Оакленд умоляюще сверкнул очкамимол, спасай! и позорно быстрым шагом направился в свой кабинет, на ходу ослабляя узел галстука. Толстая шея взмокла и покраснела, и даже на пиджаке в районе лопаток появилось тёмное пятновидимо, в начале приёма было жарковато во всех смыслах. Морган сглотнул, перебарывая минутную слабость, и нацепил свою фирменную очаровательную улыбку.
Ривс украдкой показал под столом большой палец, побледнел ещё больше и снова уткнулся носом в экран.
Миссис Паддлз, рад вас видеть, поприветствовал Морган посетительницу, чувствуя себя ягнёнком на заклание. Прошу прощения за задержку. Срочный вопрос требовал моего внимания, но теперь я целиком и полностью в вашем распоряжении.
Миссис Паддлз оказалась энергичной дородной леди неопределённого возраста с квадратным лицом. Над верхней губой у неё пробивались едва заметные рыжеватые волоски. Пальто в шотландскую клетку распирал устрашающий бюст, и пуговицы едва выдерживали натиск. По сравнению с верхом ноги казались тощими и куцыми. К груди миссис Паддлз прижимала пластиковый файл с фотографиямиего-то она и швырнула на стойку, стоило Моргану договорить.
Вот, прошипела она. Полюбуйтесь. Ваша вина, между прочим. Тридцать лет селекции коту под хвост.
Сожалею, миссис Паддлз, покаянно опустил голову Морган. Посетительница немного смягчиласьи смутилась.
Вы гляньте сперва, а потом извиняться будете, пробурчала она, отворачиваясь.
Сию секунду, мэм, ангельски улыбнулся он, разворачивая пакет.
За два года работы в приёмной Морган чего только не перевидал. Сюда заходили проповедники свежеизобретённой религии, горячо вербующие неофитов и среди посетителей, и среди работников. Регулярно, весной и осенью, врывались люди-чайники, татуированные леопарды и хранители секретов спецслужб, изнемогающие от желания открыть всем страшную правду. Чернокожие матери-одиночкиестественно, без подданствана ломанном английском умоляли о пособиях, а диковатые парни в камуфляже сурово требовали вывести откуда-то войска или, наоборот, ввести. В конвертах и файлах Моргану пихали слипшиеся старинные свидетельства о собственности, подшивки результатов теста на отцовство, гениальные рукописи об истории Фореста, компромат на премьер-министра, пакетики с белым порошком и порнографические фотографии. Три месяца назад сюда вошёл смертельно серьёзный старик в оранжевых лосинах и шапочке, а затем молча распылил перцовый баллончик. Сильней всего тогда пострадала Кэндл, которая стояла ближе к окошку
Поэтому сейчас Морган открывал файл осторожно, жалея, что не успел надеть ни хирургических перчаток, ни маски. Так, на всякий случай.
К счастью, внутри действительно оказалось всего лишь несколько фотографий, наспех распечатанных на матовой бумаге.
Ваши розы, мэм? осведомился он со всем почтением, разглядывая месиво из битого стекла и цветов. Красивые.
Были, раздосадованно отрезала миссис Паддлз. До того, как по ним пробежала орава полицейских. Разве эти люди не должны нас охранять, а? А они наоборот, разрушают мою жизнь. Да, разрушают!
А в полицию вы не пробовали обращаться?
Миссис Паддлз стала пунцовой, как переваренная свёкла.
Они разгромили оранжерею! Мне что, нужно пожаловаться им на их же действия?
Это ужасно, мэм, опустил взгляд Морган. Мы обязательно разберёмся. Вот вам бланк заявки, заполните его, пожалуйста. А уж я позабочусь о том, чтобы вашей жалобе уделили самое пристальное внимание. Вы не рассматривали вариант с обращением в суд?
Но мои розы
Прекрасные розы, мэм. Настоящий шедевр селекции.
Спустя четверть часа уговоров грозная миссис Паддлз всё-таки изволила правильно заполнить бланк и удалилась, напоследок окрестив Моргана способным юношей. Её место тут же заняла чета Гроутов с жалобой на то, что сосед сбрасывал снег на их лужайку. За ними последовало зловещее описание внезапно разорвавшихся водопроводных труб, мрачное дело об исчезновении чихуа-хуа инаконец-то! вполне обычная просьба назначить пособие. В мэрию шли со всеми проблемами, часто минуя полицию и социальные службы. Уже потом, на месте, приходилось сортировать заявления и направлять их в соответствующие инстанции. Поэтому освободился Морган только ближе к вечеру, когда последний посетитель, наконец, благодарно раскланялся и покинул зал.
