Не ты выйди, чумак.
Гринь цыкнул на Бровка и вышел, притворив за собой калитку. И сразу же увидел, что в конце улицы ждут, спрятав руки в рукава, соседи ближние и дальние, всего человек десять.
И вздрогнул, потому что среди собравшихся был и Оксанин отец.
Ты хлопец хороший, чумак. Батько твой был хороший мужик. Хоть в бедности, а на церковь жертвовал А за мать молись. Молись, Гриня И, чтобы грех не растить, чертененка надо того экзорцировать. Беса, то есть, выгнать обратно в преисподнюю Жив-то чертененок?
Жив, сказал Гринь, чувствуя, как мороз дерет по спине.
Дьяк скрипнул снегом, переминаясь с ноги на ногу:
Грех, Гриня.
Гринь сглотнул:
Знаю, что грех Что мне, не кормить его? Орет
Грех, повторил дьяк, глядя в сторону. Напасти на село пойдут Недород а то и вообще засуха. Как в тот год, когда твоих-то Бог прибрал. Помнишь?
Гринь и рад был забыть.
Кормилица-нива почернела тогда и пожухла; выехав на жнива, семья долго смотрела на мертвое поле. Отец бродил, выискивая хоть зернышко, плакал Зимой продали все, что было. Весной стали помиратьдвое Гриневых братьев, сестра, последним ушел отец, и не от голода дажеот горя.
А в том году, Гринь не узнал своего голоса, какой был грех?
Дьяк посмотрел сычом:
Не все знать положено Может, тоже какая-то баба втайне бесененка прижила. Или девка с перелесником согрешила. Или еще что Столько народу повымерлострах Ты, Гринь, не сомневайся. Давай бесененкамы уж придумаем, как с ним
Убьете? тихо спросил Гринь.
Дьяк поморщился:
Не зыркай тоже, поди, не звери. Сказаноэк-зор-цизм!
Слово было нехорошее. Каленым железом веяло от слова, железной цепью да горючим костром.
Гринь молчал.
Что смотришь, чумак? Люди собрались давай, неси чертененка.
Брат он мне, сказал Гринь и сам подивился своим словам.
Дьяк разинул рот:
Что-о?!
Гринь молчал, испугавшись.
Ты, чумак ты смотри. Дело серьезное. Коли недород случитсятогда уж бесененка жечь поздно будет Дождешься, что хату тебе подпалят. Вместе со всем Слышишь?
Гринь сглотнул:
Никак угрожаете мне?
Дурень, дьяк сплюнул. Дурень, дурень Дурень! Грозить тебе Против села пойдешь? Против совести пойдешь? Твой же батька в могиле перевернется хоть и так уже, поди, переворачивается Дурень!
Народ в конце улицы переговаривался все громче. Подступал ближеГринь увидел среди соседей уже и Касьяна, и Касьянового отца, который о чем-то толковал с отцом Оксаны.
Подумать надо, сказал Гринь шепотом.
Думай, неожиданно легко согласился дьяк. Знаю, хлопец ты умный и придумаешь хорошо. Как придумаешь, приходи. А не то, гляди, сами к тебе придем.
Гринь повернулся и ушел в домне попрощавшись, против вежливости, не поклонившись людям.
Ему смотрели вслед.
Брат.
Гринь всегда был старший, самый старший, братишки ковыляли по двору, сестра орала в корзине, родителей не было весь день, надо было качать и баюкать, до хрипу орать колыбельные, вытаскивать неслухов из собачьей будки, вытирать сопли, лупить хворостиной, снова вытирать сопли, утешать В сердцах отлупив меньшого братишку, Гринь уже через несколько минут раскаивался, ему жаль становилось маленького, ревущего и несчастного, он с трудом поднимал брата на руки, тот обхватывал его за шею и тыкался мокрой мордочкой в щеку.
А вот сестру Гринь не любил. Она всегда орала и мешала спать и выплевывала «куклу», едва Гринь пытался заткнуть ей рот. «Люли-люли!»выкрикивал он и качал колыбель так, что дите едва не вываливалось наружу. «Люли-люли Замолчи, а то задушу!»
Потом все забылось. И вспомнилось в тот день, когда сестру хоронилиона первая не выдержала голода, с малолетства худая была и болезная
Гринь обнаружил, что стоит посреди комнаты с ребенком на руках. И малыш гукает, пытаясь потрогать Гриня за усы. И чертененок теплый, и очень похож на мать, вот если бы только не ручки эти, четырехпалая и шестипалая.
И медальон с золотой осой.
