Только спросила уже вечером у бабы Нины, следуя сложившийся уже традиции:
Я там мимо парома плыла, знаете? Там островок еще крошечный совсем. И там такая белая штука, наподобие треугольной пирамиды. Вот что это?
А, знаю! Баба Нина отмахнулась так естественно, что Катя даже испугалась, что тайна наконец раскроется. То ж Алеха с того берега там ночует.
А что за пирамидка-то? продолжила пытать Катя.
Какая пирамидка? Нет никакой пирамидки, он лодку так сушит. Поставит на корму и сушит.
А зачем Катя проглотила «сушить лодку» и уткнулась в свой чай с брусникой и мятой.
Ты мне лучше оттуда привет передай, вот что! решилась наконец попросить баба Нина. Видно было, что собиралась давно, но стеснялась.
Так нас же по телевизору показывать не будут растерялась Катя. Она представила себе, как на стартовом столе они выходят из шаттла и тут она останавливается и, как в «Поле чудес», начинает:
Хочу передать привет бабе Нине из деревни Березки
А ты так передай. Как ступишь на не нашу землю-то, так и шепнипривет, мол, баб Нина. Я почувствую, мягко сказала та.
Катя кивнула.
* * *
Кате было двести тринадцатьесли считать по-земному. Вокруг нее были звезды, слепящие глаза каждым лучом. Она нажала кнопку на пульте, звезды мигнулии снова стали звезды.
Катя на миг испугалась, что ничего не сработало и ее сейчас разнесет в космическую пыль, но потом с плеском провалилась в теплую черную воду, и звезды разлетелись брызгами.
Перед отправкой в последний бой Пол вызвал ее к себекажется, одной из последних.
«Где бы ты хотела умереть?»
«Что за вопрос?»
«Подбираю координаты твоего маяка».
Давно поговаривали, что научникигде-то среди них был и Джек, давно постаревший, поумневший и уже не такой наивный, как раньше, докрутили наконец свое супероружие. Теперь все неудачные бои можно просто отмотать назад.
«Что за маяк?»
«Ментально-темпоральная связьдоставшиеся нам обрезки от супероружия. Подарок для самых ценных людей Землинажимаешь кнопку, и ты снова в том месте, где тебе было лучше всего».
«Зачем же умирать?»
«Потому что никто не верит, что оружие сработает как задумано. Скорееначнет отматывать время все быстрее и быстрее, пока не вернется обратно в точку Большого взрыва».
Звезды дрожали в воде, и звезды дрожали над головой. Катя знала, что все это ненадолго, что скоро волна от супероружия дойдет и сюда, свернет пространство, свернет времяи больше нигде не будет Кати, стрекота сверчков, тихого плеска волн и молчания неба. Но сейчас они были отдыхом от немых взрывов за иллюминаторами и истошного воя сирены.
Она сделала еще несколько гребков в парной июльской воде и подняла головузвезды впереди заслонял силуэт острова с тремя деревьями и едва различимым в безлунную ночь белым треугольником. Там молчали даже сверчки, и вода реки беззвучно толкалась в заваленный буреломом берег.
Кате вдруг захотелось наконец узнать, что же такое этот треугольник. Она поплыла быстрым кролем, то и дело срываясь на лягушачий стиль, словно уже вернулась обратно в детство, растеряв весь свой опыт. Но в тот момент, когда она уже хваталась за длинные космы травы на берегу
Вселенная вздрогнула
вздохнула
вывернулась наизнанку
и понеслась обратно, набирая ход, по пути промахнув мимо маленькой девочки с двумя заколками в виде божьих коровок, ржавым гвоздем царапающей на белом треугольнике маяка:
КАТR
Кухня-бар для своих (Амина Верещагина)
«Черт, подумал Верхушкин, какого черта они тут делают?»
За соседний столик уселись трое: долговязый игрок в неоновых трансферах последней модели, жмущаяся к игроку девицаеще более долговязая, чем он, и невнятный сморчок в длинном помятом плаще грязно-белого цвета.
Верхушкин уткнулся в столголая тетка с лицом жабы смотрела на него и призывно крутила бедрами.
Я не сдамся без тебя моя тонконогая цапля. Она открывала рот, и в ушах Верхушкина раздавался ее тягучий, низкий голос.
«Кто вообще это слушает?»Верхушин смахнул ее.
