Солдат?
Нет. Не совсем. Наверное.
Отвечать четко и ясно! Человек поднялся и подошел к Фоме. Сердце со страху моментально ушло вниз. У человека худое лицо с резкими неприятными чертами и злые глаза. Фома никогда прежде не видел настолько злых глаз. Солдат?
Нет.
Значит, не солдат, голос стал чуть мягче, но в этой мягкости Фоме чудился подвох. Тогда откуда ж ты такой вылез? И почему форму носишь?
Дали.
Кто дал?
Ильяс.
Кто такой Ильяс? Где он служит? Звание, должность?
Н-не знаю.
Как не знаешь? Удивился человек. Он тебе форму дал, а ты не знаешь, где и кем он служит? Как-то странно.
На базе, которая возле города. Я оттуда пришел. Фома решил, что если говорить правду, то рано или поздно все прояснится и его отпустят. Ну и в самом-то деле не будут же его задерживать за побег, максимумпозвонят Ильясу, тот конечно, станет ругаться, но сначала приедет и заберет из этой страшной серой комнаты, стены которой давят на голову.
С базы, значит. А что ты делал на военной базе? Человек наклоняется к самому лицу Фомы. От него явственно пахнет пСтом и чесноком, кожа бугрится крупными порами, а сальные волосы прилипли ко лбу. Фоме неприятно и он пытается отодвинуться, но для этого нужно встать со стула, а человек, положив ладони на плечи Фомы, говорит.
Сиди, сиди. Давай просто побеседуем без церемоний. Итак, ты пришел с базы, правильно?
Правильно.
Ты там жил или работал?
Жил.
Кто такой Ильяс?
Друг. Вернее, раньше он был другом
А теперь вы поссорились?
Да. Фоме страшно. В глазах собеседника читается любопытство и азарт, и Фома чувствует, что этот азарт каким-то образом связан с ним и Ильясом, но каким именно? И почему этому человеку так интересно, кем работает Ильяс? Впрочем, на этот вопрос Фома не ответит, потому как не знает. Не интересно было.
Из-за чего вы поссорились?
Он он стал другим. Фома понятия не имеет, как объяснить, а если не объяснять, то человек со злыми глазами не поймет. Впрочем, даже если объяснять, еще не факт, что он поймет.
Другим хорошо, оставим это. Чуть позже вернемся. Давай попробуем с другой стороны, идет?
Фома кивнул. Он вообще не хотел пробовать ни с какой стороны, он хотел уйти отсюда, можно даже на базу, все-таки там спокойнее, но понимал, что просто так его не отпустят. Скорей бы это недоразумение прояснилось.
Зачем ты пришел в город?
Посмотреть.
На что?
На город.
Неужели? Человек хмурится. То есть, ты ушел с базы специально для того, чтобы посмотреть на обыкновенный ничем особым непримечательный город, каких на территории Империи тысячи?
Да. Ну я никогда раньше не видел таких городов. У нас они другие были другие, теперь не знаю. Многое изменилось, но мне все равно интересно было.
Интересно пробормотал человек. Значит, тебе было интересно, и ты пришел.
Да.
Исключительно ради того, чтобы посмотреть?
Да. Фоме даже удалось выдавить из себя улыбку. Ну теперь-то его должны отпустить, ведь нет же преступления в том, что он пришел посмотреть на город.
И в "Старую крепость" ты забрел совершенно случайно?
Н-ну да.
И разговор тоже завязался случайный?
Фома кивнул. Ну конечно случайный, как по-другому?
А тебе не кажется, что слишком много случайностей набралось, а? Ты случайно пришел в город, случайно зашел в приличное заведение, случайно завел знакомство с приезжими и так же случайно начал вести антиимперские разговоры? А может, все было иначе? Может быть, ты специально выбрал и город, и заведение, и компанию и разговор завел специально, чтобы внести смятение в мысли граждан? На что ты рассчитывал? Думал, если город маленький и далеко от линии фронта, то Департамент Внутренних дел разленился? Работать перестал? Шпиона не вычислит? Думал, бунт поднять, мятеж против властей? Каждая фраза произносилась чуть более громким тоном, чем предыдущая, и под конец человек кричал. Так было? На меня смотреть! В глаза! Отвечать!
Н-нет.
Нет? Ну конечно, не так. Ты ведь не шпион, не резидент. Безобидный сумасшедший, правильно? Поэтому тебя нужно не допрашивать, а передать в соответствующий департамент для ликвидации.
