Я бы никуда не ушла, почти искренне отвечаю я. У меня и ботинок-то нет, добавляю я, но девушка не улыбается в ответ. Разве я пленница?
Как глупо это звучит Можно подумать, я всё ещё ребёнок и играю с друзьями в разбойников. Однако Галл молчит, и мои слова повисают в воздухе. Опустив глаза, я изучаю плошку с жидкой кашей. Поджаренный хлеб мне, очевидно, не полагается.
Ты не пленница, с намёком на улыбку отвечает девушка. Просто не пытайся бежать.
Что ж, понятно. Галл выливает остатки чая в раковину и моет чашку.
Моих родителей и так не жалуют за то, что они тебя приютили. А братец так и подавнобезмерно счастлив, насмешливо приподнимает она правую бровь. Отца ты видела вчера вечером у костра, его зовут Соломон.
Тот самый великан с бородой и мозолистыми руками?
А с мамой познакомишься чуть позже, когда тебя примут в Доме старейшин. Её зовут Тания. Давай ешь.
Я помешиваю кашу в надежде разбить комки и сделать эту жижу хоть чуть-чуть съедобной. Чай, который налила мне Галл, совсем слабый, и к нему нет ни капли молока. Закрыв глаза, я отправляю в рот ложку непонятного варева и запиваю горячим чаем. Надо было прихватить одежду потеплееплита едва греет, и меня всё время знобит. Хотя вообще-то у пустых уютнее, чем я ожидала, кухнякак в обычном доме. Галл выходит и вскоре возвращается с моими ботинками и накидкой, которую вешает на спинку стула.
Сегодня холодно.
Одним глотком я допиваю чай и торопливо зашнуровываю ботинкис них кто-то заботливо счистил почти всю грязь. Входную дверь заклинило, Галл раздражённо пыхтит и дёргает за ручку. Наконец створка с недовольным скрипом распахивается и напоследок громко хлопает о стену.
Пошли.
Галл надела широкое ржаво-коричневое пальто с капюшоном, который закрывает почти всё лицо. Мне остаётся только набросить на плечи шаль и идти следом.
Бывает, мне снятся знакомые места. Вроде бы всё как на самом деле, только чего-то не хватает. В Фетерстоуне меня охватывает именно такое чувствоя почти дома почти. Здесь многое напоминает о Сейнтстоуне, но расстояния гораздо корочевсего за несколько минут мы доходим по обшарпанным улочкам до центра города. Домишки здесь маленькие и обветшалые, но хозяева их украшают как могутразноцветные шторы обрамляют запотевшие окна, растрескавшиеся двери аккуратно покрашены. Всё старое, поблекшее, на улицах грязнодороги покрыты слоем песка, размокшей под дождём глиной, кое-где проглядывают остатки светлых каменных плит. Из-за утреннего тумана всё сильнее кажется, что я брожу во сне, да и очарования улочкам он не добавляет. Мне не попалось ни одной мощёной дороги, всюду под ногами лишь утоптанная земля. Городок будто не достроилине хватило средств или материалов, а может, и сил.
На центральных улицах людей больше, попадаются магазинчики с едой и одеждой, есть и высокие здания, похожие на амбары. А вот и единственный кирпичный домДом старейшин, как поясняет Галл. Меня преследует странное ощущениене могу поверить, что мы в городе, а не где-то за полями, на выселках.
Повсюду собаки, каждая с хозяином, но время от времени слышится лай и рычание. Пахнет конским навозом. Наверное, где-то неподалёку конюшни. Заметив меня, встречные отводят глаза, прохожие умолкают. Я вдруг чувствую себя на редкость свободноздесь никто ничего обо мне не знает и не может узнать. От мысли о том, что за мной следит столько глаз, перехватывает дыхание и сжимается горло.
Эти люди так долго держали в страхе Сейнтстоун. «Не шали, не то достанешься пустым», слышала я с самого детства. Всякий раз, когда пропадал ребёнок, мы думали, что его забрали враги. Пустые травили наш скот, воду, людей
Я то и дело натыкаюсь взглядом на совершенно чистую, пустую кожукак в кошмарном сне. Воздух будто загустел от чужих взглядов; я едва переставляю ноги, разболелась и голова.
Послушай, придвинувшись ближе, тихо говорит Галл. Наверное, Дом старейшин уже совсем близко. Не дай им себя запугать. Говори правдубольше им ничего не нужно.
Смешно. Если бы всё было так просто Да у меня в запасе куча честных ответов, выбрать бы правильный. Мои мысли перебивает стук копыт. Толпа быстро окружает всадников, остановившихся на другой стороне площади. Там шестеро на лошадях и ещё фургон с пассажирами. Длинноволосый мужчина с перепачканным лицом забрасывает на спину мешок и взбирается на повозку.
