* * *
Храм Джерта был огромен и очень стар. Внутри он представлял собой каменный лабиринт, лишенный окон и дверей, но освещенный огнями и окуренный благовониями, тлеющими в плоских чашах жаровен. Жаровни с высоты резных квадратных колонн рассылали в стороны медленный бледный дым. Медные бока чаш сверкали, желтый камень колонн казался теплым, словно прибрежный песок, пламя текло и трепетало в узких желобах вдоль стен, а колеблющиеся тени дрожали и рассыпались.
Эная шла длинными извилистыми коридорами, вдыхая ароматы благовоний. Голова слегка кружилась от сладкого запаха. И мерещилось, будто древние статуи мечников и храмовых дев, стоящие в нишах, провожают пришелицу взглядами незрячих глаз.
Многоликая любила рассматривать изваяния. Ей даже казалось, будто всякий раз они неуловимо меняются. Складки одежд иногда лежали не так, как прежде, могли стать иными наклон головы или выражение лица. Эная знала живую скульптуру Девы, держащей в руках жаровню с благовониями. Иногда из-под каменного платья виднелся носок сандалии. В другой раз он исчезал. А, может, просто казалось...
Шелест одежд, слабое эхо шагов, треск огня и безмолвие. Голоса многотысячного города сюда не долетали. Ни шум моря, ни дыхание ветра. Так тихо, словно толща воды укрывает святилище, отрезая любые звуки.
Простой человек заплутал бы здесь и никогда не вышел. Но Эная не была простой смертной, поэтому за очередным поворотом коридора ее ждала дверь. Невидимая для непосвященных.
Девушка толкнула древнюю створку и шагнула вперед.
Многоликая не пыталась постигнуть древнюю магию и понять, как можно, пройдя по лабиринту, оказаться на вершине храма - в открытой всем ветрам зале, обнесенной лишь резными каменными перилами, да колоннами, которые поддерживают высокий мозаичный купол. Это был главный зал Храма. Здесь плелась Сеть.
Шестеро женщин сидели на полу в мягкой россыпи атласных подушек и удерживали сверкающие нити простертой между ними Сети. Нити переливались, тянулись, дрожали.
Эная опустилась рядом и переняла у одной из "прях" тонкую канитель. Кончики пальцев обожгло и Многоликая взялась ловко свивать диковинную пряжу, тянуть, захлестывать ее на соседние нити, стягивать тонкими узелками.
Мерцающий невод сиял ровно, нити нигде не обрывались и не путались. Как ни перебирала в уме свои вопросы девушка, Сеть не отзывалась, не вспыхивала, не чернела, не осыпалась хлопьями пепла.
- Как странно, - задумчиво сказала Эная, встала, встряхнула руками, и Сеть разлетелась на ослепительные искры, которые устремились прочь из залы и подхваченные ветром осыпались вниз, на готовящийся ко сну город.
Другие пряхи тоже начали подниматься.
- Мне как-то маетно сегодня, - сказала самая юная и тоненькая со жгуче-черными глазами и косой, в которую были вплетены низки бус всех оттенков зеленого. Одеяние у девушки было глубокого малахитового цвета, отчего смуглая кожа, казалось, сияла. - Нет покоя. Будто змея сердце обвила.
- Сеть не отыскала магии, нечего бояться, Азари. - ласково сказала Эная. - Просто близится твоя луна, вот ты разволновалась.
Азари вздохнула.
- Может быть...
Эная улыбнулась и пошла прочь. Ей и самой было не по себе, однако она не хотела показывать смятения. Дева храма вышла из залы, но вместо того, чтобы вновь окунуться в полумрак лабиринта, зажмурилась, ослепленная сиянием заходящего солнца.
С полукруглого просторного балкона белоснежный город, ступеньками спускающийся к морской глади, был виден, словно на ладони. Внизу, на волнах у пристани покачивались корабли и челны, пришедшие из далеких стран. Серыми громадами вздымались в сизой дымке дальние горы.
Безликий муж! Он не стал дожидаться, когда она придет и пригласил сам, иначе как Эная очутилась в его покоях, попросту закрыв за собой дверь главной залы?
- Ты хотела поговорить со мной, - услышала девушка спокойный низкий голос. - О чем?
Мужчина, стоявший возле невысоких перил, был уже не юн, но и еще не в летах. Скорее, он находился в том неуловимом возрасте, когда годы являют себя не столько в чертах лица, сколько в его выражении, делая человека, то моложе, то старше, в зависимости от ситуации. Сейчас Безликий улыбался и казался лишь немногим старше Стига...