Люли-люли, прилетели гули что мне с тобой делать что мне с тобой делать
Он ходил и ходил по комнате, раз за разом повторяя свой вопрос, и от частого повторения слова его превратились в лишенные смысла звуки. Младенец не отвечалпригрелся, заснул у братца на груди; Гринь уложил его в корзину, пристроил сверху вышитый матерью полог.
Долго сидел на лавке, свесив руки между колен.
Потом встал, оделся, взял шапку и пошел к Оксане.
* * *
Завтра Касьян сватов присылает.
Гриня, против ожидания, пустили в хату. Оксанины сестры шушукались на печи, Оксана стояла в сторонке и ковыряла на печи известкухотя рано еще, завтра будет ковырять, когда сваты придут.
Гринь присел на уголке стола. Оксанины родители сидели на лавке плечом к плечупочти одного роста, оба сухощавые, суровые, со складками у бровей.
Откажите Касьяну, сказал Гринь.
С какой радости?
Сам сватов пришлю.
Что за горе! в сердцах сказала Оксанина мать. Извел девку, истомил И деньги уже есть только куда дочь отдаватьв хату, чортом отмеченную?!
Бесененка выкинь, тяжело проговорил отец. Попа позови, пусть покадит и все что надо прочитает. Коли пообещаешь, что завтра жеоткажем Касьяну.
Оксана уткнулась в печку лбом. Так и замерла, не глядя ни на кого.
Обещаешь, чумак? Чтобы завтра же
Гринь молчал.
А нет, так убирайся! внезапно разозлилась Оксанина мать. Душу тянуть из девки чтобы ноги твоей не было!
Он пообещает, сказала Оксана, и по голосу ее было ясно, что она с трудом сдерживает слезы.
Молчи, когда старшие говорят! Оксанин отец опустил на стол кулак так, что подпрыгнули миски и кринки.
Гринь проглотил слюну.
Обещаешь? ласково, почти умоляюще спросила Оксанина мать.
Гринь молчал.
Оксанин отец поднялся с лавки. Широко распахнул дверь; прошелся по хате холодный сквозняк. Указал Гриню на выход:
Вон.
Гринь не шелохнулся.
Вон, сучье племя! Ведьмачий сын, чортов пасынок, чтобы духу твоего здесь не было!
Гринь поднялся и вышел.
В спину ему грохнула дверь; пройдя несколько шагов, Гринь наткнулся на поленницу, споткнулся, встал, удивленно глядя перед собой и не понимая, как это можно было промахнуться мимо калитки.
Гриня
Оксана выскочила ему вслед. Без свитки, босиком.
Гринюшка, да что ж ты да как же ты отказываешься от меня, я тебя из чумаков ждала, молилась, на дорогу ходила, все глаза проглядела! Все думала, как свадьба будет как в дом к тебе приду Гриня, не хочу за Касьяна, откажись ты от матери своей ведьмы, от байстрюка чортового, возьми меня за себя, обещал ведь!
Обещал, сказал Гринь мертвыми губами.
Так откажешься от байстрюка?!
Гринь перевел дыхание. Положил руки Оксане на плечи, ей ведь холодно без свитки.
В тот день его выпорол отец, как оказалось, без вины; Гринь сидел в бурьяне под чьим-то забором и ревел в три ручья, не столько от боли, сколько от несправедливости. Она подошлакоса до пояса, в стиснутом кулаке, в чистой тряпочкесокровище.
«А у меня яблоко!»
«Ну и что, сказал Гринь сквозь слезы, у нас во дворе целая яблоня стоит!»
«У вас дичка, засмеялась девочка, а это яблоко из панского сада».
И развернула тряпочку. И Гринь вылупил глазатакого чуда видеть не доводилось, наливное, будто из воска, желто-розовое яблоко в пятнышках веснушек А запах, запах!
«Ты не реви, благожелательно сказала маленькая Оксана. Ты, это самое Хочешь, дам откусить?»
Гринюшка отдай байстрюка.
Он помолчал, слыша, как бьется ее сердце.
Отда отдам.
Обещаешь?
Обещаю
Мама! Оксана, спотыкаясь, метнулась к дому. Мама, батька он обещает!!
Громко, на весь двор, зевнул в своей конуре Серко.
* * *
Значит, судьба.
Значит, судьба тебе такая. Исчезник тебя зачал, мать моя тебя родила, да ты же и убил ее. А теперь все. Свою жизнь загубить, да еще Оксанинудорого просишь, братишка. Так дорого, что и медальоном золотым не откупишься.
Гринь едва доплелся до дома. Все бродил кругами, оттягивал время, когда войти надо будет, младенцу пеленки поменять да и отнести его, младенца, на расправу, на эк-зор-цизм.
