Риото стал похож на заболевшего ветрянкой: красные пятна на лице под солнцем Эльгомайзы казались зелеными. Берни попросил перевести, Андрей пообещал: «Потом».
Пока Балабанов препирался с Риото на японском, Мишенька забрался на успевшую остыть (узор исчез) крышку люка и отплясывал на ней, изображая матросский танец «яблочко». У него получалось неожиданно здорово. Он что, учился танцевать? Катеринка и Надя хлопали в ладоши, задавая ритм, Мишенька выделывал коленца и вдруг исчез, не успев даже вскрикнуть.
***
Ы-ыыы! Да чтоб вас разорвало, срань галактическая! Не могли люк нормальный ур-рроды! Я камеру чуть не разбил послышалось откуда-то из-под земли. Потусторонний голос мог принадлежать Мишеньке, но с тем же успехом мог принадлежать встречающей стороне.
Контакт состоялся, объявил Лех, и все с облегчением выдохнули. Золтовски закрыл крышку люка, которая держалась на центральной оси. Когда Мишенька обеими ногами прыгнул на край, крышка встала на ребро вертикально, и специалист сопровождения рухнул вниз как мешок с картошкой.
Ну, кто будет следующим? спросил Золтовски, и не выдержав, захохотал звучным баритоном. Идиоты, мы все идиоты. А Ми́халу медаль за отвагу.
Поляк звал Мишеньку Ми́халом, на польский манер. Надя Кислова была для него Наджея, Катеринку он звал Катажиной, а капитанаА́нджеем, с ударением на первом слоге. На Золтовски никто не обижался, кроме Катеринки, которая не могла забыть «герцогиню Курляндскую».
«Двое из ларца, одинаковых с лица»
Никто из команды не предполагал, что Коржик способен на розыгрыши. Пирожные, которые он любил трепетно-нежной любовью гурмана, лежали в Петюниной каюте и дожидались своего звёздного часавсе шесть штук. Джеймс Кендал изъявил желание остаться с «больным».
Вы езжайте, а я пока карантинные боксы подготовлю. Неизвестно, кем вы оттуда вернётесь, сморозил Джимми, и Андрей потихоньку показал ему кулак. Джимми ухмыльнулся. У капитана отлегло от сердца. Дядя шутит. Шутки у него, однако.
Кэли и Леону Андрей собирался оставить на «Сайпане», не представляя, что будут делать био на чужом звездолёте. Андроморфы, кажется, обиделись. Андрей поразился, как умело они это изображали, и разрешил девчонкам поехать с ними. Ему не приходило в голову, что двадцать процентов родительских генов, оставленных нежизнеспособным эмбрионам в лабораториях Терра Медикал Корпорэйшн, поглотят синтетические ДНК и станут хозяйничать в длинноволосых головках биодевчонок, заставляя их думать и чувствовать, испытывать обиду и гнев, о которых их создатели не помышляли. Био становились опасны. Иными словами, они становились людьми.
***
На самом деле здоровью третьего штурмана мог позавидовать любой. В тот вечер, после чествования штурманского состава, Петюня постучался в каюту врача, с которым, по мнению штурмана, поступили несправедливо. В том, что никто из экипажа за четыре месяца полёта даже не кашлянул (исключая Мишеньку с его расквашенным носом), врач не виноват. А ему ничего не подарили. Как и Риото с Бэргеном. Этих двоих из разряда «он не пил, не курил, грубых слов не говорил» пирожные и выпивка не интересовали, на бассейн они зарабатывали упорным трудом в тренажёрном отсеке, а жевательная резинка у японца была своя, японская. Риото взял с собой несколько блоков и не делился ни с кем, кроме Бэргена. Якут однажды угостил Петюню, и тот запомнил вкусэфемерный, как аромат цветущих яблонь.
Биологу тоже не подарили жетоны, но они ему не нужны, подарком для него стала экзопланета. И работа, по которой Юозас тосковал долгие месяцы полёта. Врач же остался не у дел. Чувствуя себя крёзом, Петюня решил восстановить справедливость и отдал Кендалу половину подарочных жетонов и три из шести пирожных, купленных за те же жетоны.