Глаза у брата правителя Дальянии были голубыми, а длинные волосы светло-русыми. Дева Храма всматривалась в лицо повелителя, силясь, запомнить черты, хотя знала, что все равно не получится. Ни у кого не получалось.
- Истр, пусть будут долгими дни твоего брата.
- Ты прекрасна, Многоликая. Присядь, - он кивнул.
Девушка шагнула к невысокой скамеечке, покрытой шелковой подушкой, и присела.
- Я встретила сегодня мужчину, - начала она. - Хотела с ним поговорить, но... он не узнал меня.
- Не узнал? - ее собеседник удивленно вскинул брови.
Эная смешалась:
- Нет... Я не ожидала ничего подобного и, похоже, все только испортила. Он испугался и рассвирепел. Стиг отправил за ним мечников, но этот человек как-то сумел скрыться, и где он сейчас я не знаю.
- Ты пыталась поймать его в Сеть? - уточнил мужчина.
- Пыталась... - растерянно и виновато ответила Многоликая. - Она не смогла его отыскать.
Истр задумчиво прошелся по балкону:
- Почему Стиг просто не удержал его? Почему ты не приказала? - спросил он.
Девушка ответила:
- Он бы не смог его удержать. Я никогда такого прежде не видела... Зрачки почти белые, а лицо, будто присыпанное пеплом и столько силы... Останавливать такого - ошибка. Мечники Стига вели того человека до дома удовольствий в квартале пурпурных лестниц, а потом он исчез. И куда делся - никто так и не понял. Я решила, это может оказаться колдун или маг, но Сеть не почувствовала ни магии, ни колдовства.
- Почему этот мужчина вообще привлек твое внимание, Эная? - спросил Безликий.
Собеседница легким движением отвернула длинный рукав своего платья, являя взору белое, словно фарфор, запястье:
- Он дрался на поединочном кругу и, когда он вынырнул из толпы, при нем был целый кошель денег. И тут я увидела у этого человека на руке засаленную плетенку. То ли из узких тряпок, то ли из ниток. Она обвивала запястье в несколько оборотов. Я лишь хотела разглядеть поближе. Думала, раз он это носит, то даст посмотреть. Ничего плохого в моей просьбе не было. Но он рассвирепел и... не узнал меня!
Эная беспомощно замолчала.
Истр задумчиво постучал пальцами по перилам балкона. Многоликая подошла к нему и застыла в нескольких шагах.
- Этого мужчину надо найти, - сказал ей собеседник. - Я поговорю с далером, чтобы отправил на поиски людей, а ты скажи Стигу, пускай меченосцы пройдутся по всем поединочным аренам. Тот, кто хотя бы раз одержал победу на кругу, непременно вернется туда снова.
Девушка кивнула, а Безликий улыбнулся:
- Все поправимо, прекраснейшая. Мы его найдем.
- Почему он не узнал меня? - снова спросила девушка. - Это невозможно! Должен был узнать! Я ничего не понимаю...
- Успокойся. Он узнал тебя, просто не подал виду. Скорее всего, это беглый храмовник из Алата.
- Но откуда та плетенка? - в последней попытке понять происходящее спросила Эная.
- Мы узнаем. Не надо бояться.
Он наклонился и коснулся губами ее губ... Девушка закрыла глаза, а в следующий миг оказалась совершенно одна - стоящей в залитом сиянием факелов и дымом благовоний лабиринте.
Статуя храмовой девы с медной чашей в мраморных руках была строга и задумчива, а из-под подола одеяния выглядывал носок тонкой сандалии, словно каменное изваяние собиралось сделать шаг вниз и сойти со своего постамента.
* * *
Сингур вернулся к балагану под вечер. Улицы города уже омыли закатные краски, в арках домов таились сиреневые тени, а деревья казались черными на фоне темнеющего неба. Но даже в сумерках, Миль-Канас оставался красив и светел. Совсем не похож на шианский Этхаш. Не было у него сходства и с виргским Илкатамом. Да, собственно, и ни с каким ранее виденным Сингуром городом тоже. Казалось, тут почти безопасно. Почти.
Когда Сингур вышел к балагану, то увидел, что у костра, сидит, закутавшись в бурнус одинокая девушка. Она услышала его шаги, а, может быть, почувствовала взгляд, вскочила, обернулась, всматриваясь в полумрак, а потом бросилась навстречу.
Брат подхватил ее, потому что она запуталась в подоле и едва не упала. Эша вцепилась в мужчину и затрясла его, заходясь в беззвучном гневе.
- Успокойся, - сказал он. - Все хорошо.
