Вот, поднялся навстречу один из гвардейцев и, отворил двери кухни.
Там, среди корзин, на куче белых от мучной пыли мешков, сидел князь Николай.
Воин замер, разглядывая принца. Двоюродные братья, они с Ллерием были похожи как близнецы. Только Николай был на добрый десяток лет старше. Да может быть немного холёнее. Их королю явно не хватало лоска. Да такой же вызывающе-гордой осанки, странной у по слухам безвольного, боязливого принца.
Ваше Высочество, сказал Воин дипломатично, делая приглашающий жест в залу, я главнокомандующий далионской армии, Марк.
Тот самый Марк, протянул Николай, щурясь с темноты на яркий свет, прикрывая глаза ладонью. Он поднялся, сделал шаг вперёд и заявил громко, я предаю себя в руки правосудия и брата моего, короля Ллерия.
Талдычит это с самого начала. Гвардеец пожал плечами в ответ на удивленный взгляд Марка. Те двое, что поймали его, вон в первом зале дожидаются, говорят, будто он сам выскочил на них. Требовал вести его в замок. Лошадь загнал. Хорошая, чистокровная кобыла издохла. Я сам видел.
П-п-поступок моего отца вероломен! Он сделал ещё шаг вперёд. Вынул из рукава, принялся скручивать узлами батистовый платок. Точно так, как это делал Ллерий, нервничая. Я Я готов за него ответить.
Воин закрыл глаза и с чувством, вкладывая всю усталость и злость, накопленную за многие и многие дни, выругался.
Дверь в его дом была распахнута настежь. Окна первого этажа выбиты, а в одном прочно застрял, уцепившись за раму, сундук.
Ту-у-упицы, скрежетал зубами Горбун, силясь втянуть его обратно. Там же книги!
Когда сундук, грохнулся на пол, и перевернулся, клацнув огромным навесным замком, Горбун бросился в башню. Тайная дверка, спрятанная прямо над изголовьем его тяжёлой, вырезанной из цельного куска дерева, двуспальной кровати, оставалась запертой. Он отпер её, еле-еле вскарабкался в узкий и низкий ход и пополз, спеша к главному своему сокровищу.
Башня была полна камней.
Одни, запыленные так, что нельзя было различить даже их цвета под серой густой бахромой, ровными рядами стояли на полках. Это были просто камни. Он возился когда-то с ними, сортируя бережно, занося в картотеку. Пока не понял, что это были всего лишь драгоценные камни.
Горсточка, жалкая горсточка цветных осколков всегда хранилась на столерядом с книгами, свитками, ретортами. И лишь одинглаз ворона, крупный кусок черного хрусталяпокоился в специальной подставке. Горбун помедлил минуту, но всё-таки снял его с треножника, спрятал в черный бархатный мешочек. У него не было времени даже одним глазком взглянуть, как там Марк.
Он принялся собирать цветную россыпь самоцветов, каждый беря двумя пальцами, оглаживая нежно, помещая в отдельное гнездо в специальной шкатулке, называя по имени.
Откуда у тебя столько?
Он вздрогнул, услышав это. Едва не уронил камень, присел, сжав его в кулаке.
Юродивый поднимался с колен. Тайный ход был чересчур узок для него. Он снял со стен всю паутину, пробираясь в башню.
А Ты, Горбун разжал ладонь так, будто боялся, что мог раздавить камушек. Что ж ты не повёз Ведьму к дому? Оставил её одну возиться со Старухою.
Я предупреждал, что буду следить за тобой. Он всё оглядывался. Протянул руку, сняв камень с полки. Стёр большим пальцем пыль. Ты хоть бы следил за ними. Или продал кому. Или отдал бы так. В его руках засверкал, наконец, чисто алым светом крупный, с голубиное яйцо, рубин великолепной огранки.
Прости. Недосуг. Хочешь, бери.
На что мне? Юродивый положил камень обратно. От людей прятать?
Он подошел ближе, стал за спиной, совсем рядом, любопытствуя. Горбун пошевелил кривыми плечами. Горб его, казалось, вырос, а грудь прогнулась ещеон навис над шкатулкой, закрывая её.
Это? спросил Юродивый, протягивая руку, это давал тебе Мастер? повёл ладонью над камнями чуть-чуть прикрыв глаза. Но не коснулся. Отступил на шаг.
Горбун медленно выдохнул. Опустились вздернутые плечи. Он опустил в гнездо последний камушек и захлопнул крышку.
