Откуда в тебе такое, лада?Звенимира приподняла горестно поникшую голову Любимы за подбородок, заглянула в глаза. Похоже, она и правда сегодня открывала свою молодую жену с новых, доселе не виденных сторон.Что за сомнения? Не узнаю тебя, ягодка... Даже не подозревала, что ты можешь о себе так плохо думать и настолько низко себя ценить. Ты всегда была для меня солнечным зайчиком неугомонным, лучиком светлым и живым, пташкой звонкой. Тыкомочек радости у моего сердца! За это и полюбила тебя... Это и есть настоящая ты, а то, что ты сейчас говоришь... Вздор, родная! Даже слушать не хочу. Отбрось эти мысли и не вздумай... не смей ругать то, что я так люблю в тебе.
Любима не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать. Нервный и мятущийся, взъерошенный ком спутанных чувств дрожал в груди, но нельзя было шумно их выражать: на руках у неё посапывала Радяна. Княжна лишь глубоко, до боли вздохнула, прикусив губу и чувствуя напряжение в ключицах.
Лучик мой солнечный, ягодка сладкая, песенка звонкая,шептала Звенимира, щекоча губами всё лицо княжны.Мне невыносимо видеть тебя печальной... Ты будто сама не своя. Ни о делах не могу думать, ни о чём-то ином... К тебе одной все мысли летят. Что мне ещё сделать, чтоб твои очи сияли, чтоб ты смеялась и радовалась, чтоб мой дом стал для тебя родным?
Ты и так всё сделала, ладушка,ласково и виновато улыбнулась Любима, укоряя себя теперь уже за то, что взволновала и огорчила супругу своими глупыми откровениями.Я счастлива с тобою, и иного мне не нужно. Ежели б не ты и не Радяна, разорвалось бы моё сердце на части... Вы с неюмой воздух и моя пища, выкровь в моих жилах!.. Не тревожься за меня, лада, я успокоюсь и справлюсь, а Радянка не даст мне затосковать. Нынче вечером, вернувшись со службы, ты увидишь меня прежнюю, настоящуюту, какой ты меня любишь.
Будь какой угодно, радость моя,вздохнула Звенимира, с грустноватой нежностью целуя Любиму в лоб.Будь такой, какой хочешь быть. Постараюсь сегодня освободиться пораньше... Надеюсь, ты не заснёшь и дождёшься меня.
Губы Любимы накрыл многообещающий поцелуй. Они вместе уложили спящую Радяну в колыбельку и ещё некоторое время провели вдвоём, а потом Звенимира отбыла по делам. У молодой градоначальницы Яснограда было очень много работы.
*
Большие княжеские приёмы Любима всегда посещала: нравилось ей плясать и петь, в пляске она чувствовала огонь в жилах и жаркий стук сердца. Забывались сомнения и неуверенность, угрызения совести и муки ревности, которые Любима всё ещё время от времени испытывала. Разумом она понимала, что это плохо, суровая Правда давно открыла ей на это глаза, но сердцу не прикажешь, не заставишь чувствовать так, как «надо».
Малые собрания с узким кругом Старших Сестёр проходили чаще, но не так пышно и весело, плясок на них не было, только угощение, ложившееся тяжестью на желудок. На них Любима скучала, потому как разговоры там велись в основном о делах государственных. А нынче её душеньке было где разгуляться: гостейтьма-тьмущая, одно блюдо сменяло другое без числа, музыка не смолкала, и каждые полчаса все поднимались из-за стола, чтоб утрясти съеденное и поразмять затёкшие руки-ноги в задорном танце. Притопы, прихлопы, дроби каблучками... Разгорячившись до огненных плит румянца на щеках, Любима дышала полной грудью и купалась в восхищённых взглядах... Да, плясать она любила и умелачто есть, то есть! То павушкой она плыла, мелко-мелко переступая ногами так, что даже подол не колыхался, то разражалась такими звучными дробями, что казалось, ещё посильнее притопнети каблуки прочь отлетят... Разошлась Любима, развернулась во всю ширь жаждущей веселья души и в пылу пляски не замечала, что одна молодая кошка, застыв на месте, уже давно не сводит с неё потрясённого, ласкового, затуманенного восторгом взора.