А коли правда, что из-за этого малого новая засуха прийти может?! У кого пять детейостанется один или двое
Дорого просишь, братишка. Не такая тебе цена. Не понесу тебя никуда. Дам знать дьякупусть сам приходит с людьми да и берет. А мне со сватами надо договариватьсячтобы завтра же Оксану засватать, завтра!
Прыть-то поумерь, Касьянка. Не для тебя девка. Вон, бери на выбор: Приська созрела, Секлета, Одарка
Смеркалось.
Гринь долго стоял перед собственными воротами. Не решался войти; странно, остервенело гавкал Бровко на короткой цепи: то ли не признал хозяина, то ли замерз.
Вошел. Остановился среди двора. Мерещитсяили дверь приоткрыта?!
«Хату простудишь, недовольно кричала мать. Живо дверь закрывай, живо»
В хате было холодно. Остатки тепла вынесло сквозняком; еще в сенях Гринь зажег свечку.
Корзина стояла на столе пустая, вышитый матерью полог лежал рядом.
Гринь ушибся головой о притолоку.
Вот, значит, как Пришли и взяли. Вот следы сапог на пестром половичке Пришли и взяли, Гринь хоть сейчас может сговариваться со сватами, еще не так поздно, только что стемнело.
Ни о чем не думая, Гринь полез за печь и проверил тайни*!*чок. *!*Деньги были на местеничего не пропало. Хватит, чтобы*!* *!*стол накрыть и музыку нанять. Хватит, чтобы земли прикупить и нужды не знать, жену баловать обновками, а детейпряниками.
Разве не для этого он жарился под солнцем в степи?! Разве не для этого рисковал жизнью, отбивался от разбойников и откупался от мытарей?
Гринь стянул сапоги. Перемотал онучи; зачем-то обулся снова. Наклонился над опустевшей корзинойтеперь Оксана будет складывать в нее чистое белье.
Корзина пахла младенцем. Кисловатым, молочным запахом.
* * *
Он застал их на площади перед церковью. Горели факелы, будто в праздник; луны не было, зато из-за обилия звезд небо казалось обрывком церковной парчи.
Младенец орал.
Орал от холода, или от голода, или от страха; дьяк читал что-то по книге и, силясь перекричать младенца, охрип.
Вы что творите?! закричал Гринь издалека еще, на бегу. Вы зачем человеческую тварь невинную мучаете, Божьим словом прикрываетесь, как воры?!
Те, что стояли на площади, разом обернулись. Хмурой решимостью повеяло на Гриня, решимостью, отчаянием и злобой:
Отойди, чумак!
Отойди, а то будет тебе проклятье дом спалимс сумой пойдешь
Нового недорода захотел?! Чумы захотел, да?!
Поначалу собравшиеся показались Гриню безликой темной толпойно уже через минуту он увидел и Василька с отцом, и Колгана, и Матню, и Касьяна с братьями, и всех соседей-мужиков Баб не было. Ни одной. Не бабское это дело.
Не мучьте дите!
Зачем оно тебе надо, чумак?! Твое, что ли? Поперек горла тебе и всем чортово отродье, вражье зелье! Ну что тебе надо?!
Гринь остановился.
Зря пришел сюда. Ох, зря; на одной половинке весов и Оксана, и все, а что на другой?! Зря только лечил от поноса зря молоком поил, зря на руки брал
В костер бросите? спросил он шепотом, ни к кому не обращаясь.
В какой костер?! удивился оказавшийся рядом сосед. Читать надо, пока не замолчит. Беса гнать Это не дите оретэто бес в нем.
Младенец зашелся новым криком; Гринь покачнулся, схватил ртом морозный воздухи, не размахиваясь, ударил соседа в челюсть.
Хороший был кинжал. Дядька Пацюк сам его для Гриня выбрал, посоветовал денег не жалеть. Кривой кинжал, на лету волос перерубает. Пацюк же и научил Гриня приемами пригодилась наука, ох как пригодилась, особенно весной, когда разбойников стало больше, чем ворон.
Не подходи! Убью!
Дьяк пятился, уронив свою книгу на снег. Нехорошо улыбался Матня, хмурились Касьяновы братья, и везде, где хватало света факелов, блестели яростные глаза.
Не подходи!..
Гринь набросил на младенца свою свитку. Тот замолчал, как по команде; люди зароптали:
Бес
Чует бес
И этот уже бесами забран!..
Чортов пасынок
Матня поудобнее взял факел. Пошел на Гриня боком, отведя факел чуть в сторону; его одернули. Отец велел вернутьсяМатня оскалился и попятился назад.
Поблескивал кривой кинжал. Мужикам постарше доводилось видеть такие клинкии по тому, как Гринь держал его, ясно становилось, что хлопец не в бабкином сундуке отыскал оружие. Что хлопец тот еще.
Камнями его, сказали из задних рядов.
Тихо, поп шагнул наперед. Гриня, уйди. На исповедь придешь, замолишь Уйди. Не то худо будет, слышишь, Гриня?!
Не дам дите! крикнул Гринь срывающимся голосом. Нечего мучить! Своих вон рожайте и мучьте
Попа оттеснили. Мужики наклонялись, искали под снегом камни; камней под заборами было в избытке.
Забьем обоих, хрипло сказал Матня. Отойди от пащенка, коли жить не надоело!
Гринь проглотил слюну.
А чего терять-то? Всему пропадать! Оксаны не видать больше. В отцовской хате не жить. Только в проруби топитьсятак лучше в бою, как чумак, как мужчина
Матня первым кинул каменьГринь увернулся. Зато следующий камень метил в младенцаГринь отбил его кулаком, и рука сразу же онемела.
Потом камень угодил ему между лопаток.
Потомв плечо.
Потом одновременно в спину, в колено и в грудь. Потом в лобГринь зашатался, но устоял. Кинжал был бесполезенмужики держались широким кольцом. Гринь склонился над младенцем, прикрывая его собой
И вдруг стало светло.
Что здесь происходит?
Камни больше не летели. Гринь поднял голову.
ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
В свете новых, сильных факелов на толпу смотрели четверо. Первый восседал на огромной белой лошади, закованный в невиданную гибкую броню, в руках его был хлыст, а у поясасверкающий меч; двое его спутников отставали на полкорпуса, один в черном, заросший бородой до самых бровей, страшный, как в детском кошмарном сне, второй в зеленом, белолицый, с надменной усмешкой и тоже с плетью в руках.
И женщина. Такими обычно представляют ведьмчернявая, с глазами как уголья, да еще в мужской одежде.
Мужики побежали.
Они бежали молча, падая в темноте и наступая на упавших; дьяк убежал первым, и книжка его с экзорцизмами так и осталась валяться в снегу. Поп спрятался в церкви и запер за собой дверь.
Гринь громко хлюпнул носом. Втянул в себя кровь.
Младенец заплакал. Сперва неуверенно, потом все громче.
Часть втораяДевица и консул
Пролог на земле
Здесь магнолии не росли.
У него не было сада, не было дома с колоннами розового мрамора. Няни не было тоже. Маленькая хибарка на окраине Умани, вишневое дерево у входа, единственный лапсердак с заплатками на локтях, доставшийся ему от щедрого дяди Эли
Ваш сын станет великим учителем, уважаемый ребе Иосиф! Может быть, даже наставным равом в самом Кракове! Хотел бы я, чтобы мои великовозрастные балбесы понимали Тору хоть вполовину так же, как и он. А ведь вашему сыну, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, только двенадцать!..
Ему действительно недавно исполнилось двенадцать, когда проклятый Зализняк ворвался в Умань.
Отец не верили отказался бежать. А потом стало поздно. Семья успела выбраться из северных ворот, но только для того, чтобы наткнуться на очередную гайдамацкую ватагу, люди Зализняка спешили в горящий, гибнущий город.
Хлопцы! Глянь! Так то ж жиды! А ну, робы грязь!..
Отцу повезлоон упал сразу под ударами шабли. Повезло и материее проткнули острой косой. И Лев Акаем, жених сестренки старшей, погиб без мученийбросился на врагов и упал бездыханным.
Ему повезло меньшеему, сестрам, братьям.
Лея, младшая, умерла быстроуже под третьим или четвертым ублюдком, терзавшим ее юное тело. А Рахиль жила долго и все кричала, кричала кричала.
Пока одни убивали сестер, другие разжигали огонь. Дрова разгорались плохо, недавно прошел дождь
А ну, говорите, жидята, где ваш батька червонцы запрятал?!
Голые ногив костер.
Страшный дух горящей плоти.
И крик Сначала умер Ицык, самый младший, затемШлема
Наконец замолчала Рахильстрашная, непохожая на себя. Кто-то взмахнул шаблей, поднял ее голову, насадил на пику. На него взглянули широко раскрытые пустые глаза
Ухмыляющиеся рожи подступили ближе, кто-то плюнул в лицо.
А вот и мы, жиденок! Ну, может, ты чего скажешь, перед тем, как сдохнешь?
Он знал, что не может отменить случившееся, и знал, что оставить все, как есть, тоже не сумеет. Зачем он здесь, кто он такой, если не сумел защитить свой дом, свой народ, свою семью?.. Он ненавидел себя. Он стыдился себя, слабого; он пожелал, сам до конца не осознавая своего желания. Изо всех сил пожелал