Сфинкс - Валерий Владимирович Моисеев 2 стр.


Из отверстий внезапно вырвались тугие струи ядовито-зеленого порошка, которые ударили Бакру прямо в лицо и залепили ему глаза. Ослепший вор, почувствовал нестерпимую резь и дико закричал. Но тут же, в его широко открытый рот хлынул порошок. Влажно всхрюкнув, Бакр кулем повалился на пол. Вся комната наполнилась едкой летучей пылью. От нее не было спасения.

Обезумевший от ужаса, Салех бросился прочь от ужасного саркофага. Ноги сами несли его вверх по ступенькам к спасительному коридору в конце, которого была дыра, ведущая к спасению. Но уже через мгновение ему выжгло глаза зеленой гадостью. Лопнув, они вытекли на ступени, покрытые, словно ковром, зеленой пыльцой. Потеряв ориентацию, как кролик, укушенный скорпионом, Салех на четвереньках тыкался головой вдоль стены гробницы, тщетно пытаясь найти выход.

Два, запорошенных зеленым порошком, тела еще какое-то время пускали разъеденными ртами зеленые пузыри, а потом затихли. Смертоносный самум еще некоторое время бушевал в подвергшейся поруганию гробнице, но постепенно зеленые хлопья, медленно кружась в воздухе, начали опускаться вниз. Внезапно, в недрах прямоугольной глыбы саркофага раздался сухой щелчок, и все стихло.

Глава 4

Великобритания, 1888 год.

Останков Габриеля хватил ненадолго. Личинка скарабея день ото дня набирала аппетит.

К этому времени сэр Роберт уже дал своему еще неразвившемуся скарабею имя и ласкательно называл его Томми. Как ни странно, ужасная личинка чудовищного насекомого, по логике вещей, начисто лишенная мозга, души и понимания, с первых же дней выучилась узнавать своего хозяина и благодетеля. Когда, там, в Египте, старый араб Абдалла говорил о щенячьей преданности «черных чудовищ» к своим хозяевам, сэр Роберт счел это поэтической гиперболой. А вернее будет сказать, обычным жульничеством прохвоста лавочника, по своему обыкновению, бесстыдно набивавшего цену своему залежалому товару.

Тем не менее, Томми, обладая острыми, словно бритвы жвалами, которыми мог спокойно перекусить человеку не то, что руку, но и шею, ни разу даже не поцарапал своего хозяина. Сэр Роберт затруднялся объяснить, каким образом Томми выделял его, из числа своих последующих многочисленных жертв. Скорее всего, дело было в запахе, хотя возможно Томми видел во внешнем облике сэра Роберта явственные различия от посторонних людей. Как бы то ни было, их взаимоотношения были сродни обоюдной привязанности, между преданным псом и его любимым хозяином.

Вскоре сэр Роберт, нашел весьма остроумный, по его мнению, способ разрешить проблему с провиантом для своего любимца. Он поручил дворецкому отправить какого-нибудь мужика посмышленее в цыганский табор, что остановился неподалеку от соседней деревни. То обстоятельство, что добираться до него нужно было, через глухую лесную чащу, было как нельзя кстати. Мужику было выдано несколько звонких монет, одна из которых предназначалась ему, для передачи старшему в таборе цыгану. Требовалось срочно найти кормилицу для грудного ребенка.

На недоуменный вопрос старого цыгана, почему родители ребенка не найдут для него кормилицу из женщин своего круга и вероисповедания, посланец признался, что ребенок был зачат в грехе. Именно поэтому его родители предпочли оставить свои имена и положение в тайне. Если они наймут женщину из деревни, то позорная тайна тут же станет известна всей округе.

Цыганский барон выкурил не одну трубку, прежде чем дал свое согласие. Что-то во всем этом ему определенно не нравилось. Тем не менее, польстившись на легкие деньги, он отправил с посланником уже немолодую толстую цыганку с огромными, словно дыни грудями. Пересчитывая полученные в оплату деньги, барон предупредил посланника, что тот лично отвечает перед ним за то, чтобы с его женщиной ничего не случилось. Тот легкомысленно дал согласие и, радуясь удачно выполненному поручению, повел женщину через лес в сторону имения сэра Хаксли.

