- Тогда мы поступили бы совсем мудро, если бы отправили караван вообще без охраны. - Холодно ответила Оксана.
- Нет. Мне требуется почётный эскорт.
Девушка не нашлась с ответом, но выпученные глаза и открытый рот явно свидетельствовали о том, какие мысли её обуревают и что она думает о моих умственных способностях. Постояв несколько секунд, Оксана развернулась и молча, сохраняя неестественно прямую осанку, вышла из оранжереи. Я же связался с Костей и Профом - для осуществления задуманного, мне потребуется помощь бывшего админа и лучшего мага ордена.
***
Над дорогой клубились пыльные вихри. Лёгкий ветерок не мог справиться с угнетающей жарой, поднятые им песчинки, попадая то в глаза, то в ноздри, заставляли лошадей и волов недовольно фыркать. На дорожном гравии скрипели деревянные колеса четырёх фургонов, составлявших наш караван. Они медленно передвигались между холмами, оставив позади плоские равнины... мы подходили к границе епископства. Солнечный свет отражался от покрытых ярко-жёлтым лаком колёсных спиц, и на ровных участках казалось, что колеса кому-то подмигивают; там же, где приходилось переваливать через рытвины и объезжать камни, возникали долгие заминки. Погонщики резкими выкриками понукали волов, а те закатывали глаза с мохнатыми ресницами и пытались упираться в надежде на то, что удастся вернуться к себе на пастбище.
Я ехал в комфортной карете и осматривал окрестности. Деревья на обочинах дороги могли послужить прекрасным укрытием для кого угодно: тенистые густые заросли за толстыми стволами казались просто созданными для устройства засады. Фургоны давали ощутимое преимущество любому злоумышленнику. Самый острый слух не уловил бы шорохов в чаще на фоне мычания волов и скрипа колёс, и самый зоркий глаз оказывался бессильным из-за густой пелены пыли. Даже закалённым в сражениях воинам было не по себе.
Солнце медленно приближалось к зениту. Над оставшейся позади долиной мерцало знойное марево. Пёстрые каменные воробьи разлетались и прятались, когда караван громыхал, приближаясь к скалам, где они гнездились. Передний фургон, а затем и карета приблизились к гребню холмистой гряды. По сигналу Олега все остановились. Офицеры собрались в голове каравана, о чём-то совещаясь, пятьдесят воинов Фаланги, под бдительным оком полусотника, сохраняли положенный строй.
Впереди находилось узкое и глубокое ущелье, рассекавшее восточные склоны Пограничных Гор. Дорога, которая вела вниз, не была ровной: повороты и пологие подъёмы на ней чередовались с крутыми спусками; затем она становилась более гладкой и поднималась на противоположный склон ущелья. Внизу был виден родник, дававший начало небольшому горному ручейку.
Подойдя к карете и поклонившись, Харальд протянул руку в сторону лощины на склоне ущелья, где не росли деревья, а земля была явно утоптана:
- Мисальдер, следопыты, которых мы посылали в разведку после набега, обнаружили в этом месте тёплую золу и остатки туш. Они проследили весь путь похитителей и нашли место стоянки, но сами бандиты успели скрыться. Несомненно, они все время кочуют с места на место.
Я оглядел ущелье, прикрыв глаза ладонью от солнца. По случаю, на мне был одет самый богатый наряд с узорной вышивкой на манжетах и с поясом, сплетённым из яркой кожи болотной гадюки. Шёлковая чалма прикрывала мою голову, а на шее висело тончайшее нефритовое ожерелье, отполированное лучшими мастерами гномов. И хотя мой наряд больше подходил для какого-то светского мероприятия, я был серьёзен и собран, когда спросил:
- Вы ожидаете нападения?
- Не знаю. - Харальд снова обвёл ущелье пристальным взглядом, словно надеясь различить спрятавшихся разбойников. - Но мы должны быть готовы к любому повороту судьбы. Все время нужно помнить, что враги, возможно, наблюдают за каждым нашим движением.
- Правильно, - сказала я. - Пусть водовоз откупорит бочонок с водой. Солдаты и погонщики могут промочить горло на ходу. А когда доберёмся до родника, сделаем вид, будто останавливаемся для того, чтобы напиться. Тогда мы будем казаться более уязвимыми, чем на самом деле.
- Как прикажешь, мисальдер. А я подожду здесь тех, кто идёт за нами. Начальника каравана будет изображать Олег. - В его обычно бесстрастных глазах засветилась забота, и он тихо добавил: - Будь осторожен, брат. Ты очень рискуешь.
