Улетели по воздуху, рассмеялся мальчик. Я не шучу, мама, не хмурь брови. Там побывали виллины, Крылатые, со своими симуранами. Это и спасло жизнь твоей племянницы, которая, похоже, слишком много тревожится о других и слишком мало беспокоится о себе самой.
Ты прав, вздохнула Чаха. Но в любом случаеблагодарю тебя за добрую весть! Алаха в безопасности.
Она с "невестой" и своим рабом ушла за горы. По-моему, они поселились где-то в Саккареме. Не думаю, что моей сестре там хорошо. Она привыкла видеть Степь, а не каменные стены домов. Хуже другое. Венуты будут мстить за поругание своих святынь.
Для этого им нужно сперва найти Алаху.
Они не станут искать Алаху. Они будут мстить ее роду
Ее родуповторила Чаха. Нам грозит опасность?
Вам всем. Мальчик поднялся. Мама! Я пришел забрать тебя отсюда. Венуты идут на вас большой армией. От вас не останется даже воспоминания. Я знаю, что не спасется никто. Мой отец не простит мне твоей гибели
Я не могу, отозвалась Чаха. Как я оставлю мой народ? Я не сделала этого в дни мятежа моего брата. Не сделаю и сейчас.
Мальчик задрожал всем телом.
Я боялся, что именно так ты и ответишь! Слезы хлынули у него из глаз. Мама, мама! Прошу тебя, пойдем!
Чаха смотрела на слезы своего сына и чувствовала, что сердце ее разрывается.
Пойдем, пойдем! Теперь он схватил ее за руку своей маленькой горячей ручкой и изо всех сил тащил за собой. Не оставляй меня больше, мама! Отец скоро вернется! Я не хочу
Послушай меня, сынок. Чаха села на корточки, положила ладони на содрогающиеся от рыданий плечи мальчика. У каждого человека своя судьба. Всякий разделяет участь своего народа. Твой отец знал это, когда забрал тебя, новорожденного. Ты принадлежишь к аями, як людям. Мне нельзя жить с вами. Мы можем любить друг друга, можем встречаться, но пути наширазличны
Пойдем со мной, мама Дедушка разрешилпрошептал мальчик, глотая слезы.
Я не могу, спокойно, тихо произнесла Чаха. Ступай, сынок.
Он вырвался и бросился бежать. Чаха упала лицом вниз, словно пытаясь удержать тень своего убегающего сына, и безмолвно, содрогаясь всем телом, зарыдала.
Глава шестаяБАЗАРНЫЙ ВОР И ЕГО МАТЬ
Салих не нашел в Мельсине ничего. Ни старого дома, где более тридцати лет назад он появился на светна беду ли, на радость, того никто не скажет, покуда Боги не сочтут всех Салиховых дней и не оборвут истончившуюся нить его жизни. Ни соседей, ни родичейсемья торговца шелками исчезла бесследно.
Салих не мог сказать, хорошо это или плохо. Долгие годы он обдумывал встречу с отцом, с матерью. Представлял себе, как увидит их постаревшие лица. Сотни раз проговаривал заранее заготовленные слова. Иногда это были горькие слова, иногдазлые, мстительные, а иной раз, очень редко, чаще всего ночами, жалобные, искренние.
Но печальной этой радости, похоже, лишили Салиха Боги.
Расспросы ни к чему не привели. Слишком много лет прошло
Теперь он раскаивался, что поспешил осесть в Мельсине. Одиерна и Алаха старались пореже видеться друг с другом. Кроме того, Одиерну терзал страх перед соплеменниками. Она была уверена, что рано или поздно венуты выследят их и страшно отомстят за преступление. А Алаха Но кто знает, что творится на душе у своевольной и скрытной девочки?
От звенящей тишины, стоявшей в доме, Салих спасался в маленькой чайной, где проводил долгие вечера среди невеселых и небогатых ее завсегдатаев. Часть из них были откровенными ворами. Они и не скрывали этого: похвалялись друг перед другом "подвигами", бранили обедневших купцовмол, с них и взять-то теперь стало нечего. Жестокий закон светозарного шадарубить руки до локтя всякому, кто заберется в чужой кошельбыл словно не про этих удальцов писан.
Впрочем, Салиху это было безразлично. По неписаной воровской этике, эти люди не станут его обкрадыватьсосед. Почти, можно сказать, родич.