Это моё! Сказал он, поглаживая полированное дерево шкатулки. Расправил отрез синего бархата, заворачивая. Я сам! Слышишь? Сам заработал их. Сунул шкатулку в мешок. И заметь! Я никогда не путал дела с Синдиката с интересами Круга. Обернулся, глядя прямо в глаза загораживавшему путь Юродивому. Ты напрасно следишь за мной.
Ну-ну, ответил тот, отступая.
Горбун толкнул мешок в лаз, кряхтя опустился на коленипол тайной комнаты был выше, нежели пол спальнипополз, толкая мешок впереди себя. Он быстро миновал короткий тоннельчик, и, когда собирался уже вытолкнуть мешок наружу, тот скользнул вдруг из-под ладони, убегая дальше. Два раза стукнули по полу каблуки.
От неожиданности Горбун треснулся головой о низкий свод лаза. Искры посыпались из глаз. Не видя перед собой ничего, он спешил скорее выбраться, увидеть того, кто украл его камни. Посмотреть в глаза перед тем, как убить.
Он так спешил, что вывалился на кровать, перекувыркнувшись через голову. Прямо над ним раскинулся на угловых столбах тяжелый, красного бархата балдахин, а рядом стоял, глядя в лицо с любопытством тот, кого Горбун никак не ожидал увидеть в своем доме.
Ты! он попытался схватить мешок, который теперь держал в руках Сет.
Ага, значит, ты знаешь меня, Сет отступил ещё на шаг, спрятав мешок за спину. Зато оборванка, каких он видел нынче много на улицах, шагнула навстречу и качнула нацеленным в его грудь самострелом.
Я встану? спросил горбун.
Вставай, ответил Сет, и ты тоже давай, выбирайся сюда, божевольный. Дурную службу ты сослужил мне, Юродивый. Даже не знаю, что с тобой и делать.
Горбун скатился с кровати, а Юродивый выскользнул ногами вперёд, замер на минуту, сидя на корточках, глядя в глаза Сету, а потом спрыгнул по другую сторону.
Я говорил тебе, убей его? А ты меня не послушал. Лохмотья упали с его головы, пока он лазал по тоннелю. Сет поглядел в лицо пристально, усмехнулся. Юродивый тряхнул тугими каштановыми кудрями. Сет развернулся и в пару шагов подошел к низкому подоконнику, сел. Снаружи шел, монотонно барабаня по стёклам, нескончаемый дождь.
Ты не Мастер, сказал Сет, вздохнув. Руки распускали тесёмки мешка, и Горбун невольно качнулся вперед.
Куда?! девица сделала ещё шаг навстречу. Самострел метался меж Горбуном и Юродивым. Назад. Стань, где стоял!
Юродивый склонил голову, глядя на неё с любопытством. За пазухой, будто сердце, затрепыхалось, забилось, и он вынул птичку. Принялся гладить рыжевато-бурые пёрышки, а крохотный клювик пощипывал его пальцы.
Жаль, я думал, ты Мастер. Сет вынул свёрток, встряхнул. Мягкая материя неслышно упала на пол. Он легко открыл шкатулку. А не знаешь, зачем Мастер послал мне кольцо?
Нет, солгал Горбун, прикрывая глаза.
Врешь, ответил Сет, поворачивая деревянный ящичек, любуясь, как играют на свету крохотные цветные камушки, что это? спросил он.
Горбун молчал. Пальцы Юродивого, гладившие черный клювик, бурые крылышки, замерли. Сет повёл ладонью, бросил косой взгляд и все-таки поддел ногтем. Вынул один.
Каменьосколок аквамариналежал на раскрытой ладони. Судорога прошла по плечам Сета. Девица, внимательно наблюдавшая за ним, дернулась, сделала шаг, будто готова была броситься в любой момент на помощь. Он покачал головой тихонько, сказал, кладя камушек обратно:
Ты очень дурной человек, Горбун. Если бы я оставался ещё человеком, я сказал бы, что ты много-много хуже меня.
Юродивый медленно выдохнул.
Ты всё-таки убила его?
Нет, Сет захлопнул шкатулку, поставил рядом на подоконник, сунул руку в мешок и вынул второй, поменьше, с Глазом Ворона. Мы все умерли. Это вороний глаз? спросил он, заглянув в горловину. А что будет, если я его разобью? Горбун снова дёрнулся, но остался стоять на месте, помня о взведенном самостреле. Сет улыбнулся. Решено! Так и сделаем.