- Все мы рискуем, - спокойно ответил я.
Побратим улыбнулся, без лишней суеты отдал необходимые распоряжения. И вот уже юркий водонос, позвякивая флягами, которыми был увешан, протискивался сквозь ряды солдат, предоставляя каждому возможность утолить жажду, причём делал это с таким проворством, которое достигалось лишь долгими годами походной жизни. Потом Олег по сигналу Харальда дал команду трогаться с места. Закричали погонщики, заскрипели колеса и тучи пыли поднялись над дорогой. Фургоны двинулись к перевалу, миновали его и начали утомительный спуск в ущелье. Только очень опытный разведчик сумел бы заметить, что в отряде, покинувшем место привала, стало одним солдатом меньше, чем до остановки.
В дороге меня больше всего злило не постоянное ожидание неизвестно чего, а одиночество. Как только закрывалась дверь кареты, я оставался наедине со своими мыслями и возвращался к беседе с Ярославой в оранжерее. Как она могла? Почему Яри так поступила? Неужели она меня не любит? Эти и подобные мысли роились в голове, причиняя нестерпимую, почти физическую боль. Я их старался гнать, но с каждым километром дороги только больше погружался в отчаяние и острее ощущал одиночество.
- Мы разлучаемся со сказками...
- Прошу, стань мудрей меня, стань ласковей. - Тихо провыл я, боясь, что моё горе вырвется наружу. Ненавижу одиночество, лучше уж бой.
Дорога за перевалом была неровной и каменистой. Людям и животным приходилось ступать крайне осторожно, все время глядя под ноги. То и дело кто-то оступался на неустойчивой глыбе; мелкие камешки выскакивали из-под сапог и с шумом катились по склону. Харальд не стал упоминать о трудностях перехода, но я знал, что следующие за нами солдаты не могли пройти той же дорогой и остаться незамеченными: им придётся сделать крюк и добраться сюда под прикрытием леса. Пока они не займут позицию чуть позади передового отряда, караван остаётся столь же беззащитным, как индейка на птичьем дворе, когда к ней приближается повар с мясницким ножом.
На дне ущелья лесная чаща казалась ещё более плотной. Влажную почву устилали чёрные мхи, буйно разросшиеся между толстыми мохнатыми елями. Все вздохнули с облегчением, оказавшись в прохладном лесу. Однако воины сохраняли настороженность, чутко реагируя на малейшие звуки.
Камни и скалы здесь обросли лишайником, и их облеплял слой гниющей листвы. Шаги людей, стук копыт, скрип колёс - все звучало глуше, чем на перевале. Этот лес не возвращал ничего.
- Привал! - Крикнул Олег.
Караван беспрепятственно добрался до родника, и массивные колеса фургонов остановились. Воины заняли оборонительную позицию, а погонщики поспешили к ручью, чтобы пополнить фляги и бочки водой. После они занялись животными и приготовлением скромного обеда для нашего отряда.
Я выбрался из кареты и, с удовольствием, потянулся, выгнувшись в пояснице. Почва у родника была истоптана и испещрена множеством следов людей и животных. Осмотревшись вокруг, я пошёл к роднику, чтобы выпить холодной воды. Мне было любопытно, сколько же следов, из числа отпечатавшихся здесь, оставлено коровами, украденными из епископства.
Наполнив ковш водой, я сделал несколько глотков, а остатки вылил в ладонь, умывшись и смочив шею. Полдень давно миновал: в лесу ничто не нарушала тишины, словно все живое погрузилось в сон - до тех пор, пока не спадёт жара. Вода холодила кожу, и я невольно вздрогнул. Если бандиты сидели в засаде и лишь ожидали удобного момента для атаки, то, пожалуй, этот момент уже настал. Внезапно лес заполнился тревожным птичьим гвалтом; погонщики спрятались за фургонами, а воины изготовились к битве.
Достав глефу, я занял место во втором ряду и сумел увидеть группу вооружённых мужчин, бегущих к фургонам. Худые, грязные, одетые в лохмотья, эти бандиты, тем не менее, повели атаку в хорошо организованном порядке. Нападающие обладали многократным численным перевесом: это стало очевидным с первых же секунд. Ущелье огласилось криками. Я подал сигнал, и мы отступили, сдавая фургоны без сопротивления. Это насторожило разбойников, они заколебались.