Дворецкий встретил женщину, как и было условлено в маленьком охотничьем домике, принадлежавшем сэру Роберту. Щедро наградив человека приведшего цыганку, дворецкий отослал его восвояси. После чего удалился и сам. Цыганка была немало удивлена, когда из небольшой комнаты в сторожке вышел незнакомый благородный господин. При его появлении она встала и уже хотела бежать к двери, когда увидела, что тот нежно прижимает к груди завернутого в дорогие пеленки ребенка. Сразу успокоившись, кормилица распустила свой корсаж и вытащив огромную грудь с торчащим фиолетовым соском протянула руки для того чтобы взять ребенка.

Сэр Роберт, а это был именно он, с глубокой нежностью в затуманившемся взоре, протянул свое дитя цыганке.

 Об одном прошу, добрая женщина, накормите его как следует!  попросил он.

 Как зовут мальчонку ваша светлость?  из вежливости спросила цыганка.

 Томми!  ласково ответил сэр Роберт.  Моего мальчика зовут Томми.

Это было последнее, что несчастная женщина успела услышать. Едва она приняла из рук отца ребенка, как в том месте, где у дитяти должен был быть жадно ищущий грудь кормилицы ротик, дорогую кружевную пеленку прорезали два кривых, острых ножа. Прежде чем цыганка успела скинуть с себя кошмарное создание, Томми уже вгрызся ей прямо в обнаженную грудь. Во все стороны брызнула кровь. Женщина попыталась закричать, чтобы позвать на помощь, но вместо крика из ее рта вырвалось лишь хриплое бульканье, а следом хлынула черная кровь из истерзанного легкого.

На следующий день к дворецкому прибежал напуганный посыльный, тот самый который привел к нему цыганку. Он сказал, что кормилица так и не вернулась к вечеру в табор, как было условлено. Дворецкий принес эту тревожную весть сэру Роберту, на что тот холодно посоветовал, поискать женщину в лесу. Ее могли задрать волки, бродячие собаки. Поговаривали, что в лесу появились солдаты дезертиры. Да мало ли что могло произойти с одинокой женщиной, пошедшей через лесную чащу без крепкого, вооруженного провожатого?

Видимо цыганского барона все же не удовлетворили предложенные ему объяснения. Через неделю поле того, как табор неожиданно снялся и ушел в неизвестном направлении, посыльный был найден в лесу повешенным.

После этого сэр Роберт начал сезон охоты на бездомных бродяг и одиноких пьяниц. С ними дело обстояло довольно просто. Удар суковатой палкой по голове, посреди лесной глухомани и вся недолга!

Проблемы начались тогда, когда народ из окрестных деревень стал замечать, что куда-то вдруг разом пропали все местные бродяги и попрошайки, бывшие на протяжении многих лет неотъемлемой частью местного пейзажа. Это обстоятельство весьма озадачило местного констебля. О чем он и не преминул при встрече простодушно поделиться с сэром Робертом Хаксли, бывшим негласным предводителя местного дворянства.

Пронзительный звон этого первого тревожного колокольчика заставил сэра Роберта предпринять весьма решительные шаги. Он счел за благо не ждать того момента, когда ситуация выйдет из-под контроля, и счел за лучшее переехать в свой Лондонский дом. Естественно, что Томми, к тому времени изрядно выросший, отправился в столицу вместе с ним.

В Лондоне их охотничьи угодья были не в пример Йоркширским значительно обширнее, так как охватывали значительную часть местных трущоб. По здравому размышлению, сэр Роберт пришел к выводу, что самым подходящим и наиболее легким для его целей жертвами могут стать представительницы многочисленного племени падших женщин. А попросту говоря, проститутки.