Ежели глянуть на эту гостью поближе, то становилось видно, что онахолостячка, только-только вошедшая в брачный возраст. Истомились и тело её, и душа в ожидании любви, а навстречутакая красавица-плясунья... Щёчки рдеют, приоткрытые губки-вишенки жарко дышат, зеленоватые омуты глаз манят томностью, изящные ножки не знают покоя, а руки гнутся лебедиными шеямикак тут не залюбоваться? Но не просто так гостья задержала взгляд на самой яркой и красивой, самой подвижной и неутомимой девушке на этом пиру... Отнюдь не из праздного любопытства. И то, что произошло в следующие мгновения, только подтвердило, что встреча этасудьбоносная.
Музыка притихла: пляска закончилась. Любима переводила дух, грудь её ещё вздымалась взбудораженно, жадными вдохами ловя воздух, а взгляд был слегка затуманен. По коже полз жар, сердце стучало громко и сильно, а гости уже расходились по своим местам, чтобы воздать должное следующему блюду. Окидывая взором трапезную палату, княжна застыла в странном, холодящем оцепенении: на неё неотрывно смотрела молодая незнакомка, которая замерла как вкопанная и не спешила возвращаться за стол. Пригожее, ясноглазое лицо было словно умелой мастерицей выточено из самого нежного и драгоценного розового мраморарешительно, изящно. Смело навстречу жёстким ветрам и опасностям смотрело оно, не дрогнув и единым мускулом, скулы и подбородок являли собою линии силы, а широко распахнутый, пристальный взгляд оттеняли красивые густые брови и пушистые ресницы. Они смягчали его, внося в хлёстко-твёрдую, мужественную лепку этих черт задумчивую мечтательность. Цвет глаз? Пылкое, приметливое к мелочам и наблюдательное девичье воображение сравнило бы его с тёплым оттенком вечернего небосклона, озарённого летним закатомтихим и ясным, полным ласкового ожидания. В светлых волнистых прядях, ниспадавших на плечи, золотилась солнечная рожь, и озябшие пальцы немедленно согрелись бы их шелковистым, обволакивающим теплом. Но отчего руки Любимы сковала эта зябкость?.. Отчего кровь словно загустела, почему так трудно ей стало течь по жилам, будто реке под зимним панцирем льда? Что случилось с ногами, которые приросли к месту, не в силах сделать и шага?..
Губы незнакомки приоткрылись и шевельнулись, но слетели с них не слова, а тёплый ветерок, беззвучно коснувшийся сердца княжны. Его будто мягкая ладонь нежно погладила, и оно бухнуло мощно один раз, а потом зачастило, забилось быстрее крыльев маленькой птахи. Слишком мало воздуха!.. А уста онемели, и Любима не могла даже на помощь позвать. Закачалась палата вокруг неё вместе со всеми столами, ломящимися от яств, с жующими и беседующими гостями, которым дела не было до того, что творилось с княжной... Кто-то смеялся, кто-то спорил, но ни единая живая душа не замечала, что Любима вот-вот упадёт замертво.
Нет, одна душа всё-таки виделадуша этой незнакомки, один взгляд которой натворил столько бед. Её длинные и сильные ноги, обутые в чёрные, расшитые жемчугом сапоги, наконец-то оторвались от пола и сделали несколько спешных широких шагов...
Пелена бубенцового звона медленно сползала с головы, и прояснившимся взглядом Любима обвела вокруг, силясь понять, что с ней не так. Тело обмякло и ослабело, но его держали на весу крепкие руки, не давая ему упасть. И ясные вечерние очиошеломительно близко, до жарких мурашек, до щекотного смеха под потрясённым сердцем... Приоткрытые губы будто собирались или что-то вымолвить, или поцеловать Любиму. Княжна приподняла руку, но на полпути нерешительно застыла.
Ладушка... Коснись меня, не бойся,сказала незнакомка негромко и ласково.
Пальцы Любимы дотронулись до сияющих прядей. Ржаные колоски обычно кололись, а эти крупные кудри мягко обволакивали руку, ласкались к коже, будто целовали её. «Ладушка»...
Почему ты так называешь меня?Любима неумолимо проваливалась в умиротворяющую глубь летнего заката в очах женщины-кошки.
Потому что ты и есть моя лада долгожданная,ответила та ещё тише, ещё проникновеннее и нежнее.
По мановению чьей-то властной руки музыка смолкла, и рядом послышался радостный, торжественный голос матушки:
Ну, вот и свершилось... Нашла наша Любима свою суженую.
А княжна смотрела и не верила глазам: рядом стояла одна княгиня Лесияра, а на руках её держала втораятолько моложе, без снега седины в волосах. Сходство молнией поразило её сердце, и Любима переводила ошеломлённый взор с одного лица на другое. Её ноги ощутили пол: кошка бережно поставила её, поддерживая под руку с готовностью снова подхватить в любой миг.