Солдаты встали живой стеной вокруг кареты, под которой нашли приют наши погонщики. С точки зрения разбойников это могло означать только одно: воины получили приказ отойти от фургонов, чтобы защитить нечто более ценное.
Теперь бандиты приближались медленно и осторожно. В просветах между щитами я заметил, что нападавшие, которых было не меньше трёхсот человек, образовали широкую дугу вокруг родника.
К журчанию воды примешивались и другие звуки: поскрипывание доспехов и учащённое дыхание ратников, застывших в напряжённом ожидании. Прошла томительная минута. Затем человек, стоявший позади вражеских рядов, выкрикнул команду; двое оборванцев выступили вперёд и перерезали бечёвки, связывающие края матерчатой крыши фургона. У меня холодок пробежал по спине, когда жадные руки сдёрнули материю и открыли на всеобщее обозрение наши товары. Наступил самый трудный момент: какое-то время нам придётся любой ценой сохранять строй и не поддаваться на оскорбления и провокации.
Мгновенно смекнув, что можно не опасаться контратаки, бандиты с торжествующими воплями принялись вытаскивать из фургонов мешки с зерном. Другие подтягивались поближе к строю, пытаясь разглядеть, что за сокровище удостоилось такой защиты.
Пока они приближались, я обратил внимание, что несмотря на общую нищету, многие оборванцы имели весьма приличное и ухоженное оружие. В том, как они держали клинки, безошибочно угадывались годы тренировки и настоящее искусство. Однако неумолимая нужда довела этих людей до такой степени отчаяния, что они готовы убивать и умирать ради фургона скверной пшеницы. Команда, поданная властным голосом, положила конец ликованию вокруг фургона:
- Стоп! Подождите!
Мгновенно смолкнув, бандиты отвернулись от своей добычи, хотя некоторые так и остановились, прижимая мешки к груди.
- Давайте-ка поглядим, что ещё нам послала сегодня удача, - сказал крепкий сорокалетний бородач, который несомненно был главарём шайки.
Проложив себе дорогу сквозь толпу притихших бандитов, он дерзко зашагал в сторону кареты. На полпути между обоими отрядами он остановился, держа меч наготове; при этом вид у него был столь самоуверенный, что Олег не удержался и сплюнул ему под ноги.
- Спокойно, дружище, - прошептала я.
Рукой, сжимающей меч, бандит сделал насмешливо-пренебрежительный жест:
- Это что же такое? Почему мужчины с оружием и в доспехах, разделяющие честь знатного дома, не сражаются?
Разбойничий вожак переступил с ноги на ногу, выдавая этим движением внутреннюю неловкость. Ещё один шаг - и главарь оказался достаточно близко к экипажу, чтобы разглядеть герб на его дверях. И теперь, когда его недоумение разрешилось, он весело заорал:
- Монахи!
Многих из наших воинов эта пренебрежительность взбесила, но они сдержали гнев, оставаясь в строю. Словно не удостаивая вниманием пятьдесят бойцов, готовых оказать ему сопротивление, он обратился к своим товарищам:
- Удачный денёк, друзья! И караван, и заложники в придачу... будет, за что выкуп требовать!
- Возможно, ты рано обрадовался, - я вышел в первый ряд.
Моя уверенность поубавила гонору предводителю, и он, несколько обескураженный, отступил на шаг. Но в толпе его соратников воодушевление не угасло, и к ним прибавилось ещё несколько изгоев, вышедших из лесной засады, чтобы лучше видеть происходящее.
Взглянув ему прямо в глаза, я потребовал ответа:
- Как тебя зовут?
Снова надев личину насмешливого добродушия, он оперся руками на свой меч.
- Бажен, господин. - Он держался почтительно с особой несомненно высокого ранга. - Поскольку мне суждено на некоторое время стать хозяином для столь благородных гостей, не могу ли я поинтересоваться, с кем имею честь беседовать?
Разбойников рассмешила шутовская учтивость их главаря, но мой ответ прозвучал спокойно-холодно:
- Я Сергей Инок, патриарх чатра, епископ Риницы, мисальдер Серого Мисаля.
Целая вереница противоборствующих чувств отразилась на лице Бажена: удивление, насмешка, озабоченность... но, в конце концов, он призадумался, а потом произнёс:
- Получается, что вы - демы... Значит, если в течение недели не внесёте выкуп, мы вас продадим гоблинам.