Между тем, первая же попытка побаловать не в меру прожорливого Томми человеческой плотью, едва не обернулась для сэра Роберта полным фиаско. Нарочно выбрав для своих целей самое страхолюдное создание, которое он только сумел отыскать в лондонских трущобах, он уединился с вышеозначенной «дамой» в темной вонючей подворотне, где им никто не смог бы помешать.

Проститутка, повернувшись к кавалеру спиной, принялась задирать свои многочисленные грязные юбки. Сэр Роберт, поставив на мостовую бывший при нем докторский саквояж, торопливо расстегнул замки и выпустил находившегося там Томми.

Оказавшееся на воле огромное насекомое опрометью кинулось к раскорячившейся проститутке и с ходу запрыгнуло ей на спину. Оно тут же прогрызло ей в боку огромную дыру, прямо через платье и корсаж. Несчастная женщина взвыла от ужаса и принялась звать на помощь, но после того, как сэр Роберт при помощи острого охотничьего ножа перерезал ей глотку, кровь хлынула у нее изо рта и она затихла.

Закончив свое кровавое пиршество Томми, юркнул обратно в саквояж. Когда сэр Роберт защелкнул замки, вдалеке в темноте послышались быстрые, тяжелые шаги. Он едва успел подняться с колен и отпрянуть от распростертого на мостовой окровавленного, выпотрошенного тела женщины. Впрочем, шаги звучали еще достаточно далеко, и сэр Роберт успел благополучно выскользнуть из сумрака подворотни, привести себя в надлежащий вид и придать лицу скучающе-озабоченное выражение.

Неожиданно прямо перед ним из темноты возник темный силуэт, который было невозможно спутать ни с каким иным, из-за его высокой полицейской каски. Это был лондонский бобби.

 А ну стой!  вскричал он, угрожающе выставив впереди себя полицейскую дубинку.

 Что вам угодно?  резко спросил Сэр Роберт, вложив в интонацию всю спесь и презрение своих высокородных предков к беспородным мужланам.

Полисмен, ожидавший увидеть пьяного бродягу, несколько смешался, когда разглядел, что перед ним богато одетый господин с докторским саквояжем. Коснувшись своей каски, он виноватым голосом спросил:

 Прошу прощения, сэр! Вы случайно не слышали женский крик?

 Конечно же, слышал,  безразлично пожал плечами сэр Роберт.  Я, как изволите видеть, возвращаюсь от больной дамы, к которой меня вызвали посреди ночи. Если не ошибаюсь, то крик раздавался вон из той подворотни. Но должен сказать, что подобные вопли для этой части города отнюдь не редкость. Констебль, надеюсь, вы не будете возражать, если я продолжу свой путь? Я бы очень хотел успеть добраться до своего дома засветло и хоть немного поспать, прежде чем начать дневной прием в больнице.

 Да, да, конечно же! Быть может, вам стоит взять кэб?

 Благодарю вас, не стоит. На вашем месте, констебль, я бы все-таки узнал, отчего та женщина так пронзительно кричала. Мало ли что,  сэр Роберт обворожительно улыбнулся и, кивнув полисмену, исчез в густом тумане, накрывшем ночной Лондон.

Глава 5

Древний Египет, Ливийская пустыня, юго-западнее Мемфиса

Несмотря на то, что Абу сидел в тени отбрасываемой утесом, его окончательно разморило на пекле, и он уже давно клевал носом. Он в очередной раз провалился в сон, из которого его вырвал какой-то непонятный звук, который доносился из лаза, ведущего во взломанную ими гробницу. Протерев глаза, молодой вор прислушался, отчаянно зевая. Когда он, наконец, понял, что из неровной черной дыры, пробитой в каменной кладке, несутся истошные вопли его родственников, сон с него как ветром сдуло. Первым порывом Абу было бежать и посмотреть, что там происходит. Но сделав несколько порывистых шагов, он внезапно остановился. А вдруг мумия, покоящаяся в саркофаге ожила и схватила своих обидчиков? Абу не хотел, чтобы она добралась также и до него.

