Миуны во дворе, рядом с замковым войском, у ворот остались, а мы втроем на ступенях лестницы, что на сторожевую башню ведет, сели, чтоб и своих, и чужих видать было. Надо дать ногам покой, еще напляшемся сегодня, по всему видать. А вот лорду все одно не до отдыхато внизу голос его слышен, следит, как бревна к воротам несут, то на стенах с воинами говорит, то Фиджа о чем-то спрашивает
Вдруг из арки боковой девушка в плаще красном выбежала. Тонкая, светлая, волосы в бараньи рога заплетены, сеткой шелковой обложены. Я Илайн до того и не видел ни разу, и тут не сразу понял, кто это на стену ринулся. А потом ребенка в подоле привязанного увидал, ну и смекнул, что к чему. Уилленрой ее как увидал, на полуслове прервался, подбегает. Встретились на стене два плаща-лепестка, красный да черный
Ты чего выскочила?лорд говорит.В храм иди, женщинам и детям здесь не место.
Илайн обернулась, на Лио указывает.
Ей почему можно?!
Лорд брови нахмурил.
Она сама за себя решает.
А я не сама, значит?!
Стоит, кулачки сжала. А он ее руки в свои взял и выдохнул тихо:
А тебя я прошу
Постояли они, глаза в глаза, Уилленрой дитя спящее по головке погладил, и девушку к лестнице подталкивает. Илайн вдруг обернулась, к губам его прижалась пылко и по ступеням сбежала, только ветер снежок с камня взметнул Я глаза отвел, улыбаюсь, и Фиджа дернулнечего таращиться, людей смущать. После смотрюлорд уж снова среди воинов ходит, делом занят, только щеки, как от морозу, горят.
Небо почернело, словно ночь не ко времени спустилась. Со стен реку было хорошо видать, вода словно тьмой налиласьоблако тварей летящих в ней отразилось, свет поглотило.
А по земле на нас тьма другая шлапропасть солдат, пеших да конных, за ними смотрю, полководцы золоченой броней блестят, перед ними две лошади черные, а промеж на цепи скаллирау идет. Шерсть седая, клоками висит, один рог обломан, на глазах лента кожаная. А за ним лучше б глаза мои того не видали, ей-Богу. С того дня, как я этих нарргин за опушкой жег, немного времени прошло. Только теперь много их было, всяких, и больших, и малых, а в небе и вовсе без счета глаз лиловых горит да крыльев кожистых шелестит. Фиджет с Маллионой вперед подались, на скаллирау глядят.
Сильный он,Лио говорит,я мощь колдовскую издалека чувствую. Не встречала я таких ещеЧем они его взяли, не знаю. Света мне не хватит, чтобы достать до его души, кровь да мысли прочесть.
Фиджет со стены спрыгнул, к деревцу, что у стены на клочке земли росло. Руки на кору положил, точно так, как в детстве, когда вишню цвести заставил Вдруг дворовые плиты мощеные дрогнули, деревце ввысь расправилось, а от него поползли корешки, да под стену, с травой, с зеленью, словно снег поток живой растопил. Смотрим, дорожка проталая уж края войска вражьего достигла, под сапоги нырнула и пропала в грязи снежной, в топоте конском.
Послушал Фидж, что земля говорит, что корни друг другу передают, отнял руки от дерева и говорит:
Тьмы нет в нем. Лишь одиночество да боль тугая, яростная. Смерть чужую вижу и рога оленьи. Много. Верно, рога те ему показали, да уверили, что он один остался А теперь скаллирау призвал темных по приказу пленителей своих, думает, что против людей их ведет. А ему все едино теперь: если люди, то туда им и дорога Ненависть чувствую. Не безумие, но уж недолго до него осталось
Как на расстояние двух перестрелов подошли, скаллирау седой руки поднял, и тут небо словно обезумелопосыпался на нас град, да какой! С яйцо куриное ледышки острые, так и норовят башку пробить. Хорошо, щиты у воинов были, а мы под своды вскочить сумели. А за градом дождь ледяной, такой, что и руку вытянешь перед лицомне видать ее, а вода дышать мешает. Тут и твари с неба подоспели Выпустил я пяток стрел, да бестолку против этакой тучи Воины замковые от страху приселипривыкли думать, что с неба лишь ангелы светлокрылые приходят, а вот поди ж ты Нескольких твари те над стеной подняли, да вниз кинули, на зубцы, а человеку простому больше и не надобно.
