячим травяным отваром с клюквой, а сейчас они оказались чуть теплыми, но то было тепло тела любимой сестры, и Хейзит только тут сообразил, насколько же он голоден.
Ишь спасатели нашлись! говорил между тем сидевший впереди них пожилой дровосек в неказистой лисьей шапке, сплевывая на снег и поигрывая длинной рукояткой видавшего виды топора. Знаем мы, кого они спасают! Шкуру они свою спасают. Не стоять же им на морозе в ожидании неприятеля. Да и денежки на наших трудах сберегут, бедняжки. Нет работынет оплаты. А я на зиму еще толком не скопил
Да чего ты заладил, Тангай! оборвал его сутулый сосед и сухо закашлял. Кончай в волыну дудеть, надоел уже, добавил он, вытирая рукавом рот и оглядываясь через плечо на попутчиков. Языкастым ты на старости лет, вижу, стал. Помолчал бы.
У тебя вон, видать, все схвачено-перехвачено, Кас, нарочно повысил голос старик. А мне обидно. Я, может, потрудиться бы еще хотел, а они «давай, садись, поехали тебя спасать». А от кого спасать-то, братцы? От тех с ленточками, что ли? Так они драпака давеча вона какого задали. Все видели.
Все, да не все, хмыкнул Кас. Кое-кто из наших ничего больше не увидит. Им благодаря
Да иди ты, дуралей! Тангай угрожающе поднял топор, похлопал варежкой по лезвию и поставил на место. Война без гибели не бывает. Гибнут одни, гибнут другие. Ну и что с того? Все когда-нибудь помрем.
Раньше времени не хочется.
Ну и не хоти! А я тебе так скажу: не нравится мне все это, очень не нравится.
Что на сей раз?
Хорошо еще, что дружка моего не отобрали. Тангай тяжело опустил кулак на рукоятку топора. Я-то ведь с того дня, как мы Локлана спровадили, все жду, когда за нами придут
Да тише ты, полоумный!
Сутулый, вероятно, скорчил страшную рожу, потому что старик посмотрел на него и гоготнул:
Кас, не морщись, как в отхожем месте! Бойся врага, который далеко, а не того, кто близко. Надо будет, я за себя еще постою. Не на того напали. Как думаешь, доплыли они?
Воспользовавшись молчанием Каса, Хейзит подался вперед и вытянул между обоими собеседниками руку со второй булкой.
Угощайтесь.
Эвона какой щедрый нашелся! Тангай только сейчас удостоил соседа взглядом, и Хейзит заметил во влажных глазах старика интерес, тщательно скрываемый за деланым равнодушием. Э, да не ты ли наш гончар главный! А я тебя и не приметил. Он первым взял угощение, подумал, разломил и отдал меньшую половину Касу. Куда путь держишь?
Вперед. А вы?
А и мы вперед, прищурился Тангай, жуя хлеб и изучая нового собеседника. Неизвестно, к каким выводам он пришел, однако продолжил вполне дружелюбно:Прекрасная погодка для санных прогулок, не находишь?
Так это вы для Локлана делали этот, как его
плот?
Да, точно.
Нет, не мы.
То есть?!
А вот то и есть.
Откуда тогда слово «плот» знаете?
Кас, ты такое диковинное слово знаешь?
Не-а
И я не знаю.
Не думал, что дровосеки такие хитрецы и мастера придуриваться, съязвил Хейзит. Велла, у тебя еще хлефа есть?
Нет.
Даже если бы была, не давай им больше.
Тангай расхохотался. Кас последовал было его примеру, но закашлялся.
Почему ты думаешь, что это твоего ума дело, приятель?
Потому что, вита Тангай, на том неизвестном вам плоту уплыли мои хорошие друзья. И я о них беспокоюсь.
Напрасно.
Почему?
Потому что штуковина, как бы она там ни называлась, получилась на славу. Скажи, Кас. Я бы сам поплыл, да кто ж меня нынче возьмет. А, красавица? Это уже относилось к Велле, которая с любопытством наблюдала за их странным разговором со своего места. За булку благодарствую. Если бы не мужик твой, уж я бы проверил, какие у тебя там еще булочки есть! Да не бойся, я ласковый.
А я тебя, старого, и не боюсь, в тон ему ответила Велла, косясь на покрасневшего уже явно не от холода Хейзита. Если не мой брат, так другой кто-нибудь тебе голову с плеч снесет. Помяни мое слово. И она нежно улыбнулась.
Тангай поперхнулся. Кас продолжал сидеть к спутникам напряженной спиной и делать вид, что увлечен неразличимой за снегом дорогой.
А если хлефы мои понравились, так заходи к нам в гости, как ни в чем не бывало продолжала Велла. Таверну «У старого замка» знаешь?
Слыхал
Ну вот и приглашаю на огонек.
Тангай задумался, переводя взгляд с брата на сестру.
А случаем работенки у вас для дровосека вроде меня не найдется? Я и дровосечить, и плотничать умею. Что, нет?
Расскажи, как плот на Бехему спускали, вместо ответа попросил Хейзит. Локлана видели?
Не, самого не видели, буркнул Тангай, делая вид, будто не чувствует острый локоть Каса. Мы как все закончили и плот на воду положили, нас сразу по домам распустили. Молчать велели. Это мы потом сообразили, для кого все делалось.
Не ври.
Чего?
Не ври, говорю. Хейзит смотрел на старика прямо, не моргая и не обращая внимания на падающий на ресницы снег. Не могли вас раньше времени отпустить. Вы бы тревогу подняли. Значит, Локлана и тех, кто был с ним, наверняка дождались, а может, еще и от берега отталкивать плот помогали. Так было?
Выходит, что так, сразу же сдался дровосек. Ты это узнать хотел?
А еще такой плот сделать сможете, если понадобится?
Да нехитрая это в общем-то затея Только тебе-то зачем? Следом поплывешь, что ли? Напрасно, приятель. Поживи еще. Тангай повернулся на месте и сел лицом к собеседникам. Сапоги у него были ладные, прочные, но для зимней погоды неподходящие. Или ты в бега надумал податься?
Это он произнес приглушенным голосом, будто только сейчас вспомнив, что впереди сидит занятый своим делом возница. Топор в его рукавицах замер и лег поперек коленей.
Еще не решил, честно признался Хейзит. Да, похоже, все к тому идет. Мне показалось, ты тоже это понимаешь, хоть и дурачка из себя пытаешься строить. Куда нас сейчас везут? Кто знает?