Ликвидации?
Ну конечно. А ты разве не знал, что особи с физическими и психическими отклонениями от установленной нормы подлежат немедленной ликвидации?
Но я не сумасшедший! Фома понятия не имел, как объяснить, что он не сумасшедший. Да если в комнате и есть безумец, то это как раз тот, кто обвиняет в безумии Фому. Надо же столько всего придумать. Шпион, резидент
Не сумасшедший, значит? Хорошо. Допустим, что так. Человек отступил на шаг назад, и улыбаясьдо чего же мерзкая у него улыбка, скользкая, сальная, почти как волосы, спросил. Тогда почему ты, будучи в здравом уме, вел разговор антиимперского содержания, клеветал на Повелителей и саму Великую Мать?
Фома открыл было рот, чтобы объяснитьв его рассказе не было ни слова клеветы, только правдано резкий удар в грудь опрокинул его на пол вместе со стулом.
За идиота меня держишь? Человек, схватив Фому за волосы, отвесил несколько пощечин. Думаешь, мы тут в твои сказки поверим? Кто такой Ильяс? Твой командир? Где он работает? Отвечать!
Каждый вопрос сопровождался ударом. За что? Он же ничего плохого не сделал, он же Человек в сером мундире рывком поднял Фому на ноги и подтолкнув к стене, печально так, словно и вправду сожалел о содеянном, произнес.
Молчишь, сукин сын. Все вы по началу молчите, ну да я и не таких раскалывал. Слышал, небось, про Барха Черного? Должен был ваше шпионское семя меня, как огня, боятся правильно делают. И ты бойся. А лучше не бойся и сразу расскажи, как и что. Легче будет, и мне меньше мороки и тебе быстрее. Итак, кто такой Ильяс? Место службы. Должность. Звание.
Н-не знаю. Стена была холодной, а еще неровной. Фома чувствовал спиной мелкие выбоинки и камушки, чувствовал, как дрожат его колени и желудок от страха съеживается, подталкивая к горлу тугой комок тошноты.
Парень, ты, кажется, не понял. Барх неторопливо разминал кисти рук. Рано или поздно, но ты расскажешь мне все. И про себя, и про Ильяса, и про остальных членов вашей группы у нас свои методы добывать информацию, тебе должны были рассказывать. Ну да все вы поначалу считаете себя храбрыми. Героями. А в том, чтобы родину предать, героизма нету, и я, Барх, тебе это докажу.
Он ударил резко и больно, прямо в живот, и Фому вырвало на застеленный красным ковром пол.
Слабый, печально заметил Барх. Куда ж вас всех тянет-то, а? Империя вам жизнь дает, учит выучивает на свою голову, а вы вместо благодарности начинаете козни строить. Ну вот скажи мне, Фома, зачем ты распускал слухи, порочащие честь и достоинство Великой Матери? А что за странные разговоры о войне? О том, что воевать не правильно? А как иначе Империямирная страна, которая желает мира и всем остальным странам.
Неужели? на этот раз Фома поднялся самостоятельно, его колотило от злости, причем, злости незнакомой, ядовитой, похожей похожей на кислый привкус рвоты во рту. Ему хотелось избавиться и от этого привкуса и от этой испепеляющей ярости, которая в противном случае выжжет душу дотла, а у него и так почти не осталось души. У него вообще ничего не осталось, кроме навязанных силой чужих воспоминаний.
Правильно, вставай, и убрать за собой надо, а то еще заглянет кто ну так что, Фома, подумал? Дальше хуже будет. Больнее. С предателями мы не церемонимся.
Яне предатель.
Неужели? А вот скажи, про тебя ли это писано? Бахр подошел к столу, взял какую-то бумажку и зачитал вслух. Так "довожу до вашего сведения", нет это не то "вид имел подозрительный". Тоже не то, с видом позже разберемся. Ага, нашел. "Он глумился над высоким званием защитника Родины, циничным образом словесно оскорблял Великую Мать, а Повелителей, радеющих о благе народа, именовал не иначе, как нелюдью". Вот, что скажешь, говорил такое?
Говорил.
Говорил это хорошо, что ты не запираешься, значит, начинаешь понимать, а понимающих я люблю. Но чтобы наше с тобой взаимопонимание стало совсем полным, ты сейчас сядешь и подробно, в деталях, напишешь, кто и когда поручил тебе создать в Талеране ячейку Сопротивления.