Джеймс недоверчиво принял из его рук бумажный кулёк с жетонами. Разглядев, что внутри, широко улыбнулся. Через секунду он метался по каюте, звякая стаканами и роняя на пол ложки. «One minute, one minute»повторял Джеймс как заведённый, боясь, что гость уйдёт. Вскипятил воду в расписном глиняном чайничке, разостлал на столе бумажную скатерть, а на пирожные смотрел с таким вожделением, что Петюня почувствовал в африканце родственную душу. Этот не станет смеяться и издеваться. Стрескает все и глазом не моргнёт. Ещё Петюня подумал, что у корабельного врача на «Сайпане» не было друзей: дружба возникает, когда есть о чём поговорить, или когда людей связывает профессия. А о чём разговаривать с доктором, если у тебя ничего не болит?
Через пять минут они наперегонки уплетали пирожные, запивая чаем, какого Петюня ещё не пробовал. Чай был бордовым и странно густым.
Что за травки такие? Африканские? поинтересовался штурман, стараясь, чтобы голос звучал беспечно. Он подозревал, что травки у Кендала из самого сердца Африки, и кто знает, как они подействуют на аборигена Восточной Европы
Элеутерококк, огорошил штурмана Джеймс, Пациенты прислали. Между прочим ваши, с Дальнего Востока. Я вообще-то не в Африке живу, я из Айовы. И родился там. А на Африканский континент меня на каникулы отправляли, к бабушкам-дедушкам. Так что пей, не бойся. Элеутерококк поднимает тонус, зверски энергетический напиток. Джеймс назидательно поднял указательный палец. Так что ты не мели языком, а то проболтаешься, кэп придёт, отберёт.
Петюня энергично закивал, поскольку не мог ответить: Кендал угостил нового друга драгоценным запасом домашних печенюшек, каменных от долгого хранения и экзотически вкусных.
Бабушка твоя пекла? пошутил Петюня.
Бабушка. Только не помню, чья. У меня много родственников, всё племя. Имо. Люди имо все родные, нет чужих, мы все одна семья
Глаза у врача стали грустными, и Петюня, торопясь и обжигаясь горячим чаем, поведал Джеймсу о своём плане. Врач согласился участвовать, глаза у него загорелись, спектакль с болезнью Петюни эти двое сыграли мастерски, и теперь наслаждались, сложив вместе свои жетоны и потратив их на бассейн и пирожные. Пиво оба не особенно любили, а минералку автомат выдавал бесплатно, ледяную, щекочущую горло. Пей сколько влезет.
Они и выпилисколько в них влезло, и теперь валялись на горячем песке и слушали шум прибоя и гвалт крикливых чаек. Запись звучала вполне реалистично, Волокушин расстарался, солнечные жаркие лампы, прибой и чайки были частью эксперимента, о чём Коржик с Кендалом не знали. Как не знал и кэп, капитан, которыйчем дальше, тем лучше, высказался Петюня, и Джеймс был с ним полностью согласен.
Впрочем, в бассейн Кендал отправился лишь после того, как провёл расконсервацию карантинных боксов. Никто не знает, как встретит землян чужой звездолёт размером с футбольное поле. Никто не знает, какими они вернутся.
Они вернулись уставшими до полусмерти. Весь день они бродили по бесконечным коридорам чужого корабля, обмирая на каждом повороте и пугаясь звука собственных шагов. Леона и Кэли наделали на скорую руку бутербродов. Ужинали молча, и так же молча разбрелись по своим каютам и завалились спать. Общая апатия объяснялась, тем, что в «иноземном» звездолёте ничего не оказалось. Ничего и никого.
Часть 12. Кто в тереме живёт?
Дизайн
От центрального люка веером расходились туннели, соединяясь в дальнем конце дугообразными коридорами. Четыре из десяти оказались тупиковыми, и приходилось возвращаться к люку, чтобы попасть в следующий. Хозяева корабля не смогли улететь, они где-то здесь, и они безнадёжно мертвы. Никто не живёт две тысячи лет. Андрей поймал себя на том, что назвал чужой звездолёт кораблём. Потому что только люди могут построить такую махину. И улететь на ней в запредельные миры. И погибнуть. Инстинкт самосохранения могут побороть только люди, гомо сапиенс, человек разумный. Хотя какие же они разумные, если попёрлись чёрт знает куда и застряли здесь на две тысячи лет или на все пятьдесят.
Туннелей насчитали семнадцать, похожих один на другой. Потолок и стены были ребристыми, а пол, прорезанный изгибистыми неглубокими бороздками, назвать полом можно было условно, потому чтокак же по нему идти, если ноги через шаг застревают в этих чёртовых изгибах, потому что какой-то идиот нарезал борозды по ширине ботинка.
