Нет, пролепетала она сонно, вы столкнулись. Дважды. Тытоже Путь, маленькая ладошка провела по трехдневной щетине и упала безвольно.
Я Путь? переспросил Сирроу, замерев, и Девочка проснулась.
Мне так кажется, её глаза вновь стали ясными, сбросив морок волчьей колыбельной. Она соскользнула с его коленей, кутаясь в одеяло и поджимая зябнущие пальцы, ушла за ширму, одеваться. А Марк говорит, будто я никогда не ошибаюсь, потому что умею видеть!
Он заметался из угла в угол, словно зверь в клетке.
Куда идем?
К Старухе, так наши шансы узнать что-нибудь удваиваются. Рыжая встрепанная головка вынырнула из-за ширмы, Сирроу?
Я выйду, он стоял посреди комнаты, ссутулясь, потому что макушкой едва не задевал потолок. Его желтые глаза цвета слабо заваренного чая стали ярко-янтарными. Пальцы, не замечая громких щелчков, ломали суставы. Пять на одной руке, потом пять на другой, и снова обратно.
Сирроу прошептала Девочка.
Я выйду, повторил он и выбежал, хлопнув дверью.
Она метнулась к бюро, на бегу застегивая камзол, долго искала по ящикам щетку, пока не увидела, наконец, деревянную ручку в кипе бумаг. Начала причесываться, глядя в окно. Там, перед их маленьким домиком на самой границе пригорода, длинными прыжками бегал волк. В считанные секунды он пересекал короткую лужайку между крыльцом и широкой лентой реки, исчезающей меж горстки таких же крохотных и уютных домишек. Бегал туда-обратно, как загнанный. Патруль уличной милиции, показавшийся в начале улицы, увидев зверя, поспешил поскорее свернуть в ближайшую подворотню.
Девочка швырнула щетку обратно в ящик и стрелой помчалась на улицу.
Он подбежал к ней, как верный пёс. Затрусил рядом. Она положила руку на загривок, благо волк был огромен, пепельно-серые бока задевали нож в ножнах на поясе. Он отступил на шаг, и тут же вернулся.
Ну, как хочешь, Эдель заложила руки за спину. Мимо неспешно проплывали белые стены, сложенные из камня, что добывали в каменоломнях у моря. Зелёные ставенки и цветные стеклышки в окнах, горшочки с цветами на подоконниках. Скоро они прошли мимо того кабачка, в котором поспешили укрыться патрульные. Такого же беленького и чистенького, как все в пригороде Белокаменной Мадры. Ты испугался? Она взяла шутливый тон, надеясь успокоить его. Не хочешь стать игрушкой в руках судьбы? Не тревожься. Ты все равно не сможешь ничего поделать. Если нам суждено оказаться там, где Ключ открывает все замки, то мы там будем.
Он заскулил, прижался боком, глядя в сторону. Она снова положила руку на спину, и он не отстранился. Они прошли мимо той улицы, что вела на холмк домикам, что больше походили на дворцы, где хозяева позволяли себе не только лужайки, но и сады с фонтанами, где дельта реки дробилась так, что превращала усадьбы в маленькие крепости, каждуюсо своими разводными мостами. Там, так же на отшибе, жила Ведьма.
Миновав последний из мостов, они перешли на тот берег реки, где в противовес Дворцу и пригороду привольно раскинулись цеховые кварталы, базар и трущобы.
Базар располагался так, что туда легко можно было попасть практически из любой точки города. Если ремесленники все старались отгородиться своей стеной, то границ Базара не знал никто. Он появлялся из ниоткуда, самовольно занимая просторные городские площади. Но сегодня они уже пустовали, и редкие торговки предлагали с лотков приправы и свежую зелень. Стук топоров разносился вдоль улиц, а в воздухе стоял запах красок. Город готовился к празднествам.
Эдель шла, внимательно глядя вокруг. Видела всё: недобрые взгляды торговок; то, как прекращали работу плотники, щурясь на голубое небо с резво бегущими по нему облачками, будто ждали грозы. Мальчишки подмастерья, мешавшие краски, сами не замечали, как темнели яркие, насыщенные тона от нечаянно перепутанных пропорций, и мастера, так же, не замечая, красили город в мрачный цвет.
Что же мы наделали, Сирроу? шептала она, и её сердце тоскливо сжималось.
Волк скалил зубы, глухо раздавалось утробное рычание. Но никто не шарахался в стороны, как это было обычно. Их как будто бы вовсе не замечали.
