Выходец из семьи мореходов, он рос на северной оконечности Афарского материка, в Эбиссинии, формально считавшейся не провинцией, а колонией Империи, и управляемой наместником зесара.
Мать Тацита была знатного происхождения, отецнет, поэтому ему, полукровке, пришлось с малых лет обучаться ремеслу кораблестроителя. Однако юноше быстро надоело скреплять кипарисовые доски медными гвоздями под белым жгучим солнцем. Эбиссинец сбежал из дома, примкнув к компании молодых золотоискателей и охотников за рабами.
Сопровождаемые военными судами, торговые корабли вышли из Анейской дельты и поплыли вглубь малоизученного континента, к истокам полноводной реки Инты. Затем исследователи высадились в джунглях, у подножия старого вулкана, называемого местными дикарями Домом Бога.
Отбиваясь от враждебно настроенных чернокожих, страдая от жары, гнуса и тропических лихорадок, имперцы добрались до подземных пещер, в которых, как уверяли плененные афары, были спрятаны несметные сокровища. Сложная сеть рукотворных тоннелей напоминала расположенный в пустыне, на западе Эбиссинии, храмовый комплекс, именуемый «фогтарас», а также ирригационные системы, характерные для столицы колонииТаира.
Спускаясь в разветвленные подземные катакомбы, никто из отчаянных смельчаков и предположить не мог, что ждет их в этом царстве мрака и удушливой пыли. Шахты, имевшие причудливые многоярусные формы, в которых угадывались очертания террас, павильонов, бассейнов и мостов, стали убежищем для жутких мохноногих пауков размером со среднюю собаку. Дикари до зубовного стука боялись членистоногих, и немудрено ведь укус такого паука являлся смертельным для человека, а угодившего в умело замаскированные в стенах и полу пещер западни уже невозможно было спасти.
Из сорока храбрецов, забравшихся в мрачные лабиринты, выжил лишь Тацит. Искусанный ужасными тварями, эбиссинец метался в бреду, видя и слыша то, что считалось недоступным простому смертному. Ему мерещился гигантский Паук, оплетающий сетью весь мир, пауки-стражи, охраняющие ее, пауки-приманки, помогавшие завлечь в ловушки более крупную жертву, пауки-охотники, разбегавшиеся по самым темным углам, и находящие добычу за пределами сети...
Несколько недель чернокожие женщины племени Ши выхаживали истощенного, покрытого язвами Тацита, называя его Избранником. Он узнал свойства местных трав и кореньев, грибов с вогнутыми шляпками и горьких ягод, растущих на пожухлых кустах. Афарки доставляли чужеземцу все, о чем он просил, и открывали ему тайны местных ведунов.
Окрепнув от ран, Тацит заметил, что все чувства его стали острее, тело наливалось непривычной силой, а интуиция, больше похожая на звериное чутье, помогала избегать опасностей. С тех пор он никогда и ничем не болел, даже обычными для этих мест лихорадкой и расстройством живота.
Через три года эбиссинец выбрался из джунглей, прихватив с собой золото Ши, истолченные в порошок снадобья и эбонитовую статуэтку Паука. На самодельной лодке имперец смог доплыть до Таира. Отсюда караваны судов шли на север, к островной Геллии и мимо неев порты Поморья, Итхаля и Ликкии. Не долго думая, Тацит отправился прямиком в Рон-Руан.
Побродив по незнакомому городу, молодой эбиссинец заглянул в храм Мерта, Бога Мертвых, которого в колонии чтили под именем Сент. Во время ночного бдения Тацит познакомился с умным и рассудительным жрецом Руфом. Паукопоклонник охотно рассказал ему о своих необычайных странствиях и предложил стать Плетущим Сети, Первым понтифексом ктенизидов.
Вдохновленный услышанным, Руф оставил храм, чтобы проповедовать новое учение, которое быстро набирало популярность сначала в столице, а затем и в самых отдаленных частях Империи. Эбиссинец легко уступил другу пальму первенства, так как не стремился к славе Плетущегоон чувствовал, что пока один создает Сеть, прочим надлежит обеспечивать ее безопасность. Тацит целиком посвятил себя важной миссии: подготовке пауков-стражей или эмиссаров[8] культа, и пауков-охотниковЯдовитых. Последниелюди разных социальных статусов, пола и возраста были объединены в этерию[9] и являлись кем-то вроде наемных убийц. Перед ними ставилась задача отсекать лишние Нити: устранять неугодныхтех, на кого указывал Тацит. В отличие от эмиссаров, которые по своему усмотрению могли действовать явно или оставаться инкогнито, Ядовитые были обязаны скрывать принадлежность к этерии и отрицать ее существование.