Вместо жабы появилась карта меню. Сушеная саранча в сахарной глазури. Дикая кошка со сливочно-горчичным соусом. Верхушкин старался не поднимать головы. Они не должны его тут видеть. Детоксицированные мухоморы 18+.
«В какой жопе я оказался?»Верхушкин прочел на топпере стола Кухня-Бар для Своих.
Маринованные огурцы с картофелем.
«Наконец-то! Хоть что-то съедобное». Верхушкин дважды стукнул оттопыренным пальцем по воздуху прямо над названием блюда.
«20 минут?!» Верхушкин поморщился и обновил таймер, надеясь, что это какая-то ошибка, но нет, таймер показывал 19:55.
Компания за соседним столиком тем временем что-то обсуждала. Лицо сморчка было наглым, с гиеньими глазами. Он медленно двигал губами, жевал их и бегал глазами, словно выискивал кого-то. Девица качала головойона, кажется, слушала песню жабы. Игрок постоянно перебивал сморчка. Он внушительно нависал над сморчком и что-то втолковывал ему, а потом снова выпрямлялся и ждал ответа.
Верхушкин вернул жабу. Она послала ему большое сердце и, положив руки на ягодицы, снова завертела задницей.
В это-о-о-о-ом мире без согласия я буду с тобой лишь и за тебя, глаза твои закрытые целуя Песня убаюкивала.
Верхушкин зевнул пару раз и снова исподлобья посмотрел на игрока и компанию. К ним уже подкатил официантвыстрелил на стол напитками в плотном цветном пластике и поставил перед каждым по коробке с едой. Игрок развернул палочки и принялся есть. Ткнул локтем девицу. Она наконец оторвалась от экрана и потянулась за выпивкой, мигом опрокинула полулитровый пластиковый цилиндр и взялась за второй.
Сморчок, выплюнув зубы, набросился на еду. Как же мерзко он елжевал с открытым ртом, перекатывал куски еды в беззубом рте и одновременно говорил.
Верхушкину было интересно смотреть на игрока. Как на редкую диковинку, нечто экстраординарное. Игроктемная лошадка. В реале его давно никто не видел и не хотел видеть, ради собственной же безопасности. Девица вообще походила на одну из местныхвидно было, что она знакома со всей этой кухней, и судя по тому, что губы ее двигались, а голова мелодично покачивалась в такт музыке, она знала жабью песню наизусть.
Каждый столик был защищен шумовым барьером, но Верхушкину не надо было слышать, о чем они говорят, достаточно было видеть губы говорящих.
Они заплатят миллионы, миллиарды, чавкал сморчок и крутил глазами, и это только начало.
В жопу деньги, медленно сказал игрок.
Он был раздражен, зол, агрессивен, но связан по рукам. Верхушкин знал это, считал с еле заметных движений лицевых мышцтут дрогнул уголок глаза, там слегка напряглась ноздря. Просто, как дважды два. Особенно когда ты изучаешь лицевые мишени и психотипы более тридцати лет.
Верхушкин быстро отвел взгляд от игрока. Ему стало не по себе, словно он случайно подглядел за кем-то в ванной или в постели. Одно дело, когда ты следишь за человеком намеренно, с мотивом, и совершенно другое, когда ты оказываешься свидетелем чьей-то личной жизни случайно, из праздного любопытства или по глупости, не сумев вовремя отвернуться. От этого порядочному человеку всегда немного стыдно и грязно. Да и потом, игрок не из тех, кто может простить вторжение в свое личное пространство.
Верхушкин посмотрел на часыКристина должны была прийти двадцать минут назад. Он решил, что дождется еды и, если Кристина к этому времени не появится, уйдет.
Главноепроскользнуть незаметно мимо игрока и его спутников. Верхушкину хотелось избежать неловкой встречизачем игроку знать, что он его видел? Да и сам Верхушкин не особо хотел светиться в городе. Мало ли у кого какие вопросы возникнут.
На таймере09:38. Время тянется медленно. У Верхушкина под ложечкой засосалоон не ел уже вторые сутки, с тех пор как с ним связалась Кристина. Первый день он просто не мог есть от возбуждения. Он мерил шагами свой апартамент, курил и искал аргументы. Потом вывел последние коины из кошелька в пасс и вышел из дома.
