Славно у тебя вышло,похвалила заглянувшая в гости Огнеслава.Впору уже и хозяюшку сюда приводить.
Не знаю только, захочет ли она сюда прийти...Гледлид, вздохнув, присела около небольшого цветника под окном, погладила молодой розовый кустик, и он выпустил несколько новых листиков.
Это уж как её сердце решит,улыбнулась княжна.
Они прогулялись к сверкавшей на солнце реке. Огнеслава всматривалась в противоположный берег, на котором раскинулся сад её сестры.
Тут нешироко, можно и мостик перекинуть,сказала она.Пока деревянный, а со временем, быть может, и основательный, каменный поставим, коли потребуется.
Сжимая руку Берёзки и касаясь дыханием её губ, в её глазах Гледлид уже не читала больно ранящего, давящего на сердце отчаянием «я не могу». Между тем Светолике-младшей исполнилось три года, и она бегала хвостиком за старшими сестрицами, обожала черешню, а однажды Гледлид обнаружила её в собственном саду пробующей первый в его жизни урожай. Навья возилась в цветнике, когда сзади послышался подозрительный шелест. Так не мог шуршать в листве ветер; определённо, где-то возилось живое существо. Обернувшись, она разглядела за черешневым деревом кого-то низенького, в белой рубашке. Гледлид осторожно подкралась к дереву и, чтобы не напугать юную гостью, присела на корточки. Малышка ещё не носила портков, и солнце озаряло её пухленькие голые ножки в маленьких кожаных чунях. На коже трогательно розовели круглые пупырышки комариных укусов. Сияя золотой макушкой, дочка Берёзки рвала черешенки с самых нижних веток, до которых могла дотянуться; завидев навью, девочка на мгновение замерла с испуганно приоткрытым, красным от сока ротиком.
Это что за незваная гостья ко мне пожаловала? В чужом саду всё вкуснее, да?Гледлид подхватила Светолику на руки и подняла к верхним веткам, где черешенки висели тяжёлыми гроздьями.Впрочем, угощайся. Кушай на здоровье, детка. Может быть, скоро этот сад станет твоим... Если, конечно, твоя матушка согласится.
А малышка звонко засмеялась, обняла навью за шею и чмокнула в щёку, оставив на ней отпечаток вымазанных соком губ.
В конце дня Гледлид отправилась к той пещере, около входа в которую когда-то жарко возносила молитвы к Миле. Пронизанный янтарными закатными лучами лес звенел вечерней песней птиц, ковёр из синих колокольчиков раскинулся везде, сколько было видно глазу. И посреди этого ковра уже знакомая девушка-жрица выпускала из ладоней золотое кружево сияющего узора. Гледлид застыла, заворожённая зрелищем; золотые завитки тянулись меж стволов мерцающей сетью, и лес дышал, точно живой, откликаясь на их касания. Заметив Гледлид, девушка сомкнула ладони, и узор растаял в воздухе.
Знаю, зачем ты пришла,сказала она.
Навья протянула ей корзину свежесобранных черешен:
Вот... Это тебе.
Благодарю за угощение,засмеялась девушка.Меня зовут Любуша.
Гледлид,представилась навья.
Идём.Любуша взяла её за руку и повела в пещеру.
Чертог золотистого света, порог которого Гледлид в прошлый раз не решилась переступить, оказался намного просторнее, чем казалось снаружи. Из расселины в стене бил родник, наполняя водой природное углубление. С потолка свисали каменные выросты, мерцая вкраплениями самоцветов, а золотое сияние шло как бы ниоткуда, пронизывая пространство пещеры струнами лучей.
Это воды священной реки Тишь... В ней растворён свет Лалады.Любуша зачерпнула пригоршню воды из каменной купели и вылила обратно, и капли, падая с её пальцев, сверкали золотыми искрами.Знаю, есть у тебя ладушка-зазнобушка. Ты можешь назвать её женой и обвенчаться с нею по нашему обряду, потому что в тебе Лаладин свет уже поселился. Случилось это в тот миг, когда камень волшебный твоих глаз коснулся... Великая сила в нём заключенасила обеих богинь-сестёр. Когда-то камень этот был сердцем... Сердцем, что познало великую любовь.
Золотой свет отражался в глазах девушки, наполняя их тёплым сиянием сродни тому, которое Гледлид видела у Берёзки.
Сними одёжу и окунись в воды Тиши, навья. Да наполнится и твоё сердце любовью и светом.
