Волшебная реликвия - Михаил Костин 19 стр.


 О преображении.

 Преображение? Что это значит?

 Превращение. В более высокую форму. Вас ожидает прекрасная судьба.

 Превращение? Во льва?  ухмыльнулся Правитель.  В горного орла?

 О, вас ждет более прекрасная судьба. Вы правы, новая форма по-своему крылата, возвышенна. Но это особые крылья  Астролог задумался, словно вглядывался вдаль.  Желтые, блестящие, с капельками изумруда и в то же время невидимые.

 Невидимые крылья?  удивился Правитель.  Это как?

 Метафора, государь. Крылья духа, крылья мудрости, крылья спокойствия. Мудрость змеи, оскал льва, взгляд беркута.

О том, что звезды показали желтоглазую змею на четырех коротких зеленых лапах и вовсе без крыльев, астролог умолчал.

 Да, мудрости,  повторил он.  И спокойствия.

 Хотелось бы тебе верить.

 Я здесь ни при чем. Это звезды.

 Хотелось бы верить твоим звездам. А старый колдун, что не вылезает из своей ямы, говорил мне как-то, что роковую роль в моей судьбе сыграют три простых парня и какая-то птица в клетке.

Астролог вновь побелел.

 Три простых парня?  переспросил он шепотом.  Птица? В клетке?

 Да. Смешно, но меня это почему-то волнует.  Правитель медленно провел рукой по лбу и впал в минутную задумчивость.

 Полагаете, это связано с поисками Сферы?  осмелился спросить астролог.

 Сфера? Ты говоришь о небесной сфере. Да?

 Нет, нет, я имею в виду реликвию, о которой в последнее время говорят.

 Реликвия?  Правитель вздрогнул.  Почему реликвия?

 Я знаю, что этот таинственный предмет разыскивают молодые люди. Это не удел стариков.

 Удел стариков?  Правитель брезгливо сложил губы.  Как неприятно ты выражаешься.

 К вам это не относится, мой Правитель.

 Реликвия! Опять этот хрустальный шар?

 Я предупреждал, что эта задача требует внимания.

 Не могу сказать, что мы обошли ее вниманием. Как раз на днях приходили ученые люди и говорили, что подобные поиски по плечу только людям, знающим и понимающим Каббалу. Эту древнюю и загадочную науку.

 Каббалу?  Лицо астролога вытянулось.

 Тебя это удивляет?

 Откровенно говоря, да. Откуда эти люди?

 Из какой-то дальней страны. Путешественники и мудрецы. С седыми бородами и глубоким взором.

 Глубоким взором?  Астролог хмыкнул.  Они предлагали свои услуги? Показывали какие-нибудь свитки?

 Откуда ты знаешь? Да, они развернули свитки с непонятными текстами и намекнули, что ключом к расшифровке владеют только они. Показали схемы и рисунки. Довольно любопытные.

 И вы поверили?

 Ну, не такой уж я доверчивый человек.

 И просили денег для продолжения работы?

 Само собой.

 Боюсь, что к вам приходили самозванцы. Жулики.

 Из чего это следует?

 Держу пари, они вам намекали на упражнения с хитроумной цифирью, толковали о темных тайнах, которые нужно открыть и понять. Ведь так?

 Примерно.

 К настоящей Каббале это имеет косвенное отношение. Если вообще имеет.

 Вот как?

 Да. Подлинная Каббалаэто учение о том, как достигнуть света в душе. Как направить самого себя к всеблагому источнику. Как осмыслить цель творения и как приблизиться к Творцу. Какое это имеет отношение к герою, который надумал завоевать весь мир? Разве есть у него время думать о душе? И о какой-то иной цели, кроме той, что он перед собой поставил?

 Хм!..  отозвался Правитель.

 Для человека, напрягающего все силы в смертельной схватке, Каббала вредна. Она нечто вроде успокаивающего снадобья. Она пытается раскрыть человеку смысл жизни. Она описывает то, что происходит только в высшем мире. Говоря о том, что наш мир сотворен, она ставит вопрос о глубине источника и высоте подъема духа. Она призывает к миру, к братскому союзу, к очищению сердца. Разве это то, что вам сейчас нужно?

 Ты прав, это не совсем то, что мне сейчас потребно. Когда я завоюю мир, вот тогда Тогда и наступят покой и благоденствие. Кифары и флейты зазвучат с холмов. Ягненок и лев вместе улягутся на поляне. Но сейчас рано думать об этом. Сейчас надо лупить по головам. Лупить! И побольнее!

 Да, конечно,  слабым, неуверенным голосом отозвался астролог.