Ну что ж, Звенимира, я счастлива, что всё так сложилось,сказала родительница.И рада, что именно с тобой судьба свела мою дочь. Лучшей избранницы для неё и не выискать.
Матушка была довольна, хоть в глубине её зрачков и мерцала ласковая грустинка: выросла дочурка... Вот уже и невестой стала.
Несмотря на молодой возраст, Звенимира уже носила титул Старшей Сестры и занимала не по годам высокий поступравляла новым городом Ясноградом. На эту должность Звенимиру выдвинула советница Лесияры Ружана: молодая кошка была дочерью её старинной подруги, недавно отошедшей в тихорощенский чертог покоя.
До меня доходят лестные отзывы о твоей службе, Звенимира,проговорила матушка.Значит, не зря мы с Ружаной отдали тебе в управление Ясноград. Ну, поглядим, как дальше будешь справляться.
Служу Белым горам и тебе, государыня, со всем усердием,с поклоном отозвалась ясноокая градоначальница.
Поздравляю тебя, Любимушка,с улыбкой добавила Ждана, стоявшая под руку с супругой.
А Любима, слушая все эти речи, пыталась разобраться, что же такое свалилось ей на плечи и в сердце. Оно было слишком огромным, ослепительным и неяснымбудто княжна само солнце силилась охватить объятиями, а оно жгло и наполняло глаза слезами потрясения и растерянности. Суженая... Это слово растекалось горьковатым мёдом на языке, обдавало мятным холодком новой жизни и грядущих перемен, ещё слишком смутно очерченных, чтобы Любима могла в полной мере понять, чем всё это для неё обернётся.
Брачный сговор состоялся незамедлительно, прямо на этом пиру, в присутствии множества свидетелей-гостей. Любима, стоя рядом с красавицей-кошкойносительницей солнечно-ржаной гривы кудрей, сердцем чувствовала: это она, та самая, и другойне надо. Проступало это осознание ещё туманно, будто бы всплывая из мутной воды, и княжна спрашивала золотистое пространство под сводами потолка: так и надо? Всё правильно? Она искала подтверждение в глазах матушки Лесияры, и в их глубине ей мягко сиял ласковый ответ: «Да, родная. Ты выросла. И ты вступаешь в новую жизнь».
Под конец пира, когда уже начало темнеть, княгиня предложила наречённым прогуляться в саду и пообщаться с глазу на глаз, дабы получше узнать друг друга. Вся огнедышащая, непобедимая уверенность, с которой Любима ещё недавно отплясывала посреди трапезной, улетучилась к чистому вечернему небу, с цветом которого сливались глаза её новообретённой избранницы. Они шагали рядом по садовой дорожке, и звёзды плыли в промежутках между древесных крон.
Отчего ты примолкла, милая?замедлив шаг, спросила Звенимира.Робеешь? Не надо... Не бойся, голубка, взгляни на меня!
А княжна ощущала себя не лёгкой пташкой-попрыгуньей, превосходившей всех в искусстве пляски, а огромной, неповоротливой медведицей. Вместо приятных, умных и ласковых слов эта зверюга могла только нечленораздельно реветь. Внезапно отупев и безнадёжно растеряв дар речи где-то в садовых сумерках, Любима только улыбнулась невпопад, а женщина-кошка осторожно и нежно коснулась ямочек на её щеках.
Какая ты светлая... Как солнечный лучик. Когда я увидела, как ты пляшешь, я сразу поняла: вот оно, моё счастье. Огонёк жаркий, который согревает сердце...
Мучительный жар вдруг прилил к щекам княжны. А заслужила ли она эти добрые, тёплые, хвалебные слова? Что хорошего разглядела в ней Звенимира? Неужто оно и впрямь в ней есть? Сумеречный ветерок холодил намокшие глаза, и Любима спрятала взгляд, опустив его долу: где-то среди цветов ползали букашки, и она старалась их разглядетьдо светлых точек перед глазами и изнурительной ряби.
Ты совсем меня не знаешь, а уже превозносишь мои добродетели,глуховато проронила она. И внутренне поморщилась: ох и неудачно прозвучал голос, так некстати охрипнув!.. Разве может он ласкать слух и чаровать? Рык звериный, а не речь человеческая...
Звенимира рассмеяласьбудто бархат мягкими складками раскидывался, а из них сыпались переливчатые жемчуга. «Учись, как надо свой голос преподносить!»попеняла себе с досадой Любима, а сердце затерялось в этом бархате и наполнилось странной и нежной слабостью.