Тацит наделил эмиссаров правом действовать самостоятельно: искать среди культистов тех, кто не достаточно чтил Паука, нарушал его запреты, высказывал инакомыслие, роптал на понтифекса, а послесудить их и жестоко карать. Эмиссаров считали образцами справедливости, потому что от них нельзя было откупиться, как от государственных судей, за совершенные проступки богатый подвергался наказанию наравне с бедняком, вплоть до увечий и смерти.
Со временем Руф стал вхож во дворец и смог подать прошение зесару о возведении храма Паука на Киренских холмах. Клавдий одобрил строительство, пригласив Плетущего Сети для личной беседы, чтобы обсудить детали. Смелые взгляды паукопоклонника произвели на владыку неизгладимое впечатление.
Правитель, обычно прохладно относившийся к рассказам жрецов о Богах, неожиданно воспрянул духом. Истории о чудесных афарских лекарствах разожгли в сердце Клавдия давно угасшее пламя надежды: он мечтал о сыне, наследнике, который сохранит медленно разрушающуюся Империю.
Отварами из выжимок растений и паучьих ядов Руф лечил тело зесара, мудрыми словами исцелял его душу. Под влиянием ктенизида владыка стал отказываться от привычного образа жизни: понтифекс яростно осуждал праздную лень, обжорство, неумеренность в питие, блуд и стяжательство. Клавдий посвящал все больше времени делам Империи, а не пиршествам и оргиям.
Единственный, кто считал Руфа источником зла и норовил всячески досадить, был юный Варрон со своими, как казалось культисту, эгоистичными взглядами и ничтожными интересами.
Только представь! лектика качнулась и Руф крепко сжал рукоять посоха. Грязная подстилка полагает возможным иметь собственное мнение о внешней политике и безо всякого стеснения врывается на государственный совет, чтобы открыть мерзкий рот и выплеснуть поток никому не интересной чуши. На месте Клавдия, я незамедлительно выставил бы эту мужеподобную шлюху за дверь, но нет, он предпочел стерпеть очередную выходку наглого ликкийского сопляка. И мне пришлось вступить в спор, чтобы наконец указать кинэду его место!
Тацит привычно молчал, он не любил много говорить. В глазах эбиссинца стоял немой вопрос, касающийся отнюдь не проблем с Варроном.
Хочешь узнать об отправке на юг легионов? понтифекс без труда понял, чем озабочен собеседник. Как мы и предполагали, архигос Сурена неправильно истолковал приказ. Шторм вынудил его высадиться на северном побережье, а не следовать вдоль восточного, как ты указал на карте. Разумеется, войско увязло в песках, и афары расправились с ними, словно со щенками. Клавдий готов выделить еще шесть легионов, но на этот раз я хочу, чтобы ты сопровождал их.
Тацит кивнул. Он не горел желанием возвращаться в страшные джунгли, полные змей, пауков и вездесущих насекомых, но понимал всю необходимость такой поездки для их общего с Руфом дела.
У тебя есть месяц на подготовку, продолжил понтифекс. Возьмешь с собой все, что посчитаешь нужным, и дашь Джоуву необходимые распоряжения. Скоро прибудут очередные кандидаты во Всадники, среди них могут оказаться полезные нам люди.
Эбиссинец пожал плечами. Воспитанный в аскетизме, он привык довольствоваться малым и мог без промедления снарядить корабль в Афарию. Упомянутый Руфом, легат [10] первого легиона Джоув не нуждался в дополнительных указаниях, поскольку и без того хорошо справлялся со своими обязанностями.
В сущности, Тацита ничего не держало в Рон-Руане, кроме разве что сына понтифекса, который рано остался без матери и находился под опекой эбиссинца, пока Плетущий Сети занимался политическими интригами. Семилетний мальчуган рос замкнутым и нелюдимым, служа послушником при храме Паука. Джэрд не выказывал особой привязанности ни к родителю, ни к его соратнику, ни к кому-либо еще. Он изучал животных, их повадки, пересаживал одних к другим и смотрел, как сильный расправляется со слабым. Тацит регулярно пополнял коллекцию мальчика, привозя ему то хищных птиц, то зубастых ящериц, то редких насекомых.