Что это? шёпотом спрашиваю я Галл, но она не отвечает, поглощённая происходящим.
Удачи! кричит кто-то, и возглас подхватывают в толпеотъезжающих подбадривают и желают всего хорошего.
С повозки машут и прощаются, но, прежде чем кавалькада трогается, всадница на каурой кобыле раздвигает толпу и останавливается, оглядывая площадь. Наши взгляды встречаются.
Это Сана, едва слышно поясняет Галл.
Мы пятимся, я смотрю под ноги, чтобы не упасть. Сана понукает лошадь и наступает на толпу. Сапог всадницы оказывается рядом с моим лицом. От лошади исходит тепло, я слышу её дыхание. Стараясь разглядеть всадницу, я выпрямляюсь, и шаль соскальзывает мне на плечи. Люди отшатываются от нас с Галл, по толпе прокатывается неодобрительный рокот.
Женщина на лошади, Сана, деревянным кнутовищем поднимает мне голову за подбородок. Мы молча смотрим друг на друга. У Саны тёмные кудри почти до плеч и яркие, живые глаза, которые светятся ехидством. Наверное, она ровесница моей мамы и моей родной матери. Я держусь уверенно и не отвожу взгляда, но с первыми словами Саны моя храбрость улетучивается.
Мы уходим! громко объявляет она. И скоро вернёмся с добычей! В Сейнтстоуне всего вдоволь, отмеченные не заметят пропажи.
Кое-где в толпе раздаются крики, но большинство молча смотрит на нас с Саной, они ждут моего ответа. Теперь понятно: всадники и люди на повозке спешат в Сейнтстоунграбить.
Жаль, что приходится уезжать сейчас, когда к нам пожаловала гостья, задумчиво добавляет Сана.
В моей груди жарким пламенем вспыхивает ярость. Так вот как они живутворуют у нас! Лонгсайт не ошибся. Я отвечаю Сане гневным взглядом. Пусть видятменя так просто не запугать! Придвинувшись ещё ближе, всадница склоняется надо мной и, убедившись, что даже стоящие поблизости её не услышат, тихо произносит:
Как ты похожа на свою мать! Её глаза вспыхивают тёплым светом. Когда я вернусь, мы обязательно с тобой обо всём поговорим. Добро пожаловать, Леора!
Я в изумлении открываю рот, однако Сана отрывисто командует, и всадники исчезают под стук копыт. Я провожаю их взглядом и не сразу понимаю, что Галл тянет меня за рукав.
Идём, повторяет она. Мы опаздываем.
Здание Дома старейшинсамое высокое на площади, построено из серого камня и укреплено толстым, пострадавшим от непогоды деревянным брусом. В высоких узких окнах отражается тёмное, призрачно-неподвижное небо. На верхней ступеньке нас ожидает женщина, её густые волосы развеваются на холодном ветру. При виде Галл она хмурится:
Галл, сними же ты, наконец, этот капюшон!
Галл стягивает капюшон, насупившись точно так же, как я, когда мама велит мне что-то сделать.
Мама, кланяется Галл и тихо произносит:Я её привела.
Вижу, кивает женщина.
В её длинных светлых прядях серебрится седина, щёки покрыты веснушками, а губы, судя по морщинкам, привыкли скорее к улыбке, чем к недовольной гримасе.
А теперь оставь нас. Проверь, может, Фенну надо помочь. Только будь поблизости. Когда собрание закончится, я тебя позову.
Галл кивает и уходит. Сделав несколько шагов, она вдруг наклоняется, поднимает что-то с земли и прячет в сумке на поясе. Когда она выпрямляется, я ловлю её любопытный взгляд. Интересно, о чём думает Галл, буравя меня взглядом?
Вслед за матерью Галл я иду по сумрачному коридору. Внутри Дом старейшин не отличишь от обыкновенного зданияни картин, ни статуй, ничего общего с величественным убранством правительственных зданий в Сейнтстоуне. Стены обшарпанные, давно не крашенные, и пахнет как в школе или в той комнате в здании правительства, куда мы ходим для чистосердечного признания. По обе стороны широкого коридора попадаются закрытые двери, а вот лестница, вход на которую закрыт низкой, не выше пояса, стенойскорее просьба не входить без приглашения, чем запрет. Пол выложен жёлто-красной плиткой. Наверное, когда-то мозаика радовала глаз, а сейчас одни квадратики потрескались, других не хватает. Входная дверь захлопнулась, и в коридоре стало ещё темнее. Мать Галл ведёт меня в первую комнату справа, и я мысленно готовлюсь к суровому допросу.