Гледлид повиновалась. Вода оказалась тёплой, даже горячей, и в груди у навьи разлилось жжение. Дыхание стеснилось, но Любуша надавила ей на макушку, заставляя окунуться с головой. Вынырнув, Гледлид втянула воздух в лёгкие, и он хлынул внутрь, точно сладкое хмельное зелье. Искорки радости озаряли душу, вмиг опьяневшую от прилива какой-то небывалой, неземной благодати...
Мать Лалада, прими в круг свой дочь новую,прозвенел голос девушки, отдаваясь под сводами пещеры хрустальным эхом.Проведи её тропой любви к чертогу своему...
Она коснулась губами мокрого лба навьи и выпустила её на берег. Поддерживая её под рукуГледлид шатало,служительница Лалады вывела её на колокольчиковую полянку, где навья и провалилась в объятия необоримой, сладкой, склеивающей веки истомы.
Пробудилась Гледлид, как ни странно, в собственном саду, под черешневым деревом. Полная отголосков золотого света, она смотрела на догорающий закат, после чего провела тихую, счастливую бессонную ночь. Но бессонница эта не изнуряла, не отнимала сил, и утром Гледлид чувствовала себя такой свежей, словно крепко проспала много часов подряд.
Работа над словарём пословиц и сборником сказок ещё шла, а историй собственного сочинения у Гледлид набралось уже сотни три. С одобрения Огнеславы она сдала их в набор: в дополнение к прочим мастерским в Заряславле открылся Печатный двор. Местные мастерицы освоили привезённый навиями станок и способ изготовления высококачественной бумаги, и выпуск книг нового вида уже начался. Гледлид теперь участвовала и в работе заряславской печатни: она входила в Книжный совет, решавший, какие труды будут выпущены в свет. Закончив дневные дела, навья заглянула в усадьбу княжны.
Сбор урожая черешни шёл вовсю. Кормилица Бранка поднимала малышку Светолику повыше, чтоб та могла достать до самых спелых, налитых солнечным светом плодов, а Берёзка сидела в тени деревьев возле полной корзины. Время от времени она клала в рот черешенку и сплёвывала косточку. Она показалась Гледлид задумчивой и грустной: солнце тяжёлым золотом повисло на её опущенных ресницах.
Здравствуй, родная,шепнула Гледлид, присаживаясь рядом и щекоча дыханием её щёку.
Берёзка сморгнула грусть, и в её глазах разлился уютный вечерний свет. Она всё ещё носила траурный наряд, лишь сорочка, рукава которой виднелись из-под чёрного летника, стала белой, а вдовий платок она сменила на узорчатую головную накидку.
Здравствуй, лисёнок.Ласковый шёпот коснулся уха Гледлид.
О, если бы этот взгляд остался таким же тёплым, когда прозвучат судьбоносные слова, которые навья готовилась произнести!.. Гледлид увлекла Берёзку за собой в проход, и та, ступив на мягкую траву перед домом, с любопытством осмотрелась.
Это здесь ты теперь живёшь?
Да, это мой дом, милая. Этот сад я вырастила самаблагодаря твоим урокам. А место оставила, чтоб и ты могла тут хозяйничать и сажать всё, что тебе захочется. Тогда это будет уже наш сад.
Дрогнувшие губы Берёзки не воспротивились поцелую, и Гледлид с острым наслаждением ощутила тёплое кольцо её объятий. Глаза колдуньи были немного ошалевшими, туманными, но больше не отталкивали навью мучительным «не могу»в них разлилась истома вечернего сада и таяло медовое золото заката, а в смоле зрачков семечками застыли крошечные отражения Гледлид.
Ты растормошила моё сердце, ворвавшись в него светлым чудом,сказала навья, опускаясь на колени перед ней и скользя ладонями по очертаниям её тела под одеждой.Я люблю тебя, Берёзка. И не встану, пока ты не ответишь мне. Ты согласна стать моей женой? Каков будет твой положительный ответ?
Сад задышал, ожил и зазвенел, наполнившись отзвуками смеха Берёзки. Деревья, посаженные Гледлид, шелестели, признавая в хрупкой волшебнице свою хозяйку.
Неисправимая нахалка... А ежели я скажу «нет»?Берёзка ловила руки навьи на себе, а та покрывала её пальцы поцелуями.
Не верю.
Конечно, не могла она ответить «нет», потому что ласково смеющийся сад выдавал её с головой.
Мордочка ты моя рыжая... Ну всё, всё, встань. Да.
Её ноги оторвались от земли: поднимаясь, Гледлид крепко обхватила её, приподняла и закружила. Когда та соскользнула вниз, обвив плечи навьи жарким кольцом рук, их губы снова встретились.
