В моем доме было только три комнаты: кабинет, ванная и эта главная комната, где была и маленькая кухня. Здесь был большой круглый обеденный стол с парой разных стульев, потрепанный желто-бирюзовый диван, которому было не меньше сорока лет, металлический стол и деревянный стул, на котором сидела она. Большие окна на южной стене выходили на густые заросли снаружи.
Я трижды подбросил нож, наслаждаясь щелканьем лезвия и рукоятей, а потом пожал плечами.
Похищать в черном проще.
Плохая шутка. Ее глаза загорелись.
Я вскочил, схватил свой древний МакПлюс со стола и открыл его.
Надевай шлем, сказал я.
Зачем?
Ты звонишь своей семье.
Она послушалась, закрепила шлем, глубоко вдохнула, и ее грудь стала заметнее в ее костюме. Я притворился, что не увидел этого.
У тебя одна минута, я ввел нужные команды на ноутбуке и кивнул ей.
Мы ждали в напряженной тишине, но ответа не было.
Отец не отвечает, сказала она.
Как? Его дочь похитили.
Звони маме, приказал я.
Ее мать тут же ответила. Слава богам.
Ма! ее голос изменился, стал звучать юно и беспомощно.
Хотя ее шлем чуть потемнел, я заметил слезы в ее глазах, видел на стекле лицо ее матери.
Я мог понять разговор по ее ответам.
Mei you, Mei you. Wo mei shi, нет, он не пытал и не насиловал меня.
Она сцепила ладони перед лицом, ее пальцы дрожали, словно она могла задержать там изображение ее матери.
Скажи ей, что я хочу триста миллионов долларов, сказал я.
Ее зрачки уменьшились, она вздрогнула и посмотрела на меня.
Ну же!
Ta yao san yi, прошептала она.
На этот счет, я дал ей номер кредитки со специальным счетом, она прочитала его. У вас два часа.
You liang ge xiao shi, повторила она.
Ее мама начала задавать безумные вопросы.
Кто он?
Wo bu zhi dao.
Где ты?
Bu zhi dao!
Я ввел команду и прервал ей связь.
Она отклонилась, растерявшись, чуть не упала со стула, а потом сняла шлем, бросила его на землю. Он отскочил от бамбукового покрытия и покружился, я подхватил его.
Черт!
Она притянула ноги к груди на стуле и уткнулась лицом в колени. Ее плечи опустились. Когда она подняла голову, бледное лицо было в пятнах.
А если бы ты его сломала? я осторожно поставил ее шлем на обеденный стол.
Триста миллионов? Ты серьезно?
Она была сильной. Я восхитился бы этим, если бы ее слова не разозлили меня.
Что? Тебя ждет намного больше в фонде доверия, у ю всегда были запасные пара миллиардов.
Зачем тебе эти деньги? спросила она, скрестив руки, оценивая меня взглядом.
А тебе зачем? парировал я.
Мы смотрели друг на друга, быстро дыша. Она из-за непривычного ей грязного воздуха, япотому что был раздражен. Чертова ю-девчонка.
Почему моя семья должна тебе верить? осведомилась она. Вдруг ты меня все равно убьешь?
Ты знаешь, как это работает, было негласное правило между похитителями и их мишенями. Жертвы все платили, и преступники никого не убивали. Пока что. Но никто до этого и не просил триста миллионов. Это была не моя проблема. Если бы я был на месте ее отца, выкуп был бы на счете в течение часа.
Можно воспользоваться твоей ванной? спросила она.
Я кивнул на дверь, она пропала за ней, закрылась. Я воспользовался моментом, чтобы походить по комнате, анализируя ситуацию. Я дал ее семье два часа, чтобы заплатить. Получив деньги, я смогу отвести девушку на ночной рынок.
Душ шумел какое-то время, и я подошел к двери, что не была заперта.
Окно слишком маленькое, чтобы в него пролезть, крикнул я. Если выпадешь из него, сломаешь ноги или шею.
Вода выключилась через минуту. Она вышла, выглядя так же, все еще источая запах клубники.
Полотенце дать? спросил я, скрывая ухмылку за последним яблоком, найденным в холодильнике.
Нет, спасибо, холодно сказала она, а потом изящными глотками принялась за витапак, что я ей отдал. У тебя нет плотной еды?
Это место похоже на пятизвездочное заведение? спросил я. Только жидкость.
Потому что больше ничего я позволить не мог.
Хотя вдруг вспомнив, я открыл шкафчик кухни. Есть две русонг бао из пекарни.
