О том, что детство, даже непрожитое, это тоже энергия, и когда-нибудь она вырвется наружу, догадывался лишь Дмитрий Волокушин, непризнанный гений, владелец скандально известной клиники «За гранью». Точнее, скандально неизвестной, ибо попавшие туда космолётчики возвращались совершенно иными: восстанавливалось не только психо-эмоциональное здоровье, менялся характер, менялись привычки, и вместо нелюдимого, старательно избегающего какого бы то ни было общения гомофоба с тяжёлым взглядом и тяжёлым характером из дверей клиники выходил позитивно настроенный, жизнелюбивый и охочий до земных удовольствий человек, в котором никто не узнавал его прежнего.
О клинике говорили страшное: Волокушин проводил над людьми чудовищные эксперименты, диагностируя человеческий геном и «редактируя» гены, изменяя (заменяя!) митохондриальную ДНК и в конечном итоге генотип. Андрей знал, что это неправда, но не мог ни о чём рассказать. Ведь тогда бы все узнали, что Андрей Балаланов и Олег Бабанин один и тот же человек. Впрочем, так ли это? Олег жил в нём, временами напоминая о себе, но лидерство в этой двойке бессменно принадлежало Андрею.
Тирания как единоначалие
Андрей Балабанов, кличка Балабон, единственный на «Сайпане» имел статус уровня «G» (начальный класс, самый низкий). Пилоты класса «G» водят только транспортники с «экипажем» из роботов-погрузчиков и роботов-ремонтников. Капитан межзвёздного корабля с людьми на борту, будь то пассажирский лайнер или разведчик, должен иметь статус первого уровня (класса «А»). Это неписаное правило Волокушин проигнорировал и назначил Балабанова капитаном.
Андрей ни с кем не мог посоветоваться: это нокаутировало бы его рейтинг. Командир корабляморского, воздушного или звёздногоаприори лидер. Балабанов, который вовсе не был балабоном и рот открывал только в критических ситуациях, за полгода до старта обложился книгами и теперь знал абсолютно всё об инструментах управления (Андрей без колебаний выбрал иерархию) и о подходах к управлению (Андрей решил использовать все три: системный, ситуационный и процессуальный).
Оказалось, что науку управления людьми создали Конфуций, Платон и Аристотель. Балабанов решительно отклонил демократию и выбрал тиранию. С его-то экипажем. Лететь почти год, корабельные демократы передерутся в хлам и в конечном итоге устроят революцию. А этого Андрей допустить не мог.
Размышляя об экипаже, Андрей отдавал себе отчёт в том, что все, кроме Катеринки, вызывали у него чувства, весьма далёкие от позитивных. Не сходящая с лица гадливая ухмылка Петюни (Пётр Коржик, штурман-пилот, кличка Пряник, обязанности выполняет безукоризненно, свободное время проводит на камбузе). Болтливость медвежонка Барни (Бернард Барнс, помощник капитана, штурман-навигатор, не единожды выводивший корабль из зон притяжения коричневых карликов). Россказни Сёмы Рабиновича, от которых, как в детстве, хотелось спрятаться под одеялом. Дурацкие вопросы Мишеньки Перевозчикова, которые хотелось затолкать ему обратно в глотку.
Ненужность студента ВГИКа на корабле была очевидной. Несуществующую должность сопровождающего придумал Волокушин. Он же утвердил список экипажа и оклады. Мишин оклад впечатлял и возмущал одновременно: две с половиной тысячи долларов в день. Полгода туда, полгода обратно, плюс непредвиденные два месяца (Волокушин предупредил, что не оплатит, и вписал в контракт соответствующий пункт. Вот же сволочь!). Триста шестьдесят пять дней в пересчете на доллары это девяносто одна тысяча, то есть почти миллион. И ещё столько же, если по возвращении Миша сделает фильм. Если, конечно, вернётся.