В Таверне, куда Старуха и Девушка устроились служить после того как там поселился Никита, было непривычно пусто. Хозяин, на всю столицу славившийся своей кухней, скучал за столом в пустом зале. Сидел, будто не хозяин, и не посетитель дажетак, незваный гость, примостившийся на самый краешек лавки. Смотрел на пустую стойку, за которой в обычный день бегал бы, весь в поту от жара открытой печи, только успевая готовить, да подавать. Они прошли мимо, и он тоже не заметил их.
Они спустились под лестницу, в комнатки для прислуги, похожие скорее на пеналы писцов, в которых те хранят свои перья, и оба почуяли неладное, едва увидев закрытую дверь. Из за криво сколоченных досок раздавалось жалобное мяуканье.
Девочка первой вбежала в комнату. Старуха сидела, накренясь, в полукресле. Лишь подлокотники не давали ей упасть на пол. Посиневшие губы трофической язвой уродовали лицо, но, несмотря на холод костенеющих рук, она была еще жива. Кот яростно тёрся о ноги, подпрыгивал, доставая до безвольных кистей. Волк приблизился в три шага, положил ей на колени голову, а Девочка схватила пальцы, вздрогнув от ледяного прикосновения. Они долго сидели так, пока Старуха не шевельнулась, заворочав слепыми бельмами. Кот вспрыгнул ей на колени, и Сирроу отступил на шаг. Губы, всё того же синюшного оттенка, не казались уже черным пустым провалом и шевелились, силясь что-то сказать. Сухие старческие пальцы чуть сжались, узнавая Девочку.
Кобра ушла, прошамкала Старуха.
Девочка и Волк взглянули друг на друга. Сирроу попятился назад, присел на задние лапы, шерсть на загривке поднялась дыбом. Зверь стал похож на огромный меховой шар. Пронзительный вой наполнил комнату и резко стих, когда Сирроу прыгнул назад, к двери, перекинувшись. На пол приземлился уже человек. Встал, сверкнув из-под набегающих на глаза белокурых волос ярко-янтарным взглядом, и прошел, сел на кровать, прикрывшись откинутым одеялом.
Надо уходить, отрезал Сирроу, едва справился со сведенными судорогой челюстями.
Тринадцати больше нет, прошептала Девочка.
Нет, он дернул головой, и снова щелкнули позвонки в шее, не только поэтому.
Слова все еще давались ему с трудом, и Девочка терпеливо ждала. Старуха впилась ногтями в её ладонь, вся превратившись в слух.
Кто, кто это? скорее угадала, чем услышала Эдель, но лишь сжала в ответ пальцы.
В городе полно черных, сказал, наконец, Сирроу. Я тоже умею видеть. И он втянул ноздрями затхлый воздух старушечьей каморы, будто демонстрируя.
Сирроу, прошептала Девочка, но прежде чем она успела закончить, дверь распахнулась и в открывшемся проеме замер Воин.
А, сказал Марк, уже знаете.
Он прошел внутрь и, как ребенка подняв Старуху, направился к выходу. Кот, задрав хвост, прошмыгнул меж ног Воина вперед. Девочка побежала следом, и уже на улице к ним присоединился волк.
Что нам делать? кричала она, напуганная.
Ждите, отвечал Марк, укрывая худые ноги кожухом наёмной коляски. Вороной приплясывал тут же. В ночь полнолуния я инициирую новый Круг. У меня есть Первый, Эдель. он обернулся, поймав Девочку за плечи, Эдель, ты бы его только видела!
Ты спятил! Она сбросила его руки, отступив на шаг. Заставив себя забыть, что в их Круге она была Первой. Кто станет Одиннадцатым? Старуха?
Его лицо стало непроницаемым.
Если придется. Дворцовые медики поставят её на ноги.
Через минуту Вороной уже рысил по улице чуть впереди коляски, указывая вознице путь. Злые слезы стояли в глазах Девочки.
Я ни в чем, ни в чем не провинилась перед тобой, она зарылась пальцами в мягкую шерсть, когда Волк подставил огромную голову, опустилась на колено, крепко обняв.
Ой, Сирроу! она вдруг вскочила, задохнувшись от ужаса, прижала ладошки к вспыхнувшим щекам, мы же не сказали ему про черных!
Волк оскалил зубы и высунул язык, словно смеясь.
Глава 18
Они засыпали. Оба. Затылок, будто залитый расплавленным свинцом, жег и тянул невыносимой тяжестью. Пытаясь держать подбородок ровно, они не замечали, как безвольно, из стороны в сторону болтается на шее голова.
