Лишенное солнца пространство внутри и испепеляющий зной наверху, отказ от по-настоящему больших пространств внутри и огромная, безграничная пустыня снаруживсе это здорово и даже по-своему красиво. Подземельная, прохладная духота пленяет меня, однако жить здесь постоянно я бы точно не смог.
Наверное, люди гуляют в верхней части города. Здесь я вижу только тех, кто ждет своего транспорта и посетителей редких магазинов. Никаких скамеек нет, даже на остановках. Конечно, здесь, в основном, живут мертвые. Вряд ли они сильно устают, по крайней мере за Нисой я такого не замечал. И все-таки отсутствие привычных деталей производит на меня впечатление еще более унылое, чем отсутствие солнца.
Хотя его суррогаты пролетают над нами. Я вижу это, когда Санктина нажимает на кнопку, и крыша машины с мягким, механическим звуком отъезжает назад, обнажая пролетающие над нами светящиеся шары.
Реализовано все весьма интересно, говорит Юстиниан. Вы ведь не часто проводите экскурсии людям из Империи?
Нечасто, Санктина касается сигареты кончиком языка, чтобы потушить, и выбрасывает ее в окно. Но подземная часть города не секрет, который ты можешь продать журналистам, малыш. Официальная причинаперенаселение. В конце концов, Саддарвазех окружен пустыней.
А неофициальнаясуществование народа живых мертвецов, говорит Офелла.
То, что ты об этом знаешь, само по себе настораживающий фактор. Я думала, Ниса дорожит друзьями и будет осторожнее.
Мама, пожалуйста, говорит Ниса, но тише, чем обычно. Я говорю:
Вы что собираетесь нас убить?
Что? Вы серьезно? По-вашему я развлекаюсь убийствами молодежи на досуге, прямо между делами внешней и внутренней политики. В лучшем случае, вы будете молчать из жадности, в худшемиз страха. В Парфии достаточно людей, которые могут заняться вами вместо меня. Я не собираюсь вам угрожать, никоим образом. Наоборот, я рада, что у Нисы появились друзья.
Странно, но совершенно на это не похоже, говорит Юстиниан. Сигарета Офеллы почти догорела, розовый фильтр прячется в ее бледных пальцах.
Вы просто чудо какие дружелюбные, неудивительно, что вы с Нисой поладили.
Санктина похожа на Саддарвазех. Она такая же неприветливая, такая же искусственная и такая же неизъяснимо притягательная. Они с этим темным городом просто созданы друг для друга.
Твой отец, Ниса, очень волновался. Прости, что мы вынуждены были покинуть тебя.
Вы бросили меня.
У нас были дела.
Как так получается, что ваши дела всегда важнее меня?
Мы влиятельны и увлечены работой, дорогая. Прошу тебя, здесь же твои друзья, а не мои. Твой подростковый бунт давно должен был окончиться унизительной неудачей.
И тогда я понимаю, она делает это специально. Она говорит все это не потому, что не понимает, как больно Нисе. Она говорит все это, чтобы Нисе было больно.
Зачем вы так себя ведете? спрашиваю я. Санктина не реагирует, но машина разгоняется, и я понимаю, что попал в точку. Марциандетектив-психолог. Я повторяю свой вопрос, потому что когда повторяешь слова, твой собеседник уже не может отвертеться.
Что ты имеешь в виду?
Обижаете свою дочь, говорю я. Вы делаете это специально. Это неправильно.
О, ты хоть в чем-то на нее похож, говорит Санктина. Теперь еще сложнее смириться с тем, что ты слабоумный варварский детеныш.
Нет, говорю я серьезно, ничуть не разозлившись. Вы сейчас так сделали, чтобы я думал, что вы обижаете вообще всех. Это тоже специально.
Детектив-психолог должен быть последовательным до самого конца. Санктина смеется.
И вправду, говорит Юстиниан. Вы иллюстрируете понятие "плохая мать" даже лучше, чем описания клиента в середине психотерапии. Я даже удивлен, что Ниса не занимается творчеством.
Юстиниан! говорит Офелла.
Что? Ты же тоже разозлена!
Мы здесь в гостях. Нужно вести себя прилично!
Ниса остается на редкость безучастной к тому, что нам хочется ее защитить. Она не раздражается, но и не проявляет интереса. Разговор становится все неприятнее, все больше похожим на сон, когда у тебя температурабессмысленным, выматывающим и от него холодеют руки.