Миша неколебимо верил, чтовернётся, иначе просто не может быть. Ему девятнадцать, впереди у него целая жизнь, и прожить её надо с миллионом долларов в кармане. Будущий миллионер валялся на кровати с «Солярисом» Станислава Лема, воображая себя Крисом Кельвином, любезничал с Кэли (которую, начитавшись Лема, звал Хари) и доводил до бешенства Леону (которая по понятным причинам бешенства не испытывала, но мастерски его изображала: биолюди умели развлекаться). В свободное от книжки время он слонялся по кораблю, иногда включая камеру. Но больше глазел по сторонам. И с этим ничего нельзя было сделать
Мишино безделье было, впрочем, обоснованным, его работа начнётся на экзопланете, как и биолога Юозаса Киндзюлиса. Дебилизм Юозаса, который не слышит, когда к нему обращаются, потому что всё время о чём-то думает, раздражал капитана чрезвычайно. Юозас жевал свои мысли как корова жвачку. Ему бы на хуторе сено ворошить да навоз разгребать! Но с «хуторянином» приходилось мириться: единственный биолог на корабле, лауреат Нобелевской премии и гордость Литвы. Достала его эта гордость! Вот как дам сейчас по башке Может тогда «светило биологии» проснётся.
Эй! Андрей потряс биолога за плечо.
Na kas dar? вскинулся Юозас. Tai ne mandagiai, pazadinti zmogu kai jis miega!
Если бы Андрей знал литовский, он бы вскипел («Ну что ещё? Невежливо будить человека, когда он спит»).
Просыпаемся, заканчиваем думать и начинаем работать, зло сказал Андрей. И тут же ему стало стыдно. Работа для биолога начнётся, когда «Сайпан» коснётся планеты посадочными гравилентами. Вот тогда Юз будет работать как проклятый, и днём и ночью, и всю обратную дорогу, весь перелёт. Другие будут спать, а Юозасколдовать над образцами, разбивая на элементы, выделяя составляющие, определяя атомную плотность, расшифровывая молекулярные соединения ичем черт не шутит! экзопланетные чужие ДНК. Конечный результат экспедиции напрямую зависит от Юозаса. Это, пожалуй, самый ценный специалист из всего экипажа. И наверное, нельзя так с ним Андрей уже собрался извиниться, когда увидел на лице Юза виноватую улыбку:
Простите Заснул нечаянно.
Значит, в самом деле спал. Безобразие!
Инженер Кин Кинд Киндъюлис Вот дёрнул же чёрт обратиться по фамилии, которая не запоминается, хоть стреляйся!
Киндзюлис, без улыбки сообщил Андрею биолог.
Андрей машинально извинился. И рассвирепел. Эта флегматичная свинья ухитряется спать, когда все чем-то заняты, и он же перед ней перед ним то есть, извиняется.
Бортинженер Киндзюлис. Сейчас идёте в камбуз и чистите картошку. До посинения. У них там картофелечистка сломалась, починить никто не может, механик у нас только сказки рассказывать умеет. (Зря он так. Рабинович космомеханик от бога, перед ним трепетали все высокоточные приборы на корабле, «таки картофелечистка в оный список не входит, я не виноват»)
Андрей удовольствием наблюдал, как у биолога изменилось лицо. На камбузе хозяйничали Кели Конорс и Леона Лин, андроморфы последнего поколения в обличье симпатичных девчонок, за особенности характера прозванные корабельными стервами. Почти люди с почти неограниченными возможностями. Хотя насчёт возможностей можно поспорить Справиться с картофелечисткой био не сумели, и приходилось каждый день отряжать на камбуз помощников.
Андрей скрипел зубами. Экипаж космолёта Цирк, балаган, комедия. А не сплочённый и нацеленный на выполнение задачи коллектив. Утешало одно: Юозасу сегодня достанется
Инта Игрек. Час прощания
Они не ожидали, что прощаться со староверами будет так больно. Со слезами на глазах, с последними пожеланиями и напутствиями, со словами «простите нас», на которые колонисты традиционно отвечали: «Идите с миром». Они не помнили зла.
«Бенетнаш» поднялась в чужое небо на магниэновых двигателях и делала традиционный прощальный облёт планеты, когда огромная волна вздыбила океан, в мгновенье ока похоронив под собой один континент и неумолимо приближаясь ко второму, гостеприимно принявшему переселенцев с Земли.
Когда внизу замелькали белые вспышки молний и рыжее лохматое пламя лесных пожаров, экипаж дружно потребовал посадить корабль. Но Андрей (тогда ещё Олег) воспротивился: эн-поле не позволит приблизиться к кораблю двое суток. Которых у них не было. Волна придёт раньше.
Андрей понимал, что колонисты не станут ждать, в панике побегут к кораблю и встретят мучительную смерть. Андрей знал, как убивает эн-поле, скручивая ещё живое тело немыслимыми узлами, сплющивая мышцы и кости и причиняя чудовищную боль. Он не мог этого допустить.