Но что он скажет дома, родным Бакра и Салеха, и в особенности их женам? От одной только мысли, что ему придется держать ответ перед этими двумя жирными демоницами, Абу стало плохо. Во рту у него пересохло, а в животе кишки завязались узлом. Да они его даже слушать не станут, а просто забьют своими скалками, а после затопчут своими толстыми, словно колонны храма ногами до смерти. И матери его тоже достанется. Нет, что бы там не случилось с эти двумя старыми негодяями, их все равно нужно было срочно вытаскивать из гробницы.

Ругаясь, на чем свет стоит, Абу подбежал к чернеющей в самом низу скалы дыре. Он уже собирался нырнуть в нее, когда вдруг почувствовал какой-то необычный едкий запах. Это не остановило его и, прикрывая рот и нос руками, щурясь слезящимися глазами, он приблизился к лазу, ведущему в гробницу, но тотчас, же отскочил обратно, кашляя и чихая. Он успел заметить, что внутри весь коридор засыпан каким-то зеленым не то порошком, не то песком. В голове его вертелись мысли одна страшнее другой. С Бакром и Салехом определенно случилось, что-то страшное. Но как войти в гробницу, как это сделать, если даже рядом с ней невозможно дышать? Абу в отчаянии взвыл и стукнул себя кулаком по лбу. Но умных мыслей этот жест ему не прибавил. Тем временем, крики в пещере внезапно прекратились.

Абу подошел к осликам стоящим неподалеку. Животные словно чувствуя, что происходит что-то неладное, испуганно жались друг к другу и стригли раскаленный воздух длинными ушами. Вытащив из чересседельной сумки Бакра большой платок, Абу схватил бурдюк с водой и щедро полил ткань. Он замотал лицо мокрым платком и осторожно приблизился к пролому в скале. Набрав полную грудь воздуха, чтобы по возможности не дышать там внутри, Абу проклиная свою несчастную судьбу, полез вовнутрь.

Едкий запах, словно гриф-падальщик острыми когтями раздирал горло, щипал и выедал молодому вору глаза. Мокрая тряпка оказалась плохой защитой от неизвестной отравы. Голова кружилась, не то от недостатка воздуха, не то от витавшей в воздухе едкой зелени. Абу скоро понял, что долго так не протянет и ему нужно торопиться. Бегом, преодолев коридор, он стремительно скатился по наклонной лестнице и остановился.

Брошенный кем-то из дядьев факел валялся на полу, косо освещая часть стены и потолка. Чуть ниже, прямо на ступенях лежал Салех, согнувшись, словно спящий ребенок. Ниже возле самого сначала лестницы распластался его старший брат. Несмотря на пожиравший его душу ужас, молодой вор добежал до помещения с саркофагом. Тяжелая крышка каменной шкатулки валялась на полуэто означало, что дядья все-таки успели открыть ее. Что-то неуловимо странное во внешнем виде саркофага на мгновение привлекло внимание Абу, но нужно было спасать родственников, и он опрометью кинулся назад.

Здраво рассудив, что непреподъемного огромного Бакра он вряд ли сможет вытащить, Абу склонился над Салехом. Схватив тело под мышки, он потащил его вверх по ступеням в сторону выхода. Про себя он отметил, что если кожа Салеха была мокрой от пота, но чистой, то тело Бакра было все сверху донизу усыпано, какой-то зеленой дрянью. Интересно откуда она здесь взялась? Дышать в мокрой тряпке, которая облепила рот и нос, а тем более тащить, вдруг ставшего таким тяжелым Салеха, с непривычки было очень тяжело. Абу не тешил себя иллюзиями относительно того жив тот или нет. Но когда он все-таки вытащил Салеха на яркий солнечный свет, и увидел во, что превратилось его лицо, он едва успел сорвать с себя платок, как его тут, же вывернуло наизнанку. Когда он думал, что все уже закончилось, его тело вновь потряс мощный спазм рвоты. Его полоскало довольно долго. Абу уже решил, что ему пришел конец, но тут его неожиданно отпустило. Рухнув на землю, возле лужи блевотины, он кое-как отдышался. Потом немного придя в себя, он отполз как можно дальше от изъеденного непонятной проказой до самых костей тела Салеха.