Санктина говорит:
Не вынуждайте меня, я не хочу действовать решительно. Я же сказала, что не люблю радио.
Легкомысленность и легкость сочетаются в ней с холодной мертвенностью, и по-своему это красиво. Санктинальдинка в сладком алкогольном коктейле.
Мы, наконец, подъезжаем. Я понимаю, что совершенно не в силах сказать, сколько времени прошло. Санктина обладает удивительным свойством, время с ней действительно летит незаметно. Так обычно говорят о приятных людях, но и за мучительным разговором поездку скоротать тоже можно.
Родители Нисы богатые, я это знаю, поэтому и ожидаю чего-то другого от ее дома. А вижу такой же симпатичный, но сарайчик, огражденный золотым забором. Словно все деньги ушли именно на этот забор, да и то квадрат получился небольшим. На другой стороне я вижу еще несколько таких построек, от тех, что в начале нижнего города, они отличаются только красивыми заборами.
На воротах забора, ограждающего дом Нисы, два золотых голубя держат два цветочных стебля. Я вижу розу и лилию, и их силуэты кажутся мне знакомыми. То есть, в этом-то ничего удивительного нет, потому что я живу в мире, где есть цветы, и они попадаются мне на глаза.
Но сама техника исполнения кажется мне очень и очень родной.
Хорошо видно, что в этом городе живут хищники. И пусто, мне кажется, потому, что хищники не слишком любят бесцельно гулять. Мне так не нравится, я люблю смотреть на разных людей.
Санктина вводит код на панели, и ворота, такие старомодные с виду, с автоматическим щелчком открываются. Это тоже оказывается неприятно, словно мы входим в дом с привидениями.
В крохотной постройке едва уместятся два человека, и как там живет Ниса, я представить себе не могу. Абсолютно черное здание в месте, где не хватает освещения (потому что сколько бы искусственных светил ни повесили вокруг, они никогда не станут солнцем, будет где слишком ярко, а где и почти темно), выглядит не слишком заметно. Кровля крыши украшена тонкими золотыми узорами, похожими на чешуйки. Рисунок объемный, словно сделанный глазурью, и это придает зданию некоторое сходство с пряничным домиком, но в его черноте нет ничего милого.
Перечный домик, думаю я. Я не нахожу ни единого окна, но это меня даже не удивляет. Наверное, я потерял способность к культурному шоку.
Перед дверью еще одна панель, к которой Санктина прижимает большой палец. Технология выглядит дорогой и надежной, но совершенно ненужной для такого маленького, не имеющего возможности быть значительным пространства. Мы стоим позади Санктины, и я смотрю на Нису, но она отводит взгляд.
Как будто теперь я знаю о ней нечто постыдное, хотя на самом деле стыдно здесь быть только Санктиной. Ну, еще, может быть, Юстинианом. Он делал много ужасных вещей и часто обнажается на публике.
Санктина пропускает нас внутрь, и мы оказываемся в просторном лифте. Для лифта помещение очень и очень большое. Насколько оно крохотное и невероятное для дома, настолько же роскошно-огромное для лифта. В отличии от лифтов Империи, этот не выглядит просто транспортом. Он часть дома, так же заботливо украшенная. На стенах черно-белые обои с цветочным орнаментом, панель затейливо украшена вензелями, и каждая кнопка блестит от крохотных вкраплений драгоценных камней, которые окружают ее.
Этажей в доме четыре, и мы на первом. Тогда я все понимаю.
Это город, растущий вниз. Он уходит под землю, он наизнанку и наоборот. Мне становится так странно, что я вздрагиваю, когда лифт издает мягкий звон, оповещая, что мы приехали на третий этаж.
А когда открываются двери, я понимаю, отчего никто не гуляет снаружи, отчего так безвидна нижняя часть города. Им никуда не нужно выходить, они живут в роскоши и красоте, забывая о бессолнечном мире.
Мы оказываемся в длинном коридоре, потолки украшены таким искусным сплетением серебра и золота, что мне кажется, я вижу множество образов, хотя на самом деле орнамент ничего не изображает. Мне чудятся цветы, животные, ягоды и птицы, спаянные в невероятной сложности, которую называют еще миром.