Никто. Ничего. Мне. Не поручал. Фома произнес это твердым голосом, глядя прямо в глаза своему мучителю. Тот, вместо того, чтобы ударить, лишь усмехнулся и поскреб пятерней тщательно выбритый подбородок.
Значит, все-таки по-хорошему никак а потом говорят, будто Барх жестокий. Не я жестокий, глупость ваша несусветная.
Барх поднял трубку массивного черного аппарата, почти такого же, который украшал стол Ильяса, и приказал кому-то невидимому:
Мутра? Зайди сюда. Есть работа.
Больше всего Мутра походил на гору. Под два метра росту, широкие плечи, короткая стрижка, близко сдвинутые красные глаза и черные волосы на руках. Но несмотря на рост и явную физическую силу, Мутра явно побаивался начальника, а тот, кивнув в сторону Фомы, коротко велел.
Поработай. По обычному профилю. И пришли кого-нибудь, чтобы убрали.
Фоме стало страшно. Одно дело, когда бьет такой, как Бахр, не высокий и не слишком сильный, и совсем другое, когда
На плечо упала тяжелая лапаФома чуть не упали глухой голос пробурчал.
Пошли, давай.
Сопротивляться? А смысл. Тогда убьют прямо здесь. Дверь крышкой гроба захлопнулась за спиной.
Ты это не чуди. Предупредил Мутра. Вперед топай.
Фома топал. И не чудил, потому что представления не имел, что нужно учудить, чтобы сбежать из этого здания и города страны вообще. А коридор-то узкий, с привычной красной дорожкой и одинаковыми серо-желтыми дверьми. В самом конце обнаружилась лестница, ведущая вниз, в подвал. Откуда-то Фома знал, что все эти пролеты и крошечные, как развернуться, площадки, закончатся в подвале. Он даже не удивился, точно видел все это раньше: голые стены, пол в щербинах и деревянный таз с водой. Из мебели: стол, два стула да тяжелая скамья у стены.
Ты б это форму снял бы, пробурчал Мутра, расстегивая пуговицы на мундире. Пуговицы были крошечными и выскальзывали из неуклюжих пальцев. Жалко портить-то
Фома молча следил за неторопливыми движениями человека-горы, понимая, что сейчас его будут бить и бить больно, не в пример больнее, чем там, в кабинете. Единственное, чего он не мог понятьза что. Он же не сделал ничего дурного, он просто пришел в город и все
Хилый совсем хилый Мутра аккуратно повесил мундир на спинку стула. Как же тебя угораздило-то, а? Да еще и камрада Барха разозлил, а он дюже не любит, когда подследственные упрямиться начинают то, может, так обойдемся, а?
Так?
Ага, так сядешь сейчас тихенечко, вона бумага лежит и ручки всякия, подумаешь чуток да напишешь, как, где и с кем. Ну или чего там камрад Барх от тебя хотел. И выйдет тебе облегчение, да и мне потом не так совестно.
А тебе совестно? Разговор с человеком-горой отодвигал неминуемую расправу, давая возможность пожить еще немного. И оттого Фома готов был задать тысячу вопросов, две тысячи, только бы а может и вправду сесть да написать? А про что? Фома ведь понятия не имеет ни о каком сопротивлении, а если б и имел, то он же не предатель, как Ильяс.
Совестно. Вот гляжу на вас, дураков, и совестно. Нельзя убогих калечить, не по уму это
Тогда зачем?
Ну так родина приказала. И камрад Барх говорит, что надо так. А раз надо, то разве ж я могу против него? Он умный, лучше знает. Да только все равно совестно. Так писать-то будешь?
Нет.
Ох и зря и раздеваться не будешь?
Фома помотал головой, ему совершенно не хотелось оставаться голым, нагота делает человека беспомощным.
А ты и так беспомощный, пробурчал голос. Глупый, беспомощный идеалист.
Мутра взял со стола полотенце, подошел к кадке с водой, намочил и скрутил жгут. Делал он все неторопливо и обстоятельно, от этой обстоятельности замирало сердце.
Ты не бойся, покалечить не должон понимание имею но все равно, написал бы ты парень, чего камрад Барх хочет, и тебе легшее, и мне не так совестно. Ну, будешь признаваться?
Н-нет
Ох и глупый же, вздохнул Мутра и ударил жгутом-полотенцем, резко ударил, с оттягом, как-то так, что Фоме показалось, будто с одного этого удара из тела остатки души улетели. Очнулся он на полу, кто-то поливал сверху холодной водой и задумчиво приговаривал.
