Вздохнув, опять наткнувшись на стену, я проводила Лину взглядом и вернулась в комнату, с нетерпением ожидая, когда меня уже уложат в гроб и вынесут в зал прощаний.
Ждать пришлось до четырёх часов. Приведя полностью в порядок и переодев в свадебное платье, моё тело положили в гроб и сложили на груди руки. После чего вынесли его в зал, где планировалась церемония прощания, и поставили на постамент.
Оглядываясь по сторонам, я увидела море цветов и с грустью подумала, что, наверное, это заслуга Лины, потому что сестра знала о моём желании украсить свадебный зал огромными букетами. "Но кто же знал, что будет не свадьба, а похороны, и платье я одену не то, которое хотел жених, а то, о котором сама когда-то мечтала. Вот так живёшь, строишь планы, а потом... Так глупо и больно для всех заканчивается".
Наблюдая за последними приготовлениями зала, я не сводила взгляда с дверей, ожидая родных и желая наконец-то побыть с ними хоть немного и одновременно с этим, с ужасом представляла, насколько это будет тяжело и больно.
Однако оказалось, что это не просто тяжело, а невыносимо болезненно и тоскливо. Когда в зал вошла сестра, под руку с папой, а следом за ними Андрик, и сели на стулья возле гроба, я изо всех сил старалась держаться, но слёзы мимо воли потекли по лицу. В глазах Лины читалась такая скорбь и апатия к жизни, что меня начала пробирать дрожь. С каждой секундой всё больше охватывала паника и страх за сестру, что она это не переживёт, и паря возле неё, я не единожды пыталась докричаться до неё или прикоснуться. Но всё было бесполезно.
Паря между родными и женихом, я бессильно на всё взирала, не в силах уже переносить то отчаяние, которое исходило от родных. "Я так хотела побыть с ним, а теперь... Им больно, мне больно, и эта безвыходность убивает. Переносить это нет сил".
В конце концов зависнув возле тела, я повернулась к родным спиной, чтобы хотя бы не видеть их глаз и того горя, что в них читалось.
Неожиданно Лина глухо произнесла:
-Ты прав Андрей, это я виновата. Не надо было Эву оставлять в салоне. Будь я с ней, то удержала бы и не дала упасть. И я виновата, что уговорила Эву купить те сапожки на шпильке. Мне всегда хотелось, чтобы мы с сестричкой выглядели по последней моде, а она ведь не особо любила все это...
-Не смей винить себя! - испуганно вскрикнула я и метнулась к сестре. "Что это значит? Лина признаёт правоту Андрика? Да в жизни такого не случалось! И выходит, что он обвинил её в чём-то? Нет! Только не это! Не мог он так поступить с моей сестричкой!".
-Ты не меньше меня диктовала волю Эве, поэтому надеюсь, что больше не будешь выдвигать обвинений в мой адрес, - вяло ответил мой жених.
-Хватит, - тихо произнёс отец. - Нет больше сил выслушивать ваши взаимные обвинения. Эву это не вернёт. Проявите уважение к ней и замолчите. И никто из вас никогда ей не диктовал свою волю. Вы глупцы. Она просто шла вам на встречу, до тех пор, пока считала это возможным.
-Да, шла, - пробормотала Лина и по её лицу снова потекли крупные слёзы, а потом она начала громко всхлипывать и разрыдалась в голос.
На меня обрушилась новая волна боли, и я опять заметалась между близкими, особенно сильно переживая за моральное состояние сестры. "Чтобы там не случилось, раз она признала перед Андреем, что неправа, значит дело совсем плохо".
-Ну всё-всё, моя хорошая, - папа поднялся со стула и подойдя к Лине, прижал её к себе и начал гладить по голове. - Не рви себе душу. Нельзя так, доченька. Держись. Одна ты у меня осталась, и я не могу смотреть на всё это.
-Пааапааа, простиии, - она завыла и уткнулась отцу в бок, цепляясь руками за его пиджак.
-Шшш, не за что просить прощения, - ласково сказал он и бросил грозный взгляд на Андрика.
"Ох, не нравится мне это. Выходит, пока я здесь маюсь, Лина с Андриком успели в очередной раз поссориться. И сегодняшний спор насчёт платья - это лишь отголоски ссоры, произошедшей до этого" - мне стало страшно, когда я представила, что они могли друг другу наговорить.
-Знаешь, поехали домой, - папа обнял Лину за плечи и попытался поднять со стула. - Тебе надо хоть немного поспать. Завтра ещё похороны, а ты уже больше суток на ногах...