С наступлением сумерек в чайной зажигались немилосердно коптившие масляные лампы и начиналась играв кости, в замусоленные кожаные карты. Играли, как это ни смешно звучит, вполне честно. Кости не утяжеляли с одного конца специальными свинцовыми наплавлениями. И карты никто не помечал и не загибал.
Проигрывали и выигрывали небольшие суммы, играли, скорее, ради интереса. И Салих, немало времени проведший за игрой, пока скитался по рабским баракам и пересылкам, нередко принимал участие в этом незатейливом развлечении. Он хорошо знал и воровской язык, и ужимки, и присловья этого несчастного, убогого люда, и потому многие держали его за "своего".
Что ж, ему приходилось общаться с людьми и похуже А знакомство с мелкими жуликами в таком непредсказуемом городе, как Мельсина, вполне может пригодиться.
Но истинная причина его частых визитов в чайную была все-таки иная. Он старался поменьше бывать дома.
Вот так. Столько лет мечтать о собственной крыше над головой, а теперь, едва лишь ее обретя, безоглядно бежать оттуда. В любую грязную чайную на окраине города, лишь бы только не в этот молчащий, словно проклятый, дом.
Он пил чай и думал, много думал. Как ни странно, об Одиерне больше, нежели об Алахе.
ЧтоАлаха! Здесь ему все было понятно. За Алаху он готов отдать и жизнь, и душу.
А она несчастнаи по его вине.
С Одиернойдело иное. Бедная девочка ни в чем не виновата. Не она выбирала, среди какого народа ей появиться на свет. Не она решала, а какие-то насмешливые Боги, чьих имен Салих не знал (знал быпослал бы им проклятие!), какие-то неведомые высшие силы постановили Одиерне вырасти красавицей. Не случись всего этого, не попала бы она в беду. Кто виноват? Так сложились обстоятельства.
Салих ни мгновения не сожалел о том, что пошел следом за виллином и спас несчастную "невесту". И Алахаон был уверен, хотя они ни разу об этом не говорилине жалела о сделанном.
Но теперь все трое, похоже, зашли в тупик. И выход из этого тупика один: избавиться от Одиерны. От ее страхов, от идущих за нею по следу венутов, от необъяснимой злобы Алахи на красавицу.
Легко сказать: избавиться! Как это, скажите на милость, сделать?
На невольничий рынок девушку свести, что ли?
Салих усмехнулся. Хорош спаситель! Избавил от смерти, называется. И неизвестно, кстати, какая участь ожидала Одиерну НА САМОМ ДЕЛЕ. Может быть, там, в загробном мире, ее ждали почет и слава. Ведь недаром венуты именовали свою жертву "невестой старика". А кто он, этот старик? Каков он? Может быть, добрейшей души старикашка
Нет. Если так думатьдалеко можно зайти. Эдак он додумается вернуть Одиерну ее сородичампусть себе замуровывают девчонку заживо, коли им того хочется. А самому благочестиво сложить руки и поклониться Богам-людоедам, а потом с просветленной душою удалиться.
Спасибо.
В конце концов Салих решил для себя так: виллины, светлые и мудрые Крылатые, не могут ошибаться. Если они сочли необходимым освободить Одиерну, значит, ее и впрямь нужно было освободить.
Переложив всю ответственность за содеянное на виллинов, Салих неожиданно почувствовал себя лучше.
Но главный вопрос оставался: что же делать с Одиерной?
Продать ее в рабство (предварительно ограбив, ибо драгоценности из ее приданого были уже отчасти проданы и превращены в этот самый безрадостный дом)? Все в душе Салиха возмущалось против этой мысли.
Выдать ее замуж? Да, конечно, можно было бы найти "вполне приличного человека", который с радостью взял бы в жены такую красавицу. Но, если задуматься хорошенько, то что это, как не та же продажа в рабствотолько под другим названием?
Одиерна должна встретить кого-то, кого по-настоящему полюбит. Без этого она никогда не будет счастлива.
А как она, спрашивается, может кого-то встретить, когда целыми днями прячется в доме? Не за руку же ее водить, всем напоказ? Вот, мол, глядитеэто прекрасная Одиерна, которая должна встретить свою любовь.
В этом месте ровное течение мыслей Салиха вдруг завертелось, словно в водовороте, и неудержимо пошло ко дну. Ничегошеньки он придумать не мог.
***
Раз в пять-шесть дней Салих наведывался на базар. Покупал щедро: и мяса, и овощей, и фруктов. Нагружал большие корзины, однако от услуг носильщиков, которые терлись у торговых рядов с утра до вечера в поисках заработка, неизменно отказывался.
