Он знает? испуганно спрашивает Клара, когда поминальная служба наконец заканчивается.
Я киваю.
Он кому-нибудь расскажет?
Вряд ли.
Клара переживает. А все потому, что тоже думает о катере. О том, как близки мы к свободе.
Нужно было взять его с собой, тихо говорю я. Он расстроен, потому что его не было с нами.
Клара облегченно вздыхает, и я понимаю, что ее тоже гложет чувство вины. Наш поступок был продиктован необходимостью, но в то же время был ужасным, и я, честно говоря, не знаю, какая из двух чаш весов тяжелее. Но если Луис хотел быть с нами, а он, на секундочку, гений, значит, мы все-таки поступили правильно? Я помню, как тяжело обмяк Уилл, когда умер, и это воспоминание навсегда останется со мной. Стараюсь думать только о том, какими глазами он смотрел на сияние в небе. Вес его тела казался таким земным по сравнению с наполненным невыразимым восторгом выражением лица в последние минуты жизни. Тьма и свет. Ужас и красота. Сплошные крайности. Хочется уснуть, чтобы этот день наконец закончился.
Ну и что между вами стряслось? спрашивает Том, когда Луис уходит чистить зубы.
Я пожимаю плечами:
Ничего.
Не похоже на «ничего».
Он расстроен.
Это понятно, а ты тут при чем?
Перемелется, увиливаю я от прямого ответа, отворачиваюсь и залезаю в постель.
Когда медсестра приносит таблетки, я с удовольствием глотаю свою. Как и Луис, наверное. Никому из нас не хочется оставаться наедине с собственными мыслями.
Глава 20
За несколько дней жизнь входит в привычную колею. Снег потихоньку тает, и возвращается знакомое солнечное тепло. После завтрака мы ходим на занятия с новыми учителями. Все они, как под копирку, строгие и мрачные. Может быть, предыдущие уехали из-за того, что Хозяйке не нравилось, как они курят, распивают спиртное и черт знает чем занимаются в своем крыле. Сомневаюсь даже, что их смена полностью закончилась. Я усердно пробираюсь сквозь учебники по литературе и математике, но постоянно кошусь на яркий день за окном. И пусть до конца избавиться от призрака Уилла не могу, но внутри все волнительно бурлит из-за перспективы оказаться как можно дальше от этого места.
Представляю, как Клара в коротких джинсовых шортах бегает по пляжу, смеется и толкает меня в море. В моем воображении она дикая и свободнаяименно такая, какой и родилась. Вспоминаю, каким неуклюжим я был раньше, как вел себя рядом с Джули Маккендрик. Клара меня изменила. Конечно, дом тоже приложил к этому руку, но в основном все-таки Клара. Без нее я бы ни за что не выбрался за стену, зато продолжал бы тонуть во мраке, сотканном из страха и утраченных надежд. Без Клары я бы и не помыслил сбежать, не догадался бы подумать о катере. Это все она. Без нее я бы никогда не нашел отчет на столе Хозяйки.
Скопированную бумажку я прочел столько раз, что уже начинаю верить в написанное. Временами мысли об этом даже вытесняют из головы Уилла. Все это волнует, но еще и пугает. Ведь именно поэтому Хозяйка сделала то, что сделала, с нашей медсестрой. Я стараюсь не думать о слове «убийство», потому что сразу вспоминаю Уилла, его «Спасибо, Тоби», и сердце начинает беспощадно болеть. Может быть, Хозяйка до сих пор не пришла за нами с Луисом только потому, что хочет увидеть, будут ли последствия после Уилла. Бумажка и то, что на ней напечатано, представляют опасность. Это я знаю наверняка.
Луис по-прежнему замкнут в себе. На меня не смотрит и не пытается заговорить. Если ему нужно что-то предать за столом, он просит кого-то другого. На уроках сидит с опущенной головой, словно сосредоточен на заданиях, но я сомневаюсь, что, царапая в тетрадках ответы, гений действительно думает об учебе. Ему это не нужно. У него настолько быстрый мозг, что он может думать о сотнях вещей одновременно. Днем он играет в шахматы сам с собой или сидит в саду на качелях и что-то тихо бормочет, ни к кому не обращаясь.