Ты сегодня был неподражаем, красавчик! с размаху хлопнула Кэндл по плечу. Персональный ангел для мэрии, не иначе. Белокурая бестия! С меня два пива.
А почему два? мрачно поинтересовался Морган, потирая щёки. После нескольких часов с очаровательной улыбкой на физиономии мимические мышцы, кажется, задеревенели.
С одного ты не захмелеешь, а с трёхнапьёшься, фыркнула Кэндл и снисходительно почесала его под подбородком. Так, мальчики, кто с нами? Кто хочет выпить за тяжёлый день и за нашего спасительного Моргана-Ангела?
Я пас, смущённо почесал пятернёй в затылке Оакленд. Меня Мэгги ждёт.
Ах, да, ты же у нас теперь женатый человек, недовольно протянула Кэндл, окидывая его пронизывающим взглядомот стриженных ёжиком чёрных волос до безупречно начищенных ботинок. Ну, валяй, иди домой, мистер Клетчатый-Костюм-с-Распродажи. Ривс, а что насчёт тебя? Пойдёшь или оставишь беднягу Моргана мне на растерзание?
Т-там люди б-будут, мрачно предположил компьютерный гений, покачиваясь из стороны в сторону. Мелкие русые кудряшки, больше похожие на плотную мочалку, топорщились сегодня больше обычноговидимо, Ривс из-за переживаний постоянно мял и без того растрёпанную шевелюру.
А мы отдельный кабинет возьмём! радостно пообещала Кэндл. Да брось ломаться, я тебя потом подвезу! А то мало ли, что я сделаю с бедняжкой Морганом, если он вдруг окажется в моих жадных руках
Я не поеду.
Морган сам удивился, когда понял, что всё-таки произнёс это вслух. Кэндл хмуро воззрилась на него:
Бунтуешь?
Молю о пощаде, выжал из себя очередную ангельскую улыбку он. Серьёзно, давай не сегодня. Я немного не в себе.
До дома хоть доберёшься? нарочито безразлично поинтересовалась Кэндл.
Мне двадцать шесть лет, Кэнди-Кэнди, в тон ей ответил он. Поздновато носиться со мной, как с младенцем, не находишь?
За Кэнди-Кэнди можно было схлопотать подзатыльник, но сегодня Моргану повезло. Кэндл смилостивилась и отпустила его с миром, напоследок хорошенько взъерошив белокурые вихры. На улице по-прежнему стоял адский холод, но небо наконец-то заволокло тучами, и пошёл снег. От этого стало немного уютнее и светлеекак на чёрно-белых рождественских открытках в стиле ретро. Голова до сих пор гудела от спёртого офисного воздуха. Морган не торопился и старался хоть на сотню-другую метров растянуть обычный маршрутсперва отнёс в химчистку жилет, а затем медленно побрёл домой, сворачивая во все переулки подряд, и сам не заметил, как вышел к парку.
Здесь фонари почти не горели.
По инерции Морган сделал несколько десятков шагов по аллее и только потом сообразил, что бродить в темноте около зарослейне самое разумное занятие, особенно в дорогом пальто и с рабочим дипломатом под мышкой. Конечно, последнее ограбление в Форесте случилось аж осеньюв отличие от Сейнт-Джеймса, где каждый месяц пропадало по человекуоднако рисковать не стоило. Морган развернулся и направился обратно, к свету и более оживлённым улицам, и не сразу заметил, что навстречу ему идёт человек.
Желудок скрутило, как на аттракционе.
Вновь разворачиваться было глупо, ломиться в парк, под деревьяещё глупее. На несколько секунд Морган замер на месте, а затем, поборов очередной приступ необъяснимого волнения, медленно пошёл вперёд, сжимая кулаки в карманах. Поравнявшись с незнакомцем, он коротко буркнул в шарф нечто среднее между добрый вечер и здравствуйте, и только перевёл дыхание, как на затылок ему обрушился мощный удар.
Мир померк.
Тошнотворная жара держится уже неделю.
Мидтайн с конца весны обмелел уже на треть. Обнажилась пологая часть берега, раньше скрытая под волнами. Высохший ил испещрили язвы трещинглубоких, дышащих затхлыми испарениями. Кое-где торчат пивные бутылки и пластиковые стаканы из-под колы, а у самой кромки воды вздыбил искривлённое колесо ржавый велосипед.
