Последовала долгая пауза. Затем Сэм отступил на шаг и крикнул:
Шла бы ты домой, слышишь? Не то у тебя будут проблемы. Большие проблемы, Мэри, и умчался туда, откуда пришел, расталкивая туристов, которые, как стервятники падалью, наслаждались буйным местным колоритом.
Мэри повернулась к Томуона выглядела такой напуганной, что на нее было больно смотреть, и сказала, что ей, пожалуй, лучше уйти. Том какое-то время смотрел на нее, а потом впервые заговорил:
Ты его любишь?
Смотря в такие глаза, как у него, нельзя было соврать даже при всем желании. Если такому соврать, то, казалось, сломается что-то внутри тебя.
Она тихо-тихо ответила:
Нет, и, так же тихо заплакав, взяла Билли за руку и медленно двинулась через площадь.
Том собрал вещи и отправился в бар Джека. Я пошел следом и выпил с ним пива, но мне нужно было возвращаться в магазин, а Том так и остался сидеть, будто взведенный курок, молчаливый и натянутый, как струна. Где-то на глубине, под спокойной поверхностью, что-то бушевало. Что-то, чего я был бы рад никогда не видеть.
Примерно через час начался обеденный перерыв, и, как только я вышел из магазина, в меня кто-то врезался сзади, чуть не сбив с ног. Это оказался Билли. На лице у него виднелся огромный синяк, а сам глаз явно заплывал.
Тогда я сделал единственное, что оставалось сделать в этом случае. Я взял мальчика за руку и отвел в бар, чувствуя, как злость подступает к самому горлу. Когда Билли увидел Тома, то подбежал к нему, и тот взял его на руки. Затем Том посмотрел на меня через его плечо, и я ощутил, как мой гнев полностью меркнет перед такой яростью, какой во мне просто не могло возникнуть физически. Я пытался подобрать слова, чтобы описать эту ярость, но, казалось, это можно было сделать лишь средствами какого-то другого языка. Могу сказать лишь, что мне хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, и я, стоя перед этим незнакомцем в черном пальто, ощутил настоящий холод.
Спустя несколько мгновений Том уже прижимал мальчонку к себе и тихо бормотал ему слова, которые, как я думал, были известны одним только матерям. Он вытер ему слезы и осмотрел глаз, а затем поднялся со стула, улыбнулся и сказал:
Думаю, нам пора немного порисовать, что скажешь? и, взяв Билли за руку, подхватил свою коробку с мелками и вышел на площадь.
Не знаю, сколько раз в тот день я выглядывал на них в окно. Они сидели бок о бок прямо на брусчатке, и ручонка Билли обхватывала палец Тома, а тот рисовал свои меловые рисунки. Время от времени мальчик тянул руку и добавлял что-нибудь свое, и Том улыбался и что-то говорил, отчего журчащий смех Билли разливался по всей площади. В магазине в тот день был такой наплыв, что я оказался буквально прикован к прилавку, но по количеству столпившихся на площади могу сказать, что Том вкладывал в свой рисунок значительную частичку себя и Билли, наверное, тоже.
Устроить перерыв мне удалось только часа в четыре. Пройдя под палящим солнцем по забитой людьми площади, я протолкнулся туда, где эти двое сидели с банками колы. А когда я увидел их рисунок, у меня отвисла челюсть и понадобилось минут пять, прежде чем я сумел вернуть ее на место.
Да, это была кошка, но не совсем обычная. Это был тигр в натуральную величину. Не помню, чтобы Том до этого рисовал что-нибудь такое крупное, и пока я стоял там под солнцем, пытаясь совладать со своими мыслями, мне почти показалось, что он был трехмернымсовсем как настоящий зверь, с впалым животом и будто бы переливающимся цветами хвостом. А Том, вырисовывая глаза тигра, выглядел таким сосредоточенным, что был сам на себя не похожобычно он работал с самым спокойным выражением лица. Так прямо на моих глазах появилась оскаленная тигриная морда. И я видел, что он не просто вкладывал в свое дело частичку себя. Он работал в полную силу, отдавая себя всего и погружаясь еще глубже, чтобы набрать кровавые горсти и вынести их наружу. Тигр источал всю ту ярость, что я видел в глазах его создателяи даже больше. И, как и его любовь к Рэйчел, эта ярость, казалось, была так велика, что ее не мог постичь кто-либо другой. Он изливал ее, облекая в форму стройного и кровожадного зверя, в котором начинала биться жизнь прямо перед нами, на этих камнях. А окрашиваясь в странные фиолетовые, голубые и красные цвета, он казался еще более живым.