Первым делом в глаза бросается низкий, грубо сколоченный круглый стол. Комната просторная, а на стульях вокруг стола лежат мягкие вышитые подушки. Хочется взять их в руки, рассмотреть вышивку поподробнее, использовать новые мотивы в татуировках. Издали не видно, что изображено на подушкахкартины, слова или просто чередование знаков. Обель наверняка предложил бы мне всё нарисовать. Красивые мотивы, но здесь они никого не удивляютцвета поблёкли, ткани не радуют глаз.
За столом четверосреди них и Соломон, отец Галл, перед каждым чашка кофе. Мать Галл не спеша подводит меня к стулу у окна и жестом предлагает сесть. Все держатся очень спокойно и сдержанно, отодвигаются, уступая моей провожатой место за столом. Сквозь трещину в раме тянет холодом, и я поплотнее закутываюсь в шаль.
Обо мне будто забыли. Наблюдать за пустымистранно и удивительно. Они пьют кофе и тихо переговариваются. Кто-то украдкой смеётся и кашляет. Пустые не должны быть такими. Они не могут вот так сидеть, пить кофе и вести беседу. Они не обычные люди. Я закрываю глаза и тут же вижу другого пустого, за стеклом, в музее. Горло сдавливает страх, который всю жизнь преследовал меня в том зале. Я вижу списки убитых, слышу истории о невероятных жестокостях пустых. Повинуясь знаку одной из старейшин, сидящие за столом склоняют головы и закрывают глаза. Скорее всего, молятся.
Дома, в Сейнтстоуне, я бы сразу догадалась, кто есть кто. По меткам и знакам на коже я бы узнала, кто пользуется наибольшим уважением и какой пост занимает. Но здесь все старейшины выглядят одинаково.
В комнате очень тихо, за окном клубится туман, я устала и будто бы впадаю в транс. Мои глаза сами собой закрываются, я растворяюсь в тишине, вдыхая ароматы кофе и древесины. От стен тоже исходит необычный запах. В темноте мелькают искоркимысли сами собой складываются разноцветным узором. Я прислушиваюсь к разговору старейшин, один из них дышит с присвистом и хрипом. Вдруг раздаётся резкий кашель, и я открываю глазавсе смотрят на меня.
Собрание объявляется открытым.
Эти слова произносит пожилая женщина, очень прямо сидящая на стуле. Её седые пряди мелкими кольцами спускаются на плечи, а глаза смотрят ласково. Она держится уверенно, видно, что в любую минуту готова принять ответственность и отдать приказ. Её смуглая, изрезанная морщинами кожа напоминает потрёпанное одеяло или вспаханную землю.
Вчера у костра случилось нечто неожиданное. Она опускает глаза и украдкой улыбается. К нам пришла гостья.
Незачем приукрашивать, Руфь. К нам пожаловала отмеченная беглянка, если не шпионка, резко произносит мужчина с угрюмым лицом.
Он заправляет за уши давно не мытые волосы и окидывает меня подозрительным взглядом сузившихся карих глаз. Его лицо похоже на сдувшийся мячгрустное и в намечающихся морщинах.
Руфь кивает:
Да, Джастус. К нам пришла отмеченная девушка. У неё на шее кулонзнак отличия, которым награждают только наши старейшины, и лишь тех, кто проявил отвагу.
Мужчина хмуро опускает голову. Руфь поворачивается к Соломону:
Покажи нам её сумку.
Я вздрагиваю от страха. Ну конечно, это они забрали мои вещи, кто же ещё! Вот бы вспомнить, что у меня с собой было. Соломон молча достаёт откуда-то сумку и выкладывает её содержимое на стол. Со своего места у окна я пытаюсь разглядеть, что же им досталось. Вижу блокнот, наполовину изрисованный эскизами, одежду, тёмный металлический ключ от студии, остатки еды и пустую фляжку. И письмо Обеля.
Старейшины передают письмо друг другу, вчитываются в каждое слово. Наконец Руфь поворачивается ко мне.
Ты пришла из города отмеченных, где, без сомнения, много лет слышала о нас только плохое. Странно, наверное, увидеть, что мы такие какие есть. Я опускаю глаза, и старейшина со смехом подбадривает меня:Не смущайся. Мы все верим учителям, пока не научимся добывать знания самостоятельно. У нас ты узнаешь много нового. Нам тоже не помешает освежить в памяти кое-что известное об отмеченных. А теперь к делу. Вот это, Руфь обводит рукой сидящих за столом, и есть наше правительство. С Танией ты уже знакома.