чёртовы очистительные службы!
Годфри, успокойся.
Голос отцакипящее масло, голос материлимонный лёд. Моргана кидает то в жар, то в холод. В машине пахнет бензином, и от этого к горлу подкатывает завтрак.
Что значитуспокойся?! А они потом скажут, что я не выполняю предвыборных обещаний Этель, да прекрати так на меня смотреть! Я за рулём!
Надо было взять водителя.
И ты всегда знаешь, что лучше делать! Может, на следующих выборах выдвинешь свою кандидатуру в мэры?
Моргану хочется зажать уши руками, но он и двинуться не может. Слишком тесно. Справасестрица Гвен. Ей уже двадцать, она совсем взрослая; поездка к дяде Гарри ей даром не сдалась, но с отцом не поспоришьэто он платит за колледж. Гвен хмуро пялится в окно, прикусив прядь красно-рыжих волос. Жёсткий подол белого платья сестры царапает Моргану колени. Слева Дилан шушукается с Самантой; они азартно терзают приставку, и игра явно не относится к тем, что одобрил бы отецкровь, части тела и визг бензопилы, отчётливо слышный даже через наушники.
Мама прикрывает глазаспор окончени начинает плавно водить руками над коленями, словно играя на невидимом фортепьяно. Морган подаётся вперёд, угадывая неслышную мелодию по движениям пальцев.
Дебюсси. Диалог ветра с морем.
На губах у мамы всё та же лимонно-ледяная улыбка. Безупречное каре того же молочно-медового цвета, что и у Моргана, покачивается в такт движениям.
Отец старается на неё не смотреть.
Когда шерли паркуется наконец у дома дяди Гарри, Морган первым выползает из машиныпрямо по жёстким коленкам Дилана, сминая платье Сэмнаружу, как бабочка из кокона. Распахивает дверцу, вываливается на хрусткий гравий, обдирая ладони, поднимается и бежит к домускучной белой коробке под синей крышкой. Жаркое марево расплывается перед глазами, дрожит; и сморгнуть бы пот, но отчего-то страшно закрыть глаза.
Там, позади, отец снова ругается, а мама играет беззвучную музыку.
Дверь открыта. Морган неуверенно толкает её и входит в холл. Здесь темно, прохладно и слегка пахнет гнильцой. В углу старый сундуккуда старше, чем сам дом. Над сундукомзахламлённая вешалка, где зимние куртки висят вперемешку с летними футболками на пластиковых плечиках. Одна футболка, с червяком в очках, валяется на полу. Морган подбирает её и медленно идёт по домуиз комнаты в комнату, пока не добирается до гостиной.
Дядя Гарри там. Он зачем-то сидит в кресле, накрыв лицо газетой. Тошнотно-сладковатый запах здесь такой густой, что слюна во рту становится вязкой.
Дядя Гарри?
Морган окликает его, а затем подходит и касается тёплой, странно твёрдой руки.
Газета падает на пол.
и даже в скудном освещении, с закрытыми жалюзи, видно, как в глазах что-то шевелится.
Морган очнулся оттого, что кто-то трогал его лицо. В голове некстати вертелись обрывки неприятных воспоминаний о том июле восемнадцать лет назад, когда убили Гарри Майера. Того, кто сделал это, так и не нашли, хотя отец поднял все связи. И вот теперьснова
А меня могли убить сейчас, с лёгким удивлением осознал Морган, испугался и очнулся окончательно.
Затылок саднило. Губы спеклись и на вкус были солёными. Руки и ноги почти не чувствовались от холода. Шарф был размотан, курткарасстёгнута Но что хуже всего, над Морганом склонился огромный человек, который зачем-то ощупывал его голову.
Жив, ровно заметил он трескучим голосом, когда Морган рефлекторно дёрнулся. Точно, жив. Ледышка. Греться надо, не дело тут лежать. Откуда часы?
Мне их подарили, ответил Морган автоматически и только потом схватился за карман куртки онемевшими пальцами. Но сувенир от Уилки действительно был на месте.
Да кто бы сомневался, что подарили, хмыкнул великан и протянул Моргану руку. Поднимайся, чадо. Ещё чего не хватаеткишки студить. Ну!
Ладонь его тоже оказалась огромной. Рука Моргана по сравнению с ней выглядела даже не детской, а кукольной, и когда он поднялся, то обнаружил, что едва достигает незнакомцу груди.