Я дал ей одну из булочек.
Не вини меня потом за боль в животе, сказал я, откусив от своей булочки большой кусок.
Она долго смотрела на булочку, откусила кусочек, медленно разжевала и проглотила. Она замерла, словно ожидала смерти. Я доел свою булочку и отряхнул руки.
Ну? я все еще был голоден.
Она откусила уже кусок побольше, вскинула голову с вызовом.
Неплохо, сказала она. И посмотрела на большие окна. Мы на Янминьшань? спросила она.
Нет, соврал я. Ты не знаешь других гор в Тайване?
Я почти не ходила по Тайпею, на ее лице проступило что-то, похожее на тоску, она смотрела на деревья. Мы можем выйти наружу.
Я не смог скрыть удивление.
Нет.
Я никогда не была в горах раньше. Я не сбегу.
Ты заблудишься. И умрешь.
Она подошла к огромному окну и прижалась к нему. Я не знал, каково этоникогда не бывать в горах или не видеть заросли так близко, никогда не ходить наружу без стеклянной миски на голове.
Хорошо. Твой шлем остается внутри. Если хочешь подышать воздухом, можем выйти ненадолго, это было рискованно, но я не был похитителем или вором, хоть именно этим и занимался. Я зашел еще не настолько далеко.
Она обернулась, ее силуэт очертил свет дня. Она улыбнулась. Естественно было улыбнуться в ответ. Я склонил голову и развернулся. Не стоило слушаться инстинктов.
Идем. Далеко не отходи, тяжелая дверь открылась по моему приказу. Мне все равно нужно собрать огурцы и помидоры.
Что?
Я схватил ее за руку, ощутил нежность ее кожи в своей грубой ладони. Она отдернула руку, испугавшись, но моя хватка не ослабла.
Ты хочешь посмотреть или нет? спросил я.
Она кивнула, стиснув зубы, на ее скулах появились два ярких пятна.
Я повел ее вдоль дома, отводя в сторону ветви и листья, мы миновали десяток цистерн, собирающих дождевую воду. Я ощутил запах влажной земли. Мы пошли по тенистой тропинке и попали на полянку, где было видно небо. Солнце горело над нами, слепящий жар с оранжевой аурой.
Небо было синим. Такое я видел в андернете, на некоторых сайтах были фотографии другого времени, бледно-голубое небо среди небоскребов или синее небо, похожее на спокойное море, оттенки синевы смешивались, как на старой картине. Я вспоминал те фотографии, чистоту в них. Настоящую чистоту.
Но разве можно было верить всему в андернете? Картинки делать было проще, чем лицо ю-парню. Я не знал, видел ли кто-нибудь синее небо. А потом я прочитал в романе, опубликованном век назад, как автор описывал небо голубым, и поверил в это, ощутил удивление, восторг и горе одновременно.
Я не дочитал ту книгу.
Я вдруг ощутил давление, ладонь ю-девушки сжала мою. Ее покрасневшее лицо было поднято, глаза щурились в тусклом свете солнца. Она кашляла в рукав, а потом прекратила, и ее дыхание было быстрым и неглубоким. Близился вечер, влажный жар лета был давящим.
Ты в порядке? спросил я.
Она посмотрела на меня сияющими глазами и сказала:
Я никогда еще не видела вот так небо.
Без шлема?
И так широко. Оно всегда грязно-коричневое над Тайпеем, сказала она.
Небо над нами было серым от загрязнений, но не коричневым, как часто было над городом. Я повел ее в свой маленький сад. Огурцы висели с бамбуковых опор, что я сделал, скрывались среди больших темно-зеленых листьев. Мы шли среди помидоров, плоды были маленькими и сморщенными. Я пригнулся, девушка тоже, я выбрал помидор, отряхнул его и откусил. Больше горький, чем сладкий. Она смотрела так, словно я вытащил из земли крысу и съел.
Небо было голубым, сказал я, доев помидор.
Так говорит дедушка.
Дедушка. Я не видел своих дедушку с бабушкой, не знал их имен. Родители отца умерли задолго до моего рождения. Родители матери жили в Америке, я не хотел их знать.
Он его видел? я старался сохранить голос ровным. Своими глазами?
Он так думает. Но он был очень мал, она провела кончиками пальцев по поверхности оранжевого помидора. Он говорит, что эти воспоминания похожи на сон.
Пот блестел на ее висках, был над ее верхней губой. Я провел рукой по лбу.