Но сестра вместо того, чтобы последовать совету, ударила его кулаком в грудь.
- Эша! - Сингур перехватил тонкое запястье. - Прекрати.
Тогда она вырвалась, круто развернулась и скрылась в кибитке. Зато из соседней телеги тотчас показалась Эгда, а за ней и Пэйт. Видимо, услышали разговор и ворчание псов, которые нового попутчика терпеть не могли.
Балаганщик даже подумал, в который уж раз - отчего собаки, обычно спокойные, никак не хотят принять Эшиного брата? Хотя, только ли собаки? Старик озадачился и припомнил, что и лошади-то рядом с вальтарийцем тоже беспокоятся, прядают ушами и тревожно фыркают. Даже когда чистит, видно, что смирные коньки обмирают и дергают боками. Вот и псы нынче опять рычали с пустой угрозой в голосах, вроде как пугали чужака, мол, не подходи, но на деле слышно было - сами боятся.
Сингур впрочем, не обращал никакого внимания.
Пэйт шикнул на собак, подошел к вальтарийцу и сказал, виновато отводя глаза:
- Я забрал ставку, но считарь ихний сказал, что у него не лавка каменьев, сколько стоит перстень, он-де может определить только на глаз. Вышло много, но все равно меньше, чем должно было.
Сингур пожал плечами:
- Не беда, возьми столько, сколько уговаривались.
Балаганщик кивнул, не зная, что еще добавить. Его попутчик не собирался уходить, да и Пэйту теперь было как-то неловко его гнать - деньги с поединка старик получил такие, что окупил не только дорогу со скудными трапезами двоих навязавшихся спутников, но еще остался в немалом прибытке. Очень немалом.
- Идем, покормлю тебя, - сказала Сингуру Эгда. - Голодный, небось?
Мужчина пожал плечами. Не голодный, но поесть надо. Он устроился на старой циновке возле огня. Эгда положила ему из старой сковородки остатки тушеных с острым перцем помидоров, дала пресную лепешку. Вальтариец медленно ел, глядя в пламя. Близняшки тут же подсели к мужчине с двух сторон.
- А ты откуда так ловко драться выучился? - зашептала Хлоя, которая больше всего боялась, что дед или тетка заметят, напустятся, выбранят и заставят прекратить расспросы.
- Жизнь выучила, - просто ответил Сингур.
Сестры переглянулись и Алесса спросила:
- Ты что же и раньше на поединочные круги выходил?
Сингур усмехнулся, вспомнив свою самую первую победу:
- Выходил.
- А еще пойдешь? Завтра? - перебила сестру Хлоя.
- Пока не знаю, - ответил им собеседник. - Но скоро видно будет.
Девчонки снова с удивлением переглянулись.
- Скажи, Гельта можешь драться научить? - спросила Алесса. - Трудно это?
Мужчина усмехнулся:
- Научить любого можно, да только, зачем ему? Братцу вашему и без того неплохо, никакой нужды нет претерпевать и лишаться.
Близняшки смешались, не зная, что на это ответить.
- А сестра твоя нынче расхворалась, - склоняясь к самому уху вальтарийца, известила Хлоя. - Утром как вы ушли, она прямо места себе не находила, среди повозок бродила, все на небо глядела, потом заволновалась, стала белая вся, а когда деда с Гельтом вернулись, задыхаться взялась. Уж они успокаивали, успокаивали, да только без толку - она руки к груди прижала и давай сипеть, будто дышать разучилась...
- Вот как? - Сингур отставил тарелку и отправился в кибитку, в которой скрылась от него сестра.
Девушка лежала на низком топчане, прижав к груди тощее лоскутное одеяло.
- Эша, - брат опустился рядом. - Ты сегодня задыхалась?
Она смотрела в пустоту.
- Поговори со мной, - негромко попросил он. - Почему ты обижаешься?
Сестра рывком села, отбрасывая покрывало. Тонкие пальцы замелькали в воздухе. Собеседник едва успевал понимать, что до него пытаются донести.
- Нет, я не думаю только о себе, - сказал Сингур, когда она прервалась. - Я думаю о тебе. Ты же понимаешь - еще год, может, полтора и все... Нам нужны деньги. Тебе нужны деньги. А я не умею зарабатывать иначе.
Пальцы снова заплясали стремительный танец. Лицо Эши раскраснелось от гнева.
- Зачем еще мне тебя спрашивать? - удивился в ответ на безмолвную тираду мужчина. - Это я иду на круг, а не ты.