Собираясь с мыслями, Абу неожиданно вспомнил, то, что так сильно поразило его там в гробнице. В той самой проклятой погребальной комнате, где стоял саркофаг. И это что-то было красное свечение, идущее от открытого саркофага. Было такое ощущение, что тот нагревается изнутри и пышет жаром, словно печка, на которой пекут хлеб.

Абу вытащил из сумки Бакра еще один платок, порвал его на два куска и, обмотав им руки, намочил водой из бурдюка. Мысль о том, что ему, быть может, удастся спасти Бакра не посещала его. Он уже смирился с тем, что потерял своих дядьев навсегда. Причем, если говорить честно, то эта потеря его не особенно и расстроила. Молодого вора интересовало лишь содержимое саркофага. По непонятной причине проклятый каменный ящик ни с того ни сего вдруг начал разогреваться и превращаться в печь. Если так пойдет и дальше то все его содержимое скоро превратится в угли, а потом в пепел.

Внутри первого коридора Абу, к своему удивлению, обнаружил, что зеленый порошок медленно, но неуклонно бледнеет и исчезает. Не останавливаясь, он пробежал до лестницы, проворно ссыпался вниз, подобрал валявшийся на полу, все еще горящий, факел и вошел в комнату с саркофагом. Впрочем, факел Абу уже был не нужен, так как в погребальной комнате стало светло, из-за пугающей метаморфозы происшедшей с огромной гранитной коробкой. Саркофаг, лишенный крышки, наливался жутким малиновым внутренним светом, Каменистый пол, на котором он стоял, тоже начал раскаляться. От саркофага вдруг повеяло нестерпимым жаром. Даже сквозь мокрую ткань платка Абу ощутил, как кожа ни лице начала стягиваться.

Ужасная мумия, лежащая внутри саркофага, уже тлела, распространяя вокруг себя отвратительный запах горящей человеческой плоти. Несмотря на это, Абу не желал уходить ни с чем. Взгляд его упал на предметы, которые сжимали корявые руки дымящегося мертвеца. Брови Абу от изумления взлетели вверх, чтобы в следующее мгновение громко затрещать и вспыхнуть. Молодой вор, невзирая на страшный жар, ломая пальцы мумии, вырвал из ее рук раскаленный золотой ящичек и уже начавший тлеть папирус, намотанный на драгоценный лазуритовый стержень.

Он был вынужден тут же швырнуть свои трофеи на пол, так как вещи успели раскалиться. Мокрые тряпки на руках Абу почти высохли, и от них валил пар. Понимая, что еще немного и ему придется убраться из гробницы ни с чем, молодой вор, невзирая на боль в обожженных пальцах, схватил золотой ларец и папирусный свиток. Уже выбегая, он успел заметить валяющуюся на полу золотую посмертную маску мумии и забрал ее с собой тоже. После этого Абу из последних сил бросился к лестнице ведущей наверх.

Неловко ударившись головой об низкий свод лаза он, тяжело вывалился наружу. Швырнув золотой ящичек и все еще продолжавший тлеть папирус на землю, он сорвал с лица тряпку. После этого он схватил бурдюк с водой, вынул зубами пробку и полил на свои покрывшиеся волдырями от ожога руки. Подвывая от боли, он начал поливать тлеющий драгоценный папирус, пока тот не перестал дымить и не пропитался водой.

Схватив в охапку свои, так дорого доставшиеся ему, находки, он, отбежав подальше от входа, рухнул на землю, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось где-то в горле с пугающей частотой. Несмотря на то, что он пролежал на земле довольно долго, оно никак не хотело умерить свой бег, а напротив начало бешеную скачку. Абу трясло, ему было холодно, несмотря на невыносимую жару. Ледяной пот сочился из всех его пор. Сердце выделывало невообразимые кульбиты. Временами оно совсем останавливалось, чтобы через несколько мгновений с новыми силами пуститься вскачь.