Периодически я решаю подойти и поговорить с ним, но все никак не соберусь с духом и постоянно откладываю разговор на потом. Знаю, я обязан рассказать ему про бумажку, но боюсь того, что он может натворить. Он теперь сам не свой. Я хочу, чтобы он снова стал самим собой, но не знаю, кто такой Луис без Уилла. Он никогда не рассказывал, были ли у него в прошлом друзья, а если и рассказывал, то только Уиллу, которого больше нет.
По-своему мы с Кларой тоже замкнулись. Уже не проводим время с остальными обитателями дома, и в конце концов они перестали нас звать. Мы ходим в библиотеку, просматриваем атласы и энциклопедии и мечтаем, как однажды проберемся на какое-нибудь торговое судно, где и начнется наше приключение. Нам нужно лишь добраться до Франции, а оттуда уже будет легко. По крайней мере именно так все звучит в устах Клары.
Три ночи спустя мы снова перестаем пить таблетки. Клара говорит, что не хочет зря тратить время на сон. Я беспокоюсь, но соглашаюсь. Она подмигивает, смеется и заявляет, что я ее серьезная половинка, а онамоя неугомонная. После Уилла ее настроение наконец-то улучшилось, хотя вокруг самой Клары словно потрескивает нервная энергия. Еще бы! Скоро наступит ночь, когда придет катер.
Клара, как всегда, права. Долго-долго я лежу в постели, пока наконец не решаюсь встать и пойти к Кларе. Пару секунд смотрю на Луиса и убеждаюсь, что он спит. Подтягиваю одеяло ему на плечи. Днем солнце дарит тепло, но по ночам в доме по-прежнему холодно.
На улицу мы не суемся. Даже Клара считает, что это рискованно. В итоге находим пустую комнату между нашими спальнями. Если услышим шум, сможем быстро вернуться. Опасность добавляет волнения, и уже через несколько минут Клара отчаянно меня целует и тянет к себе, пока я не ложусь на нее всем телом.
Я люблю тебя Люблю, люблю, люблю! снова и снова шепчет она, обдавая теплым дыханием мои губы.
Я опять ее целую. С ней все кажется намного лучше. Потом мы лежим, улыбаясь и едва дыша. Голова кругом от того великолепия, которым мы только что занимались, и впервые с той самой ночи я чувствую себя расслабленным и счастливым. Интересно, что бы сказал Джонси, если бы узнал, что я влюблен в прекрасную девушку, которая тоже меня любит. Что я занимался с ней сексом. И что после неуклюжих первых попыток я вроде как неплохо поднаторел в этом деле. Теперь Джонси кажется мне совсем ребенком. Его образ у меня в голове изменился, как когда-то растворилась в ничто Джули Маккендрик.
Я вожу пальцем по гладкой коже Клары и надеюсь, что с Джонси все в порядке. Не так уж много у него было друзей. В какой-то момент Джонси в мыслях словно сплавляется с Луисом, и вдруг Клара вздрагивает. Я нависаю над ней и вижу большой синяк у нее на бедре.
Откуда это взялось? спрашиваю я и наклоняюсь поцеловать синяк.
Ерунда. Треснулась обо что-то.
На бледной коже синяк будто цветет черной розой.
Сильно, наверное, треснулась, улыбаюсь я. Прекращай уже носиться по дому.
Прости, папочка.
Я строю гримасу:
Ну да, это совсем не стремно.
Думаю о маме и папе. Стоит ли им позвонить, когда мы сбежим? Перепугаются ли они? Может, я позвоню, когда мы окажемся в безопасном месте. Попозже. Почему-то родительский дом больше не кажется домом.
Думаю, Уилл был бы не против того, как мы с ним поступили, говорит Клара, пока мы лежим, смотрим в потолок и представляем себя на песке под усеянным звездами небом. Мне и правда так кажется.