-Я не брошу Эву одну, - сквозь слёзы пробормотала Лина и отрицательно замотала головой.
-Нет, моя хорошая, тебе надо хоть немного отдохнуть, - твёрдо произнёс отец. - Поспишь хоть пару и часов и мы снова сюда вернёмся...
-Лина, я пока побуду с Эвой, - сказал Андрей и, скорбно посмотрев на меня, перевёл взгляд на сестру. - И давай забудем все разногласия. Как бы там ни было, мы оба её любили.
-Да, любили, - прошептала сестра.
-Езжай, отдохни хоть немного, как советует отец, - порекомендовал мой жених.
Лина уже казалось, после истерики, впала в ступор и никого не слышит. Тяжело вздохнув, папа поднял её со стола и повёл к выходу. А я, сколько позволялась, летела за ними, испытывая к отцу благодарность, что он увёл сестру, а затем вернулась назад.
Оставшись наедине с Андриком, я зависла перед ним, вспоминая, как была счастлива. И какие планы строила на нашу жизнь. Вглядываясь в его глаза, полные слёз, я сама рыдала, оплакивая ту жизнь, которой уже не будет - детей, которых могла бы родить, минуты радости и счастья, которые мы мог ли бы друг другу подарить и всё то хорошее, что у нас должно было произойти, но по моей глупой неуклюжести так оборвалось.
Лишь к утру я смогла взять себя в руки. На рассвете, Андрей, не сомкнувший глаз и, измучавшийся за ночь, уехал домой и я, паря возле гроба, радовалась, что Лины так и не появилась. "Значит, её смогли уложить спать. Это хорошо. И папа, соответственно, отдохнёт", - думала я. "Наверное, это была самая тяжёлая ночь в моей жизни, и осталось только пережить похороны", - я надеждой, что все хоть немного примирятся с моей смертью, я парила над гробом.
Однако сами похороны дались ещё хуже. Когда спустя пару часов после отъезда Андрея, Лина с отцом вернулись в похоронное агентство, и я увидела насколько она бледна, то поняла, что сестричка, скорее всего, так и не сомкнула глаз и уже походила на бледную тень когда-то уверенной и весёлой Лины. Заглядывая ей в глаза, я испытывала ужас, потому что они больше ничего не отображали. Слёзы иссякли, и пустота в них пугала до дрожи.
"Лучше бы она плакала. Нельзя, чтобы она замыкалась в себе. Нужно хоть как-то вывести её ступора. Надеюсь, что когда начнётся служба, Лина сможет выплеснуть своё горе", - витая вокруг сестры, я смотрела на собирающихся в зале людей и, надеясь, что хоть кто-то сможет достучаться до моей сестрички и не дать ей уйти полностью в себя.
А людей собиралось всё больше. Зал уже с трудом вмещал всех, и многие стояли. Среди этой толпы некоторых я вообще не знала, с некоторыми была плохо знакома, а некоторых не видела уже много лет. И я никак не ожидала, что явятся не только мои одногруппники по университету, но и почти весь класс со школы.
Паря над людьми, и заглядывая некоторым в глаза, я видела, что слёзы многих искренни и надеялась, что те тёплые слова, что говорят отцу, вернувшемуся Андрею, а главное - сестричке, смогут её утешить и принесут облегчение. Но Лину уже ничего не трогало.
Пока прощались, говорили добрые слова обо мне, батюшка проводил церемонию отпевания, Лина безучастно смотрела на всех и молчала. А потом с таким же выражением лица пошла следом за похоронным катафалком, опираясь на руку отца.
"Господи, а тут ещё и погода, хуже не придумаешь", - с тоской наблюдая за сестрой, я бросала взгляды в хмурое небо, затянутое тяжёлыми свинцовыми тучами. "Если бы хоть солнышко светило, может, всем было бы легче. А в такую погоду депрессия ещё больше охватывает".
На кладбище гроб с телом поставили возле могилы, и снова открыв его, позволили близким попрощаться в последний раз, и тут мне уже захотелось выть от тоски. Если папа с Андриком всё же пытались сдерживать себя, по Лину пришлось чуть не силой оттаскивать от гроба, а больше всего пугало то, что она так ни разу не заплакала и не вымолвила даже звука.
Когда гроб опустили в землю, и на его крышку упали первые горсти земли, я уже хотела, чтобы это поскорее закончилось. Смотреть на страдания родных совсем не находилось уже сил, а беспомощность и невозможность их успокоить причиняли невыносимые страдания. "Не могу я больше. Необходимо побыть хоть немного одной. Хоть чуть-чуть, иначе я сойду с ума", - тоскливо подумала я, боясь, что прощание затянется.