И без чутья волшебного можно было ужас и холод почувствовать, что сердца сдавил. Маллиона под дождь вышла, руку в огонь сунула, другую вверх протянула. Полыхнул котел со смолой ярко, струи водяные зашипели. Сорвался луч с руки скаллирау огненной, но тучи все едино на месте остались. Нечисть над замком кружится, свет закрывает. Слышу: лорд кричит, лучники по слову его разом луки спускать стали, войско уж на перестрел подобралось. И моих несколько стрел осталось торчать в телах вражеских. Дождь ослаб, а они уж вплотную подобрались, темные твари добычу богатую почуяли, по стене прямо так, без лестниц ползут. Тут-то и пригодились котлы огненные
Лио моя поднялась и прямо на зубец вскочила, я рот открыть не успел. Хотел ее назад стащитькуда под стрелы-то соваться?! Но она мне знак подала, мол, знаю, что делаю Сердце у меня словно морозом кольнуло, но разве дело этоне разобравшись, силком в ухоронку волочь? Смотрю, сияние вокруг разливается, а это алиф из-под церковной крыши к стене текут, в единый ком светлый вокруг Маллионы собираются. А после как вспыхнут все разомбудто солнце взошло. Глазам больно смотреть. Стоит скаллирау огненная на стене, светом ярким да теплом все вокруг залила. А стрелы алиф быстрые перехватывают, живой стеной перед ней парят. У воинов наших лица разгладились, словно новая надежда появилась
Рядом со мной блеснуло что-то, о камень лязгнуло. Крюк намертво в стену вцепился, а по веревке лестница на стену уж ложится, а на ней народу в тряпках лиловых да красныхчто муравьев на медвяной осоке. Я лук за спину закинултут уж он ни к чему, благо, нож охотничий да топор при мне. Не успел замахнуться, как мимо меня рысь пронеслась, в лицо первому солдату вцепиласьтак он вниз и улетел, не успев понять, что такое приключилось. Глянул ямиун все в зверей оборотились, меж воинов встали, врагов когтями да зубами встречают. После и мне дело нашлосьпривел с собой Феррерс войско знатное, на всех хватит Только вот с летучими демонами-то одним железом не разобраться К Лио близко не подлеталисвета не любят, а так то одного цапнут, то другого. Мне тоже по плечу когтями досталось. Хорошо, тварь эту стрела огненная зацепила, а после и я топором помог нечисти на тот свет отправиться. Краем глаза видал, как наш лорд на стене мечом рубится. Дурак, кто говорил, что воинской удали у него недостача Тут ведь главное-то за что да против кого воевать.
Отступил я назад, пот со лба утереть, тут Фиджет мне в ухо кричит:
У скаллирау серебро на шее, потому не чует он нас, не видит! Надо дать ему знать что здесь не только люди ненавистные!
Смотрю, парень мой свистит, в небе темном высматривает кого-то Чего там углядишь, ежели тьма кромешная, и кто свист в этаком шуме услышит? Ан нет, зов волшебный всякая тварь и без слуха чует. Прилетел откуда ни возьмись зимородокптичка малая, переливчатая. Перед мордочкой скаллирау моего крылышками помахал, будто огонек зелененький изо рта Фиджета вылетел, в клювик угодил. И полетел зимородок прямо в самую гущу, вниз, к скаллирау седому.
Мне после врагов-то с пути откидывать приходилось уж от того, что вид загораживали. Птичку-то я, конечно, не видал, но то, что послание Фиджетово передано, все почувствовали. Скаллирау как вкопанный встал, всадники его копьями в спину тычут, а он словно к земле прирос. После гляжу, руки он поднял и к шее тянется, видать, птичка-то сняла цепочку жгучую, серебряную. Солдаты отшатнулись, кони их разом взбрыкнули, а скаллирау с глаз повязку сорвал, а под ней глаза сияют светом голубым. Слышу, Лио кричит, на него указывает. И скаллирау ее заметил, а следом и Фиджета, что рядом на стену вскочил.
И тут ка-ак ахнуло! В глазах синий огонь, земля под ногами дрогнула. Смотрим, а на месте военачальников-то черная яма осталась. Всех молнией накрылои Феррерса, и Питера, что возле него на коне гарцевал, и епископа здешнего высокого, что свои красные знамена на нас напустил.
Взревел скаллирау, темные дрогнули и отступили а после сызнова ринулись. Говорила ведь Лио, что надолго они никому не подчинятся, а тут уж кровь да волшебство почуяли, теперь не отозвать, пасть не завязать.
Солдаты замешкались, видя, что начальство вместе с конями в уголь превратилось. Оглядываются, на нас смотрят. Такие же парни деревенские, лишь в одежу цветную завернуты. Воинов-то настоящих, тертых, меж ними едва половина была. Угар быстро сошел, как поняли, что за нимипусто, а тут мы, до последней капли крови драться готовые.