Салиха уже знали. Стоило ему появиться, как торговцы начинали зазывно улыбаться. В отличие от носильщиковте хмурились и отворачивались.
А Салих словно заново учился жить среди людей. Жить свободной жизнью человека, который сам себе хозяин. Решил с утра сходить на базари сходил. Захотелось весь день проваляться в прохладе и тени, у фонтана (пусть даже и засоренного! дойдут когда-нибудь руки и до фонтана, будет он вычищен и снова запоет прозрачная струя)и пожалуйста, валяйся себе на здоровье с чашкой воды, подслащенной медом, или с гроздью винограда. Бывали дни, когда Салиху и в самом деле не по себе становилось от безмерности своей свободы.
Не дом, а какой-то приют для убогих и страждущих духом, думалось ему в такие минуты.
На этот раз на базаре Салиху не пришлось долго бродить по рядам. Крик "держи вора!" раздался совсем близко. Подобные вопли оглашали базар ежедневно, бывалопо нескольку раз за день. Иногда вора даже ловили и с торжеством уводили на суд светозарного шада. Впрочем, надо полагать, до шада даже не доходило: дело было, как правило, слишком очевидным, а наказание за такие преступления определены давно, раз и навсегда.
Что, впрочем, никого не останавливало. Кражи повторялись изо дня в день с завидной регулярностью.
Однако, надо заметить, что и ловили воров далеко не всегда. Как правило, ловкачу удавалось скрыться.
Но то были опытные карманники, частью знакомые Салиху по вечерним посиделкам в грязной маленькой чайной. На этот раз вору, похоже, скрыться бы не удалось. Судя по тому, как неловко метнулся он в сторону, а потом начал петлять, точно заяц, между торговых рядов, был он человеком в своем деле неопытным. И сообщников у него на площади, похоже, тоже не было. В этом также заключалась большая ошибка. В противном случае можно было бы незаметно передать украденное "случайному прохожему", после чего с торжеством объявить себя жертвой злого оговора. И точно: обыск ничего не даст. Нет при человеке украденного. Нети все тут! Торговцу еще и извиняться придется за то, что оболгал честного обывателя.
Неловкий воришка бросился бежать и вдруг споткнулся. Выпрямляясь, он столкнулся с Салихом лицом к лицу. Салих увидел звериный ужас в его широко раскрытых глазах и, сам не зная зачем, быстро сказал:
Брось кошель!
Парень глотнул ртом воздух, взмахнул руками и, забирая вбок, побежал дальше. Салих подхватил свою корзину, из которой уже высовывался огромный пучок лука, и так повернулся, что преследователи незадачливого воришки наскочили на нее.
Куда лезешь?! заорал Салих. Не видишь, человек идет!
Держи вора! вопили вокруг.
Кто вор? еще громче закричал Салих. Это вы мне? Негодяи, ублюдки, навозные кучи!
Вора!.. надрывались преследователи и громче всехраскрасневшийся мужчина лет сорока в богатой одежде. Судя по всему, он-то и был обокраден.
А, вора! обрадовался Салих. И возглавил погоню, размахивая своей корзиной, которая заслоняла обзор и мешала блюстителям порядка смотреть, в какую сторону побежал парнишка.
Салих сам не знал, зачем он это делает. Из обычной жалости? Конечно, печально, если такому молоденькому пареньку действительно отрубят рукипо самые локти. Да и не похож он на заматерелого преступника. Хотяи тут Салих вздохнулвстречались ему безжалостные убийцы и изощреннейшие жулики, имевшие ясные глаза и чистые лики ангелов.
Тем не менее погоня, сбитая с толку, спустя недолгое время иссякла сама собой. Ухмыляясь, Салих вернулся на базар и купил еще кусок мяса, коробочку острых сушеных приправ и большую желтую, как воск, дыню.
Затем, в странно хорошем настроениичего с ним не случалось уже давносвернул в боковую улицу и направился в сторону своего дома.
Паренек поджидал его за углом. Салих сделал вид, что не замечает его, и прошел мимо. Не хватало еще заниматься воспитательной работой. Довольно и этой дурацкой благотворительности, ради которой ему, Салиху, почтенному домовладельцу, пришлось носиться по рынку, размахивать корзиной и орать разные глупости в толпе возбужденных оболтусов.
Однако паренек не отставал. Наконец он взмолился:
Господин!