Твоя,прошептала Гледлид между поцелуями.Обзывай меня, как хочешь, только не выпускай из объятий...
Огнеслава с Зорицей поздравили их с обручением, но оставался ещё один немаловажный вопрос: как воспримут эту новость матушка Милева и Стоян Благутич?
Семейство ложкаря теперь проживало в Белых горах. Дочки стали супругами кошек-оружейниц и выпорхнули из родительского гнезда, а Боско с Драгашем помогали Стояну в мастерской в Гудке, каждый день переносясь туда при помощи колец. Все были в сборе, когда Гледлид следом за Берёзкой переступила порог дома, миновав молодой сад с черешневыми деревьями и малинником. Некогда рыжий ложкарь был теперь сед как лунь, хоть и весьма поправил здоровье на Белогорской земле, а его супруга Милева раздобрела и округлилась.
Матушка, батюшка, это Гледлид, я о ней вам рассказывала,представила Берёзка навью.Она предложила мне стать её супругой, и я ответила согласием. Сестрица Огнеслава нас благословила, девы Лалады тоже дают разрешение.
Ну, а от нас ты чего хочешь?сурово хмуря седые брови, спросил Стоян.
Какчего?Берёзка переводила растерянный взгляд с ложкаря на его супругу, которая тоже радостью не сияла.Вы ведь мне как родители... Как же без вашего благословения?
Вот что я скажу, голубка,молвил Стоян.Ты ещё молодая, любви тебе хочетсяэто, конечно, понятно... Навеки во вдовстве запирать тебя было бы несправедливо. Только ежели б ты хотя бы с кошкой свою судьбу решила связать, мы бы даже слова супротив не сказали. Но навья... Ты уж прости, доченька, но в таком случае благословения не жди.
Матушка Милева!дрожащим от огорчения голосом обратилась Берёзка к супруге ложкаря.Ну, а ты?..
А что я? Якак отец, такого же мнения,ответила та, поджимая губы и бросая на навью колкий, недружелюбный взор.Ты забыла, что было в Гудке? Запамятовала, какую цену мы заплатили, чтоб его отстоять?
Матушка, батюшка, я ничего не забыла, только Гледлид-то тут при чём?воскликнула Берёзка.Она ведь даже не воевала. И никого пальцем не тронула. В чём она виновата? Родная,повернулась она к навье,мне надобно с батюшкой и матушкой с глазу на глаз словом перемолвиться. Сходи-ка ты в сад, прогуляйся, черешенками угостись...
Как скажешь,проронила Гледлид, чувствуя нарастающую тяжесть досады.
Она вышла в сад, но не стала притрагиваться к ягодам, которые там спели. Берёзка чуть не плакала, и сердце навьи переворачивалось. Она пришла сюда лишь потому, что Берёзка дорожила этими людьми, а в целом её не слишком волновало их мнение о ней. Всем мил не будешь. Если Ратибора и малышка Светолика были в её сознании неотделимы от Берёзки, и она даже не помышляла о том, чтобы взять её без детей, то родители первого мужа её избранницы не стояли для неё на первом месте.
Вскоре Берёзка показалась на крыльцебледная, с залитым слезами лицом. Пошатываясь, она спустилась по ступенькам и, ничего не видя вокруг себя, чуть не прошла мимо Гледлид. Перехватив любимую на тропинке, та нежно заключила её в объятия и вытерла ей мокрые щёки.
Кажется, матушка с батюшкой не очень-то жалуют нас?усмехнулась она.И виновата я лишь в том, что я навья...
У них есть причина держать кровную обиду на твой народ,всхлипнула Берёзка.Первуша, их сын и муж мой первый, от навьей стрелы погиб... В столп ледяной обратился да так и растаял...
И что же теперь?Гледлид бережно кутала её в свои объятия и прижимала к себе. Вернуть улыбку на любимые уставот всё, чего она хотела, но не знала, как.
Лисёночек, рыжик мой пушистенький, ну кому ж придёт в голову винить тебя в том, что сделали твои соотечественники?Берёзка зябко ёжилась и дрожала, хотя день стоял тёплый.У матушки с батюшкой просто предубеждение...
И она горестно всхлипнула, содрогнувшись всем телом. Навья нахмурилась, стиснув её ещё крепче и покрывая быстрыми лёгкими поцелуями всё её лицо.
Ну-ну... Любовь моя, лада моя сладкая! Не расстраивайся. Что поделать? Обойдёмся без их благословения.