Поверить не могу, что тут так жарко, сказал она, облизнув губы.
Я, не подумав, повторил за ней, ощутил соль на языке.
Так ощущается лето в Тайване без костюма с кондиционером, ответил я и схватил плетеную корзинку.
Я помогу, сказала она.
Мы двадцать минут провели в тишине, наполняли корзинку кривыми помидорами и огурцами. Горные ветерок шелестел листьями вокруг нас, птицы пели в глубине зарослей. Когда мы закончили, губы ю-девушки были белыми, пряди черных волос, выбившихся из ее хвостика, прилипли к ее влажной шее.
Ее дыхание было быстрее, чем у испуганного зайца.
Думаю, нам пора внутрь, сказал я, поднимая корзинку.
Она встала со мной.
Я хочу попробовать.
Я склонил корзинку, ее ладонь коснулась помидоров и огурцов, словно они были драгоценными камнями, а не жалкими овощами. Она выбрала продолговатый помидор, краснее остальных, потерла большим пальцем кожицу и откусила. Она тут же скривилась и поежилась.
Я рассмеялся.
Не вкусно?
Он кислее, чем все, что я пробовала.
Я ухмыльнулся. Конечно, она ела идеально выращенное. Мы вернулись к дому, и она доела плод.
Мне нравится этот вкус земной, сказала она. Я увидел, как она озирается, пока мы приближались к двери лаборатории.
Дверь открылась от моего голоса, мы прошли в относительную прохладу здания. Я опустил корзинку на обеденный стол и кивнул на ее шлем рядом.
Тебе стоит надеть его.
Позже, пробормотала она и прошла к окнам, глядя наружу.
Я сел на стул и ввел пару команд в ноутбуке. Деньги были переведены. Я выдохнул, выпуская напряжение, что копилось во мне после похищения девушки. Триста миллионов были риском, но дело стоило риска. Этого хватило бы, чтобы Виктор оделся как ю-парень и притворился одним из них, влился в их закрытое элитное общество. Мы уничтожим их изнутри.
Мы хотели вернуть синее небо.
Что ты собираешься сделать с деньгами? она развернулась, ладони были сцеплены перед ней.
Я вздрогнул от звука ее голоса и закрыл МакПлюс.
Не знаю. Ремонт?
Она смерила меня взглядом, я отвернулся первым и посмотрел на комнату, которую уже год считал домом. Нужно уходить отсюда. Я буду скучать по этому месту.
Сначала смени гардероб, Темный конь.
Я невольно рассмеялся.
Как тогда тебя зовут?
Серьезно? она насмешливо вскинула брови.
Я пожал плечами.
Какая разница? она мне нравилась. Я хотел знать.
Дайю, ответила она.
Из романа?
Она удивленно улыбнулась и стала очень красивой.
Ты читал?
Я много читал, чаще из андернета, но нашел «Сон в красном тереме» забытый в ящике стола в магазине мелочей. Владелец отдал мне ее даром, отмахнувшись и не взглянув. Книги не стоили бумаги, на которой были напечатаны.
Цветы вокруг меня, птичья песнь в моих ушах, пробормотала она под нос.
Я читал книгу достаточно раз, чтобы узнать строку из стихотворения, которое герой Баою использовал, когда думал о героине, тезке Дайю.
Смягчат мою потерю, я забуду о слезах, ответил я.
Она взглянула на меня, глаза сияли из-за грязного воздуха или страха.
Ты читал.
Эта книга была моей любимой. Но ей не нужно было знать это. Вместо этого я сказал:
Ты не выглядишь как трагическая героиня.
Да? она прислонилась к стеклу и выпрямилась, расправив плечи. Я успел заметить тоску в ее глазах. Сильное желание. Что ю-девушка могла хотеть, если уже все имела?
Нам лучше идти, сказал я. Мне нужно вернуть тебя твоей семье, скоро стемнеет.
Дайю подняла шлем и поправила воротник, потом надела шлем. И она сразу стала другой, менее человечной. Было сложно поверить, что за стеклом была почти нормальная девушка. Умная и с чувством юмора.
Мне придется снова дать тебе сон-чары, виновато сказал я.
Нет. Завяжи мне глаза, если нужно.
Я не могу так рисковать. Я добавил кое-что, чтобы ты забыла, я видел, как ее глаза расширились от паники, даже в шлеме. Не все. Последние сутки.
Она покачала головой.
Прошу, не надо.
Но я взял ее за руку и уже тащил к двери.