 Ныне я твердо понял другое. Шар!  Правитель бросил на звездочета туманный подозрительный взгляд.  Ты не зря о нем вспомнил. Мне действительно нужен этот хрустальный шар. Очень нужен. Когда он у меня будет?

 Что касается тайных чисел и всяческой цифирито, разумеется, не вредно все это знать. За этими числами и на самом деле могут стоять важные тайны, опасные тайны. Но прежде всего надо смотреть на звезды,  сказал астролог.  Следует серьезно повозиться с небесными схемами, выполнить необходимые расчеты

 Ну хорошо. Иди, дружище. Беседуй со звездами, пока у тебя есть такая возможность.

«Что ты понимаешь в моем гороскопе, глупый человек?»думал Правитель, глядя вслед астрологу. Правитель знал то, чего не знали другие. Он намеренно переврал дату своего рождения, отодвинув ее почти на год, чтобы сбить с толку дотошных астрологов и ловцов чужих тайн. Вся страна чествовала его вовсе не в тот день, в который он родился. «Мою точку асцендента хотите знать? Восходящий градус? Кукиш вам, а не градус. Составляйте свои глупые карты, меня вам в эти сети не поймать. Черная магия будет посильнее вашей звездной цифири».

Но Правитель не знал, что астролог уже проделал обратные расчеты, косвенным образом, но довольно точно установил подлинную дату рождения вождя империи и составил новый гороскоп. Составил и ужаснулся.

Глава 20Неприкосновенный запас капитана Резотто

В трюме по-прежнему было темно и тихо. Иногда слышно было, как где-то выше голов пленников волны скребутся о борта каравеллы.

 Смотрите-ка,  негромко сказал Галик,  а здесь качка ощущается меньше.

 Так и должно быть в трюме,  печально отозвался кок Диди.

 Эх, сейчас бы пожевать чего-нибудь!  вполголоса, как бы сам себе, сказал Валик.

Арик лишь вздохнул.

 Это ко мне вопрос?  поинтересовался повар.

 Нет, дорогой кок, не к вам,  церемонно ответил Валик.  Я понимаю, что вы сейчас не на своем камбузе.

 Да нет, мой храбрый друг, вопрос по адресу.

Кок тяжело поднялся, осторожно, натыкаясь на препятствия, добрался до стенки, идущей вдоль борта, и стал шарить по ней руками и даже легонько постукивать.

 Что вы делаете, друг мой?  спросил сержант, прислушиваясь к этим стукам.

Но кок, не отвечая, а лишь пыхтя, продолжал двигаться вдоль стены.

 Ответьте же, прошу вас.  По голосу сержанта было понятно, что он улыбается во тьме. Хотя поводов для улыбок, казалось бы, не было никаких.

 Капитан,  сказал кок.

 Что капитан?  удивился сержант.

 Капитан Резотто,  сказал кок.

 Не слишком вы многословны, мой друг,  сказал сержант.  Я и сам знаю, что покойного капитана звали Резотто.

 Он даже от меня держал в тайне

 В тайне? Он что-то держал от вас в тайне?  Сержант заинтересовался.

 Да,  тяжело дыша, сказал повар.

 И что же это?

 Сейчас покажу,  сказал повар. Вслед за его словами раздался негромкий треск. Потом еще.

 Вы что-то ломаете?  Теперь по голосу сержанта было слышно, что он начал что-то понимать.

 Ломаю.  Кок задышал еще тяжелее.

 Вы хотите нам что-то показать?  не унимался сержант.

 Хочу.

 Так показывайте.

Вместо ответа кок повернулся туда, где по его представлению, сидела девушка.

 Дорогая племянница нашего бедного капитана, ваша мартышка Базз с вами? Она здесь?

 Да, конечно,  ответила Сэнди.

Действительно, все это время обезьянка смирно сидела в темноте на каком-то ящике и не издавала ни звука.

 Вы можете прислать ее ко мне?

 Разумеется,  сказала Сэнди.

В следующий момент в три легких прыжка обезьяна оказалась около кока. Более того, он почувствовал, как она легко вскочила ему на плечо.

 Моя толстая рука не пролезает,  объяснил кок.

В темноте что-то происходило. Какое-то шуршание, возня. Потом раздался одобрительный возглас кока:

 Молодец! Умница! Ну и лапки. До чего гибкие.

 Я в этом не сомневался,  сказал сержант.  Мне знакомы повадки мартышек.

 Теперь могу показать,  сказал кок.  Впрочем, зачем показывать? Все равно вы не увидите, здесь хоть глаза выколи.

 Ну  протянул сержант.

 Зато можете почувствовать на своих зубах,  весело сказал кок.

 Вы сказали про зубы, кок?  с надеждой спросил Валик.