И молча наблюдал, как суммарная гравитационная сила восьми планет убивает Дионисию. Молнии впивались в громоотводы домов и стекали по ним, превращая стены в бесформенные лужицы расплавленного камня. Реки исходили паром, в который превратилась кипящая вода. Колонисты умоляли бога о спасении, но бог остался на Земле и не мог их спасти. Взорвалась голубыми искрами, заполыхала трансформаторная подстанция. Вслед за ней занялись молодые деревца, бережно посаженные в тёплую землю, заботливо привязанные к колышкам. Поселенцы с немым ужасом взирали на синие ногастые молнии, которые неумолимо приближались. И наконец достигли домов.
Первым рванулся к переходному шлюзу навигатор. Кто-то подставил ему подножку, не придумав иного способа его остановить:
Идиот! Магниэны включены, тебя ж размажет в газетный лист!
Сам ты идиот! У нас же скафандры!
Скафандров пятнадцать, а колонистов четыреста пятьдесят.
До посёлка восемьсот метров, добежать всё равно не успеем
А-а-а-а Они же там горят! Они горят!! А мы
Маа-ма-а-а!! Это Гера Веденеев, самый молодой член экспедиции, кибербиолог. Это его биороботы возделали сады. Построили для людей надёжные и тёплые дома, способные пережить зиму, если вдруг на Дионисии изменится климат и наступит зима. Посадили на дальней границе посёлка лесокнастоящий, земной, с дубами, берёзами, ёлками, земляничными полянами и грибным мицелием, заботливо зарытым в мягкую землю. Это его руками сколочены скворечники. Вполне возможно, что на Дионисии водятся скворцы, а неттак другие пернатые, которым понравится подарок землян Гера учил детей всему, что умел сам. Это последнее, что он может им дать. Он улетит, а они останутся здесь навсегда. Так пожелали их родители. Вот же чёрт Не живётся им как всем.
Дети провожали Геру почти до корабля и долго обнимали, прощаясь, и кто-то сунул ему в карман пакетик земных карамелек. Бесценный подарок.
В окне иллюминатора Гера видел, как падали в алую траву объятые огнём лошади, и ему казалось, что он слышит их предсмертные крики. Фигурки детей и взрослых вспыхивали оранжевыми цветками и исчезали, дома растекались горячими лужами расплавленного керамзита, молодые саженцы сгорали как спички. Парад планет обрушил на Дионисию свою мощь, наказывая изменницу, давшую приют чужакам. Инта Игрек оскалила зубы
Мысль об отсутствии на обоих материках экзопланеты крупных животных посетила Балабанова слишком поздно. Если бы он подумал об этом раньше! Если бы на Земле об этом подумали! Выходит, после последнего Парада планет, по часам Вселенной прошло совсем немного времени, если на Дионисии восстановились популяции только птиц и мелких грызунов Млекопитающим требуется больше времени. А им его не дали. Так же как и людям. Вот почему здесь нет людей!
Андрей (тогда ещё Олег) включил аварийную блокировку люков, и никому не позволил покинуть корабль, а на просьбу выключить магниэны ответил нецензурной бранью. Пламя Инты Игрек поглотит «Бенетнаш», как только будет снята защита эн-поля. А колонистов уже не спасти.
Последнее, что видел Андрейэто океан, накрывший материк сапфирой волной. С ним никто не разговаривал до возвращения на Землю. Как будто он был виноват, как будто мог что-то сделать. А он не мог допустить гибели экипажа и корабля. Ни при каких обстоятельствах. И помочь колонистам не мог.
«Бенетнаш», вернулась на Землю с сошедшим с ума экипажем. Сумасшествие заключалось в том, что они наотрез отказывались от полётов и все как один изъявили желание сменить профессию. Навигационный лист был тщательно стёрт, жёсткий диск не подлежал восстановлению, а спрашивать было не с кого: экипаж молчал, как в рот воды набрали.
Андрей не понимал, что с ним происходит: минуту назад он был на Эридане, под гибельным солнцем Инты Игрек, и не знал, кого винить в гибели колонистов. То ли их неуёмное стремление к самоопределению и открытую неприязнь к обществу. То ли Космическую Федерацию, разрешившую им покинуть Землю и таким способом избавившуюся от них. То ли религию, которая и в четвёртом тысячелетии была идеальным инструментом власти и величайшим заблуждением человечества, разделяя людей по способам ритуального поклонения мифическому существу, существовавшему лишь в человеческом сознании. Миф, убивший четыреста пятьдесят человек. Фетиш, из-за которого Гера Веденеев навсегда остался в клинике «За транью», не вернулся в земную реальность из страшной реальности Инты Игрек.