Последний раз он ездил в город лет пять назад. Тогда все только начиналось, и в городе еще было не протолкнуться. Верхушкин закрыл глаза. Черт, так приятно. Ни один симулятор не может точно воспроизвести эти неровные прикосновения ветра.
«Хоть бы пошел дождь», подумал Верхушкин. Но небо было ясным. Еще пара часов, и солнце выкатит в полную мощь. Он воспроизвел сообщение от Кристины. Время, адрес и ее голос. Мягкий, знакомый и чертовски холодный. Кристина предлагала встретиться в кафе на углу Красной Пресни и Пресненского Вала. В груди у Верхушкина что-то кольнуло. Они когда-то жили в тех краях. Кристина еще была его женой, а он еще не собирался становится локтомкто мог предположить, что все так развернется. У него было, конечно, предчувствие, что мир меняется, причем очень быстро. Но он и в самом страшном кошмаре не мог предположить, что все произойдет настолько стремительно. А что если Кристина все еще жила там? Она ведь могла себе позволить жить в городе.
Он захотел спуститься в метро, но оно оказалось закрытым. На прозрачной двери было написано: «Открыто с 8:00 до 16:00». Верхушкин развернулся и стал искать глазами хоть какой-то транспорт. Ни электробусов, ни такси. Как ему добраться до города? Мимо пронесся черный автомобиль с горящими фарами. Он почти полностью сливался с асфальтомтаким же черным.
Верхушкину никогда не нравилось это время сутокпредрассветное, со сгустками черноты в углах и под козырьками, с выглядывающими в рассеянном свете силуэтами и очертаниями, с редкими звуками, пугающими и тревожными. Он направился к пустой стоянке такси. Там висела табличка с номером телефона. Он набрал номер.
Десятый округ больше не входит в зону обслуживания, просигналил электронный голос.
Звонок отключился.
Верхушкин пошел к остановке. Расписание обещало первый автобус в 5:20 ровно через пятьдесят минут. За пятьдесят минут он, пожалуй, успеет дойти до восьмого округа и там взять такси до города.
То, что Кристина уйдет от него, это было предсказуемо. Ей всегда были нужны деньги, и когда он перестал зарабатывать их в достаточном для нее количествевсе решилось. И это было естественно. Ее естественная эволюция. Она стала шикарной женщиной. Верхушкин уже не вписывался в ее мир. Он занимал слишком много времени, слишком много душевных и эмоциональных сил требовалось вкладывать в него, а ей нужно было беречь их для себя, для того чтобы вырасти самой. Он понимал это и не осуждал ее. Он не вписался в новый мир, и несправедливо будет тянуть ее за собой туда, откуда можно и не выползти.
Он дошел до восьмого округа за час. Шел он быстро, нервно, желая как можно скорее оказаться в городе. Это нетерпеливое ожидание, страх опоздать, стыд от того, что он вообще согласился на эту встречуон догадывался, зачем Кристина ему позвонила, все это не дало ему как следует насладиться первой за долгое время вылазкой на улицу.
Он быстро прошагал невзрачные апарт-отели, стоящие один на другом, клочок зеленой зоны, темным пятном лежавший среди каменных муравейников, управление десятого, а потом и девятого округаих построили совсем недавно, кажется, они появились в тот же день, когда приняли новое административно-территориальное деление города. Это были иглообразные глухие здания с тонкой вертикальной полоской окон ровно посередине и световым пучком на самом верху. Вход в управление постоянно мигрировал, и невозможно было предсказать, где он окажется в ту или иную минуту. Как решали эту проблему работники управления, неизвестно. Но, видимо, у них был какой-то ключ или некая инструкция. Сто процентов, они что-то такое придумали.
Принесли огурцы с картофелем. Металлическая рука вынула из своего брюха блюдо и поставила перед Верхушкиным. Выглядело как кусок дерьма.
Игрок с девицей уже поели, а сморчок все еще вылизывал свою коробку, стараясь не оставить ни кусочка. Он выглядел отвратительно. Так же как и картофель Верхушкина.
Голод был сильнее, и Верхушкин воткнул вилку в эту странную массу. На удивление, еда оказалась гораздо лучше на вкус, чем на вид. И Верхушкин быстро, за пару минут умял все блюдо.
Кристины все еще не было.