Однако, к моему счастью, начал идти мокрый снег, а к моменту, когда могилу засыпали, вкопали крест и уставили всё венками, крупные хлопья уже валили сплошной стеной, засыпая всё вокруг и люди начала расходиться.
"Надеюсь, когда связь с телом оборвётся, и я направлюсь домой, Лина хоть немного придёт в себя", - с надеждой думала я, глядя вслед отцу и Андрею, уводящему сестричку к машине. Но тут в голову пришла ещё одна мысль и я замерла: "Хм, старик говорил, что потом я девять дней буду привязана к дому. А к какому дому? У меня-то их два! Отцовский, и наша с Линой квартира. Сестричка сейчас будет скорее всего у папы, а я могу оказаться в квартире... Ох, надеюсь, что смогу быть и с сестрой, и с отцом!".
Переживая за то, где могу потом оказаться, я парила над людьми, и не особо обращала на них внимания, пока не ушли все, кроме одного парня.
Стоя без головного убора или зонта, с огромным букетом моих любимых цветом, он, не отрываясь, смотрел на фотографию, прикреплённому к кресту. Желая узнать - кто же так скорбит по мне, что остался даже тогда, когда все ушли, я подлетела вплотную к парню, и, заглянув в глаза, с удивлением воскликнула:
-Матвей?
Его я ожидала увидеть меньше всего, а вернее и не вспоминала последние годы, особенно после того, как начала встречаться с Андриком.
Когда-то мы вместе с Матвеем учились в одном классе. Он пришёл к нам в школу, когда мы с Линой уже стали законодательницами мод и являлись объектом поклонения многих мальчиков, а соответственно имели авторитет. Именно этот авторитет и позволил мне помочь Матвею. Он был тихим, худощавым мальчиком, сосредоточенном на учёбе, а таких, как правило, не сильно любят. "Ботан" и "щуплик" были самыми безобидными кличками новичка, а некоторые одноклассники начинали отвешивать ему подзатыльники и пинки. Он отбивался, как мог, но уже становилось понятно - его хотят сделать аутсайдером, мальчиком для битья. Глядя на всё это, я прекрасно понимала, что закончится тем, что парня просто начнут избивать толпой и осознала, что не желаю этого. Мне было жалко парня, и я сделала всё возможное, в том числе подключила и сестру, чтобы все поняли - тронут мальчишку, получат проблемы. Хотя сама не понимала, почему так прониклась к этому, прямо скажем, некрасивому, нескладному мальчику.
В Матвее всё казалось несуразным и непропорциональным. Из-за своей худощавости он постоянно сутулился, а черты лица выглядели негармонично. То в один год у него как-то неожиданно и быстро вырос нос, да и он сам вытянулся ввысь. На следующий год, когда остальные черты лица догнали нос, почему-то уши стали казаться большими, потом - губы. Начавший затем ломаться голос резал слух нотками баса, а жёсткие волосы всегда смотрелись взъерошенными и неопрятными. Одно оставалось неизменным - его глаза. Чёрные, глубокие, они порой гипнотизировали и, разговаривая с ним, я часто ловила себя на мысли, что не могу отвести взгляда.
Лина согласилась помочь, и тех, кто осмеливался хотя бы бросить косой взгляд на парня, морально опускала так, что класс устраивал ему бойкот. Но при этом сама постоянно пыталась разузнать у меня - почему я обратила внимание на этого мальчика и удивлялась нашей с ним дружбе. Правда, со временем это прошло. Поняв, насколько Матвей начитанный и интересный собеседник, она не меньше меня начала с ним общаться, и он стал частым гостем в нашем доме.
Три с половиной года мы были неразлучными друзьями, и больше всего мне нравилось, что он не смотрел на нас с Линой с обожанием, не пресмыкался, как большинство знакомых и не боялся отстаивать свою точку зрения, если она не совпадала с нашей. Он вообще был единственным, к кому Лина прислушивалась и не начинала травить, если он перечил. Я часто думала почему так, и всё же нашла ответ - Матвей казалось, был всех школьных дрязг, самоутверждения за счёт других одноклассников и попыток доказать свою крутость. Хотя мог бы начать использовать нашу с ним дружбу и смотреть на всех остальных свысока. Но спокойный характер, интеллигентность и умственная развитость не по годам, делали его особенным, и порой казалось, что мы с Линой малые дети, а он старше нас лет на пять-десять.