А Олег Бабанин вернулся. Полгода мозг отдыхал, избавленный от воспоминаний. Этой передышки Андрею (теперь уже Андрею) хватило, чтобы справиться с собой и не сойти с ума. И вот теперь блокировка отхлынула, как океанский отлив, обнажая острые рифы памяти Он вспомнил, как вёл звездолёт на ручном пилотировании, запершись в рубке управления наедине со своими мыслями. Наедине со смертью, которая была к нему немилосердна и не подарила небытие, которое казалось единственным выходом
Часть 6. Поведенческая компонента
Побочный эффект
Андрей начинал понимать Волокушина с его сумасшедшими идеями. С кораблём, в котором вместо анабиозного отсека бассейн, длинным эллипсом охватывающий помещение. В середине возвышался тропический островс зелёными пальмами из цветного металлостекла и светлым песком (настоящим), на котором так хорошо валяться под жарким «солнцем» и слушать крики чаек (настоящие, записанные на аудиотранслятор) и шум разбивающихся о берег волн. То есть, волн, понятное дело, не было, а шум был, и брызги былипрохладно-солёные. Настоящие.
Волокушин вовсе не был идиотически тупым в космоплавании, каким его пытались выставить члены совета директоров «Flying Star», уволенные новым хозяином. Получив неограниченную власть над компанией, главврач клиники «За гранью» продолжил эксперименты над людьми, теперь уже в дальнем космосе. Об этом кричали заголовки газет, разливались соловьями журналисты, получившие от бывших директоров компании щедрое вознаграждение.
Волокушин газет не читал и чувствовал себя преотлично.
Он игнорировал теорию, открыто смеялся над методологией, не оставляя камня на камне от инструкций и правил, вдалбливаемых космошколой в головы будущих звездолётчиков. Доктор психологических наук и практикующий врач преследовал только одну цель: чтобы его пациенты (коими автоматически становились все вернувшиеся со звёзд) оставались «за гранью» как можно меньше времени. Иными словами, чтобы «побочный эффект» был минимальным.
Андрею вспомнилась клиника, с экзотическим чёрным песком пляжей, океанскими приливами и отливами, невозможно красивыми закатами и невозможной свободой, которую профессор предоставлял своим пациентам
Волокушин не спрашивал у них письменного согласия на лечение, поскольку со звёзд его пациенты возвращались с деструктурированным сознанием, а на нет и спроса нет, любил повторять профессор в многочисленных интервью. Он говорил охотно, много и подробно, не раскрывая однако методики лечения. Впечатление, что профессор говорит ни о чём, то есть ездит по ушам, складывалось у журналистов не сразу, а когда понимали, что не получают никакой информации, им ничего не оставалось, как вежливо откланяться.
Если бы Волокушин рассказал, что его пациенты после процедур катаются на допотопных цепочных каруселях, "сплавляются" по километровому серпантину водяных горок, с удовольствием смотрят мультфильмы по сюжетам народных сказок и пылкие любовные мелодрамы, а по вечерам режутся в покер, потягивая ледяное пиво Да ему бы просто не поверили.
Ещё он мог бы рассказать о запредельном дайвинге в Марианской впадине для любителей экстремального отдыха (впрочем, любой отдых был экстримом для космолётчиков, пятнадцать лет прожившим в казарменном режиме закрытой космошколы), о походах в пещеру эпохи неолита с инструктором-спелеологом, о командных играх-квестах
Квесты имели у пациентов клиники бешеную популярность. Команда из трёх или четырёх человек погружалась в мир потрясающих антуражных декораций. Подземное метро, забытое людьми и триста лет живущее своей жизнью Пещеры с со старыми алмазными выработками и штольнями, ведущими неизвестно куда, по которым ходили самодвижущиеся вагонетки Таёжные дебри с оврагами и болотами, лешими, кикиморами, и прочей нечистью, справиться с которой можно было только вчетвером. Вывозившуюся по уши в грязи, чудом выдравшуюся из лап лешего и изрядно проголодавшуюся команду на последнем этапе игры ждали призы: усыпанные спелой земляникой поляны и кишащие рыбой озёра. Привязанные к колышкам лодки ждали победителей, здесь же сушились на распялках рыболовные мелкоячеистые бредни и лежали сложенные горкой спиннинги и новенькие лопаты: червей космолётчики добывали сами.