Спутанную шевелюру цвета сточной канавы наголо сбрил армейский цирюльник. Тут уж пришлось повоевать, и Марк получил пару укусов на кистях рук и предплечьях. Лишь стража, вызванная из-за дверей, помогла скрутить отчаянно брыкавшегося мальца. Он выворачивался с невероятной для такого тщедушного тельца силой и ловкостью, но когда упала из-под лезвий первая прядь, замер, и позволил брадобрею спокойно завершить свою работу.
Марк заглядывал в его лицо, боясь слез, но глаза мальчишки были сухи. Это, впрочем, испугало его еще сильнее. Когда цирюльник смел лохмы, смазал и перевязал ранки от укусов на руках главнокомандующего и ушел, забрав инструмент, Марк присел перед креслом, в которое с ногами взгромоздился мальчишка.
Синие глаза светились любопытством. Обритая голова казалась неестественно большой на тонкой шее.
Рато, сказал Марк.
Рато! оскалил зубы мальчишка.
Марк.
Ребёнок молчал.
Марк, с ударением повторил Воин, прижав перебинтованную руку к сердцу.
В синих глазах серой искоркой сверкнуло понимание.
Марк, послушно повторил Крысёныш.
Следующие полчаса они прошлись по всей небогатой утвари кабинета. Память мальчишки поражалаон схватывал все на лету, с первого раза безошибочно повторяя и без труда запоминая новые слова. Однако Марк вновь убедилсяникогда раньше Крысёныш не учился и не умел говорить. Новое знание не увлекало мальчишку, после того, как он послушно назвал все предметы в комнате, то вновь замолчал, с любопытством глядя на порядком уставшего Марка.
Воин потирал занывший високон не представлял, как мог Крысёныш уловить смысл сказанного солдатом нынче ночью на постоялом дворе. Хотя о происхождении столь необычного имени догадывался. Ратотак называли крыс караванщики из Накана. Наверняка они частенько кричали друг другу «Рато! Рато!» пытаясь поймать его в перемешанной груде тюков и корзин.
Кто научил тебя? спросил Марк задумчиво.
Крыса на руках мальчишки была самой обыкновенной крысой. Мысль об еще одном оборотне-перевёртыше Марк отмел сразу. Даже самый тупой крестьянин никогда не поверил бы сказкам о человеке, способном обернуться существом гораздо меньше себя. Вдобавок, Братья вовсе не были людьми и большую часть времени предпочитали оставаться в волчьем обличии. Редко кто из них сохранял рассудок, надолго становясь человеком. Союз Девочки и оборотня держался столько лет потому лишь, что Сирроу был все же ближе к зверю.
Марк так задумался, что Крысёныш заскучал. Он вдруг ударил его ладонью в плечо, кивком указав на крутящуюся на столе пыль. Глаза Марка полезли на лоб, а Рато, почувствовав, что сумел удивить, и вовсе расходился. Заёрзал в кресле, и вскоре маленький серый вихрь собрал со столешницы все пылинки до последней и превратился в юркого зверька, крысу, скачущую взад-вперед по краю стола. Чем шире распахивались глаза Марка, тем громче хохотал мальчишка, пока рука Воина не дернулась, хлопнув по дереву, взметнув облачко пыли.
Рато чихнул. Смех стих. Марк во все глаза смотрел в лицо мальчишки, и не видел ничего кроме любопытства, желания играть.
Возможно, мне не стоит так уж доверять тебе, Первый, шепнул Марк, и тут же подумал, что, возможно, ему вовсе не стоило бы говорить это вслух.
Идём, решительно поднялся он, взяв мальчишку за руку. Рато повиновался, но, встав, ссутулился, явно с непривычки ходить прямо. Воин покачал головой. Не пойдет, брат. Тут дворецне богадельня. Учись ходить, как ходят люди. И мальчишка снова понял, выпрямился неловко, сделал пару шагов по кабинету, остановился, глядя вопросительно. Так, подтвердил Марк, чуя, как волосы дыбом встают на руках и затылке.
Он скоро провел его дворцовыми лабиринтами, выбирая самые глухие закоулкигвардейцы у приемных покоев и так уже провожали его чересчур недоуменными взглядами.
Мальчишке не нашлось бы места на кухне. Марк был готов биться об закладповара не понаслышке знают маленького уличного воришку. Казармы годились еще меньшепричуды главнокомандующего и без того были у всех на устах, а капралы обсуждали лишь «этого неуклюжего ротозея из разбойников», а вот конюшня конюшня подходила, как нельзя лучше.