Он продел руку в тонкую шелковую петлю, затянув тем самым горло мешка. Сунул шкатулку во второй, набросил через плечо лямку. Спросил, глядя на Горбуна:
Ну, куда ты так спешно собирался? Может, мне тоже туда надо? Маленький мешочек с вороньим глазом раскачивался всё сильней и сильней, пока не совершил полный оборот. Горбун неотрывно следил его полёт, а тот ускорялся и свистел уже, будто камень, привязанный на верёвочку озорным мальчишкой. И точно так же невозможно было угадать, что удумает пострел в следующую минуту. Ну?
Я спешил к Мастеру, ответил Горбун, и, наконец, оторвал взгляд от стремительно вращающегося шара, прошу, слова давались ему с трудом, умоляю, не надо!
Сет дёрнул на себя вытянутую руку и ловко поймал дёрнувшийся вслед за ней мешочек.
Не буду, пообещал он, не буду, если отведешь меня к Мастеру.
Уже другой час Ссаром сидел, откинувшись в креслах, с рукою, прижатой к сердцу. Удар следовал за ударом. Сперва оборвалась связь, которую адепты денно и нощно поддерживали с кораблями армады. Трое, все трое из тех посвященных ордена, что отправились в путь вместе с Брониславой, были мертвы. Это могло означать только одновысадка не имела успеха. Он боялся даже думать об участи, постигшей его внука.
Потом пришли было обнадеживающие вести из посольствагород полыхал. Это вселяло надежды, кораблям удалось начать обстрел. Но одновременнои опасенияНиколай был слишком далеко от городских стен, а отряды, отправившиеся с ним, слишком малочисленны, чтобы защитить князя от гнева местных жителей. Оставалось уповать на выучку боевых монахов, да беспечность крестьян, забывших за долгие годы безбедной жизни, как правильно держать в руках оружие.
Он надеялся ещё. Но вещее отцовское сердце мучилось дурными предчувствиями. Трепыхалось, сжимаясь мучительно. Замирало, и тогда боль пронизывала, как игла. Он отослал всех, выставил вон членов синода, с которыми провёл несколько бессонных дней и ночей. Они ушли безропотно, покорно, но наверняка ждали под дверью. А он медлил, не зная, что предпринять. Не способный шевельнуть и пальцем, не то что думать внятно.
Ветер завевал в распахнутое окно. С каждым днем становилось всё теплей, но ночи еще были прохладны. Он ощутил холодную испарину, да еще солёный привкус на губах. Провёл рукой по щекеиз глаз его катились тихие, горькие слёзы. Он заставил себя медленно выпрямиться, сесть ровно, сложить руки на подлокотниках кресла, поднять склоненную на грудь голову.
Когда дверь распахнулась, только взгляд выдавал тот безотчетный ужас, что охватил короля и первосвященника. Никто, никогда не врывался к нему без стука. Члены синода стояли там, за спиной послушника, служившего гонцом между ним и адептами ордена, глядя внимательно, жадно. Но не решались войти. Не помня себя, он махнул слабо рукой, приказывая мальчику закрыть за собой дверь.
Адепты ордена. Они всегда использовали детей для передачи своих посланий. Ребёнку не ведом страх. Ребёнок скажет всё. Перед лицом короля или самого бога. И мальчишка не боялся. Но смотрел с тою же мукою.
Князь Николай самовольно покинул посольство и верхом отбыл в Мадру. Задержать его не удалось.
Треснул поддерживавший его стержень. Надломившись, опрокинулось в креслах тело, он упал почти на ковер, но был пойман подростком. Тот плакал, положив его голову к себе на колени, гладя безотчетно по длинным седым волосам.
Князь очень добрый, хороший человек, никто не тронет его, повторял мальчик, убеждая скорее себя, чем старика у своих ног.
Помоги мне подняться, прохрипел Ссаром.
Мальчишка кивнул, подхватил под локоть, дал ладонь, чтоб опереться. Ссаром почувствовал, какие горячие у него ладони, и как обескровлен он сам.
Зови, кивнул он на дверь, когда снова сел в креслах, развернув плечи, стараясь держать голову столь же высоко. Зови, зови, повторил он чуть раздраженно, когда мальчишка помедлил в ответ на его приказ.
Его сердце билось, наконец, глубоко и ровно, словно механическое. Не живое.
Я, Ссаром Четвертый, король и первосвященник, он слышал свой голос будто издалека, повелеваю. Начать немедленное продвижение войск через границу, в северные пределы Далиона. В течение ближайших двух дней захватить города по рекам Рьянка, Владычица. Перекрыть движение по тракту. Полностью уничтожать войска и местных жителей. Насколько это возможно, не допускать распространения вестей о начале войны.