Но стоит моргнуть, и образы меняются или вовсе исчезают. Работа такая тонкая и роскошная, что заменяет, наверное, сады и леса. Она изменчива, как человеческий разум, и всегда идет вровень с ним, оттого можно смотреть на нее вечно.
Я не могу оторвать взгляд от потолка, пока шея не начинает болеть. Это искусство для тех, кого пожирает солнце, но мне кажется, и я бы смог просидеть так несколько лет, глядя на то, как сливаются золото и серебро надо мной.
Папа говорит так: отказ, недостаточность снаружи всегда означают излишество и избыточность внутри.
Все здесь не то чтобы красивое, это не красота в понимании, например, народа воровства, но удивительная причудливость, которая даже лучше красоты, потому как ни на секунду не отпускает глаз и вызывает почти противоестественный интерес.
На красных обоях распускаются черные розы, а вместо дверей тяжелые и бархатные, как занавес в театре, шторы, сцепленные золотыми защелками в форме двух вцепившихся друг другу в глотки псов, дерущихся львов и прочих конфликтующих животных. Здесь можно смотреть на каждую деталь, как в музее. Хочется остановиться, потрогать защелки руками, посмотреть, как они устроены.
Пол мраморный, в прожилках, в которых естественным образом видятся иногда всякие образы. Например, я вижу полицейского с угрожающим лицом, поэтому отвожу взгляд. Все здесь создано, чтобы привлекать внимание, все мелко-мелко, даже плинтус покрыт рисунком. Я не сразу понимаю, что крохотная черная вязь похожа на нечто вроде непомерно разросшегося червя, которого отобрала у меня Санктина.
Звездочки его отростков, сцепляющиеся друг с другом, длинное туловище, похожее на провод, идущий через белизну плинтуса.
Что это? спрашиваю я.
Санктина ловит мой взгляд.
Ростки Матери Земли, говорит Санктина, и Ниса вздрагивает.
Я болею? спрашивает она со страхом, но Санктина не удостаивает ее ответом. Она останавливается у одной из штор, нажимает на кнопку, и защелка в форме двух дерущихся кошек раскрывается, так что кажется, что конфликт между ними решен.
Мы входим в помещение, которое никак назвать нельзя. Не спальня, не столовая, не библиотека, не гостиная.
Оттого, что тут есть только подушки, комната будто лишена всякого смысла. Я решаю, что это все-таки столовая, потому что в центре стоит большой стол красного дерева, но оттого что у него нет ножек, он больше похож на хорошо отполированную и лакированную доску, которой непонятно с чего оказана такая честь, ведь она не является мебелью.
На доске стоят золотые кубки, но не только. Чуть в стороне тарелки, в которых покоятся несколько фруктов, товарищи их, наверное, пали в предыдущую трапезу. Есть и еще какие-то штуки, длинные, золотые и острые, они на посуду вовсе не похожи. На столе дымятся в подставке благовония, и я понимаю, что это место, вообще-то, не слишком приспособлено для еды, которую едят обычные люди.
Никому бы в голову не пришло поставить благовония на стол. Резкий, сладкий запах мешает еде, от него болит голова.
А вот подсластить кровь он вполне может. В этом доме все разучились есть, это понятно.
Я вижу Грациниана и понимаю, что даже соскучился по нему. Он лежит на подушках, иногда протягивает руку к столу и касается пальцем пепла, в который медленно превращаются тонкие палочки.
У него на лице тоска и волнение, но они тут же исчезают, как только он видит Нису и Санктину.
О, Пшеничка, милая! Я так волновался за тебя!
Но слышно не столько, что он волновался, сколько, что он виноват.
И твои милые друзья, говорит Грациниан с удивлением. Его мягкий и нежный голос взвинчен, словно он собирается петь. Я смотрю на него с недоверием, но он явно и сам себе не доверяет, хотя старается казаться расслабленным.
Тогда и я понимаю, что с Нисой все серьезно. Санктина делает шаг к нему, и он ловит ее руку, касается губами пальцев, затянутых в перчатки, потом притягивает ее к себе и целует в живот.
Мне это кажется странным, но, судя по всему, Нису подобные сцены как раз совершенно не шокируют. Она молча садится на подушку, ждет, пока ее родители отстранятся друг от друга.