Я слушаю, но молчу. Пусть выговорится. Наверное, дело даже не в том, как отнесся бы к этому Уилл, а в том, сможем ли мы сами с этим жить. И все же я не хочу, чтобы Клара зацикливалась на таких мыслях. Хватит того, что я сам постоянно об этом думаю.
Я бы хотела, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для меня, продолжает Клара тихим и серьезным голосом, если бы этот кто-нибудь узнал, что за мной скоро придут из лазарета.
Я слегка завидую тому, как быстро она нашла себе утешение. Она словно огни в небеяркая, поразительная и сиюминутная. А я как здоровенный грузприземленный, темный и тяжелый.
Теперь мы должны жить каждым мгновением, чтобы наш поступок не оказался напрасным. Так мы почтим память Уилла. Мы обязаны быть счастливыми.
Я счастлив, говорю я, и это правда. Пусть у меня полно секретов, но прямо сейчас я бешено счастлив. Ты делаешь меня счастливым.
Даже здесь? спрашивает Клара.
Конечно.
Она задумчиво накручивает локон на палец.
Представить не могу, как это было быникогда тебя не знать. Не представляю, как жила бы старой жизнью и никогда бы с тобой не познакомилась.
Я тоже.
И снова я не лгу. Время в доме творит забавные вещи. Кажется, будто я знаю Клару уже целую вечность, а все, что было до нее, просто сон.
Такое ощущение, будто нас свела сама судьба, правда? нежно говорит Клара. Мы с тобой оба дефективные и все же встретились, словно так было суждено.
Может быть.
Никаких «может быть»! Она игриво шлепает меня по макушке и вздыхает. Благодаря тебе я перестала бояться.
От этих слов сердце кровью обливается. Не представляю, чтобы Клара чего-то боялась. Я снова ее целую, и она кажется невероятно теплой, мягкой и уязвимой. Больше всего на свете мне хочется заботиться о ней.
Вместе навсегда? спрашивает она.
Вместе навсегда, соглашаюсь я, но опять вспоминаю о бумажке в кармане, и что-то внутри меня обрывается. Чтобы скрыть это, я выдавливаю улыбку. Я ведь женился на тебе, разве нет?
И никогда меня не бросишь?
И никогда тебя не брошу.
Ну, мы хоть не станем старыми и страшными, говорит Клара. Ты не облысеешь и не растолстеешь, как мой папа. Мы никогда друг другу не наскучим, и наша любовь не угаснет.
Ты ни при каких обстоятельствах не можешь стать страшной, улыбаюсь я. А наша любовь не может угаснуть. Это же судьба, помнишь?
Клара крепко обнимает меня за шею и выдыхает прямо в кожу:
Дождаться не могу, когда мы отсюда сбежим!
Глава 21
На этот раз приезжает семь фургонов. Мы снова толчемся у окна и пытаемся рассмотреть, кого привезли в каждом из них. Меня настолько захватило волнение по поводу скорого побега, что я и не ждал приезда новичков. Но в доме царит свой собственный мир, и этот мир продолжает жить по своим правилам.
Интересно, засунут ли к нам кого-нибудь, говорит Том.
Судя по виду, его не очень радует мысль о появлении в нашей среде новенького, и я едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Помню, не так давно мы думали о нем точно так же.
Может, девочек привезли, как бы между прочим бросаю я.
Все еще надеюсь, что появится какая-нибудь девочка для него или для Джейка, и тот факт, что я украл у них из-под носа Клару, как-то сгладится. Хотя это, конечно, глупо. Нам с Кларой суждено быть вместе. Не представляю, чтобы кто-нибудь еще мог испытывать такие же чувства, какие испытываем мы. Но было бы неплохо, если бы появилась пара девчонок, с которыми Джейк и Том могли бы обжиматься по углам.