Я наблюдал, с какой остервенелостью он творил и как мальчик время от времени ему помогал, добавляя штрих то там, то сям, и начинал понимать, что Том имел в виду в тот вечер, пару недель назад. Тогда он сказал, что просто нарисовал того мужчину, который доставил ему такую нестерпимую боль. Тогда, как и сейчас, он, должно быть, достиг того, что вы, наверное, назвали бы каким-нибудь «катарсисом». И помогло ему в этом его умение обращаться с мелками: он вытащил боль, что мучила его изнутри, и пригвоздил ее к чему-то твердому, к тому, от чего он мог уйти. Теперь он помогал мальчику сделать то же самое, и тот уже выглядел лучше: подбитый глаз был едва заметен при широкой улыбке, которая появлялась на его лице, когда Билли смотрел, как огромная кошка оживала прямо перед ним.
Мы все стояли и смотрели, как в какой-нибудь старой истории, где простому люду встречался незнакомый волшебник. Когда хвалишь чужую работу, всегда кажется, будто отдаешь частичку себя. Поэтому это часто делается с некоторой неохотой, но в тот день наше восхищение больше напоминало теплый ветерок. Бывает, что понимаешь: происходит что-то особенное, что-то, чего никогда не увидишь снова, что-то, на что никак не можешь повлиятьи остается просто смотреть.
Через некоторое время мне, правда, пришлось вернуться в магазин, хоть мне этого жутко не хотелось, да и Джон был хорошим парнишкой. Сейчас он, конечно, женат, но в то время думал только о девицах, и надолго оставлять его одного в часы такой суеты я не мог.
Тем временем этот долгий жаркий день подходил к концу. Я не закрывал магазин до восьми, пока не стало темнеть и площадь не опустелатуристы разошлись подписывать открытки и проверять, не запрятали ли мы где-нибудь хоть один, пусть даже крошечный «Макдоналдс». Мэри, наверное, уже достаточно натерпелась дома и сейчас догадалась, куда делся Билли и что здесь ему было безопаснее, чем где бы то ни было. И в этом она, пожалуй, была права.
Том и Билли закончили рисовать и уже некоторое время просто сидели. Том о чем-то рассказывал. Затем они поднялись, и мальчик медленно пошел к углу площади, пару раз оглянувшись, чтобы помахать Тому рукой. Тот смотрел ему вслед, а когда Билли скрылся, художник постоял еще немного, опустив голову, точно огромная черная статуя в сгущающейся тьме. Вид у него был довольно пугающий, и, скажу честно, я очень обрадовался, когда он наконец сдвинулся с места и зашагал в сторону бара. Я выбежал, чтобы догнать его, и поравнялся с Томом, как раз когда он проходил мимо рисунка. И тогда мне пришлось остановиться. Я просто не мог одновременно двигаться и смотреть на то, что предстало передо мной.
Рисунок, полностью законченный, выглядел каким-то неземным и, думаю, именно таким он и был. Даже не надеюсь, что сумею описать его словами, пусть за последние десять лет и видел его много раз во сне. Его нужно было видеть самому, присутствовать там в тот летний вечер, знать, что там происходило. Иначе вам покажется, будто это просто рисунок.
Тигр получился жутко страшным. Таким злым и голодным, что, ей-богу, не знаю, что и сказать: он выглядел так, словно вышел из темнейших уголков людского сознания. Боль, ярость и жаждущая мести ненависть были пригвождены к этим камням и выставлены напоказа я просто стоял и содрогался в сыром вечернем воздухе.
Мы нарисовали ему рисунок, тихо проговорил Том.
Ага, признал я и кивнул. Как я уже говорил, мне известно слово «катарсис», и я думал, что понимал, о чем говорил Том. Но смотреть на это еще хоть минуту мне совсем не хотелось. Может, по пиву, а?
Буря внутри Тома продолжала бушевать. Я это видел: в нем бурлили эмоции, рвущиеся наружу, но тучи, как мне казалось, готовились разойтись, и сам я был этому только рад.
Мы медленно пошли в бар, где выпили по паре бокалов и посмотрели, как другие играют в бильярд. Том выглядел довольно усталым, хоть и все еще встревоженным, и я немного расслабился. Ближе к одиннадцати большинство посетителей стало расходиться, и я удивился, увидев, что Том заказал еще пива. Мы с Питом и Недом оставались в баре, и Джек, конечно, тоже, хотя мы и понимали, что наши любимые жены этого не одобряли. Нам просто казалось, что еще не время уходить. Снаружи стало уже достаточно темно, и лишь благодаря луне создавалось ощущение, что площадь была погружена в сумерки, а из окон бара на улицу лился теплый свет.