Какой же у него рост? беспорядочно заметались мысли в голове. Больше двух метров Два и тридцать? Или больше? Или я брежу?
Ха, да он шатается! хохотнул вдруг великан и несильно ткнул Моргану пальцем в плечо. Эх, ты, тростиночка. А ну, полезай ко мне. Я тебя донесу, куда надо.
И прежде, чем он успел возразить или убежать, великан легко вздёрнул его за шиворот и сунул себе за отворот пальто, как котёнка.
Улица зловеще накренилась. Хмурое небо резко съехало куда-то назад. Морган засучил ногами по бархатистой подкладке, одновременно цепляясь за меховую опушку на воротнике, чтобы хоть как-то удержаться на месте, но тут великан наконец-то поднял то, за чем наклонялся, и распрямился.
Какие два метра, с лёгким ужасом осознал Морган, прикинув рост. Три. Никак не меньше трёх!
А великан фыркнул, как лошадь, обдавая затылок Моргана тёплым воздухом, и притиснул руку к груди, чтоб пассажир под пальто не сползал. Во второй руке он сжимал фонарь, который выглядел совсем крошечным на его фонемедный, с причудливо изогнутыми боковыми прутьями и огромным кольцом на крышке. Все четыре стекла были разными. Одногусто-малиновое, с вкраплениями золотистых звёздочек. Второеярко-синее, более светлое в центре и тёмное по краям. Третьежёлто-оранжевое, с крошечными красными рыбками в нижней части. Четвёртоезелёное, как дубовый лист на просвет. А там, за стёклами, изгибался огненный силуэт, до оторопи напоминающий человеческийсловно танцовщица в шёлковом платье то заламывала руки трагически, то зябко обнимала саму себя.
Это Чи, трескучим шёпотом пояснил великан. Трусиха та ещё. Но дело своё знает, уж поверь мне Ты что притих, малец? Тоже струхнул, поди?
Нет, ответил Морган и с лёгким удивлением осознал, что это чистая правда. Великан не выглядел жутким. Да и вообще всё происходящее, скорее, напоминало сон, а во сне не может случиться ничего по-настоящему плохого. Гм Простите, но не могу ли я узнать, кто вы?
Великан хмыкнул.
Отчего не мочь, можешь. Фонарщик я. А тебя, малец, как кличут?
Морган Майер, откликнулся он. В голове тут же легонько зазвенело, словно тронул кто-то самую тонкую гитарную струну.
Великану тем временем надоело стоять на одном месте и он, подняв повыше фонарь, широко зашагал по аллее. Каблуки огромных грубоватых сапог при каждом соприкосновении с брусчаткой глухо звякали, словно их подковали металлом. Полы длиннющего пальто с бумажным шелестом волоклись по земле, а когда задевали ветви кустов, то оставляли на них туманные клочья. Волосы у Фонарщика были чёрными, кудрявыми и густыми, и поэтому казалось, что на голову ему просто-напросто наклеили кусок выкрашенной овчины. Губы выглядели слишком тонкими для такого дикарского лица, носслишком прямым и правильным. Зато тёмно-жёлтые глаза под кустистыми бровями подходили как нельзя более кстати.
Морган Майер, задумчиво повторил Фонарщик и пожевал губами. Славно, славно. И часы хранишь, значит Даю добро, заключил он загадочно.
На что?
Увидишь, малец. Ох, как ещё увидишь, ухмыльнулся великан. В глазах у него отразились разноцветные грани фонаряроссыпь ярких бликов. Значит, домой я тебя подброшу. Но по дороге, уж извини, своей работой займусь. Не дело городу в темноте простаивать. Выползает всякое.
Последнее слово прозвучало так мерзко, что Морган почёл за лучшее не уточнять, что именно выползает в темноте.
Фонарщик ступал размеренно и за один шаг, кажется, покрывал десять человеческих вопреки всем физическим законам. Город раскрывался перед ним, точно калейдоскоп. Первое время Морган пытался ещё понять, что к чему, но затем бросил это бесполезное дело. Парковая аллея упёрлась не в череду однотипных домов, как ей полагалось, а как-то по-особенному хитро вильнула и обвилась вокруг замёрзшего пруда, которого здесь отродясь не было. На месте супермаркета обнаружилась полуразрушенная часовенка, за стадиономсолидный кусок самого настоящего древнего леса с могучими соснами, а между полицейским участком и библиотекой втиснулся чудом огромный особняк. В окнах его горел свет, и сквозь жидкие жалюзи видно было, как пары танцуют в просторном зале.