Молодой вор скрипел зубами, не желая сдаваться. После всего того что он вытерпел, после того как он стал обладателем стольких драгоценностей из древней могилы, умирать по его мнению было верхом глупости и несправедливости. Холодеющими губами он бормотал про себя слова молитвы к всеблагой Изиде, которой его научила мать.

Неожиданно где-то глубоко под землей послышался нарастающий гул. Несмотря на то, что Абу было совсем худо, он почувствовал, как подземный гул приближается. Молодой вор, холодея от ужаса, несмотря на страшную жару, понял, что началось землетрясение. Краем уплывающего сознания Абу успел заметить, как внутри гробницы произошел чудовищный взрыв, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Скалы вздыбились и приподнялись, словно что-то расперло их изнутри, для того чтобы через миг осыпаться и рухнуть вниз горой щебня и огромных кусков камня. Оскверненная грабителями древняя гробница прекратила свое существование погребенная под невообразимой массой скальной породы и грунта.

Глава 6

ВеликобританияГерманияРоссия, 1888 год.

Довольно скоро сэр Роберт с изрядной долей иронии прочитал в «Таймс» о том, что в Центральное агентство новостей Великобритании, якобы поступило письмо от некоего ужасного душегуба. Вышеозначенный джентльмен, взял на себя наглость утверждать, что все кровавые убийства, произошедшие в Лондоне за последнее времяэто его рук дело. Самозванец подписал свое послание, как «Джек Потрошитель».

Сэра Роберта слегка покоробил дурной вкус, проявленный при выборе псевдонима этим псевдоубийцей. По его мнению, Джек Потрошитель, мало чем отличался от героя шотландских сказок Джека Победителя Великанов. И от него за милю несло коровьим навозом, шотландским виски и грязными немытыми крестьянами. Лично он предпочел бы что-нибудь менее прозаическое и более инфернальное. Например, «Бальтазар Черная Рука» или на худой конец «Дьявол из Уайтчепла».

У сэра Роберта были сильные подозрения по поводу того, что данное письмо родилось в недрах редакции столичной газеты. Ему представлялось весьма вероятным, что шайка предприимчивых борзописцев, поспешила воспользоваться благоприятной ситуацией и создала Джека Потрошителя, единственно для того, чтобы увеличить тираж. Впрочем, сэр Роберт не был в претензии. В конце концов, он делал свое дело, а газетчики свое.

Сэр Роберт диву давался, как ему ранее не пришла в голов светлая мысль перебраться в столицу. Здесь в извилистых грязных закоулках человеческого муравейника ему с Томми ничего не стоило затеряться, после кровавой ночной охоты. В Лондоне даже не было нужды прятать трупы убитых ими несчастных женщин. Истерзанные тела оставлялись прямо там, где Томми удовлетворял свой растущий с каждым днем, поистине волчий аппетит. Лишь по истечении полутора месяцев сэр Роберт понял, что совершал большую ошибку, поступая столь легкомысленным образом.

Общественное мнение британской столицы, искусственно подогреваемое газетами, которые неустанно раздували благородное негодование, чередой жестоких злодейских убийств, наконец, принесло свои плоды. Жители не только Лондона, но и прилегающих к нему многолюдных предместий в одночасье нежданно-негаданно превратились в самодеятельных детективов. Обвинив полицию в молчаливом попустительстве этому чудовищу Джеку Потрошителю, люди создавали отряды народной милиции и ночами дежурили на окрестных улицах. Однажды сэр Роберт был вынужден пробродить несколько часов кряду, прежде чем ему удалось-таки найти безопасное место и ту, с помощью которой, он наконец-то смог накормить бедного голодного Томми.

Ситуация день ото дня накалялась, точно также, как и лондонская земля под ногами сэра Роберта. Каждый ночной выход в город был сопряжен с риском для жизни. Озверевшие мастеровые если бы они застали сэра Роберта с малышом Томми на месте преступления, очень просто могли забить его до смерти, своими тяжелыми дубовыми палками, невзирая на высокое положение в обществе и титул.