Можно не спешить, помолчав немного, задумчиво сказал Руф. Через три дня состоится большой праздник в честь Веда. Клавдий устраивает традиционный пир, на который приедут анфипаты и сары. Пока они развлекаются бездонным обжорством и винопитием, ты снова послужишь Пауку. Приди на заключительную часть торжества, когда все размякнут и потеряют бдительность. Я покажу несколько человек, которым, как мне кажется, давно пора обрезать Нити.
Губы эбиссинца сомкнулись еще плотнее, хотя такое сложно было представить. Он и раньше не видел ничего зазорного в том, чтобы убить неугодного человека, а после встречи с гигантскими пауками вовсе перестал задумываться над ценностью чьей-либо жизни. Понтифекс частенько расчищал себе путь холодными, словно у мертвеца, руками Восьмиглазого.
Нужно отблагодарить анфипата Карпоса за содействие, Руф глубоко вздохнул. Он убедил Нъеррога открыть молельню в центральном квартале города. Теперь нодас[11] Элиуд сможет покинуть виллу и продолжить свои исследования, не опасаясь давления со стороны влиятельного дяди. Я планирую отослать Джэрда в Тиер-а-Лог. Думаю, мальчику стоило бы поучиться у именитого ученого и философа. Когда ты вернешься из Афарии, навестишь тамошнего эмиссара, а заодно поглядишь, как устроится Джэрд на новом месте.
Тацит на миг свел брови, и тотчас его лицо вновь сделалось непроницаемым. Эбиссинец знал о натянутых отношениях между Элиудом и саром Нъеррогом, приходившимся нодасу дядей. Восьмиглазый не был уверен, что в далекой северной провинции Джэрд будет также надежно защищен, как здесь, в столице. Тацит счел нужным направить туда два десятка лучших Ядовитых.
Он еще не знал, да и не мог знать, что это решение окажется судьбоносным и для сына Руфа, и для всей Империи.
В вечернюю пору на спортивных площадках дворца собиралось большое количество мужчин разных возрастов. Пока одни занимались гимнастикой и бегом, другие состязались в стрельбе из лука и метании диска. Здесь можно было увидеть борцов, колесничих, наездников, а также прочих любителей гармоничного развития тела и острых ощущений.
Неподалеку от атлетов упражнялись в красноречии чтецы, играли музыканты, демонстрировали картины художники. Знатные люди прогуливались по аллеям, среди мраморных скульптур и фонтанов, увитых плюшем беседок и цветочных клумб.
Варрон сидел на каменной скамье, подогнув ногу, и внимательно слушал молодого поэта, витиевато восхвалявшего прелести богини красоты Аэстиды. Краем глаза заметив в арке дворца пеструю толпу, ликкиец догадался, что вскоре на центральной аллее появится Клавдий. Так и случилось.
Зесар шел впереди свиты, словно тяжелая военная гексера[12], ведущая за собой многовесельные суда меньшего размера и крошечные безмачтовые лодки. Эта шумная флотилия сперва причалила у площадки, занимаемой почитателями изобретенного в Геллии пентатлона[13], но владыка передумал и двинулся дальше.
Варрон тотчас встал в полный рост. Он гордо расправил плечи, с решимостью глядя на золочено-алую полосу заката. Это был еще один вызов Богоподобному и тот, удалившись от придворных, направился прямиком к юному взысканцу.
Ты по-прежнему не в духе, мой мальчик? Скажи, чем мне тебя развеселить? Клавдий взял любовника за руку и усадил на скамью рядом с собой.
Известием о том, что ты ответил мерзкому «пауку» отказом и легионы останутся в провинциях.
О молнии и мрак! Я запрещаю тебе появляться на государственном совете, оскорблять понтифекса Руфа и произносить слово «легион». Сегодня было достаточно неприятных бесед, так не пора ли наконец сменить тон?
Если ты хочешь, просто вели мне смеяться, и я стану делать это даже сквозь слезы.
Зесар крепко сжал ладонь Варрона:
Не воспринимай мою заботу о тебе как стремление унизить или заткнуть рот.
Философ Юстиус сказал: «Ум человека обретает небывалую ясность, когда язык принуждают молчать»
А чьи слова ты повторял в овальной комнате?
Тень печали легла на лицо юноши:
Чтобы написать все имена не хватит и десятка свитков.
Велико же число моих врагов! прищурился Клавдий.