Мальчишка-грум, внучатый племянник старого конюха Гната, обрадовался Крысёнышу. Слишком юный, чтобы держать себя на равных с прочими парнями, он тосковал на хлопотной работе, где лошади оставались единственными благодарными собеседниками и поверенными.
Научу, обрадовано тараторил Иванко, разговаривать научу, даже читать. А хотите счету?!
Учи-учи, отмахивался Марк, глядя, как без всякой опаски вертится меж копыт Рато, и лошади доверчиво тянутся к бритой макушке. Дядьке скажи, пусть тебя без нужды не дергает, вот она теперьтвоя основная обязанность.
Он повернулся, было, уходить, как был пойман за руку:
Генералиссимус
По тому, как дышал мальчик, как краска заливала его уши и шею, Воин угадал серьезное дело и обернулся, поднял подбородок еще не решившегося на откровенность юнца, заставляя того смотреть прямо. Это подействовало.
Марк, повторил мальчишка уже более решительно, нынче утром во дворец прибыла Ведьма, а с ней охрана охранница, поправил он себя.
Марк ждал, догадываясь уже, о чем хочет сказать подросток.
Вам не докладывали, должно быть, он снова сбился с официального тона, да никто и не знает, наверное, но целый час она провела где-то во дворце без всякого разрешения и присмотра.
Она? переспросил Марк, чтоб не выдать свою осведомленность.
Ну, то есть не Ведьма! Её ктран!
Ты ведь, верно, подумал, что, раз ктраны живут почти на границе
Ну, да, грум покраснел еще мучительней.
Ты молодец, похвалил Марк, никогда не стоит доверять незнакомым людям. Что же касается ктрановони чтут договор. Я нынче сам отправил её домой, дав в сопровождение двух гвардейцев, добавил он, чтоб окончательно успокоить парнишку, и был прав. Улыбка, сверкнувшая на его загорелом лице, показывала, что старый дед Гнат, видно, не раз рассказывал о былых приграничных стычках и о той великой услуге, которую столетиями ктраны оказывали Далиону.
Этот эпизод, однако, напомнил Воину о других незавершенных делах, и скоро грум подвел к нему оседланного жеребца. Крысёныш насторожился было, вскочив по своему обыкновению на калитку стойла, но Воин велел ему оставаться в конюшнях, и тот послушался.
Солнце с ясного небосклона жарило вовсю. Хотелось бы верить, что именно поэтому я так взмок под стеганой кожанкой. Волосы под шлемом липли ко лбу, щекотали шею, я пожалел вдруг, что не обрезал своей шевелюры.
Алан, я кинул пробный камень.
Идём, он развернулся, направившись к засыпанной белым песком площадке для поединков. Думаю, начнем с простого гвардейского клинка. Времени не так уж много, я должен научить тебя хоть чему-то.
Я не поверил этому спокойному, деловому тону. Я уже достаточно знал своего случайного напарника, чтобы понимать, он может и не убьет меня но наверняка покалечит.
Алан, не сходи с ума, мне все же пришлось пойти за ним, просто чтобы не орать через весь плац. Идея с признанием, позволившим бы взять в свои руки хоть какую-то инициативу, уже не казалась мне столь удачной.
Боишься? бросил он через плечо со злой усмешкой.
Алан! я встал, решив, что не позволю больше вертеть собой всем и каждому. Что-то в моем тоне заставило его остановиться. Ты можешь убить меня прямо здесь, или покалечить так, чтоб я не смог больше жить и радоваться жизни. Он ждал продолжения, щурясь на бьющее прямо в лицо солнце. Я подавил желание скрестить руки на груди, но заткнул большие пальцы за ремень перевязи, и медленно пошел к нему навстречу, Алан, когда короля зарежут в его покоях, он дернул уголком рта, и я продолжил с нажимом, не дав ему перебить, а это непременно случится в первую же ночь празднеств, будет уже всё равно, кого именно провозгласят сводным братом Ллерия и посадят на трон править. Ты поручишься, что я не сын Августа, зачатый тридцать лет назад на границах Пустошей? Выйдешь перед смятенной толпой, которой, так же как тебе, нужен король?
Теперь мы смотрели глаза в глаза друг другу, и я, наконец, увидел в его взгляде понимание.
Ты Ты-то как ввязался в это?кто? Его ярость вспыхнула с новой силой, кто посмел? Вадимир?Марк?!
