Зачем тогда вообще жить? выдохнул Макс.
Не знаю, вздохнула медсестра. Ей было всего двадцать два, она тоже не представляла себе, зачем жить, не имея возможности двигаться. Ну все, спать. Будет мешать соседпозовешь меня, я на дежурстве.
Спасибо, спокойной ночи.
И тебе спасибо. Выздоравливай.
Сосед не мешал, но уснуть не удавалось. Хотя какое там не удавалось? Максим и не пытался. В окно светила луна, в открытую форточку прокрадывался волнующий запах рано зацвевшей сирени. Наверное, специально, чтобы пациентам болеть не хотелось. И умиратьтоже. Гнетущая тоска охватила сердце. Хочешь не хочешь, а когда-то придется. Вот Анюта тоже не хотела. Не хочет. Он вспомнил ее на школьных вечерах. И если в школьной форме она была красива, то на вечерах или дискотеках была, как бы это точнее выразиться да ладно, неважно, как это называется! И не в том дело, что она не с ним. Он и не пытался. Кроме тех идиотских самолетиков Лицо его вдруг залилось краской от давнего воспоминания, он подумал: «И по делу меня тогда отходили. Подло, правда, что втроем, ну она-то здесь при чем?»
И вот теперь она рядом умирает. А он не может помочь. Почему не может? И даже не пытается? А как? Да хоть как-нибудь, надо попробовать!
Не совсем осознавая, что делает, Макс накинул халат и выскользнул в коридор. Светлана сидела, склонившись над столом, то ли читала, то ли дремала. Парнишка тихонько прошмыгнул в реанимацию. Благо, все эти требования о закрытых дверях здесь, как и во многих других знакомых нам больницах, успешно игнорировались. Не усидел на месте и дежурный врачзасел в ординаторской с дежурным хирургом. Типа: «Ну и что? В конце концов, в случае чего аппаратура сразу даст знать и сюда, а мне отсюдапару секунд. И ва-аще».
Пушкарева лежала одна в холодной, страшной темноте, с зашторенными окнами. Только мерцали зелеными светляками какие-то индикаторы и монитор высвечивал биение сердца Анюты. «Видимо, чтобы свет не мешал, мелькнула мысль у визитера. Но как может мешать свет? Особенно лунный?»
Он осторожно отодвинул шторуровно настолько, чтобы луна могла освещать лицо девушки. Анюта лежала без сознания. Лицо ее было почти такое же белое, как бинты на голове, изможденное, безжизненное.
«Умрет», с ужасом подумал юноша и нащупал ее холодеющую ручку. Почти не осознавая, что делает, Максим представил, как его пульсирующая горячая кровь, его силы по пальцам переливаются в руку бедной девочки. И вдруг через несколько секунд он начал почти наяву ощущать это.
Анюта, открой глаза, неожиданно даже для себя попросил они словно два василька выглянули из-под снега.
Слушай меня, откуда-то из глубины души, почему-то глухо, сами собой стали вырываться слова. Ты не умрешь. Ты ведь не хочешь умирать. Ты будешь жить. Слушай и чувствуй. Бери мои силы и живи. Бери, бери, бери
Теперь он уже явно ощущал, как горячая волна от его сердца катится по руке, струйками просачивается через ее пальцы дальше и такой же горячей волной разливается по телу девушки. Но в это же время от нее к нему черными струйками начала просачиваться боль. Вначале покалывало пальцы, затем стало жечь руки, потом волна боли захлестнула его всего. И на новую волну переданного тепла приходила новая волна боли, пронзительной, ослепляющей, заставляющей напрягаться каждый нерв.
Бери и живи, бери и живи. У меня много. Бери живи повторял он, с каждой такой волной окунаясь все глубже и глубже в глаза девушки и едва сдерживая себя, чтобы не закричать от боли.
Луна уже перестала заглядывать в щель между шторами, когда Анюта, легко вздохнув, закрыла глаза и уснула. Максим почти физически почувствовал, что она больше не в силах ничего от него взять. А онне может дать. Оставив потеплевшую руку, юноша подошел к окну и долго, собираясь с силами, смотрел на лунный диск. Боль медленно уходила, стекая с пальцев невидимыми струями. Затем он медленно, хватаясь за стены, вышел из палаты, незамеченным добрался до своей койки и провалился в глубокий сон.
Подъем, подъем, подъем, разбудил утром Максима радостный голос Василия Ивановича. Я понимаю, что для выздоравливающих и сонлекарство, но не до такой же степени. Уже осмотр, пора хотя бы глазоньки продрать.