Под началом архигоса Сурены были три легиона ликкийцев, двапоморцев, столько жеиз Итхаля и Геллии. Ты хочешь забрать еще двадцать тысяч сыновей на войну с тем, что невозможно победить. А сколько вернется домой? Сколько семей наденут траур? Посмотри туда!
Взысканец указал на молодого мужчину, красивого и грациозного, словно леопард. Блондин с мускулистым, блестящим от масла торсом, отвел назад руку и мощным броском послал копье в цель. Едва наконечник коснулся очерченной на деревянном круге метки, узкие губы атлета растянулись в довольной улыбке.
Сила и точность! одобрительно воскликнул Клавдий. Великолепно!
Да, но я хотел обратить внимание не на это, вздохнул Варрон.
Еще один твой поклонник?
Он грезит не о мужских ласках, сухо заметил ликкиец. Ты не узнал Креона из Дома Литтов, племянника старшего казначея Олуса?
Без шлема он выглядит гораздо моложе. Декурион[14] первого легиона, кажется? Джоув хорошо о нем отзывался.
Креонодин из восьми смельчаков, что сумели бежать из Афарского плена. Он сражался с пустынными кочевниками и населяющими джунгли дикарями, а еще сосвирепыми и многочисленными хищными бестиями. Руф заблуждается или намеренно лжет тебе. Там нет никакого лекарства, а только зло, опасности и неизлечимые болезни.
Клавдий в раздумьях наблюдал, как мальчик-раб поднес декуриону свинцовую чашу с вином:
Я дал слово понтифексу. Возглавит войско архигос Дариус. Если поход не увенчается успехом, клянусь тебе, что третьего не будет.
На пире в честь нового десятилетия Веда соберутся многие Дома. Это знаковое событие, которое можно использовать с толком. Провозгласи имя преемника и уедем отсюда.
Ты просишь о несбыточном.
Разве есть что-то непосильное для того, в чьих жилах течет кровь Богов?
Конечно, медленно произнес владыка. Даже Боги не могут всем угодить. Непременно останутся недовольные. Если желаешь заниматься политикой и посещать Советы, становись Всадником. Тебя внесут в соответствующие списки.
Нет, скривил губы взысканец. Лучше я убью старого ктенизида, который отравляет твой разум желчной паутиной из выдумок!
Клавдий расхохотался:
Прекрати! У тебя слишком доброе сердце и светлая душа! Оставь мне быть суровым и беспощадным. Наслаждайся теми благами, что дает юность и не торопись примерять маску зрелого мужа, обремененного тысячами забот.
По-моему мнению, раз совершенное зло принесет меньше вреда, чем годы молчаливого потворства негодяям.
Горячий нравотец недальновидности, снисходительно заметил владыка. Тебе еще многому надлежит поучиться. Только впредь осторожнее выбирай наставников и не иди на поводу у мнительной толпы. Удел воиновсражения, и глупо роптать на то, что в битвах гибнут люди. За щедрые посулызолото, земли, привилегиив Афарию устремятся тысячи. Даже так приглянувшийся тебе Креон вновь запихнет голову в черный муравейник. Согласен или будешь возражать?
Варрон молчал. Солнце закатилось за горизонт и над дворцом медленно сгущалась тьма.
[1] Квириты (Quirites)официальный титул, с которым в Древнем Риме обращались к полноправным гражданам.
[2] Палудаментум (лат. paludamentum)особая разновидность воинского плаща, которую носили как солдаты, так и офицеры Древнего Рима, верхняя одежда великих римских полководцев.
[3] Энсис, энзис (ensis)короткий меч, предшественник гладиуса.
[4] Легионв Древнем Риме основное армейское формирование; зд. организационная единица в армии, состоящая из трех тысяч пехотинцев и трех сотен Всадников.
[5] Архигос (греч. Αρχηγόςвождь, начальник)зд. командир двух или более легионов.
[6]Анфипат (греч. anthypatos)правитель провинции, области.
[7] Схентиполоса ткани, обмотанная вокруг бёдер и закреплённая на талии поясом.
[8] Эмиссар (от лат. emissariusпосланец)здесь: в значенииответственный за распространение и защиту интересов культа, религиозный фанатик-инквизитор.
[9] Этерия (греч. hetaireia)тайное политическое сообщество, организация.
[10] Легатглавнокомандующий легиона, один из "старших" представителей своего рода, равный по положению сенатору (здесьсоветнику).