Не Марк! поспешил я пресечь подозрение. Я ни разу не слышал, чтобы хоть кто-нибудь из заговорщиков упоминал его имя, хотя до сих пор не мог понять, какие виды имел на меня главнокомандующий. Предательство далось не легко. Вадимир и прочие.
Кто? его голос был тих и не оставлял сомнений в последующих действиях.
Алан! Алан, остынь! Я до смерти боялся, что вот сейчас он сграбастает меня за ворот и начнет тормошить как тузик грелку. Думай, дубина! Думай! я рявкнул на него так, что он отшатнулся. Ну, назову я тебе десяток имен. Что? Дальше что?!
Пытать, ответил он как нечто само собой разумеющееся.
Меня замутило.
Алан, так нельзя, я отмел сиюминутный порыв объяснить, почему нельзя, поспешил продолжить, нельзя. Разве армия довольна королем? Тихо! прикрикнул я, видя, как он вновь начинает закипать, тихо, дай сказать. Ну, побежал ты к кому надо к Марку тому же, например. Ну, пойдет он на доклад Ллерию, заложит всех с потрохами, он снова поморщился, но не стал перебивать, ты думаешь, король останется благодарен?
Разве нет? простодушно удивился младший сын провинциального барона.
Нет! снова рявкнул я. Меня начало бесить это детское простодушие. Нет. Помяни мое слово, вы же еще виноваты и выйдете. Смотри, я приобнял его за плечи, увлекая за собой. Шевеление извилин зудом передалось на ноги. Он пошел послушно, как теленок, заглядывая мне в рот. Марк был главнокомандующим еще при Августе, при королеве-покойнице. Короли умирают, генералиссимус остается. Меня ничуть не удивляет та неприязнь, что Ллерий испытывает к армии. Кажется, все мои слова были для Алана настоящим откровением. Не знаю, о чем себе думает главнокомандующий, но именно онисточник всех ваших бед. Ей богу, ему бы следовало уйти на покой, после стольких-то лет службы мысль заставила меня замереть на полушаге. Прослужив в Далионе более полувека, Марк вовсе не был стар.
Ну? Алан жадно слушал, явно не заметив так насторожившего меня факта. Что же это за морок такой, спросил я себя, глядя в ставшее совсем юным лицо напарника. Сорокалетний Изот выглядит старше, чем Марк!..в свои как минимум семьдесят. Вспомнились вдруг слова Калкулюса о том, что Ведьма наверняка была любовницей генералиссимуса. «А ведь Калкулюс по крайней мере так же стар!»это давало некоторый простор для исследований. Обо всем можно было расспросить гнома. Я встряхнулся, возвращаясь к насущным проблемам.
Да Так вот, будь уверен, любая новость, полученная от Марка, любая оказанная им услуга против него же и обернется. А Марк олицетворяет собой армию.
Что же делать? Алан был действительно растерян.
Армии нужны новые лица, сказал я решительно, молясь всем богам, чтобы слова мои не были истолкованы превратно. Но Алан кивнул, соглашаясь.
Идти должны мы, и прямо к королю, от этих слов я схватился за голову.
Алан! Алан! Ну, остановись ты на минутку, он послушно встал, остановись и подумай. Кто к нему пойдет? Мы? Мелкопоместный дворянчик и грабитель, вчера еще приговоренный к эшафоту? С чем мы пойдем? Чем докажем наши слова?пытками?
Это был верный вопрос. Кровь схлынула с его лица, а глаза распахнулись от ужаса.
Что же делать? повторил он совсем беспомощно.
Ждать, ответил я, как мог веско. Ждать и готовиться.
Очень умно! это были первые слова Воина, когда он распахнул дверь в подвал ведьминого дома. Он стоял в проеме, на верхней ступеньке лестницы и в неверном свете чадящего факела пытался рассмотреть причину вдруг свалившихся на него бед.
Девушка поднялась ему навстречу с груды сваленных в угол старых корзин. Вид у неё был несколько растрепанный, в белых волосах застряли щепы высохшей от времени лозы. Она щурилась на неяркий свет факела. Анатоль присоединился к ней через минуту. Марк с едва сдерживаемой злостью оглядел обоих.
Поднимайтесь! бросил он и прошел в кухню.
Там уже не было ни ктрана, ни гвардейцев, разделочный стол был пуст. Воин занял единственный пригодный для сидения предметпочерневшую дубовую бочку. Девушка встала за стол, сложив руки поверх столешницы. Анатоль обнял её за плечи.
Ты что ли тот самый студент? спросил Марк, внимательно оглядев помятый камзол и морковно-рыжие локоны.