 Да, именно,  подтвердил кок.

Если бы в эту секунду пробился луч света, то пленники увидели бы, что кок Диди хитро и довольно улыбается.

 Так что будет на зубах?  осторожно спросил Валик.

 Так, ерунда,  сказал кок.  Сухарики, солонина, сушеные яблоки, чернослив, изюм Так, что тут еще? Сушеные бананы? Опять сухари? Да здесь на целый экипаж!

 Ура!  жарким шепотом прокричал Валик.

 Откуда это, Диди?  спросил сержант.

 Неприкосновенный запас капитана Резотто.

 Так вы знали про этот запас?  воскликнул сержант.

 Догадывался,  сказал кок. Теперь все, несмотря на тьму, догадались, что кок улыбается самой хитрющей улыбкой.

Уже через минуту все сосредоточенно жевали.

 А мне, пожалуйста, изюму,  послышался скрипучий голосок.

 Ох!  стукнул себя по лбу Галик. Он приподнял тряпицу и насыпал в клетку добрую кучку изюма.

 Спасибо, друг,  проскрипел попугай. Нельзя было понять, радуется он или обижается.

Еще несколько минут был слышен только хруст челюстей.

 Диди, моя Базз помогла вам?  спросила вдруг Сэнди.

 Еще как!

 Она заслужила сушеный банан?

 Не то слово. Базз, получай банан, и второй, и третий.

Было слышно, как обезьяна работает челюстями, уплетая бананы.

 Умница, мартышечка. Кушай.

Сержант повернулся на звук женского голоса:

 Мне рассказали, что вас зовут Сэнди, милая девушка.

 Да, можно сказать, что теперь это так,  прозвучал женский голос.

 Теперь?  удивился сержант.

 Теперь, тогда, снова теперь. Не удивляйтесь, сержант, время текуче. У меня всегда было много имен.

 Вот как?  Голос сержанта повеселел.  Это интересно. Расскажите.

 Что вам рассказать?

 Расскажите о себе.

 Что именно?

 Расскажите про свою жизнь.

 Боюсь вам всем наскучить.

Раздался нестройный хор протестующих голов

 Ну хорошо,  сказала Сэнди.  Слушайте. Деваться, как я понимаю, все равно некуда.

Все радостно задвигались, располагаясь поудобнее, и скоро затихли.

 Мы готовы слушать,  сказал Галик.

 Отлично,  сказала Сэнди.

 Эй,  раздался хрипловатый голос из клетки,  сними эту тряпку, я тоже хочу послушать.

 Да, конечно,  сказал Галик.

Часть вторая

Глава 21Рассказ девушки

Нас у матушки было трое. Три девчушки. Я была младшая. Мое имя родители составили из имен старших дочек. Поэтому они часто путали, называя то одно имя, то другое, а я научилась откликаться на много имен.

Отец был военный, он ушел на войну и погиб. Я была маленькая и почти его не помню. Мать выбивалась из сил. Как-то сосед-крестьянин поехал в большое село, где была церковь. И мать попросила его спросить у священника совета, как ей жить дальше, что делать. Потому что сил у нее почти не осталось. Крестьянин вернулся и вместо совета священника привез от него три тоненькие книжкикаждой сестренке по книжке. Причем, что странно, священник не сказал, какой дочери какую книжку. Он сказал крестьянину, чтобы тот раздал, как получится, а оно, дескать, само правильно выйдет. Старшей сестре Анне досталось чтение о том, какой великий подвиг оказаться в монастыре и денно и нощно молиться о спасении души своей и всех других людей. Средней, Марии, попалась книжка, в которой описывалась ранняя смерть. А мне попалась очень странная, но и очень интересная книжка о далеких путешествиях, о том, что иные люди, дабы исполнить цель жизни своей, уходили за моря и даже за океаны. И их обычно знали в разных землях не под их родовым именем, а под новым, которым их в новых краях нарекали. Я очень удивлялась и не могла взять в толк, какое это имеет ко мне отношение.

Но и мать не могла понять, как эти книжки должны облегчить ей жизнь. И тогда она сама поехала к тому священнику. А он ее только спросил: «Ты считаешь, что тебе трудно живется?» «Но ведь я не святая подвижница,  ответила мать,  я обыкновенная женщина». «А ты все же сходи в дальнюю женскую обитель,  сказал ей на это священник,  посмотри, как святые живут». И при этом добавил: «Смотри только, дорогой никуда сама не заходи и ничего ни у кого не проси. А кто окажется свой, тот сам найдется».