Пушистик мой, не могу я так!заплакала Берёзка, роняя голову на плечо Гледлид.Они же мне родными стали... Сирота я, а они мне родителей заменили, когда я в их семью вошла. Они сказали, коли я твоей женой стану, они со мной больше разговаривать не будут... Что же нам делать теперь?
Она была так расстроена, так убита горем, что за обедом ей кусок в горло не лез, да и у Гледлид, сидевшей за столом рядом с нею, душу будто тучи затянули. Огнеслава спросила озабоченно:
Берёзонька, что стряслось? На тебе лица нет!
Матушка с батюшкой против нашей с Гледлид свадьбы,севшим, бесцветным голосом проронила Берёзка. В её потускневшем, сумрачном взоре мерцала искорка слезы.
Я поговорю с ними, родная, не тужи,пообещала княжна.Но не забывай, что ты вольна поступать по-своему: ты уже не дитя, да и Стоян с Милевой тебе не кровные родители. Но ссориться с ними нехорошо, я согласна. Попробую их убедить.
Ох, сестрица Огнеслава, не знаю, послушают ли они тебя,чуть слышно вздохнула Берёзка.Они из-за Первуши на всех навиев крепко обижены...
На следующий день она слегла с хворью: подскочил жар, горло осипло и все кости в теле ломило.
Да воды холодной, должно быть, выпила,морщилась она, но ясно было, что болезнь сияот огорчения.
Зорица хлопотала над нею: давала пить воду из Тиши и кормила тихорощенским мёдом, а Гледлид молча стискивала зубы, чтобы не зарычать на кого-нибудь. Она была готова душу из Стояна с Милевой вытрясти за Берёзку, но это, само собой, только усугубило бы и без того плохие дела. А тут ещё маленькая Светолика принялась вредничатьне хотела засыпать, а Берёзка, как назло, лежала пластом. Она со стоном всё же начала подниматься, чтоб заняться дочкой, и уже спустила одну ногу с постели, но Гледлид сказала:
Не беспокойся, милая. Я сама её уложу.
У кормилицы Бранки недавно родилась вторая дочка, и теперь по вечерам она была занята. Светолика бегала по комнатам с визгом, а Рада с Ратиборой пытались её поймать, но водворить в постель не очень-то спешили: похоже, всем троим было весело. Увидев на столе большое блюдо с черешней, маленькая непоседа запрыгала рядом и потянулась к нему, а потом начала карабкаться на лавку, чтоб оттуда залезть на стол и таким образом добраться до желанных ягод.
Это что за беготня?сказала Гледлид, подхватив Светолику на руки. Она подцепила пальцем черешенки-близнецы на сросшихся ножках и подразнила ими малышку.Кушать уже поздно, спать надобно. Вас это тоже касается,строго добавила она расшалившимся старшим девочкам.Устроили тут тарарам на сон грядущий... А между тем Берёзка лежит хворая. Не стыдно вам так себя вести?
Лица у обеих девочек-кошек сразу уныло вытянулись, и они, пристыжённые, побрели в опочивальню. Всё же позволив Светолике съесть несколько черешен, Гледлид отнесла её в постель. Убаюкивать детей мурлыканьем, как кошки, навья не умела, у неё был свой приёмзавораживающий взгляд оборотня, от которого люди цепенели. Его она применила лишь совсем чуть-чуть, на несколько мгновений, чтоб не доводить малышку до испуга и полного обмирания. Светолика сразу стала тихой и задумчивойиз-под одеяла выглядывал только её нос и большие, неподвижно уставившиеся на Гледлид глаза.
Вот, так-то лучше,усмехнулась навья.Слушай-ка, что я тебе расскажу. Жила-была девочка, которая очень любила черешню...
Она смолкла: Светолика уже посапывала, сомкнув пушистые ресницы.
Это самая короткая сказка, которую мне только доводилось придумывать,хмыкнула навья себе под нос.
Возвращаясь к Берёзке, она ещё за дверью слышала её кашель и сиплые всхлипы. Ей пришлось потратить несколько мгновений, чтобы унять жаркую волну негодования и войти к своей любимой волшебнице с мягким, ласковым выражением на лице. Семейство ложкаря сейчас, небось, преспокойно лопало блины да пироги, пока Берёзка тут изводилась; им и невдомёк было, до чего они её довели... Но какое право Гледлид имела высказывать им всё это? Для них она была просто навьяа значит, враг.
Не убивайся ты так,утешала Берёзку Зорица.Успокоятся со временем, привыкнутникуда не денутся...
Я уж и сама не рада...Берёзка промокнула платочком нос и покрасневшие глаза. Гледлид долго этого ждала, но нужно ли это мне такой ценой?