За него кивком ответила Девушка. Воин проигнорировал её ответ, смотрел прямо на Анатоля, пока тот не промямлил «да», не вполне понимая, о чем его спрашивают, но явно узнав главнокомандующего. Воин потер вновь разболевшийся висок.
Хочешь сказать, что ты её любишь? не глядя кивнул он на Девушку, и та, вспыхнув, спрятала лицо в ладони.
Да, повторил Анатоль чуть более уверенно и погладил Нинель по волосам. Чего он хочет, милая, шепнул он ей на ухо, и Марк хлопнул по столу раскрытой ладонью.
Я разговариваю с тобой! Молодой человек нахмурился, крепче обнял девушку, прижав её к себе. Итак, ты любишь белую, как мышь, уродину с кроваво-красными глазами?
Она заплакала, наконец. Тихо, беззвучно, судорожно вздрагивая всем телом. Молодой человек побледнел как полотно, став вдруг копией своей подруги. «Он не видит!», обрадовался вдруг Марк, «не видит её уродства!». Ему сразу же стало легче, отпустила пульсирующая боль.
Что вы такое говорите? Анатоль отвечал, заикаясь, бледно-зеленые глаза стали бесцветными, Что вам нужно от нас? Он наверняка никогда раньше не сталкивался лоб в лоб с людьми столь высокопоставленными и был безумно напуган, и все же смотрел прямо.
Что бы вы исчезли. Оба. Марк почувствовал, что безумно устал, и не спал уже несколько дней кряду.
Матушка узнает, Девушка отняла руки от заплаканного лица.
Как? удивился Марк.
Ей стало плохо ночью, и я оставила с ней свою кобру. Ты не сердишься? Она все еще выглядела виноватой, но и не могла скрыть своей радости.
Конечно, нет, ответил Воин мягко, не желая признаваться, что успел уже проклясть все на свете, и дело всей его жизни поставлено под угрозу. «Пусть уходит и будет счастлива», подумал он.
Он проводил их до двери. Девушка всё щебетала, рассказывая изумленному Анатолю, как хорошо и весело будет им жить вдвоем на новом месте, Марк не перебивал её. Лишь на пороге повторил:
Исчезните ненадолго. Придумай предлог, не появляйся сколько-то в Университете, сказал он юноше и подмигнул обоим, устройте себе медовый месяц.
Девушка зарделась и порхнула с крыльца, оставив на щеке Марка след поцелуя и мимолетный шепот:
Спасибо, Воин.
Ход в дом Ведьмы был заказан ей.
Всё утро Эдель не вылезала из постели, скованная неопределенностью. Она не знала, кто из Тринадцати отразил удар, и все никак не могла решить, кого же искать ей в городе? Не Ведьмутам её ждала Рокти. Не Юродивогоон сам находил всех, кто был ему нужен как, впрочем, и Тринадцатый. Не Горбунаона никогда не любила пожирателя мертвечины. Его суть отталкивала. Оставались Старуха и Девушка. Но ей не хотелось идти к ним, мать и дочь всегда держались особняком.
И Эдель вяло ковыряла приготовленный Сирроу завтрак, глядя, как он читает, сидя у приоткрытого окна, рядом с цветами герани и листьями папоротников, которые выращивал сам.
Сирроу, позвала она жалобно, когда солнце поднялось над крышами домов и белыми пятнами легло на пожелтевшие страницы. Он заложил страницу пальцем и молча подсел к ней. Она, брыкнув голыми ногами, взобралась к нему на колени. Что мне делать?
Я бы нашел того, чье прикосновение мы почуяли нынче ночью. Но время уже упущено, он, наверняка, очнулся и успел уйти.
Знаю, ответила она тоскливо, и он отложил книгу в сторону, укутал её в одеяло и обнял, как ребенка, она целиком утонула в его руках. Я боюсь, Сирроу. Мы ждали так долго, готовились, были уверены, что все пройдет гладко Когда я потеряла его в лесу, это был Путь. И эта девушкаПуть. И тот, чье прикосновение мы отразили ночью тоже Путь!
Он начал тихо раскачиваться, баюкая её.
А хочешь, останемся здесь? Я посижу с тобой, пока ты заснешь, и не стану никого пускать до самого вечера, а ночьюуйдем в леса, освободим ему его дорогу, и ничто больше не будет тревожить нас? Слова переходили в речитатив, и она почти уснула, слушая. Утро, проведенное в душевном смятении, дало о себе знать.