И вернулся к рисованию. Нет, ну в самом деле, профессору не на что жаловаться, семинар из унылого обмусоливания безнадежной темы на глазах превратился в пламенную дискуссию.
Кто-то просто-таки рожден, чтобы преподавать. И лечить. И летать. И рисовать
Невидимые стороннему наблюдателю, по виртуальному монитору кундарба ровными рядами выбегали неотличимые друг от друга картинки.
Метроном. На черной матовой подставке. И потрескавшийся череп скалится неровными зубами, отсчитывая неслышный, размеренный костяной ритм.
Преподавать, лечить, летать, рисовать.
Очень хотелось убивать. Очень!
Было незачем.
Вольф, задержись, пожалуйста.
Снова Вольф, значит, да? Недолгой была немилость.
Зверь облокотился на кафедру, провожая взглядом выходящих из аудитории интернов. Они не наговорились, не поделились всеми мыслями, не выслушали всех, кого хотели. И понимали, что заваривается что-то еще. Что-то интересное.
Пронизанный солнечным светом воздух звенел от любопытства.
Никакой больше учебы на сегодня. Набьются в ближайшее кафе и продолжат семинар уже без чуткого руководства профессора Лейдера.
Зверю хотелось знать, до чего они договорятся. Вечером надо будет глянуть. Наверняка всё будут записывать и все выложат записи в сеть.
Гросивасыустройства для записи воспоминаний и текущих событийон оценил еще в Саэти, где они были, мягко говоря, непопулярны, а здесь мог бы, наверное, алтарь для них сложить. Бесценные приборчики. Этерунцы без них вообще себя не мыслят, тащат в сеть всю свою жизнь, чуть не поминутно, ничего не боятся, ни на кого не оглядываются.
Хорошие люди. Смелые.
Впрочем, им хватало своих проблем.
Не хотелось бы стать одной из них.
* * *
Профессор Лейдер давно определился с отношением к Вольфу фон Раубу. Практически сразу, как тот изъявил желание учиться именно на его кафедре. Коллеги крутили носами, или, выражаясь не столь приземленно, высказывали определенные опасения относительно непонятного новичка. Протекция ЭдФ, протекция Ринальдо де Фокса, протекция самого Тройнине многовато ли для одного инопланетника? Стоит ли связываться со студентом, за которым слишком внимательно присматривают слишком влиятельные личности? Лейдер же думал не о протекциях, он в первую очередь услышал волшебное слово «осаммэш», для которого не было полностью адекватного перевода ни в одном из человеческих языков, но которое знали все маги Сиенура.
Осаммэш. Дар, талант, чародейство, гениальность, если хотите. Все это вместенеобъяснимое, не поддающееся воспроизведению, данное богами. Боги, вроде бы, наделяли осаммэш всех, у кого есть душа, но не у всех получалось достойно распорядиться подарком. Шефанго говорили, что на бесконечном пути каждый когда-нибудь раскроет свой дар. На бесконечном путивозможно. А здесь и сейчас наделенных осаммэш людей и нелюдей набиралось не так уж много.
Относиться с подозрением к одному из таких только потому, что он привлек внимание себе подобных, это, знаете ли, расточительство.
Считалось, что недоверие вызвано отсутствием диплома и подтвержденного опыта работы, считалось, что коллег насторожило то, что неизвестно, с какой планеты родом Вольф фон Рауб. Но всем ясно было, что это не имеет значения. Космическая экспансия продолжалась сто пятьдесят лет, до некоторых планетных систем приходилось лететь неделями, колонизация совершалась быстрее каталогизации, и планет, неизвестных на Этеру, было куда больше, чем внесенных в реестры. Что же до образования и квалификации фон Рауба, так их подтвердил сам Тройни, и по этому поводу ни у кого не возникло никаких вопросов. Откуда бы взяться вопросам?
Нет, дело было именно в протекции двух де Фоксов и главы Удентальской клиники.
Что за странное свойство человеческой природыопасаться тех, кто наделен силой или властью, даже если испытываешь к ним искреннее уважение?
Самому себе Лейдер признавался, что и за ним водится та же странность. Но заполучить ученика с осаммэш, господа, да кто же в своем уме откажется от такой возможности? Особенно, если ученик сам тебя выбрал.