В связи с этим, нужно было срочно предпринимать какие-то шаги и сэр Роберт начал подумывать о том, как бы ему перебраться на материк. К тому времени, маленькое членистоногое чудовище изрядно разъевшееся от регулярной кормежки значительно увеличилось в размерах и весьма ощутимо округлилось, Томми теперь уже не умещался в докторский саквояж, и выносить его на охоту приходилось в огромном чемодане. Появление хорошо одетого господина с вышеозначенным багажом на ночных улицах, вдали от вокзала, приковывало к себе ненужное внимание прохожих, в том числе и всякого нечистого на руку отребья. Кроме того вес Томми также значительно увеличился и теперь тяжелый чемодан ощутимо оттягивал руку сэра Роберта.

Пару раз сэра Роберта пытались ограбить. Всякий раз он изображал из себя трусливого господина и по первому же требованию грабителей безропотно отдавал им все, на что они претендовали. Так продолжалось до тех пор, пока незадачливые разбойники не щелкали замками «ящика Пандоры», в котором терпеливо сидел Томми и ожидал своего выхода на сцену. Хищная личинка скарабея не оставлял в живых никого из нападавших, Как бы много их не было, все они, одни раньше, другие позже, оказывались на грязной мостовой с выпущенными наружу внутренностями и распоротыми глотками.

Однажды вечером, сэр Роберт в ужасе обнаружил своего любимца неподвижно лежащим, безо всяких признаков жизни. Обычно непоседливый Томми постоянно ползал по полу комнаты, которая была отведена для его содержания. В нее никто не имел право входить кроме сэра Роберта. Этот строгий приказ был отдан после того, как однажды ничего не подозревающая горничная отперла без спросу дверь комнаты и вошла вовнутрь, чтобы там убраться. Бедной девушки хватило Томми на неделю.

Обеспокоенный сэр Роберт был вынужден обратиться в Королевскую библиотеку. Там внимательно ознакомившись со справочной литературой по энтомологии, он с несказанным облегчением узнал о том, что его Томми из стадии личинки, благополучно переходит в стадию куколки. Так как на всем протяжении этого естественного процесса его питомец должен будет пребывать в спячке, было грех не воспользоваться предоставленной возможностью. Сэр Роберт начал спешные приготовления к своему отъезду на материк. К тому времени его имение «Кривой вяз» уже перешло к своему новому владельцу. Распродав все то немногое, что у него еще оставалось, включая лондонский дом, сэр Роберто сжег мосты, удерживавшие его доселе на родине предков.

Завернув окуклившегося Томми в шелковое одеяло, он погрузил его в объемистый чемодан с крепкими замками и вместе с остальным багажом велел погрузить в нанятый им кэб. Вскоре сэр Роберт прибыл в Лондонский порт, где сел на пароход «Британия» держащий курс в Гамбург.

Путешествие в Германию не обошлось без конфузов. Чемодан с уложенным в нем Томми неотлучно находился у сэра Роберта в каюте. В одно прекрасное утро хозяин каюты был разбужен громким шумом. Схватив спросонья лежащий у него на прикроватной тумбочке пистолет, сэр Роберт вытаращив глаза с недоумением, уставился на источник произведенного беспорядка. Чемодан, в котором был упакован Томми, валялся опрокинутым на боку. Замки были вырваны с корнем, а крышка чемодана распахнута. С осторожностью заглянув вовнутрь, сэр Роберт пришел в ужас. Как оказалось, за время путешествия, куколка успела изрядно увеличиться в размерах и теперь более уже не умещалась в чемодане. Своим раздавшимся в длину и ширину телом, по-прежнему пребывавший в глубокой спячке, Томми взломал чемодан изнутри. Это означало, что использовать чемодан для транспортировки увеличившейся куколки более не предоставлялось возможным.