Священника этого очень уважали, и мать не посмела его ослушаться. Она тут же собралась в путь с двумя младшенькими, а старшую оставила домовничать. Из еды у нас с собой почти ничего не было. Шли мы, шли и проголодались страшно. И стали просить у матушки, чтобы она спросила у кого-нибудь кусочек хлебца. Воду-то мы из луж пили, она была вкусная, но голод от нее не проходил. Матушка сначала нас не слушала, а потом не выдержала и подошла к окну одного богатого дома за милостыней. Окно все было в резных наличниках, очень красивое. А за окном хозяйка хлопотала у печи, а на столе лежал пышный теплый хлеб да пироги с начинкой. И пахло это все так вкусно, что мы через стекло запах услыхали. Но женщина в доме, выслушав мать, порылась на полке и достала заплесневевшую краюху хлеба. Мы отошли от дома, Мария разломила ее, и оттуда посыпалась черная горькая пыль. А матушка сказала, что вот, дескать, велел священник ничего не просить, а мы ослушались, и как худо вышло. Пошли мы дальше, ноги нас еле слушаются. И вдруг услышали стук в стекло. Смотрим, а за окном женщина нам машет. Подошли мы робко, а она уже на крыльцо выбежала и в дом нас зовет. Зашли мы в избу, а там тепло, светло и аромат какой-то необыкновенный. А хозяйка матушке и говорит: «Доченьки твои, поди, устали, дай-ка я им ноги вымою». И действительно, вымыла нам ноги теплой водой, а потом за стол посадила. И накормила нас всех таким сытным, таким замечательным обедом, что мы разомлели и даже плохо стали соображать, где это мы находимся и не снится ли нам все это. Но добрая женщина уложила нас спать, а утром на дорогу дала всякой снеди. Да еще при этом подсказала, в какой дом постучаться в следующей деревне. И мы пошли дальше. Так, при помощи добрых людей, добрались мы до дальней обители. А обитель эта была в дремучем лесу. И пошли мы по лесу, страшно нам стало. И вдруг из-за деревьев выбежали несколько отшельниц, да таких худых, да таких черных, что нас ужас пробрал. Но они оказались добрыми да приветливыми, страх наш развеяли, дали нам немного поесть, хотя у них у самих почти ничего не было, и даже предложили ночлег в лесу. Но матушка сказала, чтобы они указали дорогу в монастырь. И хотя уже спустилась темная ночь, одна отшельница вызвалась нас отвести. Мы не могли понять, как она видит в непроглядной черноте, как на стволы лбом не налетает, но она привела нас в обитель. Там нас очень по-доброму встретили, дали хлеба и кваса и уложили в теплой келье. А утром мать-настоятельница посмотрела внимательно и даже грозно на матушку и сказала: «Вижу, что старшую дочь ты дома оставила. Но это ошибка поправимая. Ты после причастия домой с младшими уйдешь, а старшую дочь, которую зовут Анною, к нам сюда пришлешь. И из нее выйдет настоящая служительница Господу Богу нашему». Матушка очень удивилась, откуда настоятельница знает имя старшенькой, но ничего на это не сказала и перечить не посмела.

«Видела, как трудятся святые подвижницы?»спросил матушку священник, когда мы вернулись. «Видела, святой отец»,  ответила матушка и больше на тяжесть жизни не роптала.

А потом как-то средняя сестренка попала в грозу, пришла домой вся мокрая, и до утра бил ее озноб. И две ночи она все металась в жару, а потом, на рассвете, взяла меня и матушку за руки, улыбнулась тихо и отдала Богу душу. Погоревали мы, погоревали, а делать нечего. А мать помнила наказ священника и даже не роптала. Ведь чему быть, того не миновать.

Когда мы остались вдвоем, матери стало полегче. Двоих-то прокормить проще. Иногда, развешивая выстиранное белье или копаясь в огороде, она даже напевала, правда, все больше грустное. У нее был чудный голос. А бледная ее кожа иной раз вновь вспыхивала красивым, почти что девичьим румянцем. Она ведь была у меня необыкновенная красавица. И когда свахи предложили ей нового мужа, доброго и надежного, она согласилась. Но человек этот оказался на деле и не добрым, и не надежным. Более того, он оказался человеком страшным. Как-то незаметно, исподволь он стал издеваться над матерью, что называется, пить из нее кровь. Он нагрузил мать непосильной работой, а сам целыми днями пропадал в местном шинке, откуда приходил пьяный и злой. И все чаще он начал поднимать на мать руку, браня ее за все мыслимые и немыслимые грехи. А особенно за то, что всякое отродье она на свет произвела, а ему родить сына или дочь не хочет или не может. Во время пьяной брани и побоев я забивалась в сарай, в уголок за дровами, и там тряслась от ужаса и от сочувствия матушке. Но чем я могла ей помочь?

Назад Дальше