В клинике Тройни работали специалисты высочайшего класса, они же преподавали в учебном центре, и каждый руководитель отделения, кафедры, факультета считался лучшим в своей области. Для клиники в целом это было поводом для гордости, для профессурылишь констатацией факта. Лучшие из лучших, они учили тех, кто придет им на смену, и ученики, случалось, превосходили учителей. Правда, не задерживались на Этеру, улетали на другие планеты, где было больше возможностей для приложения умений и знаний. Лейдер же начал преподавать сравнительно недавно, за десять лет выпустил шестерых хороших психиатров Хороших. В том, что касалось распознавания душевных болезнейпросто прекрасных. Он гордился ими, их успехами, больше чем собственными. В распознавании болезней ученики обещали со временем если не превзойти его, так хотя бы стать не хуже, это же вопрос опыта и практики, вопрос времени, а времени у ребят достаточно и потенциал огромен. Но сам-то Лейдер считал основной своей деятельностью не диагностику, а возвращение душевнобольным возможности жить в обществе.
Не лечение было его призваниемне все болезни поддавались лечениюа восстановление социальных навыков, способности жить полной жизнью. Он помогал пациентам стать сильнее болезни. Там, где нельзя было излечитьпомогал исцелиться.
И этому за десять лет он, увы, не смог научить никого. Научить так, чтоб с гордостью думать о выпускнике, следить за успехами, обмениваться идеями и мыслями и видеть, какие прекрасные ростки дали посаженные зерна.
А тут вдругфон Рауб. Выразивший пожелание учиться на кафедре духовно-социальной реабилитации, учиться не на диагноста (а ведь к Лейдеру, несмотря на название кафедры, шли в первую очередь именно за этим), а на целителя. Таинственный инопланетник с подтвержденным осаммэш. Неудивительно, что Лейдер заинтересовался фон Раубом еще до знакомства. Преобладало в его отношении, конечно, любопытство, но любопытство благожелательное. Увидев же будущего интерна воочию, профессор понял, что даже если с обучением не заладится, с Вольфом фон Раубом стоило познакомиться хотя бы только из-за его внешности.
Не существовало его портретов, ни одного изображения ни на социальных ресурсах в сети, ни в официальных структурах, ни даже в документах, удостоверяющих личность. Какая-то особенность биологии не позволяла запечатлеть его облик гросивасом или с помощью светописца. Проявление осаммэш? Возможно.
Лейдер не знал, кого ожидал увидеть. Ему говорили, что фон Рауб похож на эльфа, что он, скорее всего, и есть эльф-полукровка.
Для людей несведущих так оно и было.
Но не для специалиста по распознаванию душевных болезней. Во всяком случае, не для специалиста, уровня Игоря Лейдера.
Внимание к внешности, навыки физиогномиста, были профессиональным требованием, ведь патогенез множества заболеваний имел прямое отношение к расовым особенностям. Высокомерие отдаленных потомков орочьих племен граничило с психопатией. Способность видеть в камне и дереве скрытые там образы (а порой и непосредственно духов) сводила с ума потомков гномов. Люди, в чьих предках были эльфы, слишком хорошо понимали животных, чтобы чувствовать себя нормальными. Немало пациентов, попадавших в клинику Тройни, были признаны здоровыми потому, что Лейдер выявлял в их внешности черты рас, для которых приведшие к врачу симптомы были нормой, а их отсутствие как раз и следовало бы рассматривать как признак болезни. Разумеется, этим пациентам все равно требовалась помощь, им нужно было научиться жить, принимая свои особенности, а в идеалепользуясь ими во благо себе и обществу.
И ни на кого из них фон Рауб не походил.
Человеком он, несомненно, не был. Лейдер решил, было, что его новый интернпредставитель какой-нибудь неизвестной на Этеру расы, но, делая мысленные наброски для того, чтобы впоследствии дать фенотипу словесное описание и попытаться зарисовать результат, понял, что описание-то уже есть. Давным-давно существует.
Вольф фон Рауб был шефанго.
Если бы существовали шефанго-полукровки, результат получился бы как раз таким. Однако шефанго несовместимы с другими расами. Иная биология, и, словно этого недостаточно, иные души, не имеющие ничего общего с душами обитателей тварных миров. История знала два случая браков между шефанго и людьми, и в обоих случаях дети не рождались на свет естественным образом. В одной семье ребенок стал результатом божественной воли, личным благословением Тарсе, во второйбыл выращен генетиками Анго. И тот, и другой были шефанго без намека на человеческие черты, во внешности ли или в психике.