Позднее, около полуночи, случилось то, после чего, наверное, ни для кого из нас мир не останется прежним. Я говорю это так, будто был один, хотя на самом деле там находились мы все и все это запомнили.
Внезапно снаружи послышалось завывание, а затем приглушенный плачон приближался. Том тут же вскочил на ноги и выглянул в окно, будто ждал, что это случится. Мы увидели, как через площадь бежал маленький Биллипо его лицу текла кровь. Некоторые из нас бросились к двери, но Том крикнул, чтобы все оставались в баре, и нас словно пригвоздило к нашим местам. Сам же он вышел наружу. Мальчик, увидев его, подбежал, и Том укрыл его плащом, крепко прижав к себе. Но внутрь он не возвращался. Просто стоял и словно бы чего-то ждал.
Теперь, когда рассказывают о тишине, часто несут всякую чушь. Я, если выпадает время, читаю романыв них, бывает, натыкаешься на фразочки типа «время замерло» и думаешь: ну и бред! Поэтому скажу только, что в ту минуту мне показалось, будто все, что есть в этом мире, затаило дыхание. Не было ни ветра, ни движения. Спокойствие и тишина казались не просто осязаемымиони словно были всем, что когда-либо было и когда-либо будет.
Мы ощутили слабую красноватую пульсацию, будто источавшую насилие, которая исходила с дальнего конца площадии только затем увидели там человека. Это был Сэмон брел, размахивая бутылкой, словно флагом, и ругался на чем свет стоит. Сначала он не заметил Тома и Билли, стоявших с противоположной стороны фонтана, и, пошатываясь, остановился, но затем принялся кричать. Грубые звуки его голоса, казалось, врезались в тишину, но вместо того, чтобы разрушить ее, разбивались сами. Затем он рванул поперек площадии если разум человека мог быть всецело поглощен мыслями об убийстве, то именно таким человеком был в ту минуту Сэм МакНилл. Он выглядел так, будто вышел в тот вечер без души. Мне хотелось крикнуть Тому, чтобы он убирался оттуда, зашел внутрь, но слова застряли в горле и мы просто стояли как вкопанные, вцепившись в барную стойку так, что побелели костяшки пальцев. Мы смотрели, широко разинув рты. Том оставался на месте и наблюдал, как Сэм подходил к нему, все приближаясь, уже достигнув того места, где художник обычно рисовал. А мы словно смотрели из окна на что-то произошедшее давным-давно и в другом месте, и чем ближе подходил Сэм, тем больше мне становилось за него страшно.
Тогда-то Сэм и замер на местеи заскользил вперед, как в каком-нибудь детском мультике, а крик его затих в надорванном горле. Широко распахнув глаза и нелепо округлив рот, он уставился на землю перед собой. А потом завопил.
Он кричал высоко и пронзительно, как женщина, и я, видя, как эти звуки исходят из горла такого здорового мужика, ощутил, как меня пробирает страх. Сэм задергался и попытался пятиться назад, но не сдвинулся с места.
Его движения стали ясны примерно в тот же момент, когда крики ужаса сменились воплями агонии: он пытался высвободить ногу, которой что-то мешало.
Вдруг он словно припал на одно колено, тогда как вторая нога осталась торчать сзади. Затем запрокинул голову и завопил в темное небо. Тогда-то мы увидели его лицоя не забуду его до самой смерти. Это было лицо из первобытных времен, лицо, отражавшее самые древние страхи и кошмары. Лицо, которое никто не хотел бы примерить на себяособенно оставшись ночью в темноте, где нет никого вокруг, лишь что-то, таящееся под кроватью
Затем Сэм упал лицом вниз, выкрутив ногуи продолжая дергаться, кричать и цепляться руками за землю, срывая с пальцев ногти и истекая кровью. Может, это была игра света или у меня заискрилось в глазахведь страх сковал меня так, что я не мог и моргнуть, но по мере того, как ослабевали его дерганья, его было все труднее разглядеть. А чем крепче задувал ветер, тем сильнее с ним сливались его крики. Но он продолжал извиваться и стонать, пока вдруг не раздался отвратительный треск, с которым все стихлои движения, и звуки.
Наши головы, будто привязанные к одной нити, разом повернулись в сторону Тома, и мы увидели, что он стоял все там же в своем развевающемся плаще. Он держал руку на плече Билли, и еще рядом откуда-то появилась Мэри. Она рыдала, уткнувшись ему в плащ, а он приобнимал ее второй рукой.
Не знаю, сколько мы их так разглядывали, но затем все повскакивали с мест и высыпали наружу. Пит и Нед побежали к Тому, а мы с Джеком направились к месту, куда упал Сэм. Мы смотрели туда и, честно вам скажу, теперь вся моя жизнь с того момента кажется мне наклонной линией, тянущейся от него, как от пика.