Ктраны, страт качнулся вперёд, но замер, остановленный взглядом короля. Ктраны повторил он, не решаясь продолжить.
У вас было достаточно времени, чтобы научиться убивать их, отрезал Ссаром. А теперь все вон.
Они не ждали ничего подобного. Слишком привыкли, успели забыть. Долгие годы он, человек, едва избежавший смерти от рук собственной сестры, был тих, покладист и вкрадчив, чтобы избежать смерти от рук священного синода и конгрегации по делам веры. Сейчас он был слишком стар и слишком одинок, чтобы бояться кого бы то ни было.
Мальчик, что стоял всё это время рядом, бросил вопрошающий взгляд, и старик чуть качнул головой, запрещая. Подросток вышел последним, аккуратно прикрыв за собой дверь. И Ссаром остался совсем один.
Глава 25
Домовой был взвинчен. Взведен, как пружина. Бродил по комнате, не останавливаясь и на минуту, находя себе новых и новых дел. Задернул шторы, в полной темноте скоро простучал каблуками сапог мимо, принялся зажигать свечи в канделябрах. Я оглянулсякомната была полна зачехленной мебели. Стол в центре, зеркала, а может картины на стенах, стулья с высокими спинками, полукресла. Всё стояло так, будто мебель собирались выносить, но оставили в самый последний момент. Алан отошел в сторонку, привалился к стене, его ладонь опустилась на рукоять меча. Я подумал, что, пожалуй, не удастся ошеломить его во второй раз. Он смотрел настороженно, ждал чего угодно. Я отбросил мысли о нём.
Город. Что там творится, Рол?
О! он засмеялся мелко, нервно, всё, что душе угодно. Нищие, калеки, подмастерья, ремесленники, он выпутался из лямок мешка, моего мешка, с которым я прошел всю Топь, кто-то всколыхнул этот город. Растревожил. Разворошил, как муравейник. Они все, Никита, вынул короткий свёрток, в котором я угадал его меч, и памятный тубус с картами, все как с цепи сорвались. Боюсь, если горожане начнут резать друг друга, то уже не остановятся.
У них будет кого резать этой ночью, сказал я, дурея от собственной проницательности, позволившей избежать большой беды.
Рол замер над развернутым пергаментом, поглядел вопросительно.
Белргские корабли напали на столицу, идёт обстрел города с моря, ответил за меня Алан.
Рол зацокал языком, закачал сокрушенно головой:
Ай-яй-яй! Это плохо, это очень плохо! склонился, водя по пергаменту коротким толстым пальцем, ты понимаешь, чем это грозит тебе?
Чем? я моментально взмок, рубаха прилипла меж лопаток, холодя, усиливая и без того нарастающее ощущение опасности.
Тем! Как ты пойдешь на север? К границам? Это война, Никита, он перевернул карту, принялся изучать другой её конец, это война.
Я молчал, не зная, что сказать. Вспомнил о забрезжившей было надежде.
Ведьма! Рол, а как же Ведьма?!
Забудь, осадил он меня. Поднял голову, поглядел задумчиво, прости, я проворонил. Кто-то обложил тебя в таверне. Выследил как-то. Прознал, кто ты есть. Старуха и её дочь, они исчезли. А с ними и твой приятель архивариус.
Нинель? Анатоль?! домовому не стоило говорить мне всего этого. Вот теперь я почувствовал себя действительно дурно. Оперся о стол. Стулья и кресла были сдвинуты в угол, я не мог присесть, как бы мне того ни хотелось. Те, кого я считал друзьями, предавали меня один за другим.
Девушка. Только девушка. Мальчишка, кажется, ни в чем не замешан. Хотя я не стал бы гадать сейчас о его судьбе. Я был в доме Ведьмы, Рол снова склонился над картами, он пуст. И я не смог разузнать, что там случилось.
Знаю, ответил я, борясь с тошнотой. Я всем телом ощущал, как схлопывается ловушка. Ведьма заперта в покоях Изота. Так мне сказал Калкулюс.
Боковым зрением я уловил движение.
Кто такой Калкулюс? спросил Алан.
И, кстати, где он? оживился Рол. Было бы славно, если б он вывел нас из замка где-нибудь у южных пустырей. Должны же быть тайные ходы в этом дворце?
Комендант замка, ответил я. Он взгляд мой метался между Ролом и Аланом, он обещал помочь мне, но
Ну? торопил домовой в нетерпении.
Я не хочу иметь с ним ни-че-го общего, в горле пересохло от воспоминаний о том коротком тайном ходе к покоям короля. Они с Вадимиром пытались заставить меня убить Ллерия.