Зато Юродивый давно следил за ними.
Поспал бы ты, братец. Пытливый взгляд, две спелые вишни, птичка на плечетоже глядит черными бусинами. И на его плече теперь сидела птица, он поднял руку и кончиками пальцев погладил стальные когти, проколовшие и ткань, и кожу.
И кто присмотрит здесь за порядком? Ты что ли? спросил Сет, и отчего-то эта мысль показалась ему здравой. Ты, повторил он. Ты присмотришь здесь за порядком. А Лучший друг висельника будет стеречь мой сон.
Юродивый не шелохнулся, зато девушка, сидевшая теперь в ногах трона, вздрогнуламетнула из под лохмотьев полный ужаса взгляд на ворона, и тот расправил крылья, красуясь.
Иди сюда, он поманил её пальцем, и та встала, сделала два шага вверх по ступеням.
Босоногая, худая, стояла, ссутулившись, втянув голову в плечи. Он оперся на неё, поднимаясь. Пальцы впились в тонкие ключицы.
Я отведу вас в спальню моего отца, сказала она тихо, предупредив его слова.
Да. Зала кружилась перед глазами. Плясали, расплываясь, огни в огромных чашах.
Так ты оставляешь меня своим заместителем? юродивый смеялся, глядя на него снизу вверх.
Много ли бед натворит божевольный? ответил Сет. Он сделал первый шаг, покачнулся, и девушка крепко обхватила его за талию. Он поглядел на неё внимательней: лохмотья упали с головы, и теперь прямо под мышкой у него торчала её тёмная, нечесаная макушка. В узкой дорожке пробора пробежала вошь. Всё равно ничего не произойдет раньше завтрашнего утра. Стоя на месте, он все сильней наваливался на неё, чувствовал, как начинают дрожать поддерживающие его руки, и потому медленно, превозмогая головокружение, пошел дальше. Она спустила его вниз и тихонько повернула направо, к ступеням, ведущим на забранный кирпичной кладкой берег осушенного канала. А чтоб ты не скучал здесь один, бросил он, не оборачиваясь, целиком сосредоточенный на подгибающихся ногах, размысли о том, что делает в городе сотня-другая белгрских монахов.
Он лопатками почуял взметнувшийся за спиной взгляд и увидел другие глазачуть раскосые, зеленыемельком стрельнувшие из-под завесы спутанных лохм.
Когда она укладывала его на жесткий, воняющий морской травой матрас «в спальне её отца»узком отнорке длинной каменной норы по над стеной стокаон снова увидел её глаза и, поймав за руку, потянул на себя. Она не стала сопротивляться, и легла послушно рядом. Перевернувшись на бок, он подтянул её к животу, почувствовав, как она свернулась там маленьким тугим комочком, и, обхватив руками, заснул, умиротворенный теплом живого человеческого тела.
Солнце клонилось на закат, а Рокти, так же, как и утром, сидела в маленькой комнатке под недовольным присмотром деда Гната, и глядела, как он починяет сбрую. Только ела она теперь свой законный, выписанный Марком паёк. Парнишка, что поутру угостил её булкой, не смел и глянуть в её сторонувозился с мальчишкой помладше, учил того счету.
Ученик схватывал все на лету, хоть и сидел, босой, взгромоздившись на стул грязными ногами, грыз коротко остриженные ногти на руках и ничего не говорил в ответ на терпеливые пояснения наставника. Возил по столу, перебрасывая из одной кучки в другую, складываемые и вычитаемые соломинки.
Главнокомандующий велел присмотреться к мальцу, и она глядела послушно, гадая, на что ему сдался этот выросший на улицах дичок, не знающий ни человеческого обращения, ни человеческой речи.
Ну как? спросил Марк с порога. Шагнул, заполнив собой все пространство, и сел напротив. Главнокомандующий был совершенно измотан. У него опять заболел висок. Пальцы уже не терлидавили, будто пытаясь расплющить боль.
Обычный ребёнок. Сообразителен. Очень зол.
Зол, говоришь? Марк усмехнулся. Пальцем поманил грума и его подопечного.
Парнишка грум встал, сразу очутившись рядом. А Рато спрыгнул со стула и проковылял, сутулясь.
Ходит? спросил Марк, за пояс штанов подтянув пацана ближе, проведя ладонью по колючему ёжику. Тот глядел исподлобья. Рокти подумала, что еще утром у него должно быть были длинные волосы.
