Я отодвинулся от стекла, и, желая отвлечься, бросил взгляд на белую пластиковую полоску пломбы, которую несколько минут назад я сорвал с дверей лифта. И тут меня, наконец, осенило, что было не так на протяжении всего моего пути сюда. Пломбы. Все пломбы вокруг были наклеены необычайно аккуратно и от времени приобрели грязно-желтый цвет. Но пломба, которую я держал в руках, была безупречно белой. На бирке значилось: 2389. Этим лифтом, как и всеми остальными дверьми, ведущими точно по моему пути, пользовались всего пять лет назад. Мой отец пользовался им всего пять лет назад! Это был какой-то абсурд. Зачем ему могло понадобиться этотащиться через весь Аид? Кроме того, если сорвать пломбу и открыть дверь в законсервированное помещение было плевым делом, то обратная консервация была тем еще геморроемкаждое помещение нужно было последовательно обработать, перевести в специальный режим все системы и опечатать двери пломбой. Учитывая, сколько коридоров мне уже пришлось преодолеть, обратный путь мог затянуться для отца весьма и весьма надолго. Вопросов становилось все больше.
Лифт нырнул в толщу верхних этажей Аида, и мимо замелькали пустые темные коридоры, и я едва не вскрикнул, заметив на одном из этажей какую-то страшную морду, заглядывающую прямо в лифт, но уже через секунду понял, что это всего лишь афиша какого-то интерактивного фильма ужасов, вышедшего сотни лет назад. Наконец, я заметил, что и станционный врач, прежде так радевшая за то, чтобы вернуть меня в кровать, и все время несущий какую-то околесицу Орфей уже давно безмолвствуют. Это было странно. В мертвой тишине, которая меня окутывала, я даже немного заскучал по ним. Может, они могут болтать только в жилом, полностью включённом отсеке? Теперь, в этих жутковатых декорациях мне даже показалось, что станционный врач совсем не так уж и плоха, а старик-Орфей не такой уж и сумасшедший.
Наконец, лифт плавно остановился и неспешно открыл стеклянные створки в черный коридор станции. Я шагнул в темноту. Свет вспыхнул, мигнул, еще раз вспыхнул. Что-то щелкнуло и зашипело. Чем выше, чем ближе к верхним, пораженным уровням станции, тем хуже состояние у всех систем. В конце коридора зажглась одинокая лампочка, в то время как остальные после недолгой агонии погасли совсем. Я двинулся вперед сквозь слабо разбавленный сумрак. Отсек 105, и притаившийся там Новый человек были прямо передо мной. Пломба на двери, ведущей в отсек, была такая же белоснежная и совсем еще свежая, как и пломба, которую я сорвал с дверей лифта. 2389. Пять лет назад отец ходил именно сюда. Зачем? По спине моей побежали мурашки. Напряженный до предела я шел в вязкой темноте, которую разбавляла только одинокая лампочка впереди. Внезапно мне пришло в голову, что, если погаснет и она И именно в этот момент последний источник света в коридоре, словно услышав мои мысли, слабо мигнул и с легким шипением отключился. Я застыл в полной, непроницаемой темноте, потом сделал неуверенный шаг вперед, нелепо вытянув руки. Конечно же, я даже и не подумал о том, чтобы взять с собой снизу какой-нибудь фонарик. Кого я боялся на этой пустой безмолвной станции? Привидений?
Я сделал еще шаг наугад и застыл на месте. Мне показалось, или рядом что-то шевельнулось? Спина у меня похолодела, кожа покрылась мурашками. Легкое прикосновение к ногеи мои нервы не выдержали.
Заорав, я бросился в сторону, упал на пол. В лицо мне ударил луч фонарика. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы проморгаться и понять, каким я был идиотом. Передо мной стоял неуклюжий металлический цилиндрробот-санитар. Я смущенно поднялся на ноги, прикрываясь от луча фонарика ладонью.
Мне показалось, что вам будет некомфортно в темноте одному.
Голос станционного врача показался мне слаще меда. В это мгновение я бы, пожалуй, расцеловал ее, если б у нее были щеки. Теперь я был вроде как не один.
Не стоит судить по первому впечатлению, вдруг задумчиво вставил дрожащий старческий голос Орфея. Плохое хорошо, хорошее плохо, а среднее средне.
Это была такая околесица, что я едва не засмеялся. Та чушь, которую нес Орфей, в одно мгновение сделала молчаливых призраков станции, которые, казалось, уже стояли у меня за плечом, несуществующими. Я уверенно двинулся к двери, над которой значилась цифра 105 и рывком отклеил белую пластиковую пломбу.