Честно говоря, всеобщего волнения я не разделяю. Слишком занят надеждами, что никто из новичков не испоганит наши с Кларой планы, и что все они будут регулярно принимать свои «витамины». Ожидание становится мучительным, а каждая проведенная в доме секунда падает на плечи тяжким грузом страха, что что-то может пойти не так.
Луис тоже у окна, но уже через минуту отходит и садится на кровати по-турецки. Перед ним самодельная обшарпанная шахматная доска. Передвигая черную фигуру из картона, гений что-то бормочет и ни с того ни с сего тихо смеется. Наблюдать за этим тревожно.
Обязательно с самим собой говорить? спрашивает Том. Это охренительно стремно.
Луис смотрит на него широко распахнутыми от удивления глазами:
Я не разговариваю с самим собой.
Разговариваешь.
Ничего подобного.
Ну и с кем ты тогда общаешься?
Гений улыбается. Почти так же, как когда-то. Почти, но не совсем так.
С Уиллом, разумеется. Я разговариваю с Уиллом.
Он возвращается к игре, а мы пялимся на него во все глаза. Спустя несколько долгих секунд Том нервно вздыхает и бормочет:
Тут все поголовно спятили.
Больше никто ничего не говорит. У окна становится скучно, поэтому я отхожу и ложусь на кровать. А вдруг Луис специально так себя ведет, чтобы меня доконать? Чтобы я не забывал? Отчасти я даже надеюсь, что так оно и есть. Это куда более приятная альтернатива тому, что Луис, наш гений, потихоньку сходит с ума от горя. Что он может смириться с дефективностью и с жизнью в доме смерти, но не с потерей друга. Я могу жить с тем, что Луис меня ненавидит, но если я поделюсь с ним нашими планами, мне позарез нужно, чтобы он оставался в своем уме.
Время идет, и в какой-то момент мы слышим за дверью шаги, но никто из новичков не заходит в четвертую спальню. Кажется, мы все вздыхаем от облегчения. У нас и без свежей крови дерьма достаточно.
Во время полдника Джейк рисуется и громко разговаривает, перебивая взволнованные голоса. За столом седьмой спальни двое новеньких, и Джейку, естественно, приходится отстаивать свое место вожака. Я лишь раз взглянул на новичков и даже не спрашиваю, как их зовут. Воздух гудит от волнения. Еще бы! Столько новых лиц! Такое чувство, что начинаются новые времена, но уже без меня.
И ни одной девчонки, блин, ворчит Том, вгрызаясь в яблочный пирог с кремом.
За весь полдник Луис ни разу не поднял головы. Видимо, застрял, как и я, в старых временах.
Похоже, все новички приняли таблетки. В ночной тишине мы с Кларой, словно призраки, обходим спящий дом и заглядываем в спальни. Никто даже не шевелится. Может быть, после Уилла нам повысили дозу того, чем нас накачивают перед сном. В девятой спальне у одного из новичков все еще мокрое лицо, словно он плакал даже во сне. Не помню, плакал ли я в свое время. Уилл точно плакал. Может быть, еще Эшли. Сейчас уже трудно вспомнить те первые ночи. Здесь все становятся намного выносливее, чем раньше.
Говорила же, это судьба, шепчет Клара, когда мы, держась за руки, спускаемся в комнату отдыха. По ночам не спим только мы.
Не хочешь сходить в пещеру? спрашиваю я.
Дикость, конечно, но перед побегом мне хочется попрощаться с нашим убежищем. В радости и печали это место принадлежит нам с Кларой.
Хочу потанцевать, отвечает она. Давай останемся.
Сегодня не так чтобы очень холодно, но Клара полностью одета, поэтому ее ответ застает меня врасплох. На ней не ночнушка, а джинсы, носки и мешковатый свитер, хотя обычно она любит, чтобы ногам было свободно. Выбрав пластинку, она включает наушники.
Ты надевай, говорю я, а я не буду. Хочу услышать, вдруг кто-то появится.