В Вольфе фон Раубе, к слову, человеческой крови тоже не было. Больше всего он походил на метиса шефанго и эльфа. Такое же невозможное сочетание, как любое другое, в котором есть шефанго.
Профессор Лейдер, всегда сдержанный и тактичный, в тот раз не удержался на грани. Когда он понял, что не понимает, с кем довелось столкнуться, он задал прямой вопрос:
Эльрик де Фокс вам не родственник?
Ответный взгляд был полон такого изумления, что вопрос даже не показался некорректным. Вопросы настолько неуместные, некорректными быть не могут.
Сейчас Вольф фон Рауб смотрел, как интерны покидают аудиторию, а Игорь Лейдер смотрел на него. И думал, что за прошедшие три месяца загадок стало только больше. Внешность, ладно, боги с ней, с внешностью. Ну, вот такой шефангоневысокий, худой, с очень выразительной мимикой и глазами, в которых каждая мысль читается отчетливей, чем если б была высказана вслух. Да, не бывает. Но что делать, если есть? Так что внешностьладно. Но натура, душа, или что там у шефанговнутренний демон? тоже были полны загадок. И это естественно, внутреннее всегда сложнее внешнего, однако времени, чтобы составить хоть какое-то четкое представление о собственном ученике было предостаточно.
И все-таки ничего пока не получилось.
По документам Вольфу было тридцать. Он служил в армии, там и получил опыт, необходимый и достаточный для зачисления интерном в клинику Тройни. И, вроде бы, службой в армиинастоящей, ведущей боевые действияобъяснялось то, что порой этот молодой человек казался профессору гораздо старше заявленных тридцати. Но чем объяснить то, что так же часто Вольф казался гораздо младше? Выглядел он моложе тридцати, но для шефанго это нормально, они не стареют. Значит внешность снова ни при чем.
Так в чем дело?
В искренности и полном, абсолютном бесстрашии, свойственных, скорее семнадцатилетним. Когда возраст подходит к тридцати, привыкаешь оглядываться на других да, да, все так, но о каком бесстрашии можно говорить на Этеру, где никому ничего не угрожает? Откуда, вообще, эти ассоциации? Кто здесь неискренен?
Ну, хорошо, это неправильный вопрос, потому что полностью искренних людей просто не бывает. Во всяком случае, среди тех, кому больше семнадцати. Но кто здесь чего боится?
Никто и ничего. Так почему же выражение «не боится никого и ничего» кажется применимым только к фон Раубу? Чем, кроме внешности, отличается он от других интернов? Участием в войнах?
Лейдер приучал себя думать, что решение загадки именно в этом. Но он имел дело с ветеранами, вернул к жизни немало душ, пострадавших во время войн, и он прекрасно видел, что в случае Вольфа говорить о душевных травмах не приходится. Скорее уж, наоборот.
Спокойствие и смелость, искренность и рассудительность, доверие и острый, быстрый умВольф парень самодостаточный, самоуверенный и, да, счастливый. Тот редчайший случай, когда человека можно назвать счастливым без всяких оговорок.
Можно было.
В последний месяц что-то стало меняться к худшему.
* * *
Ты проделал большую работу, Лейдер подошел к кафедре, и Зверь выпрямился, глядя на него в упор, хотя, должен признаться, что предположения о внешнем магическом воздействии выглядят несколько неожиданно.
Зверь склонен был согласиться с наставником. Он сам, занявшись синдромом Деваля, никак не ожидал найти серьезное расхождение данных, между лечением в защищенных и не защищенных от магии помещениях. Это же не одержимость, хорошо уже изученная, и признанная единственным видом психического заболевания (здесь говорили «душевной болезни») доказательно наведенным извне.
Ну, так одержимостью и занимались не психиатры.
А с расхождением в данных тоже было не все просто.
Когда-то больных пытались защитить от магического воздействия. Когда-то! Почти две тысячи лет назад. Пользы от этого оказалось немного, и экранировать помещения от магии перестали, потому что это мешало лечению. Тут ведь без магии ничего не обходится, без нее вообще не живут. Но Зверьтварь внимательная, памятливая. И страшно любопытная. Он отметил, что в некоторых случаях эффект все же был, хоть его и списывали на погрешность. Он бы, может, тоже списал, если б не любопытство. А такзацепился. Задумался. И думал до сих пор.