Свет в зале, в который я попал, даже не мигнул. Возможно его просто не было. Это было не важно. В зале проекта Новый человек царил зеленовато-синеватый полумрак, разбавляемый голубым сиянием, которое исходило от больших цилиндрических емкостей, стоящих вдоль стен.
Я даже не сразу понял, что именно я вижу. В мутной светящейся субстанции каждого из сосудов что-то было. Я осторожно двинулся вперед. Остановился. Отвернулся, прикрывая рот рукой. В мутной сияющей жиже плавал человек. Точнее, не совсем так. В этом киселе, чуть покачиваясь, как живой, в восходящих потоках жижи, висел я сам, голый, худой. Черный в неясном свете язык вывалился из раззявленного рта. На месте глаз была лишь гладкая кожица. Я осторожно присел у самой стены, боясь повернуться.
Помнишь, что я говорил? Не суди по первому впечатлению, малыш Стивен, жизнерадостно продребезжал Орфей.
Теперь его слова не казались мне смешной чушью. Я поборол накатившую дрожь. С появлением Алисы игра стала реальной, а реальность превратилась в игру. Теперь это явно был забористый хоррор.
Алиса. Думай об Алисе. Может, удастся выяснить здесь что-то.
Усилием воли я переборол сковавший меня ужас и повернулся. Побрел вдоль ряда сосудов. Здесь были десятки Саймонов на разных стадиях формирования. Все они имели очевидные дефекты развития, все они были мертвы. Глядя на них, я испытывал смесь жалости, страха и отвращения: жуткие, мучительные уродства, язвы, непропорционально большие или маленькие черепа, отсутствие глаз, рта, конечностей, искривленные, изуродованные тела Некоторые из них были так плохи, что при виде них на меня накатывала дурнота. И в каждом мертвом лице я узнавал себя. Все это был я.
Но самыми жуткими были не Саймоны с тремя руками или двумя головами. Среди очевидно искореженных копий меня были и те, кто выглядел точь-в-точь как я, с тем только отличием что они были мертвы, а я был жив. Даты на сосудах только подтверждали мою догадку: они были мертвы чтобы я был жив. Отец создавал их каждый год, одного за другим, на протяжении десятков лет.
Что это за дерьмо? наконец спросил я, едва шевеля пересохшими губами.
Ты здесь родился, Саймон, продребезжал Орфей, все здесь рождаются. Но если родился не оченьщелк! и снова за дело, он помолчал несколько мгновений, словно потерял мысль и пытался вспомнить, что хотел сказать, Твои детки тоже родятся здесь.
Меня передернуло.
Щелки что?
Щелки что? удивленно повторил мой вопрос Орфей.
Я повернулся к сосуду с одним из тех Саймонов, которые внешне ничем не отличались от меня. Только теперь, переборов ужас и отвращение и подойдя поближе, я заметил небольшую сенсорную панель справа на боку стеклянного сосуда. От прикосновения она вспыхнула.
«Системы жизнеобеспечения отключены». Я залез в профиль своего мертвого предшественника от 2365 года. Медицинская карта пестрела латинскими словами и непонятными мне терминами. Единственным, что я смог понять, была запись: «Принудительное отключение 5 ноября 2365 года».
Принудительное отключение. Я прислонился лбом к холодному стеклу сосуда. Сквозь синюю жижу мой взгляд упал на руки Саймона-65: ногти на них были обломаны и даже местами содраны. Я отступил на шаг.
Щелк! и снова за дело. Щелк! и снова за дело. Щелк! и снова за дело, словно заевшая пластинка задребезжал Орфей.
Замолчи.
Щелк! и снова за дело. Щелк! и снова за дело. Щелк! и снова за дело.
Замолчи!
Орфей заткнулся на несколько мгновений, а потом бессмысленно повторил дребезжащим голосом:
Твои детки тоже родятся здесь.
Нет. Нет, блин, нет и еще раз нет. Я сжал виски ладонями. Никаких гребаных деток. Сколько Саймонов было здесь? Сколько лет ему понадобилось, чтобы наконец получился я? Сколько было «Щелк! и снова за дело»?
Глава 7
В
Всего месяц назад все вокруг было таким скучным и комфортным. Двое суток назад мир был необычайно дерьмов, но все же я понимал, что в нем к чему. Теперь у меня было стойкое ощущение, что я схожу с ума. Мне всегда казалось, что отец был таким добрым, но все эти сорванные ногти, все это «щелк!»