Нам обоим будет безопаснее, если ты не будешь ничего помнить. Поверь, я ощущал себя глупо, произнося последние слова.
Мы вышли в грязную влажность вечера. По горе спускаться несколько часов, к тому времени стемнеет. Даже если я заброшу лабораторию, нельзя рисковать и позволять ей помнить это место, помнить меня.
Солнечный свет блестел на ее шлеме, и я был рад, что не вижу четко ее лицо, пока тащил ее. Она боролась, но я был сильнее. Она зашла вперед и смяла ладонью ткань моей рубашки.
Но я хочу помнить, сказала она.
Я схватил ее за запястье. Вонзил иглу в ее раскрытую ладонь. Шипение показалось слишком громким.
Все мы хотим, прошептал я и поймал ее, когда она обмякла.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА ДВА МЕСЯЦА РАНЬШЕ
Приближалась буря, первая большая этой весной, и я ощущал ее приближение в напряжении вокруг меня, в неподвижности темных туч над головой. Я шел в толпе в Симэньдин. Сумерки, воздух в Тайпее был холодным. Три девушки прошли мимо, общаясь, бурля нервной энергией, глаза над их масками были яркими. Одна сжимала зонт цвета фуксии, его верхушка задела мой подбородок, когда я отошел с их пути.
Я оглянулся несколько раз, чтобы убедиться, что меня не преследуют. После пяти лет жизни практически на улицах в одиночку я привык оглядываться. Но Арун предупреждал нас, что его мама, доктор Натарай, была под наблюдением. Она не знала, кто следил за ней.
Я натянул ниже потрепанную голубую кепку, радуясь, что меня не преследуют. Рабочие начинали выходить из офисов, спешили к метро, чтобы добраться домой к семье или в рестораны и кафе к друзьям. Было еще слишком светло для неоновых вывесок, окна магазинов и бутиков казались не готовыми для толп модных подростков и ребят постарше, которые приходили туда, когда темнело. Торговцы на улицах раскладывали товары: украшения, кошельки, обувь, я видел, как двое с опаской поглядывали на небо. Один торговец принес разноцветные зонты со специальным покрытием против наших ядовитых дождей.
Я знал, что ночь будет шумной, все старались оставаться снаружи как можно дольше, пока не ударили ветер и дождь. Если бы не встреча с друзьями, я бы вернулся в свой самодельный дом на Янминьшань, читал, лазал по андернету или работал над чем-нибудь скверным с Линь И. Арун созвал на экстренное собрание, и он бы не поступил так без серьезной причины.
Серебряный лимузин ехал по узкой улице, вычурный и неуместный. Не нужно быть гением, чтобы понять, что какие-то ю-подростки получили разрешения папочек поехать среди масс в один из эксклюзивных клубов или ресторанов, где регулировался воздух, они были открыты только для богатых клиентов.
Прижав подбородок к воротнику черной джинсовой куртки, я оскалился, проходя мимо лимузина. Изнутри машины пульсировала музыка, сильный ритм баса. На окнах было видно рекламу лимузина, красивая женщина в черном показывала роскошный салон машины, тонкие руки изящно двигались, она нажимала кнопки, и автомат наливал шампанское. Когда я проходил мимо заднего окна, стекло вдруг стало прозрачным, открывая сам салон с белыми сидениями и голубоватым светом. Ю-девушка постукивала по выступу у окна, сгибая пальцы, в другой руке был хрустальный бокал с жидкостью, что сияла розовым, пузырьки поднимались, как яркие звезды.
Лимузин остановился, пытаясь миновать давку людей, и я замер, глядя, как ю-девушка прижимается к окну. Она была в серебряном платье, украшенном хрусталем, верх подчеркивал ее полную грудь. Хотя черты ее были азиатскими, ее тонкие волосы были алыми, как ее помада. Она подняла бокал, глядя на меня. Другая девушка обхватила плечи рыжеволосой, хихикая. Их вид был нереальным, я словно смотрел еще одну рекламу в окне лимузина. Они оживленно склонили головы, смеясь. Им было не больше шестнадцати на вид.
Прохожие указывали, и я слышал их жалобы на фоне: богатые бесполезные ю-девчонки уже были пьяными. Лимузин не должен был стоять на улице, они могли подняться в небо и избежать пробки. Воздушные машины были роскошью даже среди ультрабогачей, они могли летать над людьми, прибывать на вечеринку раньше, чем были допиты коктейли. Девушки хотели быть в толпе. Они хотели внимания.