«Не придет», подумал он. На самом деле он об этом думал, еще садясь в такси в восьмом округе. Что-то подсказывало ему, что Кристина просто в какой-то момент размякла. Может, где-то услышала про него или наткнулась на старую фотографию. А может, и просто так, с бухты-барахты, вдруг решила дать ему возможность снова почувствовать себя человеком, выбраться из своей норы.
«Дурак, Верхушкин бросил вилку и тарелку в утилизатор, идиот».
Игрок резко поднялся и посмотрел на Верхушкина. Верхушкин выругался про себя. «Только этого еще не хватало».
Он медленно кивнул игроку, пристально глядя на него в ответ. Тот по-прежнему продолжал смотреть в упор на Верхушкина, даже не на Верхушкина, а сквозь него.
«В игре», понял Верхушкин.
Трансферы игрока были напряженыказалось, вот-вот взорвутся. Верхушкин выдохнул и, воспользовавшись тем, что игрок его не видит, встал из-за стола и вышел из зала.
Он оставил в этой забегаловке последние деньги. На самом деле хорошо, что Кристина не пришла. Ведь он даже не смог бы ее угостить. Не то чтобы Кристина нуждалась в угощении или была старомодной, нет, просто Верхушкин уважал классику. И для него это было важно. Хоть в чем-то оставаться прежним собой. В каких-то таких, на первый взгляд незначимых ритуалах. Он ведь из-за этих своих правил почти перестал пить, потому что «классический» алкоголь было сложно достать, а то, что легко доставалось таким, как он, он пить не хотел.
Он стоял на углу Пресни и Пресненского Вала. У него оплачено еще пять часов в городе и кредитный запас на такси. Этого хватит, чтобы добраться до своей норы и продолжить умирать там. Город постепенно просыпался, солнце уже лупило по крышам домов, по улице скользил электробус. На секунду Верхушкину показалось, что он вернулся на пять лет назад. Он пошел вниз по Пресненскому Валу, решил прогуляться до второго округа.
Верхушкин думал о том, что город совсем не изменился, только выглядит теперь почти как декорация. Словно что-то важное исчезло, что-то сакральное. Как будто город потерял свою душу.
Москва и правда стала более холодной. Не климатически, хотя погода тоже сильно изменилась, а по вибрациям. Пропал драйв, движуха, энергетика, если так можно сказать. Что-то гнетущее возвышалось над городом и, казалось, полностью подчинило себе весь его ритм.
Дом 36. Он попытался войти в арку, но пасс не сработал и списал двадцать минут. Верхушкин посмотрел в окно квартиры на втором этаже, но не смог разглядеть ничего. Оно отражало улицу. Он опустил взгляд и увидел свое лицо в зеркальной витрине магазина на первом этаже. Он постарел, и в естественном свете это было особенно заметно. Лицо стало серым, сухим, под глазами чернели синяки, а на переносице треугольником расположились глубокие морщины. Еще была глубокая, тяжелая морщина между губой и подбородком, длинная и неровная на лбу, сеточка мелкихвокруг глаз. Все лицо его было каким-то помятым, несвежим. И сам он показался себе ветхим, устаревшим, отжившим свое.
Кристина скорее всего еще спит. У нее, наверное, такая же гладкая кожа и аккуратная улыбка. Он вспомнил, как она куталась в одеяло и просила чай, когда болела. Сейчас она, наверное, так себя не ведет. Он видел на камерахстрогую, подтянутую, другую. Первое время он искал ее каждый день, смотрел, скучал, а потом потом ее стало невозможно найти на камерах. Еще некоторое время он пересматривал старые записи, те, что успел сохранить у себя, а год или полтора спустя почти перестал. Только иногда возвращался к ним, когда совсем накатывало.
Высотка на Баррикадной была обнесена голографической стенойнастолько высокой, что та ее полностью закрывала. Машины, направляющиеся к высотке, исчезали под землей в паре десятков метров от нее и выезжали там же, когда покидали территорию.
Верхушкин переходил дорогу прямо перед съездом под землю, когда черная машина с острым капотом резко подрезала его. Окно опустилосьза ним была Кристина.
Саша? Она посмотрела на него, и в ее взгляде на мгновение появилось что-то теплое, но тут же исчезло.
Кристина?
Она сидела одна в коротком черном платье с высоким воротом. Волосы были собраны на затылке.
«Совсем не постарела», подумал он.
Ты почему тут?
Ты не пришла.
Садись. Кристина открыла дверь и подвинулась.