Девушка вздрогнула, спрятала лицо в ладонях, отгораживаясь от собеседника, давая понять, что не хочет его видеть, не хочет говорить. Однако потом, видимо, передумала, отняла руки и медленно-медленно, глядя в глаза брату, стала что-то объяснять, переплетая непослушные пальцы. Он внимал с молчаливой враждебностью. А когда она закончила, ответил:
- Погибнуть может любой. Люди вообще живут для того, чтобы умирать. Никакого другого выхода у нас нет. Особенно у меня. Есть год. Полтора, если очень повезет. Или половина года, если повезет меньше. Нужны деньги. И тянуть с этим нельзя, пойми уже, наконец! Не надо виснуть у меня на руках и осыпать попреками.
Она дернулась, словно он влепил ей пощечину. В глазах задрожали слезы.
- Смотри, что ты делаешь, - сказал устало брат. - Сейчас ты начнешь плакать, потом опять задыхаться, и те деньги, что сегодня были заработаны, придется потратить на бесполезных лекарей и зелья, которые снова не помогут. Давай, ты просто успокоишься и будешь послушной?
Эша медленно кивнула и лицо ее, до этого мгновенья такое живое, словно бы окаменело.
- Так-то лучше.
Сингур хотел добавить что-то еще, но по деревянному бортику кибитки постучали. Мужчина прислушался и усмехнулся.
Когда он выбрался из повозки, у каменной чаши, в которой горел огонь, стояли Пэйт и Эгда, держащие за ошейники псов. Чуть в стороне от балаганщиков невозмутимо покачивался с носков на пятки невысокий обритый налысо незнакомец в богатых одеждах. Не из знати, но и далеко не простолюдин. Сингур, еще когда сидел у костра, слышал, как этот незнакомец подошел к месту стоянки. Слышал он и то, что с лысым пришло еще шестеро крепких мужчин. Однако сейчас они оставались где-то в стороне. Сопровождающие...
- Гладких дорог и спокойных ночей, - приветствовал лысый Сингура на вельдский манер.
- Солнца над домом, - ответил ему вальтариец. - Отчего наш балаган почтили сразу семеро мужей?
В глазах незнакомца промелькнул удивление, а потом он рассмеялся:
- А тебя не проведешь! Заметил? - и тут же протянул пухлую ладонь, с тяжелым перстнем на мизинце. - Меня зовут Атаис Лароб и я держу поединочные круги всех лестниц со стороны моря. Нынче днем ты побил моего человека. Я уже много лет зарабатываю поединками, но такого давно не видывал. Это плохо, когда хороший боец выступает, как одиночка. Вот, хочу предложить тебе выходить от наших лестниц. Хороший заработок. Очень хороший. Я ценю крепких бойцов. Так что мы с тобой можем договориться.
Краем глаза Сингур увидел, как из кибитки выскользнула и замерла безмолвной укоряющей тенью Эша.
- Нет. Я не бьюсь на поединочных кругах. Просто нужны были быстрые деньги, - ответил ее брат.
Атаис осторожно взял собеседника под локоть, отвел в сторону от костра и сказал вполголоса:
- Подумай, не отказывай сгоряча. Это хорошие деньги, да и риск не так уж велик для такого бойца, как ты. Это ведь не арена для знати - до смертоубийства у нас не доводят, а деньги хорошие.
- Нет, - снова покачал головой Сингур. - Мы уезжаем через несколько дней, я не собирался оседать в Миль-Канасе.
Его собеседник не желал сдаваться так легко:
- Ты говорил, нужен был быстрый заработок. Хочешь, предложу несколько поединков, как у нынешнего бойца, которого ты побил? Люди сделают ставки...
- Нет, - опять ответил Сингур, однако тут же, словно смягчившись, добавил: - Но на один поединок выйти могу. Только один. Если тебе это, конечно, будет интересно.
Глаза Лароба заблестели:
- Я бы выставил тебя против лучшего человека Сальхи Гульяны, от их лестниц выходит сильный, очень сильный боец, которого уже больше трех лет никто не может свалить. Если ты уронишь Сальхиного быка, я щедро заплачу.
- Сколько? - спросил Сингур и прямо-таки спиной почувствовал, как напряглась сестра.
- Я дам двадцать золотых талгатов. Но за эти деньги нужно так покалечить Гульяниного быка, чтобы драться он больше не мог. Три года он лишает меня хорошего дохода. А вчера ты еще свалил Тесака, так что теперь Сальхины бойцы и вовсе приободрились.
- Тридцать, - покачал головой Сингур. - Тридцать - покалечить так, чтобы не мог больше драться. Сорок, чтобы умер к вечеру после драки.
Атаис удивился: