Лицо Псилона побледнело, слившись с белоснежными волосами и бородой. Он громко ударил кулаками по деревянным подлокотникам и вскочил с кресла.
- Он мертв! - воскликнул гневно маг. Его голос, словно звон колокола, разнесся по спящему Форгу. - Мертв, как Кхаа Лаур, Дейра и Ниамэ! Мертв, как Архес! Мертв, как ядовитые болота Крока!
Меус любуясь коралловыми цветами города, окрашенного лучами просыпающегося небесного светила, даже не обернулся в сторону брата. Псилон мог сколько угодно вопить, что Он сгинул в объятия Дероды, но от его криков, ничего не менялось. Скребущее и неприятное предчувствие уже цепко впилось в душу и разум черноволосого капеллана.
Псилон покраснев от распираемого негодования, подошел к окну и вдохнул полной грудью утреннюю свежесть, дабы успокоиться.
- Нам не стоит упоминать его.
- Согласен, - кивнул Меус. - Я надеюсь, что ты здраво рассуждаешь и осознаешь, что если Нирбиссу грозит беда, и в этом не замешан Айлас...
Псилон испугано шикнул на брата, словно боялся, что имя, произнесенное вслух, способно вызвать призрак из обители Темноликой. Но Меус не придал этому значения и продолжил:
- ... то это знаменует лишь одно - на материке появился могущественный и опасный чародей, который заручился поддержкой иллюзорных демонов или самих Создателей.
- Хватит!!! - свирепо воскликнул маг. - Хватит нести несуразицу и ныть! Ты мне напоминаешь несчастного котенка, оказавшегося в водовороте!
Меус удивленно вскинул брови и взглянул на брата. Давно он не видел его в таком гневе. Его всегда раздражали разговоры о непутевых родственниках, но сейчас он явно перешел все границы.
- Я не помышлял расстраивать тебя, растерзай меня морской киркан, - тихо проговорил волшебник. - Я поделился с тобой своими предположениями.
- Вот что я тебе скажу, Меус, - все еще кипя от ярости, прорычал Псилон, - Если этот гаденыш вернется, или кто-то похожий на него возжелает начать кровопролития, то пусть! Пусть воюет с эльфами, гномами, русалками и с прочими нелюдями! Он может даже Магистров всех перебить поодиночке или же скопом - мне все равно! Но чтобы не задумал этот таинственный и коварный мерзавец, Мендарв - я ему не отдам!
Меус молча кивнул. Псилон был слишком самоуверен. Нависни сейчас над страной людей реальная угроза, недолго бы продержались королевские войска, да храмовники, снаряженные слабыми амулетами. Магия с каждым годом совершенствовалась, но не здесь, не в Мендарве. Если бы братьям Вэинарисс выпала возможность отыскать древние рукописи волшебников былых эпох, тогда можно было, не беспокоиться о безумных и могущественных недругах.
- Уже почти рассвело, - невозмутимо произнес Меус. - Мы должны уделить несколько часов сну. Тивар ждет нас к полудню, и ему не следует знать, что нас тревожат какие-либо иные заботы, нежели те, что касаются ордена Тарумона Милосердного.
Псилон, поджав губы, сверкнул глазами. Злоба подобно гейзеру клокотала внутри него.
Меус тихо прошелестел полами одеяния, подойдя к двери. У самого порога он обернулся.
- И сними заклятье тишины. Наша беседа окончена, а если прислуга или стража не услышат твой громогласный храп, то точно что-нибудь заподозрят. Как нам повезло, что во дворце мы единственные храмовники, и не один чужой медальон не уловит твою магию.
Черноволосый капеллан покинул опочивальню брата, плотно прикрыв за собой дверь. Псилон все стоял у окна, глядя, как фонарщики тушат одну за другой уличные масляные лампы и свечи под стеклянными колпаками, рыбаки и лавочники медленно бредут по улицам, еще не очнувшись от сладких объятий сна, а королевские стражники сменяются на посту.
Волшебник закрыл окно и, шевеля белоснежными усами, стал шептать заклинания, возвращая в Форг звуки и голоса, которые приглушал во время разговора с Меусом.
Рассвет тяжелой поступью явился в лес Серых лисиц. Высокие березы и осины, с тонкими стволами, шелестели слегка пожелтевшей листвой, пробуждая утренних птах, таящихся в кронах деревьев. Ветерок лениво носился среди кустов терновника и багульника, стремясь куда-то на юг.
Ная бежала по тропинке, судорожно глотая воздух. Ее холщовая рубаха до пят, подпоясанная конопляной веревкой, то и дело цеплялась за крючковатые ветви придорожной растительности, но девочка спешно освобождалась от них и неслась дальше. Босые ноги кололи мелкие камушки, но ступни темноволосой малышки, давно огрубели от ходьбы по лесу, и колючая, местами неровная тропа, не вызывала дискомфорта.
Наконец, она достигла опушки леса. Девочка остановилась на краю холма и оглядела Одинокое село. Ее короткие каштановые волосы взмокли от бега, и она тряхнула головой, дабы как-то осушить их.
Набрав в легкие воздуха, Ная бросилась вниз к деревне. Она должна была отыскать Бэллу и передать ей послание. Срочное послание. Среди охотничьего народа, проживающего в лесу Серых лисиц, девчушка была самой быстрой и ловкой, поэтому ее и послали с депешей.
Нае только исполнилось восемь, но, несмотря на свой возраст, она могла тягаться в скорости и зоркости даже с мальчишками, у которых пробился пушок на подбородке. Порой ее дар вызывал насмешки со стороны ребят, но она не обращала на это внимания. Она была гонцом, доставляющим вести между Одиноким селом и лагерем охотников.
Девочка выбежала на проселочную дорогу и помчалась из последних сил к деревянной хижине травницы. Белла должна оказаться дома. Если нет, то утренний забег будет напрасным и те, кому понадобилась помощь знахарки, погибнут, не дождавшись ее.
Осень наступила внезапно. Еще вчера Темная Дубрава горделиво выставляла напоказ сочную изумрудную листву, а пережив бурю, вмиг пожелтела, словно человек, которого в одночасье настигла старость, посеребрив волосы. И не смотря на то, что небо оставалась ясным, солнце словно остыло. Теперь его лучи не были столь жаркими, а поутру разоренные ураганом наделы фермеров, покрыл тонкий слой инея.
Беда коснулась всех земледельцев. Поля и сады были уничтожены. И тот, кто не успел собрать остатки урожая, потерял все, до последней картофелины, до единственного зернышка пшеницы.
К счастью, гроза и ветер, хоть и повалили деревья, а потоки смыли растительность с полей, не тронули ни дома, ни амбары, ни замок. В эту проклятую ночь природа вела борьбу сама с собой, ее не тревожили человеческие сооружения.
Ребекка проснулась от резкой боли в ступне. Память с неохотой скидывала покрывала сна, рисуя в мыслях картины прошедшей ночи. Девочка оглядела комнату. Ставни были плотно закрыты. На полу виднелась лужа дождевой воды, осколки стекла и кровавый след. Ворон, сунув голову под крыло, мирно спал в клетке.
Златовласка осторожно размотала повязки на ногах и с удивлением уставилась на раны. Порезы затянулись и не казались таким огромными, как в полутьме. В правой ступне поблескивал, осколок, который причинял неудобство. При свете свечи Ребекка не заметила его. Она осторожно выдернула стекло, боясь, что вновь начнет сочиться кровь. Но крови не было, просто небольшое розовое углубление. Девушка взяла чистые повязки и вновь обернула раны. В ботинках никто не заметит бинтов. А позже она все расскажет матери, и та даст ей мазь.
Когда златовласка вышла во двор, она, даже ведая о буре, не думала, что увиденное испугает ее. По Дубкам, словно промчались великаны и выкорчевали часть деревьев. Стихия заставила весь люд высыпать на улицу. Сельчане дружно наводили порядок, убирали сломанные ветви, распиливали стволы. Среди толпы, тут и там виднелись бело-зеленые хитоны храмовников, помогающих жителям.
Ребекка удивилась. Их было достаточно много. Неужели и в соседних поселениях прослышали про ураган и прислали подмогу? Таких бед не случалось давно. А священнослужители старались заниматься больше духовным трудом, воспевая слово Тарумона Милосердного, нежели таскать бревна и устранять последствия стихийного бедствия.
Златовласка, подобрав платья, хотела было присоединиться к сельчанам, как заметила сидящего на пороге отца. Ее сердце сжалось в груди, и она почувствовала, как холодные потоки воздуха окатили лицо и кисти рук. Она поняла, случилось что-то плохое. И гибель урожая здесь была не причем.
Артур отсутствующим взглядом смотрел на сельчан, которые суетились по деревне. Его лицо осунулось, словно он за ночь перенес продолжительную и долгую болезнь, а на висках появилась седина.