Перед сонным подростком сидел ликующий профессор. Сейчас он был очень похож на собирающегося взлететь майского жукадаже усы так же распушились.
Э-э-э, брат, да ты совсем ослаб. Ты чем это ночью занимался?
Спал, хмуро ответил юноша, протирая глаза.
Что-то не похоже, засомневался врач, осматривая, ощупывая и простукивая пациента. Впрочем, ладно. Кошмары не снились?
Скорее всего, сказки, вспомнил прошлую ночь Максим.
Сказки, это ничего. С сегодняшнего днятолько общеукрепляющие, обратился он к пришедшей с ним врачихе. Но не усердствуйте. Больше покоя.
И что-то мурлыча под нос, ушел в сопровождении бело-халатной свиты.
Чего это он? поинтересовался Макс у Светланы, когда она раскладывала таблетки на его тумбочке.
Девочке лучше. Просто чудо. Думали, до утра не доживет, а она жива. И, видимо, выкарабкается. Слава богу, с радостной улыбкой прокомментировала медсестра.
Когда вы снова придете?
Во вторник. Мы сутки дежурим, а в течение полутора суток отдыхаем.
Я вас попрошу: принесите, пожалуйста, газеты. Ну, которые про отца.
Ой, не знаю, можно ли тебе?
Но профессор сказал, что ничего страшного, то есть уже можно.
Хорошо, поищу. Выздоравливай. Если что, ты Марины не стесняйся. Она только с виду строгая, охарактеризовала она свою сменщицу.
«Ей, ровеснице, а может, и подружке, хорошо говорить «не стесняйся». А тут такая красавица!» подумал Макс, когда новая медсестра пришла за пустой посудой.
Надо отметить, что, во-первых, белый цвет украшает любую девушку, а белый халатлюбую стройную женщину. И, кроме того, не так много наяву видел красивых девушек наш обитатель военного городка.
Может, помочь чем? попытался он вступить в контакт, когда эта красавица ворочала его бессознательного соседа.
Себя обслуживайэто уже помощь, довольно резко отклонила она его предложение.
Подросток замолчал и стал думать над тем, что же случилось с ним прошедшей ночью. Может, все ему только приснилось? А улучшение состояния Анютысовпадение? «Ничего себе сон», содрогнулся он, вспомнив о пережитой боли.
А если попробовать еще раз? Провести такой же эксперимент с соседом. Ведь он тоже лежит в беспамятстве или кричит. Ну и что, что «тундра», ведь тоже страдает.
Дело в том, что давным-давно, когда только полк прибыл сюда из Сибири, местные ребята тут же окрестили пришлых «тайгой». Те не остались в долгу и назвали аборигенов «тундрой». Максим не разделял этой предвзятости и старался относиться к «тундре» объективно.
«Но стоит ли терпеть?» вновь вспомнил он перенесенную боль.
В самом начале тихого часа Макс все же решился и подошел к соседу. На этот раз он легко коснулся руками забинтованной головы в том месте, где сквозь бинты вновь просачивалось красное пятно, попробовал пустить сквозь пальцы ту же волну, но сейчас же, вскрикнув, отдернул кисти. Боль пришла мгновенно, словно от прикосновения к раскаленному металлу.
Да что это такое? недоуменно прошептал он. Значит, не снилось? Но раньше-то такого не случалось.
Он посмотрел на свои руки, пожал плечами и вновь приблизил к голове больного. «Надо терпеть, уговаривал он себя. Если получается, надо помочь. Мучается же парень. Вон сколько времени в себя не приходит. Надо помочь».
Истранное делоболь отступила, вместо нее нахлынула горячая волна силы, которой он щедро делился с безответным бедолагой. Настолько щедро, что вскоре пол поплыл под ногами. «Еще чуть-чуть, еще капельку», уговаривал он себя, чувствуя, сколь нуждается в этом больной. Затем добрался до своей кровати, свалился и уснул.
Ну и здоров ты все-таки спать, вновь разбудил его голос профессора. Как ни придуон спит. Может, ты и раньше просто крепко дрых? тормошил врач подростка. Ну-ну, молодцом. Динамика замечательная. Хотя и не такая, как у соседа. Бурно выздоравливает. Пока ты спал, он вдруг встал и пошел в туалет. Чудеса современной медицины. Мы думали: гарантированная обездвиженность, хотя бы очнулся, а тут В общем, теперь у вас палата выздоравливающих.
Скажите, а та девушка?
Почему она тебя интересует? нахмурился врач. Он уже взялся за «бурно выздоравливающего», который, правда, в это время не шевелился. То ли спал, то ли вновь был без сознания. Ну, ничего, ничего, начало положено, рефлексы проявились.
Да знакомая она моя
Медицина не всесильна. Наверняка будет жить, а вот все остальное
Обездвиженность? повторил Максим только что произнесенный Чапаем термин.
Запомни, дорогой, врачи диагнозы и вероятности исхода лечения с другими больными не обсуждают. Профессор тяжело вздохнул. Всегда хочется большего. Будем бороться! с каким-то вызовом сказал врач, уже выходя из палаты.
Позже приехал отец, вновь привез свежих овощно-фруктовых кашек, пожурил сына за то, что плохо ест. Подросток оправдывался, мол, сыт и энергию не на что тратить.
А ты затрачивай побольше на выздоровление, посоветовал отец. Привет тебе от невесты.
Ай, ну папа
Шучу. И от Женьки, и от других одноклассников. Собираются проведать.
Ну, вот еще, застеснялся юноша. Тоже мне тяжелобольного нашли. Кстати, ты знаешь о Пушкаревой?
Да Ее отец меня и подвез. Несчастные родители. Вначале молились, лишь бы выжила. А теперь
Профессор говорит, будут бороться.
Да, конечно, надо надеяться. Вот тебе твое чтиво, но не усердствуй, доктор сказалв меру.
Затем они поговорили ни о чем и старший Белый засобирался. Отец Анюты ехал домой, чтобы решить служебные дела и вновь разрываться здесь между женой и дочкой.
Сосед по палате мирно похрапывал. На тумбочке уютно горела лампа. Красивая медсестра не появлялась. Максим, анализируя прожитые сутки, пришел к выводу, что в нем появилась или проявилась способность к целительству. Выросший в эпоху повального увлечения всевозможными паранормальными явлениями, он скорее обрадовался, чем удивился этому обстоятельству. Но вот боль Он ранее нигде не читал, что целительство столь мучительно для самого врачевателя. Да и те, кого подняло на щит телевидение, не морщась, лечат целые толпы. А тут из-за одного или однойстолько боли и такая трата сил.
Внезапно его осенило. А что, если это временно? Вот завтра проснется, а этого уже нет. И он не успеет. Надо Прямо сейчас, пока возле нее никого нет. Максим поднялся и вышел в коридор.
Я быстро, ответил он на немой вопрос дежурившей красавицы Марины и направился в сторону туалета, а когда та склонилась над книгой, метнулся в реанимацию.
Здесь ничего не изменилось. Разве что шторы теперь были раздвинуты, да из капельницы в вену на тонкой руке неподвижной девушки сочилась какая-то жидкость. Непонятно откуда зная, что делать, Макс, даже не касаясь, поднес руки к голове несчастной и замер, ожидая боли. И она вновь пришлана этот раз тупая, саднящая.
Да что же это? всхлипнул целитель, но тут же, потрясенный, замолчал, уставившись на пальцы рук.
Маленькие искорки пробегали от запястий к кончикам пальцев и накапливались там, заставляя их светиться все более ярким и ярким светом. И словно некий барьер мешал этому свету вырваться, политься дальше.
Бери, бери, шептал он, как в прошлый раз, но отчетливо видел: он сам не давал той целительной силы, в которой так нуждалась девушка. Кончики пальцев уже светились настолько ярко, что освещали бледное лицо девушки, когда Максим вдруг понялон так боится этой боли, что желает быстрее от всего этого отделаться.
Нет! Пускай! Она должна Она не будет калекой. Ну же! Не боюсь. Давай!
Боль вновь ослепила его. Но таинственный свет («Какое-то поле», подсознательно решил юноша) двумя прямыми лучами коснулся висков девушки, затем растекся по ее голове и явно стал просачиваться сквозь бинты.
Открой глаза, решительно и в то же время радостно сказал он, и тут же окунулся в их глубину.
Бери это. Впитывай. Ты будешь ходить, бегать, прыгать, танцевать. Пронзительная боль не давала возможности сосредоточиться, и Максим с трудом подбирал слова. Ты будешь абсолютно здорова, нашел он, наконец, правильную формулу и вдруг почувствовал сопротивление своим словам и мыслям.