Совсем хилый а чего ему? Сел да написал легшее же.
Глава 8
Коннован.
Все хорошо, хорошо он повторял это как заведенный, а я пыталась вывернуться, выходило, правда, плохоСерб тяжелый, как бык и такой же сильный. Рубашка трещит по швам. Ну сукин сын убью. Или хотя бы попытаюсь.
Ударить снизу, когтями по глазам, но Серб, перехватив руку, выворачивает ее так, что на глаза наворачиваются слезы.
Сломаю, больно будет, он говорит это спокойно, даже буднично, и руку не отпускает. Ему нравится осознавать собственную силу.
Ты сукин
Удар по губам и вежливая просьба:
Не говори так. Женщина не должна ругаться. Женщина должна знать свое место и тогда все будет хорошо.
Все будет хорошо, если я дотянусь до сабли, где же она слева где-то. Рука скользит по камням пол. Стена. Где сабля?
Вот пальцы касаются металла далеко нужно чуть ближе подвинуться, но как? Тянусь. Ближе, еще немного ближе, еще зацепить, подтянуть ухватить поудобнее и в висок. Промахиваюсь, Серб успевает отскочить и, не позволяя подняться, бьет ногой, к счастью удар приходиться по ребрам
Ну уж нет, оружие я не выпущу.
Стой! Серб с кошачьей ловкостью уклоняется от ударов. Да успокойся же ты все, финал. Поиграли и хватит.
Я тебя убью
Да ладно тебе, не психуй, Серб медленно отступал к выходу, подняв руки вверх. Кисуля, ну зачем по пустякам-то нервничать? Брось саблю, будь хорошей девочкой. ну кто мог предположить, что ты такая недотрога
Сукин сын. И рубашку порвал. Почему-то больше всего меня злила именно порванная рубашка, а не тот факт, что меня только что едва не изнасиловали.
Конни, меня твое молчание напрягает, Серб остановился и опустил руки. Ну ничего же не произошло, я просто подумал, что ты не будешь против
Тогда какого черта ты не остановился? в голосе неприятные визгливые ноты. Нужно успокоиться и взять себя в руки. Ведь на самом деле ничего страшного не произошло.
Ой, кисуля, если бы я все время обращал внимание на женские капризы, то
То что?
Ничего, он пожал плечами. Кстати, а ты всегда с саблей в обнимку спишь? Кстати ты сейчас похожа на кошку, на которую ведро кипятка выплеснули. Скажи "мяу".
Он еще и издевается.
Кисуль, будь паинькой, улыбнись и скажи, что не сердишься. Ты же не сердишься?
Иди к черту.
Ну вот, уже отвечаешь оружие убери. Да ладно тебе, Конни, ты меня не убьешь, сразу, может, и решилась бы, а теперь убивать безоружного подло. Хорошие девочки так не поступают. А вообще, может, передумаешь, а? Я ведь тебе нравлюсь, признайся. Серб шагнул вперед. Ну, не надо смущаться у тебя было столько возможностей избавиться от меня, а ты упрямо их игнорировала. Почему? Потому
Еще слово и я отрежу тебе уши. Сначала уши, потом голову. И будь добр, отойди от меня.
Куда? Серб послушно остановился.
Вон туда, я указала на самый дальний угол, счастье, что пещера большая. Теперь дождаться заката и уйти прочь, подальше от этого психа, лучше уж одной, чем с союзником, от которого не знаешь, чего ждать.
Смотри, жалеть потом будешь.
Время до заката тянулось медленно, Серб лежал, заложив руки за голову и нарочито бодро насвистывал песенку. Час насвистывал, другой, третий от этого фальшивого свиста ломило виски, хотелось взять камень потяжелее и запустить в свистуна, возможно именно этого он и добиваелся. Поэтому молча перекладываю вещи в своем рюкзаке, вещей мало, а рюкзак до того грязный, что прикасаться противно. Ну да хоть какое-то занятие. А вот дыру зашить нечем.
Наконец, Сербу надоедает свистеть и он задает вопрос.
Эй, все еще злишься?
Злюсь, вернее, не столько злюсь, сколько мечтаю убраться подальше отсюда.
Давай мирится, а? Ну скучно же одной будет, честное слово. На третий же день завоешь. Сначала вроде ничего, тихо, спокойно, но однажды эта тишина начинает с тобой говорить. У нее мерзкий голос, иногда два или три, сидят в твоего голове, перешептываются, тебя же обсуждают, а ты не можешь ни заткнуть, ни сбежать.