Взгляд девушки скользнул на его руки, в которых он держал шаль, подаренную Ребеккой матери. Только сейчас платок совершенно не походил на редкую и дорогую вещицу. Янтарный бисер исчез, оставив голую паутину.
Златовласка, пытаясь унять дрожь, хотела начать разговор, как на пороге появились Кор и Тор с хмурыми лицами, облаченные в дорожную одежду: высокие сапоги и кожаные кафтаны.
- Отец, мы готовы, - произнес Тор, мельком взглянув на растерянную сестру.
Артур еле заметно кивнул и поднялся на ноги, и только сейчас заметил дочь.
- Что произошло? - сдавлено прошептала она.
- Ступай в дом. А мы с твоими братьями пойдем искать Аэлтэ.
Дрожь усилилась, девочка стиснула руки, чтобы не выдать своего волнения.
- А куда она отправилась? - ее голос звучал ровно, но в глазах заблестели слезы, словно она ожидала худого ответа.
- К реке, - прошептал тихо Артур, - ночью, во время грозы.
Близнецы потупили взгляды, стараясь не глядеть ни на сестру, ни на отца. Ребекка хотела напроситься с ними, но фермер не дал ей и молвить слова.
- Отправляйся в дом. Приберись. Приготовь поесть. Мы сами отыщем ее.
Девочка кивнула, но не вернулась тут же в избу. Она стояла на пороге, провожая Артура и братьев взглядом. Затем она тяжело вздохнула и оглядела двор. Деревья и кустарники были изломаны и покорежены, а любимая Аэлтэ груша вовсе сгорела от удара молнии. Повезло, что огонь не перекинулся на камышовую крышу.
«Они найдут ее, обязательно найдут ее», подбодрила она себя и, заметив, что родичи скрылись в топе, спешно направилась к остову дерева. Она не знала, почему ее так тянуло к нему.
Оказавшись рядом с пепелищем, златовласка внимательно осмотрела ствол, покрытый белесой золой, и тут ее взгляд упал на землю, где на толстом слое сажи виднелась надпись. Короткая, не такая, что ночью она созерцала в луже на полу.
«Khaa Te»
Ребекка, испугавшись, стала водить носком ботинка по древесному пеплу, стирая странное послание. Она не желала знать, кому оно было адресовано. Она не хотела верить, что видела его. Аэлтэ пропала, а Дубки кишат церковниками, которые помимо помощи наверняка вынюхивают присутствие чар.
- Да благословит тебя свет Тарумона Милосердного, - раздался позади девочки вкрадчивый голос.
Златовласка, вздрогнув от неожиданности, резко обернулась. Перед ее взором стоял невысокий полноватый храмовник в бело-зеленом хитоне. Его круглая голова с провисшими полными щеками была обрамлена ровным ободом волос, а на макушке сияла гладкая, словно яичная скорлупа лысина. Лицо казалось добродушным, но маленькие заплывшие глаза беспокойно скользили взглядом по сторонам.
- Да прибудет с вами Его Милость, - проговорила Ребекка, облегченно вздохнув. Она успела избавиться от надписи до того, как церковные ищейки смогли ее обнаружить.
- Нуждаетесь ли вы в помощи, дитя? - поинтересовался толстяк, удрученно оглядывая двор семейства Лангрен.
- Благодарю за беспокойство, брат...
- Брат Конлет, - быстро проговорил храмовник. - Прошу прощения, что запамятовал представиться. Здесь творится такая суматоха, что я совершенно забыл о приличиях.
Златовласка понимающе кивнула, и даже улыбнулась, надеясь, что разговор со священнослужителем не затянется надолго.
- О, не тревожьтесь, - отмахнулась она. - Я тоже не представилась. Мое имя Ребекка. Ребекка Лангрен.
Девушке на мгновение показалась, что лицо храмовника приобрело кислый вид, когда она произнесла фамилию. Но церковники владели устойчивым самообладанием, и вскоре лик брата Конлета вновь вернул себе безмятежность.
- Не знаете ли вы, дитя, где бы я мог отыскать очаровательную даму по имени Тара Рин?- вопросил толстяк, совершенно позабыв о том, что минуту назад предлагал помощь в уборке двора.
- В Дубках точно никто не живет с таким именем, - твердо проговорила златовласка. - Но вам стоит уточнить в замке барона. Может, кто намедни и посещал постоялый двор. Вчерашняя Ярмарка привлекла в Мендарв множество чужестранцев.
Храмовник кивнул, теребя в руках амулет, весящий на шее. Камень в кулоне мерцал ровным зеленоватым светом.