Даже когда он говорил, его глаза обегали край лесной чащи, потому что моё уверенное поведение и малочисленность охраны наводили на мысль, что дело тут нечисто. Ни аристократы, ни высшее духовенство не подвергают себя опасности, без видимых на то причин. Что-то в позе главаря встревожило и прочих бандитов, а ведь их было в шесть раз больше чем нас. Их нервозность возрастала: некоторые оглядывались по сторонам, пытаясь уловить признаки опасности; другие, казалось, доведены уже до такого состояния, что были способны атаковать наш строй, не дожидаясь приказа.
- Мне говорили, что одной из дорожных неприятностей может стать встреча с компанией оборванцев вроде тебя, - сказал я с улыбкой. - Как мне не хочется это признавать, но сотник Бадвин оказался прав, а я проспорил ему сотню золотых... Эх. Вот зачем вы на нас напали?!
Услышав эти слова, некоторые бандиты разразились хохотом. Мне было плевать, я тянул время.
- Как это удачно для нас сложилось, что вы не прислушались к предостережениям своего сотника. В будущем вам следует более внимательно относиться к мудрым советам... если представится такая возможность.
- А почему это у меня не будет такой возможности?
- Да потому, епископ, что, если наши переговоры окажутся бесплодными, вам вряд ли доведётся когда-нибудь снова выслушивать речи своего сотника.
Он пристально впился глазами в моё лицо, отыскивая в нем хоть какой-нибудь признак тревоги; в этом набеге все шло вкривь и вкось. Звериным чутьём, ощущая опасность, Бажен старался вывести меня из равновесия:
- Мне пока неизвестно, какую цену вы согласитесь заплатить за свою свободу, но зато я прекрасно знаю, какой куш смогу отхватить на невольничьем рынке в Аугинии.
Сверкая глазами, главарь разбойников осмотрелся вокруг. Обе стороны ждали только сигнала к атаке. Но ничего не происходило. И тут Бажена осенила догадка:
- Что-то затеяли, ваше преосвященство? - Эти слова звучали не столько вопросом, сколько утверждением.
Наглость разбойника неожиданно меня позабавила. Однако я понимал, что дерзкие и подстрекательские замечания бандита также имеют определённую цель. Недооценить его хитрость было бы серьёзной ошибкой.
«Как же можно допустить, чтобы зря пропадал такой молодец!» - думал я.
Он крепко сжимал рукоять своего меча, а его дружки подались вперёд, дожидаясь от вожака условленного знака, чтобы броситься на прорыв. В этот момент Бажен заметил, что я и офицеры присматриваемся к скалам над площадкой-становищем, и тут его осенило:
- Ни один аристократ не отправится в горы с такой малочисленной охраной. Ну и дурак же я!
- Харальд! - крикнул я.
Стрела прошила воздух и вонзилась в землю между ступнями предводителя разбойников. Он застыл на месте, а затем неловко попятился на один шаг. Сверху прогремело:
- Еще на шаг ближе к мисальдеру, и ты - мертвец!
Бажен круто обернулся в ту сторону, откуда доносился голос. Указывая на него копьём, там стоял могучий варвар. Побратим коротко кивнул, и лучник послал сигнальную стрелу поверх скалистой гряды. Она ещё не закончила свой полет, а Харальд уже называл сотников:
- Бадвин! Даркин! Синкопа! Вага!
По старой, доброй традиции ничего нового я не придумывал. Летом, отдыхая у бабушки в деревне, мне на глаза попалась древняя книга (времён СССР). Не то чтобы в детстве я любил читать, просто интернета не было, а свободного времени было много и, волей неволей, пришлось ознакомиться с сим трудом. Уже не помню ни названия книги, ни её автора, однако один рассказ врезался в мою память.
Во времена гражданской войны одним из командиров красной армии был легендарный Буденный. Однажды всего с сотней кавалеристов он остановился в небольшом хуторе переночевать. Дело было на контролируемой большевиками территории, и красноармейцы проспали до утра богатырским сном, а на рассвете их разбудил вестовой:
- Товарищ командир красной армии, к хутору приближаются белые. Пора драпать!
На самом деле, всех деталей я не помню: как назывался рассказ? Сколько было красноармейцев, а сколько белогвардейцев? Кричал вестовой «драпать» или нет? Однако суть мне запомнилась хорошо: Буденный, покрутив ус, приказал отступать, но отвёл свой отряд недалеко от хутора, спрятавшись в соседнем лесочке.