Впрочем, сэр Роберт недолго пребывал в затруднении и вскоре разрешил вставшую перед ним задачу с присущим ему блеском. У бывшего на борту корабля торговца, который вез товары с ближнего Востока, он за вполне умеренную цену приобрел большой персидский ковер. На тот момент, когда пришло время, сходить с корабля, прибывшего в конечную точку своего путешествия, у сэра Роберта не возникло проблем с германской таможней в процессе транспортировки Томми на берег. Куколка, к тому времени достигшая внушительных размеров была завернута им в пушистый ковер и не попала на глаза офицерам таможенной службы. Свернутый же в трубку обычный персидский ковер не вызвал ни у кого ни малейших подозрений.

В Гамбурге по предоставленной ему из Лондона солидной рекомендации, местные фальшивомонетчики выправили сэру Роберту новые документы. С этого момента сэр Роберт Хаксли перестал существовать, а его место занял подданный Германской империи Карл Крейцер. Эта метаморфоза обошлась бывшему сэру Роберту в весьма внушительную сумму. Но это было вызвано жестокой необходимостью, для того чтобы без хлопот начать новую жизнь в Европе.

В соответствии с ранее разработанным планом новоявленный Карл Крейцер погрузился со всем своим скарбом на поезд и отправился на Восток в сторону дикой заснеженной России. Эта варварская страна давно уже притягивала его взор своими бескрайними просторами, на которых не в пример его родине, ограниченной со всех сторон морями, затеряться было намного легче.

К тому времени, когда поезд с Карлом должен был пересечь границу Российской империи, куколка Томми выросла до пугающих размеров взрослого человеческого тела. Пытаться пересечь пограничный пункт с огромным насекомым, завернутым в персидский ковер, нечего было даже и пробовать. Это толкнуло Карла на отчаянный шаг.

Когда русская пограничная стража на таможне вошла в купе Карла Крейцера, то замерла в нерешительности. На верхней полке лежало человеческое тело укрытое простынями, Судя по разметавшимся по подушке длинным темным волосам, оно принадлежало женщине.

 Прошу меня извиняйт,  поднялся со своего места Карл.  Моя жена немного нездорофф. Проклятый дорог доконал ее, софсем.

Сказав это, он протянул два паспорта старшему офицеру. Тот принялся внимательно рассматривать их, скрупулезно читая каждое слово, и явно не торопясь возвращать их немцу.

 Могу я посмотреть на вашу супругу?  поинтересовался он у ее мужа.

 О, я, я, разумеетса!  засуетился немец.  Майн херц, ауфштайн!

 Не нужно,  покачал головой офицер и скомандовал унтеру,  Мотылев, а ну проверь!

Тот, взобравшись на ступеньку, внимательно осмотрел лицо женщины наполовину скрытое простыней и спустился вниз

 Спит, вашбродь!  громко рапортовал он начальству.  По всему умаялась вконец, бедняжка.

 Что ж ты братец орешь как иерихонская труба? Неровен час, еще даму хворую разбудишь,  недовольно поморщился офицер, возвращая документы немцу.  Не смею задерживать, счастливого пути!

 Данке шен!  разулыбался тот, провожая гостей.

Когда пограничная стража вышла из купе, и Карл закрыл за ними дверь, улыбка оставила его лицо. На смену ей пришла угрюмая сосредоточенность. Поднявшись на верхнюю полку, он стянул простыню с лица женщины. То, что предстало его глазам, выглядело настолько кошмарно, что даже он человек без совести и нервов почувствовал себя нехорошо.

В постели лежало не женское тело, а чудовищных размеров куколка скарабея. На ее верхний конец, изображающий голову, было напялено женское лицо с частью густого черного скальпа. Карл принюхался, после чего брезгливо скривился. Лицо, которое он срезал с женщины убитой им во время получасовой остановки поезда на узловой станции в Польше уже начало разлагаться. Об этом явственно давал знать дурной запах, уже явственно ощутимый, несмотря на целый флакон французских духов, который он употребил для сокрытия оного. Нужно было срочно искать новую маску для Томми.

Назад Дальше