Это называется бороздить космические просторы. Не знаю, как вам, а мне здесь не нравится.
И какой идиот придумал такие полы?
Инопланетный идиот.
А зачем такой дизайн?
А чтобы щупальцами цепляться, когда ползут. Нам повезло, что они мёртвые, эти черви с присосками. Их рацион пополнился бы новым блюдом.
Почему именно черви? спросил Риото.
А ты подумай. Туннели-то круглые, в голосе Мишеньки звучало превосходство.
А-аа, «подумал» японец.
Воодушевившись, Мишенька пересказывал Риото фильм «Конец третьей планеты», который Риото не видел, он не смотрел ужастики, ему хватало их в дальнем космосе.
Не смотрел? Ты правда не смотрел? через слово спрашивал Мишенька и, получив в ответ утвердительный кивок, радостно рассказывал дальше. Фильм был про червей, размером как раз вот с такие туннели (Мишенька воздел руки к потолку, показывая размер), они приползали на звук шагов и поедали героев фильма, пока они не кончились. Герои, то есть.
Что было дальше, флегматично поинтересовался японец, когда Мишенька замолчал.
Как что? Ничего. Это всё.
Уже всё? Хорошо. А то мне страшно, издевался Риото.
Мишенька не знал, на каких планетах побывал японец и с какими жизнеформами он имел дело. Не знал, что такое экзопланеты класса «Х». Иначе бы не стал пересказывать боевому оператору детскую страшилку, которую во ВГИКе студенты «проходили» по истории кино.
Первой засмеялась Кислова, за ней не выдержал Андрей Бэрген лёг на пол и дрыгал ногами, так ему удобнее было смеяться. Золтовски хлопал себя по бёдрам, театрально взмахивая руками, и повторял на выдохе «Ах хах хах». Катеринка, которой Риото подмигнул и скроил рожу, демонстрируя, как ему страшно, заливалась колокольчиком. Мишенька смотрел непонимающе. Что с них взять, не смотрели фильм, вот и не испугались. А если бы посмотрели, не гоготали бы как звери.
Что вы смеётесь, я правда боюсь, подлил масла в огонь Риото. Вдруг они уже ползут?
Придёт серенький серый червячок и укусит за бочок.
Га-га-га Ха-ха-ха Не могу, умираю. Укусили
Меня укусил гиппопотам. От страха я залез на баобаб. И вот я тут, а нога моя там. Меня укусил гиппопотам!
Песню про гиппопотама знали все, последний куплет исполнили хором, смех подхватило эхо, унесло в туннель. Он гулял по коридорам и возвращался, когда они обследовали уже другой туннель. И горстке землян становилось не по себе.
По чужому звездолёту бродили целый день, каждый раз возвращаясь к центральному люку, чтобы не заблудиться в лабиринте ходов. Десять туннелей никуда не привели, но оставалось ещё семь.
Думаю, на сегодня хватит. Завтра пройдём остальные. А сейчас
Андрей не закончил фразу.
Возле входа в каждый исследованный туннель Кислова бросала бумажный платочек, чтобы не перепутать и не пройти ещё раз. Теперь у каждого туннеля лежали бумажные белые квадратики. Семнадцать туннелей, семнадцать квадратиков, машинально сосчитал Андрей.
Ну и как теперь узнать, где мы уже были, а где ещё не были?
Астрофизик привалилась к полукруглой ребристой стенке и медленно сползла на пол. Бэрген присел перед ней на корточки, подул в лицо, пощёлкал пальцами. Надя открыла глаза, потёрла их кулаками. Зевнула. И замерла, принюхиваясь к чему-то.
Шаман! восхитился Риото.
Что за резинка? спросила Надя, как ни в чём не бывало.
Называется «Цвет яблони». Мне Риото перевёл. Толстые губы Бэргена выдули розовый пузырь жевательной резинки. Пузырь лопнул. По туннелю распространился аромат яблоневого сада.
Андрей против воли принюхался к запаху. Как пахнут яблони, когда цветут? Он забыл. А Надька дура. Сначала в обморок хлопнулась, теперь вот нашла о чём спросить. Головой не ударилась вроде, в обморок по стеночке сползла аккуратненько. А мозги вышибло. Хоть бы не навсегда, а то что мы без астрофизика делать будем
Это они нам дорожные знаки выставили. Проезд и проход запрещён, развязался язык у Бэргена.
Надя его не слушала, в десятый раз считала платки.