Ты как всегда, Тоби. Само воплощение практичности и благоразумия. Клара целует меня и начинает покачиваться в моих объятиях. Представь, будто мы на пляже, шепчет она и закрывает глаза. Полночь, горит костер, какой-то старик играет на гитаре, а мы танцуем.
Скоро нам не придется ничего представлять.
Клара меня не слышит. В ее голове звучит музыка, которая для меня похожа на невнятное электронное жужжание. Я двигаюсь вместе с Кларой, как только могу, но из-за всяких танцев всегда чувствовал себя полным кретином. Мои ноги и руки никогда не слушаются. Вот и сейчас не получается подстроиться под естественный ритм Клары. Она вся в музыке, и, кажется, ее не волнует моя неуклюжесть. Ее губы приоткрыты, и я целую ее, испортив момент. Просто не могу удержаться, когда она так близко. Тянусь рукой ей под свитер, но она вдруг вздрагивает, отшатывается и снимает наушники.
Давай подождем. Сделаем это снова, когда окажемся далеко-далеко отсюда.
Ладно.
Теперь я чувствую себя еще более неуклюжим, словно сделал что-то не так. Наверное, все ясно по моему лицу, потому что Клара касается ладонями моих щек и снова целует.
Все в порядке? Ты не против?
Нет, конечно.
Я пытаюсь улыбнуться, но в рот будто налили клея, который уже застывает. Если честно, я немножко против. Никак не могу с собой справиться. Мало того, что я очень этого хочу (а я вроде как всегда хочу, так что, наверное, это не считается), так теперь еще и кажется, что Клара меня отвергает. И внезапно на меня обрушивается сокрушительная волна сомнений. Я ей надоел? Неужели она всего лишь ждет, когда мы сбежим, чтобы потом меня бросить? К чему тогда вся эта болтовня про судьбу? Она ведь не могла меня разлюбить! Или могла?
Давай потанцуем, шепчет Клара и снова надевает наушники. Обожаю танцевать!
Закрыв глаза, она притягивает меня к себе, а в моей голове черным-черно от подозрений, что она меня больше не хочет. И пусть это глупо, но прямо сейчас меня трясет от одной только мысли, что когда-нибудь она будет танцевать с другим.
В спальни мы возвращаемся раньше, чем обычно. Клара говорит, мы должны беречь энергию для будущих приключений, но на прощание целует, обнимает и твердит, что любит меня. Мне становится чуть-чуть легче.
Вместе навсегда, говорю я, когда Клара бросает меня и уходит к себе. Очень стараюсь не выдать голосом, в каком я сейчас отчаянии.
Она оглядывается и широко улыбается:
Вместе навсегда, Король Русалок.
И я снова бешено счастлив.
Глава 22
Почему ты меня не разбудил? шипит на меня Клара, пока мы спускаемся на завтрак.
Сегодня последнее утро перед приходом катера. От волнения я весь как на иголках, поэтому гнев Клары застает меня врасплох. У нее яростно горят глаза, губы поджаты. Раньше она никогда так себя со мной не вела, и ко мне снова подступает черный туман страха. А вдруг она наконец-то поняла, какой я кретин?
Извини. Я думал, ты устала. Вот и решил, что лучше дать тебе выспаться перед сегодняшней ночью.
Не хочу, чтобы Клара на меня злилась. Я еще не говорил ей о Луисе, а это наверняка до смерти ее перепугает. Не знаю, что буду делать, если она откажется. В любом случае я возьму его с собой, а с последствиями буду разбираться потом. Если Луис вообще захочет сбежать. Рассказать ему обо всембольшой риск, но иного выбора нет, если, конечно, я еще хочу пожить в мире с самим собой.
Это была наша последняя ночь, говорит Клара, и я вижу, что она обижена. Это важно!
Извини, жалким тоном повторяю я.