Мои родители любят друг друга, мы с Атилией никогда в этом не сомневались, однако при нас они всегда ведут себя с нежной сдержанностью, ласковые друг к другу, неизмеримо близкие, но и подчеркнуто отрицающие любую страсть. Оба они люди такой природы, какие отказываясь от чего-то, только распаляют себя, люди такой природы, которые возводят достоинство и сдержанность в ранг удовольствий.
Родители Нисысовершенно другие, и мне опять странно думать, что мы родственники.
Мои дядя и тетя, пытаюсь представить я, вот же они. Грациниан откидывается обратно на подушки, тянет Санктину за собой.
Добро пожаловать, говорит он. Так и быть, Пшеничка, мы поужинаем с твоими друзьями, а затем объясним тебе все.
Мне кажется, что он радуется нашему присутствию, позволяющему ему отложить разговор еще на некоторое время.
Тогда я убеждаюсь в том, что если кто и знает, что с Нисой, то это и вправду ее родители.
Потому что они во всем и виноваты.
Глава 7
Грациниан говорит:
Вы, наверное, устали с дороги. Голодны?
Он облизывает губы, тронутые золотистым сиянием, и я понимаю, что голоден он, потому что вижу его клыки. Они такие белые, что даже не верится, в этом пустынном, золотом краю, наверное, ничего белоснежнее этих клыков нет.
Папа, я хочу, чтобы вы мне все объяснили!
Дорогая, говорит Грациниан. Ты ведь понимаешь, что это дела Матери Земли, и мы совершенно точно не будем обсуждать их при посторонних.
О, говорю я. Тогда мы можем не есть. Мы не очень голодные. Мы ели в аэропорту. Там есть место, где можно поесть. Вы, наверное, знаете. То есть, на самом деле можете и не знать.
Грациниан смеется, потом поднимает руку, я вижу, что ногти у него покрыты вишневым лаком.
Все, все, все, достаточно. Я никак не могу отпустить вас без завтрака, это будет просто отвратительно с моей стороны. Пшеничка, родная, мы скоро поговорим. Но раз уж ты привела гостей, то мы их примем.
Вы имеете в виду, начинает Офелла, а заканчивать ей не нужно, потому что все очень хорошо понимают, чего можно опасаться, когда у человека, приглашающего тебя на ужин, такая голодная, клыкастая пасть.
О, разумеется нет! Я бы не стал так обращаться с друзьями собственной дочери. Разве мы похожи на маргиналов?
Строго говоря, по меркам Империи Грациниан как раз таки очень похож на маргинала, но папа говорит, что маргиналом быть не зазорно, зазорно только не оказывать помощь тем, кто в ней нуждается.
Нет, совершенно не похожи, осторожно говорит Офелла, а Юстиниан борется со смехом. Я прошу прощения, если оскорбила вас.
Санктина говорит:
Милая, поверь мне, слухи о том, что в Парфии принято убивать людей, если тебе что-то не нравитсяпреувеличены. Возможно, даже нашей собственной дочерью.
Мне не слишком хочется оставаться. Я верю в то, что Санктина и Грациниан не плохие люди, даже в то, что они любят свою дочь, ведь я видел их, когда она была мертва и не могла их слышать, но от присутствия Санктины мне, кажется, физически плохо. По крайней мере, пульсирующая боль в голове словно бы связана с ней, как будто у нее в руке нить, дергая которую, она меня мучает. Я не хочу думать о людях таким образом, потому что человеку редко свойственно мучить кого-то просто так, да еще и необъяснимым образом.
Ниса садится на подушку, а потом откидывается назад. Выглядит так, словно она взяла и умерла.
Это потому, что не так давно она и вправду умерла.
Дорога явно была утомительная, Пшеничка.
Я провела больше часа в компании мамы.
Санктина смеется.
Расскажешь это своему психотерапевту, дорогая.
Мы с Юстинианом и Офеллой чувствуем себя чужими. Семья Нисы колючая, некомфортная и неудобная, с острыми углами и противными синяками от колкостей, но в то же время это система, которая существует для них троих, и мы в ней лишние. Никому не нравится быть лишним.
Я рассматриваю Грациниана и Санктину. Они очень разные, у них совершенно не похожи мимика, движения, как бывает иногда у людей, которые долго живут вместе, наоборот, они кажутся чужими, представителями разных народов и обладателями несхожих характеров.