Повторяя слова об абсолютном здоровье, он попробовал, как в прошлый раз, послать не эти ручейки, а волну своей неведомой силы. Что-то мешало, и юноша, мотая головой от мучительной боли, попробовал сосредоточиться на путях светящихся ручейков. Это удалось, и он вдруг ясно представил, как пульсирующие волны растекаются и, словно губкой, впитываются розовыми, похожими на мелкие цветочки, клеточками мозга. Дальше, дальше А здесь? А здесь зияла пустота, пропасть.
«Прооперированный участок, понял Макс. Надо соединять».
Он попытался добавить силы светлым лучикам, и это отозвалось еще более жгучей болью.
Ничего, успокоил он девушку, испуганно глядевшую на него. Ничего. Ты выздоровеешь. Ты скоро выздоровеешь.
Еще немного боли, и он уже не увидел, а почувствовал, что его флюиды все же прорвали этот черный барьер.
Вот так, вот так, приговаривал он, отправляя этих таинственных посланцев здоровья все глубже и глубже в раненый исстрадавшийся мозг.
И рана сдалась! Он увидел, как ярко-чистым голубым огнем вспыхнули лучи его пальцев, как окуталась свечением вся голова девушки. А вскоре свечение погасло само собой. Угасла и боль.
«Или силы кончились, или больше не надо», решил Максим.
Он вновь был так опустошен и измучен болью, что даже не заметил, выходя, как Анюта повернула голову и посмотрела ему вслед. Он в этот момент столкнулся взглядом с медсестрой, стоявшей в дверном проеме. Судя по расширенным до последней степени зрачкам, она что-то видела, но пока не могла понять, что.
Все потом. И помогите, попросил целитель, опираясь на стену.
С присущей медсестрам сноровкой Марина подхватила оседающего нарушителя режима под мышки и поволокла по коридору. Уже у палаты они встретились со спешившим в реанимацию Пушкаревым.
Как она? строго спросил полковник медсестру.
Ничего. Все так же. Это я вот, в туалет помогала, испуганно залепетала, оправдываясь, девушка, кивая на Максима.
Грозный офицер хотел, видимо, спросить еще что-то, но, вздохнув, грузно зашагал в реанимацию.
А теперь я тебя спрошу, затащив Макса в палату и бросив его на кровать, зловеще прошипела медкрасавица. Что ты там делал? с расстановкой произнесла она. Ну? Что ты там делал? повторила она и, не дождавшись ответа, стала трясти Макса за лацканы. Ты расскажешь мне, пока я не подняла шум. Ну?
Максим молчал, засыпая. Ему совершенно не хотелось разговаривать, а тем более что-то объяснять. Дознание прекратилось самым неожиданным образом. Прогремели шаги, и открывшийся дверной проем заполнила фигура Пушкарева-отца.
Сестра, сестричка, родненькая быстрее, пролепетал он и кинулся назад.
Ну вот. Молись, гаденыш. Не дай бог Сама удавлю, пообещала девушка дремавшему Максиму, бросаясь вслед за Анютиным отцом.
Юноша успел еще заметить ненависть в ее зеленых глазах, проваливаясь в сон.
Интересно, что она подумала? И что бы я подумал, увидев такое? А вообще, что она видела? сквозь дрему спросил сам у себя Максим.
Глава 3
На следующее утро новоявленный целитель проснулся еще до обхода. Виной тому были лучи раннего весеннего солнца и мягкие нежные прикосновения. Кто-то тихонько гладил его по лбу и щекам. Пальцы, прикасавшиеся к его лицу, пахли ароматным мылом, духами и лекарствами. Еще не открыв глаза, он догадался, кто это.
Пришли душить? улыбнулся он, встретив на этот раз мягкий задумчивый взгляд зеленых глаз.
Ты меня простисдавленным голосом попросила Марина.
А что случилось?
Но ты-то же должен знать!
Откуда? Я же уснул
Медсестра, волнуясь, принялась рассказывать. Вбежав в палату, она увидела склонившегося над девушкой отца, который приговаривал:
Смотрите, сестра, смотрите же! Она открыла глаза! Она повернула голову!
Больная вдруг улыбнулась и положила свою ладонь на руку отца.
И тут, и тут Марина стала запинаться. И тут этот мужчина, этот мамонт, просто упал на табуретку и разрыдался. Ты бы видел И я тоже.
Медсестра не могла больше сдерживаться и заплакала.
Значит, он очень любит свою дочь. А вы?
У меня нет дочери, недоуменно ответила девушка.