Тут темные вовсе разбушевалисьвидать, зов свой скаллирау голубоглазый с них снял, а жизнь ведь не только из наших тел пролита была, но и из вражьих. Зачем глаза себе светом жечь, ежели добыча на полевот она! Темные нас и бросили, на них накинулись А те люди, что наверху с нами рубились, оружье опустили. Снизу крики несутся, вся тьма туда хлынула, а мы стоим с врагами своими плечом к плечу и смотрим на картину эту жуткую.
Тут лорд Уилленрой клич бросил, мол, неужто мы души живые на растерзание тварям темным оставим?! На коня вскочил, забрало опустил и приказал ворота отворять. За ним отряд сгрудился, коней похваталикто свои, а кто пришлые, уж не важно было, главноелюди и нелюди, что готовы против тьмы жадной сражаться
Я уж попрощаться с ними успелкуда там хоть какому отряду храброму против этакой кучи А тут водяной скаллирау вновь руки поднял. Спервоначалу-то я и не понял, что такое творится, только холодом вдруг откуда-то сбоку повеяло. Глядьбатюшки, а река-то! Серой волной поднялась, вспять потекла после крылья расправила, словно птица тяжелая, древняя, и обрушилась на темное облако у стен наших. Всех, что на камнях еще извивались, прочь смыла потоком ледяным, чистым. А посредь пены текучей скаллирау стоит, весь голубым светится. Тучи над головами нашими расползаться начали, слышу: Маллиона вздохнула, к свету потянулась. Тут и стали лучи солнца зимнего пробиваться, да тварей темных в воду рушить. Три огня ярких по сторонам горят: Золотая Лио, снизу скаллирау синий да Фиджет цветом лесным переливается. А внизу зеленые корни из земли взметнулись, давят, мнут нечисть темную А наш-то лорд с воинами к островку прорубается, где еще люди живые остались.
Вдруг слышим звук низкий, ледяной Даже рыком назвать этакое язык не поворачиватся. Через поле кто его услыхал, всех до печенок пробрало ужасом могильным. Встала из гущи тварь темная. Огромнаячто твой дом. Лапы-крючья вытянула, и к скаллирау направиласьна огонек волшебный, силы сладкой испить. А тот весь к нам подался, речными потоками муть прочь смывает, не видит, что за спиной у него творится. Фиджет руку протянулпополз к чудищу корень длинный, но видим уж все, что ему не успеть занесла тварь лапу над скаллирау, да застыла, замешкалась. Смотримстоит перед чудищем наш лорд. Коня уж успел в бою потерять, пеший стоит, только свет от меча отражается. Страшилище, видать, не сразу смекнуло, что он всерьез, и это промедление ему лапы когтистой стоило, а после и жизни, когда корни Фиджетовы зелёные до туши энтой черной добрались да в сыру землю утянули Только-только Фидж успел Уилленроя от смерти спасти. Меч мечом, но от ответного удара лапищи рыцарь наш далече улетел Благо, речная вода уж в русло вернулась, в доспехах не поплаваешь, разве по дну до берега пешком идти. Миун его подобрали, на спину медведю погрузили.
Тут солнце с неба и хлынуломорозное, свежее, как стрелы, лучи рассыпало, последних тварей темных ослепило, на мечи людские уложило да миун на зубы.
Водяной скаллирау в замок не вошел, в лес направился. Его останавливать не сталине до того было. Я Лио мою с камня стащил, к груди прижал, а там и Фиджет подбежал, под бок мне пристроился. Дышит тяжело, но ведь живой!