Но однажды наша дружба закончилась. Отец Матвея делал стремительную политическую карьеру, и пришло время переезжать в столицу. Семью он естественно забрал с собой и потихоньку мы с парнем перестали общаться. Если по окончанию одиннадцатого класса мы ещё созванивались, то после первого курса университета окончательно утратили связь. Я знала только, что отец Матвея стал послом в какой-то европейской стране и парень направился туда же получать высшее образование. А потом в моей жизни появился Андрик, и я забыла обо всех парнях, с которыми когда-либо общалась.
И вот сейчас, глядя на него, я была удивлена, потому что от прежнего Матвея остались только глаза, в остальном он полностью изменился. Передо мной стоял не тот долговязый, нескладный мальчик, которого я запомнила, а симпатичный и привлекательными парень, с пропорциональными чертами лица. Теперь и нос, и уши и губы гармонично соответствовали друг другу, а волевой подбородок придавал ему мужественности. Тёмные волосы были пострижены по последней моде и по ним сейчас сбегали блестящие капли растаявшего снега. Он стал ещё чуть выше, чем раньше, и от худощавости не осталось и следа. Теперь он больше походил на атлета. А стильная одежда завершала облик успешного и уверенного в себе парня.
-Матвей, это действительно ты? - изумлённо переспросила я, не веря глазам и таким разительным переменам, да и вообще тому, что он приехал на похороны.
Парень неожиданно встрепенулся после моих слов и оглянулся по сторонам, но никого не увидев, опять посмотрел на фотографию, глазами, полными отчаяния и боли. А потом подошёл к кресту и, положив букет, прошептал:
-Эва... я так старался и не успел вернуться... Не рассказал, как любил тебя всегда и сколько ты для меня значила... Думал, что всё ещё успею, как только стану достоин тебя и докажу, что на многое способен, но...
Опустив голову, он замолчал, а я оцепенела от его слов. "Любил? Матвей любил меня?" - растеряно переспрашивала я себя. "Но ведь он и малейшего повода не давал так думать! Никогда не смотрел, как остальные мальчики. Не заискивал и не пытался привлечь внимания выходками. Всегда вёл себя сдержанно и ровно, уделяя одинаковое внимание мне и сестре... А сейчас выходит, что я значила для него намного больше, чем думала?" - зависнув перед ним, я не могла в это поверить. Но его глаза, и та скорбь, что явно читалась во всём его облике, говорила о том, что это правда.
-Ты всегда была моей путеводной звёздочкой, к свету и теплу которой я так стремился, не успел. Покойся с миром, а я тебя никогда не забуду, - добавил он и, поцеловав мою фотографию, развернулся и пошёл прочь от могилы.
С изумлением глядя ему в спину, я всё ещё пыталась переваривать его слова. А потом подумала: " В случаи с Матвеем, хорошо, что я умерла. Если бы он приехал и начал говорить о своей любви, его бы ждало разочарование, потому что моё сердце отдано Андрею... Надеюсь, парень найдёт свою любовь и не будет слишком сильно скорбеть по мне. Матвей заслуживает настоящего счастья".
Тяжело вздохнув, я вернулась к могиле, и витая над ней, ожидала момента освобождения от тела. По моим расчётам оставалась часа четыре, и я старалась успокоиться и набраться сил, зная, что возвращение домой дастся нелегко.
-Здравствуй! - неожиданно рядом со мной появилась женщина лет тридцати. - Новенькая?
Подлетев к могиле, она взглянула на дату смерти, а потом на меня и печально добавила:
-Такая молодая. Отчего умерла?
-Здравствуйте, - ответила я. - Поскользнулась и, упав, сломала шею и разбила затылок.
-Фух, хорошо, что не от наркотиков умерла и не по пьяни, - с облегчением ответила она. - Наркоманы и алкоголики самые беспокойные духи и их все не любят.
-Почему?
-Ну, им в жизни хотелось ярких и острых ощущений и чего-то постоянно не хватало, поэтому они баловались дрянью. Умерев, они продолжают испытывать потребность в допинге, а у духов, как ты понимаешь, нет возможности вести такую жизнь. Вот они и начинают доставать окружающих, не желая успокаиваться, - произнесла она и нырнула в мою могилу, а спустя пару секунд снова появилась передо мной. - Ух ты, твои родные не поскупились и на одеяние, и на гроб... Кстати, меня зовут Лида. Умерла год назад. Машина сбила, когда я возвращалась вечером с работы.