Вижу тебя в первый раз, а как будто сто лет знаю,сказала женщина-кошка, мерцая в сумерках росинками-искорками в зрачках.Не ищи в моих словах лести: говорю то, что чувствую.И, окинув взглядом погружённый в синюю мглу сад, вздохнула полной грудью:Хорошо тут... Но во сто крат прекраснее гулять здесь с тобою. Пройдёмся ещё!
Густела небесная синева, приближаясь оттенком к ночному мраку, всё отчётливее и острее проступали блёстки далёких звёзд. Колыхался и вздыхал шатёр яблоневых и кленовых крон над их головами, и с каждым шагом способность соображать возвращалась к Любиме. Всё время молчать и улыбатьсяглупо, нужно было о чём-то беседовать; понемногу вспомнила княжна, что она вовсе не пустоголовая егоза, знающая толк только в плясках да в украшениях и нарядах. Ведь бывали в её руках и умные книги из княжеской библиотеки, учила она еладийский язык и читала на нём драмы, комедии и трагедии старинных писателей того жаркого приморского края. Глядя на звёзды, припоминала она труды по астрономии. Очерчивая в небе пальчиком созвездия, она называла их; даже откопала в памяти, как высчитывать по звёздам своё местоположение.
О, да с тобой и в море не пропадёшь,с теплотой в голосе улыбнулась Звенимира.Знатным кормчим могла бы стать, коли б захотела!
В учёности она не уступала Любиме, а скорее всего, и превосходила её. Княжна чувствовала это в её речах, разумных и содержательных, но Звенимира вовсе не старалась хвалиться этим превосходством. Она могла поддержать разговор в любой области знаний, и суждения её звучали взвешенно и глубоко. Если ей случалось возражать княжне, то она старалась делать это мягко, дабы не обидеть и не смутить собеседницу.
Кажется, мы загулялись,молвила она наконец, сияя Любиме нежным взглядом сквозь толщу сумрака.Не хватились ли нас во дворце?..
Её статная золотоволосая фигура, озарённая звёздным светом, чаровала и манила княжну, а сходство с матушкой завораживало до пронзительной дрожи в груди. У Звенимиры было всё, чтобы пленять сердца и завладевать девичьими помыслами: и яркая, притягательная наружность, и ум, и тёплый внутренний свет, на который хотелось лететь бабочкой... Но, ежели продолжить и развить это сравнение, свет сей не обжигал нежных крылышек, он мягко грел и пробуждал в душе ответные движения, искренние и чистые.
Мне не хочется возвращаться,призналась Любима, находясь под действием лёгкого и искристого хмеля, от которого ноги чуть подкашивались, но ступали легко, будто по облакам.
И мне...Звенимира завладела руками княжны и чуть сжала ихосторожно, будто крошечных хрупких птичек.
Они стояли на краю: ещё один шаг навстречу друг другуи случится что-то сладкое, волнующее, жутковато-прекрасное... Шаги они уже не будут прежними, их души и сердца навек изменятся, озарённые и преображённые зарождающимся чувством. Но Звенимира медлиланаверно, не хотела напугать Любиму или смутить её слишком быстрым сближением.
Всему своё время, горлинка,сказала она, выпуская руки княжны и мягко беря её под локоток.Мы с тобою уже обещаны друг другувсё самое прекрасное у нас ещё впереди. Предвкушать этоне меньшее наслаждение, чем заполучить. Если не большее...
Они под руку неспешно зашагали к дворцу. Прохлада крепчала, становилась острее и пронзительнее, отрезвляя и возвращая с небес на землю, и Любиму вдруг охватила тревога. Проснулось это чувство писклявым комариком, потом выросло до бубенца, а потом натянулось через душу струной. Переступив порог трапезной и увидев матушку Лесияру, Любима ощутила отчаянное желание кинуться к ней в объятия. Она наконец поняла, что её так встревожило: впереди маячило расставание с родительским домом. Не станет ли матушка, отпустив княжну к супруге, любить её меньше? Не позабудет ли о ней в череде забот и государственных дел? Не завладеют ли Ждана и Златослава её сердцем полностью?
Опять это собственническое чувство... Любима нахмурилась, а призрак Правды хмыкнул: «Что за глупости ты выдумываешь? Приковала себя к матушке цепями, чем и создала себе повод для страданий. Дитё, как есть дитё. Может, тебе ещё грудь дать? Давай, взрослей уже!»