- Благодарю. Пусть Тарумон Милосердный освещает твой путь, - произнес с безразличием храмовник и спешно покинул двор.
- Да прибудет с вами Его Благословение, - растерянно глядя вслед толстяку, прошептала девочка.
Неспроста Дубки наводнили служители ордена. Они рыщут в поисках отступника! Кто такая Тара Рин? Волшебница? Нелюдь? Или обладательница магического артефакта? Скорее бы отец отыскал мать. Они бы дружно убрали последствия урагана и зажили, как и прежде. Не думая о мистических надписях, Сведущих Пророка и иной чертовщине творящейся последнее время в этих краях.
Ребекка с печалью оглядела родную деревню, где повсюду копошился народ, и, опустив голову, вошла в дом.
Глава 4
«Тихо шепчут вековые деревья,
Шелестя янтарной листвой.
Темная чаща приветствует гостя,
Колыхаясь пожухлой травой.
Нежно целует ласковый ветер
Лепестки последних пестрых цветов.
Осень печатью отметит
Заросли терновых кустов».
Песнь зеленой тропы.
Густые леса и тенистые рощи Мендарва спешно сменили изумрудный наряд на медное одеяние с золотой вышивкой. Хрусталь лазурного неба, облачился в свинцовую кольчугу дождливых облаков. Осень, подобно вражеской армии вступила во владения людей, приведя с собой безжалостных генералов: изморозь, ливень и суровые ветра. Крайне редко выдавались безоблачные дни.
Удел барона Данкоса почти целый месяц, как стал излюбленным местом паломничества священнослужителей Тарумона Милосердного. И казалось, с каждым днем количество храмовников значительно прибавлялось. Одни уезжали, а взамен прибывало вдвое больше. Постоялый двор и комнаты в замке были полны народа в бело-зеленых одеяниях.
Местный люд, включая владельца феода, с любопытством относился к такому пристальному вниманию со стороны ордена, но никто не смел, даже слова молвить, дабы выведать причину, которая манила церковников в эти ничем не примечательные угодья.
Давно уже были разобраны древесные завалы, оставшиеся после губительного урагана, но братья, несущие Вечный свет, не спешили покидать баронские владенья. Они рьяно облагораживали святилища. Проводили проповеди в замке да в Дубках. Засиживались до полуночи в деревенском кабаке и постоянно что-то вынюхивали.
Интерес барона и сельчан не угасал, но вместе с любопытством, в сердцах людей появилась и тревога. В Мендарве всегда относились с опаской к церковникам, которые изображая добродетель, на самом деле, выискивали приверженцев чародейства и пособников нелюдей.
Вездесущее присутствие адептов Тарумона Милосердного дурно влияло на народ. Слухи, подобно ветру, распространялись по местности, просачиваясь через стены деревянных домов и каменную кладку замка. Всем было вестимо, что изначально, святоши искали загадочную даму, о которой ни кто не ведал. Затем, убедившись, что незнакомка действительно не появлялась здесь, они прекратили расспросы, но все же не покинули земли барона. Храмовники выжидали. Но чего именно?
Жители Дубков стали с подозрением относиться друг к другу. Каждый видел в соседе врага, спутавшегося либо с магами, либо с нелюдями. Дабы избежать гнева церкви, сельчане стали меньше смеяться, старались не вести долгие разговоры, а многие вовсе замкнулись в себе, каждый раз, испугано озираясь, проходя по улочкам села. Никто не желал узреть себя на костре или же повешенным в лесу Серых лисиц.
Ребекка старалась забыть кошмары той ночи, мистические надписи на поверхности лужи и пепле, все, что могло привлечь внимание храмовников. Но одна вещь неизменно возвращала ее в прошлое. Исчезновение матери. Девочка не желала допускать мысли, что Аэлтэ погибла.
Каждый сплетник в «Дубовом листке» сотый раз рассказывал слезливую историю о том, как несчастную женщину, решившую невзначай покинуть родной дом во время бушующего ненастья, забрала река в ту проклятую бурю. Никто не сомневался, что Аэлтэ сгинула в объятиях Темноликой, хотя ее тело не было найдено. Бурные воды Зарницы во время урагана, могли утащить бедняжку к Форгу, а то и в само Море Семи Ветров.
Но предположения соседей не волновали семейство Лангрен. Они хранили светлую память об Аэлтэ, надеясь, что милость Тарумона Милосердного уберегла ее, и однажды, она вернется к ним. Постучит в двери и кинется в объятья родных, когда они появятся на пороге.