Я киваю матери Галл и Фенна и смущённо улыбаюсь:
А это её супруг, Соломон.
Великан смотрит на меня с уже знакомым каменным выражением лица. При свете дня Соломон выглядит моложе, не таким страшным, хотя и по-прежнему мрачным. У него ярко-синие глаза, и, судя по вееру морщинок возле них, Соломон часто улыбается. Вот только не сейчас, мне его улыбки пока не досталось.
Это Джастус Спеллер.
Мужчина с длинными слипшимися прядями бросает на меня холодный взгляд.
А это Касия Майн.
Полная светловолосая женщина доброжелательно мне кивает.
Меня зовут Руфь Беккет. Наш совет старейшин меняется каждый гододни уходят, другие остаются. Неизменны лишь наши ценности. Мы трудимся вместе, меняемся, договариваемся, приходим к общему мнению. В Фетерстоуне нет высших и низших, нет классов и различий. Мы все граждане нашего города, и всеравны. Я объясняю это тебе прежде всего затем, чтобы ты поняла: не нужно производить впечатление на кого-то одного. Когда мы принимаем решение, наши голоса равнозначны. Сегодня мы обсуждаем, что делать с тобой.
Мой взгляд непроизвольно скользит по коже Руфимне так хочется поставить на ней знак. Эта женщина одновременно притягивает и отталкивает. Её кожа очень мягкая и не слишком натянута. Что, если украсить её рисунком коры дерева, зарослями мха или потёками вина? Интересно, как чернила лягут в её морщины, как игла чернильщика ощутит её плоть? Руфьпустая, её кожа молчит, и это безмолвие настораживает. Меня тянет поставить на ней знак, чтобы точно знать, кто она. Я хочу вытатуировать знаки на всех старейшинах, показать всем, какие они.
Охватившее меня беспокойство прорывается дрожью рук. Пусть я сама не понимаю, ради чего заявилась в Фетерстоун: запалить шнур взрывателя или затоптать искры пламени, но догадаться о моих сомнениях не должен никто!
Видишь ли, дитя моё, одними глазами улыбается мне Руфь, мы слишком мало о тебе знаем. Кое о чём нам рассказали твои знакизначение некоторых меток и их важность нам немного известны. В нашем городе я последняя, кто помнит Сейнтстоун
Прежде чем с моих губ срывается неизбежный вопрос, она поднимает руку и жестом просит не перебивать.
Однако мы считаем, что знаки рассказывают не всю правду, а иногда и скрывают истину. Искажают её. Мы все хотим понять, почему ты здесь, а не дома, с отмеченными. И откуда у тебя кулон-перо. А мне лично очень хочется услышать историю о том, как на твоей груди появилась татуировка во́рона.
Под испытующими взглядами старейшин я выпрямляю плечи, и рисунок во́рона у моей шеи проступает явственнее.
Начнём с самого начала, предлагает Руфь. Как тебя зовут?
Леора. Леора Флинт.
Сколько тебе лет?
Шестнадцать. Кажется.
На моих щеках разгорается румянец.
Тебе так кажется? подскакивает Джастус, тот самый мужчина с угрюмым лицом. Он записывает наш разговор на бумаге.
Точная дата рождения мне неизвестна. Скорее всего, мне шестнадцать или недавно исполнилось семнадцать лет. Я глубоко вздыхаю. Вполне возможно, что вам мой день рождения известен куда лучше, чем мне. Я пришла в Фетерстоун, чтобы разузнать о моей родной материМиранде Флинт.
Старейшины одновременно в изумлении охают и обмениваются потрясёнными взглядами. Джастус хмурит брови, а его щёки окрашивает тёмный румянец.
Миранда Флинт с непроницаемым выражением лица произносит Руфь. Что ж, к этому мы ещё вернёмся. Ты добралась к нам из Сейнтстоуна?
Я киваю.
И дорогу тебе показал Обель Уитворт?
Я снова киваю. Мать Галл внезапно закрывает глаза, будто справляясь с приступом боли.
Так вот куда занесло твоего сына, Тания, ухмыляется Джастус, но тут же умолкает под грозным взглядом Соломона.
Почему ты ушла? задаёт новый вопрос Руфь.
Я пришла вас предупредить: мэр Лонгсайт намерен стереть всех пустых с лица земли, и очень скоро. Я пришла, чтобы шпионить за вами, а потом рассказать обо всём мэруновые сведения помогут ему поскорее с вами разделаться. Я пришла убедить вас отказаться от ваших легенд и принять нашии жить в мире с отмеченными. Я