После скаллирау в людской облик перекинулись, в зал пошли, куда раненых бойцов стаскивали. Ходили меж них, Айре помогали, последние силы отдали, но ни один человек у нас в тот день не погиб больше, кроме тех, кого первым ударом враг на небеса отправил. Лио и меня хотела волшебством лечить, но я не дался. Будто не вижу, как тяжко ей. Не помру, небось, от царапины, по старинке управлюсь. Айра быстро плечо зашила, медом смазала, всего-то и делов. Фиджет себе теплый угол нашел в людской, по обыкновению, клубком свернулся. Я его будить не стал, и другие все тихо ходили, кто-то ему и одеяло принес, и подушку под щеку сунул
Когда лорда в замок миун-медведь притащил, Лио с Илайн убежали над раненым в господские покои хлопотать. Маллиону я после на руках оттуда вынес, вниз спустился, к огню поближе сел. Горячего вина мне в руку сунули, ну, я ей дал и сам выпил. Тут у меня глаза и закрылись
В жизни более поганого утра у меня не было, как то, после того боя. Вроде и знаешь, что все свои живы, враг за стенами в поле ворон кормит А тело ломит, как от хвори, да ни на что глядеть неохота. Вот бы в лесу одному оказаться, не говорить ни с кем. В глаза не смотреть Но не отпустят так просто, нехорошо. Опять же, идти до избушки нашей далеко да по снегу
Пришлось глаза продирать, шевелиться. Смотрюв зале высоком половина войска вповалку храпит, наши, лиловые, красные а женщины тихо поверх ступают, посуду носят, дров в камины подкладывают. У меня Лио в руках пригрелась и кто-то нас с ней одеялом пуховым прикрыл. Одна из баб деревенских увидала, что я проснулся и подошла, кувшин с водой протягивает. Вода студеная, вкусная, брусникой пахнет. Женщина улыбнулась и дальше пошла. А у меня на сердце легко стало, словно в детстве, когда мать жива была. Что бы ни было, а ты спи, дитя, за тебя уж все решат и от всего уберечь смогут. Все, что мог, ты сделал, дальше не твоя забота. Прижал я к себе свою нареченную и снова заснул.
Когда второй раз проснулся, уж солнце в зенит поднялось, а нелюдей след простыл. Ушли они на рассвете, все разом, будто и не было. Но люди-то успели на них налюбоваться, а чудес да знамений теперь на жизнь вперед хватит, до правнуков пересказ дойдет. А к вечеру и мы собрались, благо помощи не требовалось больше, люди-то меж собой и без нас разобраться смогут, не дети малые, небось. Встретил нас лес снегом чистым, свежим, луна светлая тропы серебром застелила. Тихо и светло в лесу, черная нечисть-то долго еще раны зализывать будет после вчерашнего. Слишком раскормили тьму люди неразумные, равновесие миров нарушили, вот и поплатились за то.
Что после было? Ну, о чем знаю, о том расскажу. Молва быстро по стране расползлась, да пока до столицы дошла, изменилась до того, что и признать нельзя. Это нам на пользу обернулось. Сам король пожелал узнать-разобраться, за что епископа высокого прилюдно огонь небесный дотла спалил. А как разобрался, так и многое другое вскрылось, как рана гнойная. Епископ сожженый сам себе голову задурил, книг древних начитавшись. С нечистью одной рукой сражался, а другой рать темную прикармливать стал. Думал клин клином вышибить, а после и с остатком расправиться. Вот только не додумал, что тьма-то лишь тьму породить может, и на службу Богу ее поставить никак нельзя
Оказалось, не один он такой разумник был, других чинов церковных за собой сманил. Кое-кто и магией баловаться стал, самолично наговоры стряпать
Голов полетело много, зато после в церкви дышать легче стало. Гонения на нелюдей поутихли, без науськивания да без наград. Стали больше говорить о свете, не о тьме. Тьмы-то везде хватает, и в сердцах людских А свет надо пестовать и за него держаться.
После говорили еще, что у архиепископа в саду духа древесного видали. Церковник тот огородничать любит, вот у него в саду и поселился кто-то, теперь на пару деревья растят. Не очень мне в то верится, ну да пусть их болтают, это байка хорошая, теплая.
Лорд наш как в себя пришел, за дела взяться хотел, да куда там Глубоко его когти черные порвали, и латы стальные не уберегли. Илайн вместо него вызвалась бегатьслово хозяйское разносить, да хорошо так справлялась, что и после ему уж не надо было в дела мелкие входить. Лишь советовалась, что с людьми чужими делать. Иные по домам да деревням своим разошлись, другие захотели под руку лордову встать. Уилленрой хотел самолично в глаза им взглянуть да клятвы принять, но тут уж Илайн поперек всталаотлежаться прежде надо, ежели люди те так хотят его именем назваться, то погодят луну-другую. Лорд и сам это понял, когда с кровати вскочить решил, несмотря на запрет. Пока раны притихли, лежишькажется, вся сила при тебе, а как шевельнешьсякисель киселем.
А как домой мы вернулись, на следующий день Лио с Фиджетом из лесу гостя привели. Я его по седым волосам признал. Водяной скаллирау человеком обернулся, сам на моих в лесу вышел. Из далеких земель на западе его приволокли, немолод он уже, семью всю перебили. Потом долго в плену держали, видел он много крови волшебной и рогов снятых, чуял смерть. По человечьи-то и не говорил почти, это мне Лио тихонько слова его пересказывала. Уверен он был, что один остался на свете, вот и выполнял волю чужую, в войнах людских оружием сделался, чтоб побольше убийц ненавистных с собой утянуть.