Речь шла не столько о лечении, сколько о редуцировании симптоматики. В этих самых случаях, когда эффект был отмечен, но сочтен несущественным, удавалось снизить проявление клинических симптомов синдрома Деваля. Но в чем разница? Понятно, что в защите от психогенного воздействия, но что это за защита?
Найти ответ на этот вопрос, и станет ясно, с каким воздействием имеешь дело.
Я пока не настаиваю на своей правоте, напомнил он.
Да, профессор кивнул. И поговорить я с тобой хотел не об этом. Просто спросить. Мне показалось, ты чем-то встревожен. Вольф, ты, наверное, еще не знаешь всех наших неписаных правил, но клиника Тройни готова оказывать любую возможную поддержку и сотрудникам, и учащимся. Всем. Тем более тебе. Не потому, что за тобой стоят де Фоксы, а потому, что ты сам представляешь ценность. Лейдер улыбнулся, прищурившись:даже, не побоюсь этого слова, большую ценность.
Вспышка злости была мгновенной. ОжидаемойЗверь бесился всегда, когда речь заходила о его ценности, о том, насколько он может быть полезенно слишком быстрой, чтоб удалось ее погасить.
А Лейдер не испугался, хотя, наверняка, успел разглядеть и ставшие вертикальными зрачки, и изменившийся цвет глаз. Он и не такое видел. Раз и навсегда решил для себя, что Зверьшефанго, так что теперь его, наверное, и «грау» не проняло бы.
Если мне понадобится помощь, профессор, ну вот, блин, даже по голосу слышно, что он злится, уверяю вас, я не постесняюсь обратиться за ней.
Ну и славно, Лейдер ничуть не смутился. Вольф, пойми меня правильно. Ты взял на себя работу с тяжелыми пациентами. У тебя осаммэш, устойчивая психика, огромная работоспособность, но при этом высокий уровень эмпатии. А последнее в нашей работе необходимо, но очень опасно. Я искренне рад твоим успехам, и не сомневаюсь в твоем благоразумии, но сегодня ты действительно показался мне встревоженным. Тебе стоило усилий сосредоточиться на теме семинара. И эти картинки интересный образ.
Вот именно, ответил Зверь после паузы, недолгой, но глубокой, затягивающей в себя как зыбучий песок. Интересный образ. Акулы б сожрали этот метроном, невесть откуда взявшийся в голове и прорывающийся на бумагу, на экран кундарба, на золотистый песок дорожек больничного городка Вот именно. Мне он тоже кажется интересным.
По стенам вновь заскользили блики прорывающихся сквозь листву солнечных лучей. Ожила застывшая на лице Лейдера улыбка.
Тяжелее всего преподавать художественным натурам. Эмпатия, м-да. Ну что ж, Вольф, не смею более задерживать. Рад слышать, что у тебя все в порядке.
Все в порядке, профессор.
«Просто я голоден, профессор. Я голоден»
* * *
За окнами стояли ранние сумерки, но в пустой ординаторской были включены все лампы, включая напольные и подсветку в кухонной зоне. На обеденном столе рядом с пустой чашкой валялась пластинка кундарба. На журнальном столике стоял стакан, тоже пустой. Два влажных круга, оставленных его донышком, подсыхали на широком диванном подлокотнике. Из-под кресла предательски выглядывала матерчатая туфля. Одна. О местонахождении второй можно было только догадываться.
Остановившись на пороге Зверь огляделся. Почувствовал, как дернулась бровь и попытался взять себя в руки.
Вовремя. Потому что двери за спиной разъехались в стороны, и не успей он привести нервы в порядок, Айтону Пачосику, так внезапно ворвавшемуся в ординаторскую, достался бы удар пяткой в нос.
И это при удачном стечении обстоятельств. При неудачном
Нет, думать про неудачное стечение обстоятельств было слишком соблазнительно.
Я сейчас, сейчас Пачосик заметался по комнате, погасил свет на кухне, вытащил из-под кресла одну туфлю, из-под диванадругую, сунул чашку и стакан в посудомойку, кундарбв карман, уже порядок, видишь?
Ногой он умудрился подпнуть в сторону дивана робота-уборщика, который и так не бездействовал, деловито шуршал по полу, в поисках чего бы сожрать. Машинка взмыла под потолок и растерянно там зависла. Правильно, что ему делать наверху? Воздух он уже ионизировалс утра это сделал, мыть и чистить на потолке нечего, а с пола, где есть чем поживиться, Пачосик его согнал.