Собственно, я и чувствую себя жалким. Хочу сказать ей, что с трудом сдержался, чтобы ее не разбудить. Что мне хотелось сходить в пещеру и побыть вдвоем в доме, чтобы попрощаться с ним навсегда. Пусть я его ненавижу, но многое от нас с Кларой останется в этих стенах. В конце концов, здесь происходили не только ужасные, но и прекрасные события. Еще хочу сказать Кларе, как злился на нее за то, что она уснула в такую важную ночь, и как в итоге просто смотрел на нее спящую, а потом занялся тем, чем занимался по ночам до ее появления. Взял в кухне еду и долго сидел в комнате отдыха, глядя на темное небо. Без Клары было одиноко, хотя в некотором смысле мне даже понравилось побыть наедине с мыслями. У меня появилось время сказать собственные «до свидания». Я пробыл здесь дольше Клары, и теперь у меня два прошлых, с которыми нужно было попрощаться. Однонормальное, до дома смерти, а второедо того, как здесь появилась Клара.
Но сказать все это вслух не хватает духу. Не хочу с ней ссориться. Ночь уже все равно не вернуть.
В общем я и правда думал, что ты устала.
Клара еле слышно вздыхает. Когда мы садимся, она все еще напряжена, но я сжимаю под столом ее ладонь, и она сжимает в ответ мою. Трудно представить, чтобы Клара на кого-то долго злилась. Она живет одним днем, и злопамятность ей совершенно чужда.
Извини, снова шепчу я.
Ага, ты уже трижды это сказал.
Больше не буду, улыбаюсь я и подмигиваю.
Последняя ночь прошла. Поверить не могу, что завтра в это же время мы уже будем на материке. По поводу катера я не волнуюсь. Мы найдем, где спрятаться. Например, в спасательной шлюпке. Как-то я видел такое в фильме, и там у героев все получилось. Наша судьба ждет нас за пределами дома смерти.
Между завтраком и уроками десять минут. Я ловлю Клару внизу, когда она выходит из уборной, и тащу в музыкальную комнату на том же промозглом этаже.
Что случилось? бледнеет от волнения Клара.
Ее глаза широко распахнуты. Наверное, ей тоже до смерти хочется поскорее сбежать.
Я глубоко вздыхаю. На сегодня это не последний трудный разговор, а мне, как обычно, хреново даются слова, когда нужно быть серьезным.
Луис.
А что с ним?
Сердце несется вскачь.
Думаю, нужно взять его с собой. Не до самого пляжа, конечно, но мы должны вытащить его отсюда. После Уилла он сам не свой. Если и мы исчезнем Я наваливаю оправдания одно за другим, но ни одно из них не является правдой. Боюсь, он окончательно сломается.
Конечно! тут же отзывается Клара. Отличная идея.
Я и правда хочу, чтобы мы были только вдвоем, но я не могу его бросить. Никак не могу.
Оказывается, я так накрутил себя на то, что мне придется ее уговаривать, что даже не сразу осознаю ее слова и продолжаю говорить.
Я же сказала, я за. Клара сжимает мое плечо. И вообще считаю, что это замечательная идея. Приподнявшись на цыпочках, она целует меня. Такое ощущение, будто моих губ коснулись крылья бабочки. Честно-честно!
Уверена?
Я-то ожидал, что она задаст хоть пару вопросов. Мы ведь не обсуждали возможность взять с собой кого-то еще. Речи даже о маленькой Элеоноре не было.
Клара кивает и улыбается, а через секунду уже выскакивает в коридор. Наверное, мне ее никогда не понять. Зато гора с плеч свалилась. Даже врать толком не пришлось. Все причины, которые я назвал, настоящие, хотя и не совсем правдивые. Остается только поговорить с Луисом.
Странный сегодня день. Всю свою жизнь в доме я хотел, чтобы время текло медленнее, а теперь, наоборот, хочу его поторопить. С трудом просиживаю уроки. Еще никогда деревянные стулья не казались такими неудобными. За окном ясный и солнечный день. Надеюсь, до ночи погода не изменится. Я вообще не могу думать ни о чем, кроме предстоящей ночи. Стараюсь внимательно читать вопросы и задания, но слова расплываются перед глазами. Понимаю только одно: у Ральфа и Хрюши на острове все покатилось к чертовой матери, но с нами такого не случится. Как бы то ни было, я умудряюсь нацарапать какие-то дурацкие ответы. Не хочу привлекать к себе внимания, да и плевать, правильно я отвечаю или нет. Все равно оценивать работу никто не станет.