Салих остановился. Огляделся по сторонам. Улица была пустынна. Они ушли довольно далеко от многолюдного базара, и теперь разве что редкий прохожий мог увидеть двух беседующих посреди улицы людей.
Что тебе нужно от меня, вор?
Я не вор
Оно и заметно! фыркнул Салих. В таком случае, ступай себе с миром, а меня оставь в покое.
Но я должен поблагодарить тебя, господин
Хорошо, благодари. Только поскорее. Сам видишь, корзина у меня тяжелая
Я мог бы услужить тебе.
Салих недоверчиво осмотрел своего назойливого спутника с головы до ног. Неужели венуты все-таки выследили его? Слишком уж быстро! Впрочем, надо отдать должное и самому Салиху: он не слишком усердствовал, заметая следы и скрываясь от возможных мстителей за совершенное в горах "святотатство".
Но паренек, во всяком случае, не был похож на степняка. И губы у него дрожат по-настоящему. Вишь, перепугался!.. И поделом. Боишьсяне воруй.
Я не нуждаюсь ни в чьих услугах, вор, сказал Салих холодно. Для чего ты поджидал меня? Думал наняться ко мне на работу? Ведь не ради же благодарности ты потратил столько времени, да еще подвергаясь опасности быть узнанным тем толстосумом, которого ты так нелепо пытался обокрасть!
Ты прав, господин, смиренно согласился парень. Я действительно подумал Ведь я не вор, поверь мне. Будь я вором, разве пришлось бы мне удирать по всему рынку, точно зайцу от собак! Должен признаться тебе: якосорукий болван, не обученный никакому ремеслу. Гожусь, наверное, только в слуги: что-нибудь подать, доставить письмо, донести тяжелый груз. Да, еще я умею обращаться с лошадьми.
Из всего этого я делаю неутешительный вывод, сынок: ты вырос в достатке, а теперь разорился, лишился и денег, и родителей, которые о тебе заботились столь самоотверженно, что не научили даже сопли вытирать как следует, и вот теперь благородный отпрыск разоренного семейства пытается прокормиться самостоятельно
Салих сам не ожидал от себя подобного яда. Теперь мальчишка, наверное, обидится и уйдет.
Но, видать, судьба прижала его по-настоящему. Паренек проглотил и это оскорбление. Только сглотнул судорожно и опустил голову.
Во всем ты прав, господин. Не знаю, почему ты так терпелив со мной Думаю, я вполне заслужил подобной участи.
А, так ты проиграл отцовское наследство в кости или на скачках? Туда тебе и дорога. Салих сам не знал, почему так злился на этого недотепу. Может быть, потому, что тот вызывал у него жалость. А Салих не доверял этому чувству.
Все куда хуже, чем ты подумал, господинсказал парень и остановился. Явно ожидал, что сейчас Салих начнет любопытствовать: почему да как. Завяжется разговор, слово зацепится за слово, а там, глядишь, и впрямь избавитель и благодетель предложит ему хорошую работу
Не дождешься, юнец. Не на такого нарвался.
Ладно, мне недосуг, резко оборвал Салих. Прощай.
И двинулся по улице.
Паренек, помедлив, побежал следом.
Господин!
Салих снова остановился.
Что тебе еще?
Дай мне немного денег.
Я могу надавать тебе по шее, предложил Салих вполне дружеским тоном. Могу подать парочку советов. Вот один из них: держись от меня подальше. Ясно тебе?
Но даже и теперь назойливый базарный знакомец не отставал.
Прошу тебя Моя матьона голодна
Какое мне дело до твоей матери, щенок! разозлился наконец Салих.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Парень упал на колени, закрыл лицо руками и заплакал.
Салих поставил корзину на землю. Трясущимися пальцами вытащил из кошелька монету. Стиснул ее в ладони, едва сдерживаясь, чтобы не запустить плачущему пареньку в лоб. Наконец пересилил себя и сказал:
Перестань. Утри нос и глаза. Донесешь мне корзинуполучишь пару медяков.
Парень проворно вскочил. Все еще шмыгая носом, схватил корзину. Быстрым шагом двинулся вперед. Салих едва поспевал за ним.
Не беги, не беги, заворчал он в спину своему носильщику. Совсем как настоящий хозяин, вечно недовольный работниками. Куда торопишься? Не с краденым идешь.
Прости. Паренек сбавил шаг. Я так обрадовался! Забыл, что не всем семнадцать лет