Перед нами был нарисованный мелками тигр. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, у меня мурашки по коже ползают и такое ощущение, будто кто-то пробил в груди дыру и засыпал в нее целый галлон ледяной воды. Но я вот что скажу: Джек тоже там был, и он знает, что мы там видели, а чего не видели.
Но кого мы не увидели, так это Сэма МакНилла. Его там просто не было. Зато был рисунок тигра, сделанный фиолетовыми и зелеными мелками, уже немного истершийся. А красная пасть зверя теперь стала намного больше, чем была днем, и я уверен, что если бы кто-то из нас осмелился протянуть к ней руку и дотронуться, она оказалась бы теплой.
Но вот что рассказывать труднее всего: днем, когда мы с Джеком видели этого тигра, он был худым и жилистым, а ночью, я готов поклясться, он выглядел вовсе не таким. Зверь, на которого мы с Джеком смотрели в тот момент, был пузатым.
Через некоторое время я поднял взгляд и посмотрел на Тома. Он по-прежнему стоял рядом с Мэри и Билли, но они уже перестали плакать. Мэри прижимала к себе Билли так крепко, что тот покряхтывал, а лицо Тома, спокойное и живое, кривилось в улыбке. И в тот момент небо раскрылось впервые за несколько месяцев, и по площади застучал прохладный дождь. Цвета у меня под ногами начали линять, а линии стали терять четкость. Мы с Джеком стояли и смотрели, пока перед нами не остались лишь цветные лужицы, лишившиеся теперь всякого смысла. Тогда мы медленно двинулись к остальным, даже не взглянув на валяющуюся на земле бутылку. Мы еще долго простояли там, под дождемлицом другу к другу и не говоря ни слова.
С тех пор прошло десять лет или около того. Мэри спустя какое-то время забрала Билли домой, и они еще обернулись, чтобы помахать нам на прощание, прежде чем свернуть за угол. Порезы на лице Билли очень скоро зажили, и теперь он вполне хорош собойсильно похож на отца и уже грезит о машинах. Время от времени помогает мне в магазине. Его мать с тех пор не постарела ни на день и выглядит просто чудесно. Замуж больше не выходила, но, похоже, она вполне счастлива и без этого.
Мы с друзьями просто пожелали друг другу спокойной ночи. Больше ничего сказать мы не могли, да, может, и говорить уже было нечего. После этого разошлись по домам, к своим женам. Том коротко мне улыбнулся, а потом свернул на свою дорогу. Мне хотелось увязаться за ним, что-то ему сказать, но в итоге я остался на месте смотреть ему вслед. Таким я и буду помнить его всю свою жизньименно в тот момент у него в глазах мелькнула искра, по которой я понял, что старая боль поднялась откуда-то из глубины его души и растворилась без следа.
Он ушел и с тех пор никто его не видел, а прошло, как я уже сказал, около десяти лет. На следующее утро он не вышел рисовать на площади, не заглянул выпить пива в баресловно художника никогда и не существовало. Его просто не было. Осталась только пустота в наших сердцахдаже забавно, какой сильной могла оказаться тоска по столь тихому человеку.
Мы, конечно, все остались здесь. Джек, Нед, Пит и ребята, все такие же, как всегда, только немного старше и седее. У Пита умерла жена, Нед бросил работу, но в целом все идет по-прежнему. Каждое лето приезжают туристы, а мы сидим за стойкой, пьем холодное пиво и треплемся о спорте, семье и о том, как мир катится к чертям. Иногда мы сдвигаемся поближе и вспоминаем ту ночь, рисунки и кошек, и самого тихого человека, которого мы знали в своей жизни, гадали, где он теперь, чем занимается. А в глубине холодильника у нас уже десять лет стоял блок из шести бутылокэто для Тома, если он вдруг зайдет сюда и сядет с нами за стойку.
[1991]Рэмси КэмпбеллСхоже во всех языках
Антология Best New Horror 2 оказалась единственной моей книгой, которая подверглась цензуре со стороны издателя. Рэмси и я выбрали будоражащий рассказ Роберты Лэннес о серийном убийце Apostate in Denim, который был опубликован в первом номере журнала Iniquities, и договорились о его включении в антологию. Однако когда мы принесли Робинсону рукопись рассказа, то кое-кто в компании был решительно против включения этого произведения в книгу. Несмотря на все наши протесты (как может жанровый рассказ быть «слишком пугающим»?), рассказ не включили в книгу. Но, по крайней мере, Роберта с пониманием отнеслась к ситуации и впоследствии она включила этот рассказ в свой сборник The Mirror of Night.