Кажется, время совсем остановилось, но в конце концов мы выбираемся на обед, и я заставляю себя поесть запеканки с мясом. Клара съедает пару кусков, говорит, что не голодна, и уходит с Элеонорой. Я не против. Элеонора будет скучать по Кларе. Особенно после Уилла. Мне опять становится не по себе. Я продолжаю есть, а Том что-то говорит о новичках и о мальчике, который постоянно плачет, но я не слушаю. Джейк, как обычно, в своей стихии. Двое новеньких из седьмой спальни уже успели заразиться его заносчивостью, и Дэниел снова оказывается в хвосте их стаи. Я смотрю на все это, но практически ничего не вижу. В ушах гудит. Это наш последний обед в доме. Невероятно!
Когда в комнате отдыха я смотрю через окно в сад, появляется Джейк. Клара сидит на дереве и вглядывается в море. Ее пальцы легко касаются коры. Конечно, отсюда мне не видно, но я знаю: Клара поглаживает наши инициалы. Сердце наполняется теплом. Сегодня чудесный день, и все кажется прекрасным.
Я тоже заметил, говорит Джейк.
Я оглядываюсь:
Что именно?
Все еще жду, когда кто-нибудь раскусит наш план, хоть и понимаю, что это бред.
Этот ваш священничек, Джейк кивает на окно. Он заболел. Джо говорит, он воняет.
Только теперь я замечаю Эшли на качелях.
У вас уже минус два, самодовольно ухмыляется Джейк.
Приезд новичков его явно приободрил. Он снова стал старым Джейком, вожаком стаи, которого интересует только победа. Как бы он ни относился к дому, все свои чувства он опять запер на замок. Надеюсь, ему так легче.
А у нас пока минус один.
Эшли еще никуда не делся.
Джейк смеется и уходит из комнаты. Плевать, считает ли он себя победителем. Я вообще не играю в эту игру. Да и никогда по-настоящему не играл. Смотрю на Эшли и впервые вижу тощего пацана, а не чопорного придурка. Пусть Джейк посмеялся, но если Эшли и правда болен, меня это беспокоит. Слишком быстро после Уилла. Думаю о Хозяйке, таблетках и новичках. Может быть, ей не нравится, когда количество дефективных в доме растет.
Эшли выглядит одиноким. Может, мне стоит выйти к нему. В конце концов, он из четвертой спальни.
Ты как?
Дурацкий вопрос. Даже несмотря на танцующий в травинках ветер, я чувствую запах скисшего молока. Должно быть, Эшли бешено отмывался в ванной, чтобы мы ничего не заметили, но воняет все равно ужасно, а это плохо. Запах медсестры быстро вычислят.
Эшли качается взад-вперед. На коленях у него лежит Библия.
Не так уж плохо, отвечает он.
Его глаза смотрят на верхний этаж дома. На лазарет. Ему страшно. Верит он в Бога или нет, ему все равно страшно. Всем страшно, и Эшли не исключение.
Надеюсь, они все же придут, тихо говорит он.
Я задумчиво свожу брови:
Кто?
Люди, которые ходили в церковь. А еще надеюсь, что я их не подведу. Не хочу быть как Генри. Тут он смотрит на меня. А тебе вообще какое дело?
Вспоминаю, как всячески гнобил его с самого своего приезда сюда. А за что? Если подумать, он никогда ничего плохого мне не делал.
Ты из четвертой спальни, еле-еле выдавливаю я. Хочется извиниться, но я не знаю как. И ты не будешь как Генри.