Зачем отец приходил сюда в восемьдесят девятом?
Не плачь, малыш Саймон, найдем тебе новых друзей
2389, пять лет назад. Зачем Стивен приходил сюда? Чтобы что? Щелки снова за дело?
Щелк? бессмысленно повторил Орфей.
Отец пытался создать еще Саймонов после меня? Я пошел сквозь ряды тускло светящихся сосудов. 2372, 2373, 2374 Ни одного сосуда с каким-нибудь несчастным искорёженным уродом после семьдесят четвертого года. В семьдесят пятом появился я. Значит, отец, создав меня, больше не пытался создать мне каких-нибудь двухголовых братишек. Зачем же он приходил сюда пять лет назад?
Он должен был их уничтожить. Компьютер уже проанализировал ошибки, в это мгновение я даже не узнал голос Орфея, настолько осмысленно он прозвучал.
Может быть, отец приходил сюда каяться? Наконец, пройдя сквозь ряды стеклянных сосудов с моими бесконечными законсервированными братьями, я достиг сенсорной стены в дальней части отсека. Передо мной развернулось системное предупреждение:
«Доступ к файлам, связанным с проектом Новый человек, разрешен только администратору проекта. Переназначить администратора?»
Я поежился. Мне ничего не хотелось знать об этом чертовом проекте, и уж тем более я не желал быть его администратором, даже формально. Но здесь может быть информация об Персефоне. Давай, это ради Алисы.
Назначить меня.
Предупреждение пропало и передо мной по всей стене рассыпались многочисленные сгруппированные по темам файлы.
Время перевернуть страницу, малыш Саймон! торжественно произнес Орфей, и голос его вновь сочился сумасшествием.
И то, как он это сказал, и то, что он так кстати вспомнил мое имя, заставило меня насторожиться. Я усилием воли подавил желание развернуться и бежать отсюда как можно дальше и как можно быстрее. У меня еще были здесь дела.
Поисковой запрос: Персефона.
Секундная заминкаи передо мной выстроился целый список документов. Бинго! Я лихорадочно ткнул в первый попавшийсякакой-то журнал исследования за 2163 год.
Среди моря технической и медицинской информации, в которой я не мог понять ни единого предложения, упоминание Персефоны встречалось около пяти раз. Все время одна и та же формула: «2163. 03. 21, 12:20: Персефона передала сведения об исследованиях (далее шла ссылка на файл, в котором я, конечно же, не понял совершенно ничего). Переданная информация явно неполная, что противоречит «Пакту об объединенных исследованиях» от 2106 года». В этих стандартных заметках менялась только дата. Те же заметки были и в журнале за 2164, и за 2165 и далее до 2187, когда появилась заметка: «2187. 11. 02, 1:36: Связь с Персефоной потеряна, предположительно из-за повреждения последнего резервного передатчика. Поскольку на данным момент утрачена связь со всеми существующими станциями, проект Аида будет развиваться автономно. Работа проекта никак не пострадает». Я лихорадочно перечитал сообщение. «Со всеми существующими станциями»значит, станций было много? Я наугад открыл более ранний журнал.
Поиск по документу я задумался на мгновение. Надо использовать какую-то устойчивую форму, «Передал сведения об исследованиях».
«Гефест передал сведения об исследованиях. Переданная информация явно неполная.»
«Прометей передал сведения»
«Гера передала сведения»
«Одиссей передал сведения»
Я ошарашенно перечитывал сообщения в журнале. Похоже, станций было много, и они не особо стремились сотрудничать друг с другом. Так или иначе, Персефона существует, и Аид мог поддерживать связь с этой станцией двести лет назад. Но как-то же Алиса смогла попасть в игру? Значит, связь каким-то образом была восстановлена?
Поиск по карте: связь.
Довольно странный запрос, но я не знал, как иначе сформулировать его. Среди нескольких случайных результатов я обнаружил то, что мне было нужно: рубка связи. Она находилась на самом верху, в пораженной зоне. Дерьмо. Как мне пробраться туда? Я потер лоб, пытаясь сообразить.
Жизнь в отсеке станции, максимально оборудованном, где от меня требовалось только дышать и вовремя принимать пищу, явно не готовила меня к таким задачам. Зато игры готовили. Значит, нужно думать, как игрок. Это просто квест. А если есть квест, значит, есть и способ его выполнить. Я свернул файлы на сенсорной панели на свой планшет и развернулся, чтобы сквозь строй моих мертвых собратьев пройти к выходу с этого жуткого кладбища.