Ходит, подтвердил грум, глядя прямо на Марка. Не по лестницам только. Пролеты вниз перепрыгивает. Аж дух захватывает, как ловко.
Хорошо, одобрил Марк, ты его теперь еще сидеть научи по-человечески. И кивком отпустил грума. Тот сел обратно на лавку, и они снова остались как бы одни.
Главнокомандующий мялся. Посадил мальчишку на одно колено, принялся покачивать, как качают, играя в лошадку, совсем маленьких детей. Ребенок сидел спокойно, не понимая.
Рокти. Он едва не впервые назвал её по имени. Вы ктраны умеете, я знаю.
Она изогнула бровь.
Мне нужно знать, кто этот малыш и не выдает ли он себя за другого.
Она тряхнула головой, но наклонилась послушно и взяла ребенка за руки. Мальчик глядел внимательно и бездумно. Взгляд его был совершенно пуст, и даже серо-стальные искорки бесследно исчезли из темно-синих глаз.
«Кто этот малыш, и не выдает ли он себя за другого»
Она глядела, и видела лишь егополудикого зверька, почти утратившего человеческую суть. Никого больше. В последний раз сжав детские пальцы, она пожалела вдруг, что не может спросить его прямо: «Кто ты?»и по ответу угадать правду.
Это ребёнок, ответила она, испытывая странные ощущения уже виденного раз. Обыкновенный человеческий ребёнок. Иголочкой кольнуло воспоминание, и пальцы невольно потянулись к виску. Обыкновенный человеческий ребёнок, повторила она, глядя на мальчишку и видя перед собой маленькую девочку, на поверку оказавшуюся взрослым ктраном.
Но Рато был человеком, и тут не могло быть никакой ошибки.
Хорошо. Марк хлопнул рукой по столу, поднимаясь. Ведь я уж испугался, было на губах его впервые за день блуждала улыбка. Пойдем, Первый.
Малыш крепко обхватил его руками и ногами, положил голову на плечо. В его синих глазах играла насмешка.
В шахматной комнате готовился тайный совет первых лиц государства. Четыре полукресла, по числу приглашенных, стояли у мраморного столика с игровым полем на нем. Пятое поверенный короля вертел в руках, не решаясь пристроить рядом.
По левую руку от Ллерия или Марка Рядом со мной или казначеем ходил он вокруг да около, примеряясь. Наконец, решился, ставить на угол, дурная примета, и отодвинул полукресло к окну. Вот так.
Отойдя на пару шагов, Изот склонил голову набок.
Четыре полукресла скромно стояли каждое, у своей кромки игрового стола, и лишь пятое приковывало к себе взгляд.
К черту, выругался личный секретарь Его Величества и, развернув боком, задернул кресло тяжелыми темными шторами.
Свет свечей в канделябрах, казалось, стал ярче, бликами заиграв на чёрном мраморном полу, а комната пришла, наконец, в полную гармонию с чаяниями Изота.
Великолепно, прошептал он, потирая руки, и приоткрыл дверь.
За исключением пары гвардейцев на карауле, коридор был пуст. Прислушавшись, не раздастся ли где тяжелая поступь гвардейских сапог, Изот поспешил покинуть комнату. Каблуки его туфель звонко зацокали по коридору и, отойдя немного, он воровато оглянулся и снял их, после чего с поспешностью не свойственной ни возрасту, ни чину, во все лопатки припустил к своим покоям.
Ведьма спала. Оборванная виноградная кисть, пустая чаша и кубок на подносе рядом с постелью свидетельствовали о недюжинном аппетите, а служанка, в отчаянии заламывавшая руки над приготовленным платьемо крепком сне. Изот выставил её за дверь, перевернул уткнувшуюся в подушку Ведьму, замер на минуту, любуясь идеальным овалом лица, волной густых черных волос, алебастровой кожей закинутых за голову рук, и, решившись наконец, размахнулся.
Звон пощечины оглушил его самого, и потому он не успел упредить ответ вскочившей на постели Ведьмы.
Извините, у меня нет времени, сказал он тихо, чувствуя, как пылает щека и отчего-то горят уши. Спросонья, она смотрела не понимая, бешеным взглядом, черным, как агат. Жарким пятном расплывался по щеке румянец. На второй рубчиком отпечатался бельевой шов. Совет, пояснил он, сглотнув улыбку. А вы ещё не одеты.
Никогда больше ни за что не делай так, прошептала она угрожающе и вскочила с кровати. Сколько у меня времени?