Они, оказывается, тоже пользуются одноразовыми салфетками «Клинекс». Однако, мы имеем дело с цивилизованными гуманоидами, выдвинул гипотезу Берни.
Ну и где они, гуманоиды?
А ты подумай. Нас испугались и попрятались. Три-четыре-пять, я иду искать, а если кто не спрятался, я не виноват!
Да замолчи ты, трепло! Нафигатор! сорвалась астрофизик. Как вы не понимаете?! В пачке десять платков. У меня было две, одна закончилась, вторая вот она, нераспечатанная А мы здесь бродим несколько часов или больше.
Последняя фраза не имела отношения к двум предыдущим, зато имела отношение к происходящему. Все молчали, осмысливая сказанное.
Формулировка «несколько часов или больше» привела Леха в восторг. Она очень подходила Кисловойастрофизику, работающему с межзвёздной и межгалактической материей, которая хрен знает что и хрен знает где. В сказки о физической природе звёзд штурман не особо верил, вот прилетим, там разберёмся. А без штурмана-навигатора до звёзд не долететь, будь ты хоть трижды профессором и четырежды лауреатом, подумал Лех.
Кислота пошла вразнос. Обратно полетим, в анабиозку её надо уложить. Отоспится и придёт в норму. Такое не всякий мужик выдержит, а она женщина. Хотя какая она женщина? Кислота она и есть, подумал помощник капитана.
Здорово она его уделала, подумал Мишенька.
Надо убираться отсюда, подумал Андрей.
Это может Может, и правда мои? Может, я три упаковки взяла? Уронила и не заметила, чужим голосом выговорила Надя.
Посмотри, как лежатстрого по центру, у каждого прохода. Если уронить открытую упаковку, платки ложатся хаотично, а они Даже если тут магниты хотя бумага не магнитится. Кто скажет, в чём тут дело?
Да дело-то житейское. Вытуривают нас отсюда, с вещами на выход, подвёл итог Бэрген. Все радостно заржали.
Ну что, ещё кружочек сделаем?
Может, нам разделиться? Тогда быстрее получится.
Нет. Разделяться не будем. Может, они только того и ждут, сказал капитан. И все как-то разом перестали шутить.
Мыслительный процесс
Катеринка шёпотом призналась Берни, что её уже не держат ноги. Навигатор вёл её за руку и нёс какую-то чушь. Золтовски не мог на это смотреть, не мог слышать, что ей легче, когда за руку, и что без Берни она бы умерла. Это он, Лех, должен держать её за руку. Господи, да он бы носил её на руках по всем туннелям, весь день, наплевав на силу тяжести в полтора раза больше земной, и был бы счастлив! А она улыбается Берни. А на него, Леха, даже не взглянет.
Дмитрий Волокушин, доктор психологических наук, профессор медицины и владелец контрольного пакета акций «Fluing Star» потратил целое состояние, профинансировав экспедицию из личных средств. Проигнорировав действующие Правила ОФК), он оборудовал дальник класса экстра-универсал всеми благами цивилизации. И предложил экипажу этот корабль-праздник в обмен на безанабиозный перелёт.
Анабиозные ванны ослабляли мышцы и тормозили мыслительный процесс. Компостировали мозги, как выразился профессор. Палка имела два конца: отказ от анабиоза сказывался на психике, со звёзд космолётчики возвращались ненавидя всё человечество и всерьёз требуя поселить их на необитаемом острове. Так что анабиоз был обязательным условием перелёта дальностью от трёх парсек.
Волокушин условие отменил. Он же не знал, что начнётся на корабле Или просто хотел проверить? Эксперименты на людях его конёк. Недаром его клиника называется «За гранью». Волокушин был, бесспорно, гением. Но даже гений не мог знать, что высокомерный сноб Лех Золтовски влюбится в Катеринку как мальчишка, и будет страдать все месяцы полёта, мучимый самой страшной больюболью неразделённой любви. Никто не мог предугадать, что глупышка Леона, которой бог дал гармоничное тело и красивое лицо, и не дал того главного, что делает женщину женщиной, что Леона постучится в каюту Кендала и спросит: «Что со мной не так?» И Кендал, не знавший, с кем он имеет дело, «замкнёт контакты» в её голове. Потому что медицина конца третьего тысячелетия стала такой лишь в конце третьего тысячелетия, а магия вуду существовала с древних времён, вне зависимости от того, считали её бредом сумасшедшего или неврозом навязчивых состояний.
Скелеты в шкафу. Джеймс Кендал