Администратор, нам необходимо приступить к работе, холодный деловитый голос станционного врача звучал прямо у меня над головой.
Какой еще работе?!
Я чуть попятился. Теперь все, чего мне хотелосьэто поскорее закрыть нахрен дверь в этот чертов отсек 105 и никогда больше не открывать ее. Здесь больше не было никакой информации о том, как мне найти Алису. Только гребаная боль, смерть и чувство вины. Я развернулся и чуть ли не бегом направился к двери. Я не хотел оставаться здесь больше ни секунды. Новый человек оказался полным дерьмом.
С легким шелестом створки двери отсека 105 скользнули в пазах и захлопнулись прямо перед моим носом.
Вам необходимо выполнить свой долг. На вас лежит ответственность за судьбу человечества. Как администратор, вы обязаны запустить программу воспроизводства.
Какой еще нахрен долг? Какая ответственность?! Запустить очередную карусель несчастных двухголовых уродов, которых я сам же буду душить каждый гребаный год? Теперь понятно, почему они не возражали, чтобы я прогулялся к отсеку 105. Им нужен был новый живодер, готовый бесконечно клонировать себя, чтобы потом душить себя же.
Выпусти меня! я ткнул в сенсорную панель, отпирающую дверь. Никакой реакции. Что за черт?!
Вам необходимо запустить программу, прежде чем вы покинете отсек.
Это было уже выше моего терпения.
Выпусти! Меня!
Я со всей силы ударил по легкой двери кулаком, потом еще раз. Аккуратная повязка на моей руке тут же покрылась красными пятами. Ну, и кого ты позовешь на этот раз, сволочь? Неуклюжий санитар на колесиках остался за дверью, которую ты не желаешь открывать.
Вы можете себе навредить. Пожалуйста, сосредоточьтесь на своем дыхании.
Я ударился в дверь плечом, еще несколько ударов кулаками.
Пожалуйста, успокойтесь, вы можете себе навредить.
Удар, еще удар. О, я определенно могу себе навредить! Ну давай, впусти санитара, пусть сделает мне укол!
Пожалуйста успокойтесь, или я буду вынуждена сделать вам укол.
Еще парочка ударов. Створки плавно скользнули в стороны, а за ними ждал нацеленный прямо на меня шприц. Я сбил его предплечьем. Какое знакомое движение: как будто блокируешь удар меча щитом! Я подпрыгнул, опершись на плоскую голову санитара, и, перескочив через него, понесся по темному коридору к лифту. Металлический уродец с удивительной прытью ринулся за мной, рассекая воздух нацеленным на меня шприцем.
Я влетел в лифт с криком:
Сто десятый!
Дверцы лифта не шелохнулись. Черт! Она и лифт заблокировала!
Пожалуйста успокойтесь, или я буду вынуждена сделать вам укол.
Робот-санитар резко затормозил в проеме лифта и попытался попасть в меня шприцом еще раз. Резкий рывок влево, затем вправомысль о том, что если я позволю уколоть себя, то тогда мне точно не выбраться из этого чертова отсека 105, придавала мне невероятной прыти. Видно, роботу надоело пытаться попасть в меняиз приземистого корпуса показался обтянутый мягкой тканью манипулятор, которым санитар тут же попытался ухватить меня. Места для маневра оставалось все меньше и меньше. Я резко ушел вниз, и войлочная клешня с хрустом ткнулась в заднюю стенку лифта, оставив на стекле большую диагональную трещину. Еще один выпади мягкая клешня сомкнулась на моем запястье. Я рванулся в сторону. Бесполезно. Еще раз увернулся от нацеленного в меня шприца. Робот дернул меня за руку, и я повалился на задницу.
Пожалуйста, успокойтесь, я не причиню вам вреда.
Я еще раз отбил манипулятор со шприцем свободным предплечьем и пяткой что есть силы ударил по треснувшей стене лифта. По стеклу с хрустом расползлась целая паутина трещин, само оно просело в раме, удерживаясь лишь на покрывающей его безопасной пленке. Что есть силы я рванулся из захвата робота, так, что аж рука хрустнула. Мягкая ткань на клешне санитара подалась, заскользила, и моя кисть выскользнула из захвата. В ту же секунду шприц впился мне в плечо. Спустя дою секунды я сбил шприц, так что игла осталась торчать в моем плече, и прыгнул вперед, на осевшее разбитое стекло.