Стараюсь дышать неглубоко и надеюсь, что Эшли этого не заметит. Если судить по запаху, болезнь пришла к нему внезапно и протекает очень быстро. Вряд ли ночью он так же вонял. К утру этой вонью пропиталась бы вся спальня. С Уиллом все случилось очень быстро, и теперь то же самое происходит с Эшли. Я опять думаю о витаминах. Уверен, Хозяйка не видит в нас людей, потому что и сама она далеко не нормальный человек. Сомневаюсь, что ее вообще можно назвать человеком. Мы для неекак ящики с продуктами на складе. Ей привезли новые ящики, и пришло время избавиться от просроченных. После того, что она сделала с нашей медсестрой, легко поверить, что она способна ускорить течение нашей дефективности.
Надо мной всегда смеялись, продолжает говорить Эшли, глядя в землю. Мой отец был проповедником. Причем отличным. Люди по-настоящему к нему прислушивались, но он их пугал. Эшли замолкает и усмехается. Никогда не понимал, зачем приплетать сюда страх. В мире и так полно пугающих вещей. Я всегда считал, что дело в любви. Даже когда другие дети в школе смеялись надо мной, пинали мои вещи и обзывались, я старался хранить в сердце Иисуса.
Я слегка съеживаюсь. Не могу удержаться. Наверное, дело во мне, а не в Эшли. Как бы страшно мне ни было, не могу я поверить во все это дерьмо. Гораздо легче и приятнее верить в Клару, атомы и вечные путешествия по миру.
Когда оказалось, что я дефективный, я ни капельки не удивился. Я всегда таким был. Никуда не вписывался.
Эшли словно прорвало. Он начал говорить и уже не может остановиться. Я вижу на ветке ноги Клары и жалею, что не полез за ней на дерево.
Когда за мной приехали, мама была наверху. Я с ней даже не попрощался. Зато папа был рядом, и вид у него был весьма довольный. Разве это нормально? Он сунул мне Библию, велел прекратить плакать и нести слово Божье гнусному отродью. Эшли словно задыхается и тяжело сглатывает. Он назвал меня отродьем. Потом смотрит на меня. Думаешь, это очень плохоненавидеть собственного отца?
Честно говоря, он у тебя, кажется, тот еще козел.
До сих пор у меня в ушах стоит мамин крик. А папа наверняка так и не простил себя, что его не было дома, когда приехал фургон. Я вспоминаю, сколько лжи нагородил о родителях, сколько ужасных историй о них рассказывал, когда попал в дом, только чтобы выглядеть крутым, и меня с головой захлестывает стыд.
Ага, почти улыбается Эшли и в этот момент кажется самым обычным пацаном. Таким он и был, наверное. Но я не отступил от своих убеждений. Я никого не пугал и не потерял веру. Я все делал по-своему.
Это точно. И до сих пор делаешь.
Я честно пытаюсь сказать что-то приятное, но не знаю, получается или нет.
Надеюсь, я никого не подведу, повторяет Эшли. Не хочу, чтобы меня видели испуганным.
Больше он ничего не говорит, а я не могу придумать, что такого сказать, чтобы ему стало легче. Чувствую себя последним куском дерьма. Само собой, Эшли все еще может взбесить меня только тем, что дышит, но прямо сейчас мне его жаль. Он заблудился в собственном мире. Через пару минут я встаю с качелей и оставляю его в покое. Хорошо, что завтра утром мне не придется смотреть на пустое место, где пока еще стоит его кровать. Может быть, когда мы с Луисом исчезнем, Тому разрешат переехать в седьмую спальню.
Я иду на другую сторону сада. Легкий свежий ветерок совсем стих, и солнце пригревает спину. Даже после разговора с Эшли мне все равно приятно ощущать тепло. Напряжение в мышцах ослабевает. Сразу вспоминается бумажка, которую я повсюду ношу с собой. Я останавливаюсь перед могилой Джорджи. За спиной шелестят листья, и похрустывают веткиКлара спускается ко мне. Это «до свидания» мы скажем вместе. Мои пальцы все еще помнят торопливое сердцебиение птицы и мягкое тепло перьев. Я помню, как смотрели на нас темные глаза.