Спасибо, сен Лайша, вы очень
Продолжайте, мальчики, перебила она, это все безумно интересно.
Я предвижу ваш следующий вопрос, сен Секар, сказал Грендаль, как быть, если эта моральная оценка превратилась в обоснование морального террора против определенного стиля жизни, семейного уклада, религии, убеждений? Я угадал?
В общем, да, признал репортер, я имею в виду аргументы представителя Ватикана.
Тогда я отвечу вам так же, как ответил ему. Великая Хартия запрещает контроль актов морального выбора. Мы вправе подвергнуть моральному террору любую группу лиц с особыми обычаями, неприемлемыми для свободных людей. Эта группа вправе ответить нам тем же. Правительство не может сюда лезть, а обязано только пресекать насилие и угрозы его применения. Таково правило о невмешательстве в частную жизнь, верно?
Репортер улыбнулся и кивнул.
Конечно. Но, как мы помним, Абу Салих привел контраргумент: Великая Хартияэто учение этического нигилизма. О какой свободе морального выбора можно говорить, если одно из этических учений объявлено высшим законом и обеспечено правительственным принуждением?
Этому типу я отвечал длинно, вам отвечу коротко и наглядно. Человек имеет право свободно владеть своим имуществом, верно?
Согласен. Но какое
Эта камераваше имущество? перебил Грендаль.
Да, и что?
Грендаль подмигнул ему, взял камеру со стола и положил к себе на колени.
Вот так. Теперь она моя, и я свободно ей владею. Есть возражения?
С чего это она ваша, сен Влков?
С того, что она у меня, вы же видите.
Но она у вас потому, что вы ее у меня отняли, возразил Секар.
Вы зовете полицию, констатировал Грендаль, Иржи, будь другом, сыграй полисмена.
4. Иржи Влков, меганезийский школьник
Мальчик вытер измазанную кремом физиономию, наставил на Грендаля указательный палец и строгим голосом заявил:
Вы арестованы за грабеж! Верните эту вещь владельцу и следуйте за мной!
Грендаль быстро вернул камеру на стол, поднял руки вверх и пояснил.
Вот видите, сен Секар, в чем различие между владением своей вещью и владением чужой? Так и с моральным выбором. Он принадлежит личности, и личность может распорядиться им так и этак, как захочет и когда захочет.
В том числе, сделать выбор в пользу патриархальной морали, вставил Секар.
Грендаль энергично кивнул.
Да. Но только за себя, а не за соседа. Если личность принуждает соседа к своей морали, то присваивает чужое право. Как я, в случае с вашей камерой. Никто не говорит, что запрет отбирать чужую вещьэто нигилистическое отношение к владению, верно? Говорят наоборот: что этозащита права владения. Такую же защиту Великая Хартия обеспечивает праву на моральный выбор. При чем тут нигилизм?
Гм, задумчиво сказал репортер, все это очень наглядно, но есть существенная разница. В отличие от свободы владения, свобода морали ограничивается социальными нормами. Я имею в виду запрет на общественно-опасные поступки, на тот же грабеж, в частности.
Никаких отличий, спокойно ответил Грендаль, то же самое касается владения вещами, которые, находясь в частных руках, создавали бы угрозу для всех. Люди договариваются, чтобы частные лица не владели атомными бомбами или национальными электросетями.
Есть страны, где национальные электросети находятся в частных руках, заметил Секар.
В этих странах и грабят безнаказанно, парировал Грендаль, причем именно те, в чьих руках электросети. Попробуйте их наказать. Они вам электричество выключати все.
Ага, сказал репортер, я попробую сформулировать. Значит, возможность навязать окружающим свою мораль так же опасна, как частное владение атомной бомбой?
Грен, ты этого не говорил, вмешалась бдительная Лайша, подливая всем чая.
Я помню, милая. Хотя, то, что сказал сен Секар, кажется мне правильным.
Просто я хотел перейти к вопросу о мере наказания, пояснил репортер, ведь, если смотреть практически, то патриархально настроенные граждане всего лишь нахулиганили в нескольких магазинах, клубах и кинотеатрах. Обычно за это бывает штраф и небольшой срок лишения свободы, ведь так?
Именно так, подтвердил Грендаль, но их преступление состояло не в хулиганстве, а в попытке запугать граждан и навязать правительству представления своей социальной группы. А как это называется, знает даже ребенок.
Иржи оторвался от чая и выпалил.
Это называется «тирания» и карается высшей мерой гуманитарной самозащиты.
И пояснил свои слова недвусмысленным жестом, завязав узел воображаемой веревки.
Ого! изумился Секар, откуда такие познания?
Будто вы в школе не учились, в свою очередь изумился мальчик.
Репортер задумчиво поскреб щетинистый подбородок.
Не знал, что теперь этому учат в школе
И правильно делают, что учат, вмешалась Лайша, мы в свое время нахлебались всяких там высших интересов нации, и нечего нашим детям наступать на эти грабли.
К счастью, Великая Хартия позволяет заменить смертную казнь депортацией, разрядил обстановку Грендаль, мне бы очень не хотелось приговаривать девятнадцать человек к лишению жизни.
А если бы не существовало такой альтернативы, как депортация? спросил репортер.
Эта альтернатива придумана еще древними эллинами. Мало ли по каким путям могла бы пойти история? Это беллетристика, а у насреальность.
Секар улыбнулся и развел руками.
Хорошо, сен Влков, давайте вернемся к реальности. Как вы прокомментируете заявление представителя Human Rights Watch о том, что в Конфедерации созданацитирую по памяти«обстановка тотального глумления над идеалами религиозно-культурных общин, чья мораль и чьи взгляды отличаются от правительственных»?
О реальности, так о реальности, согласился Грендаль, давайте мысленно перенесемся на какой-нибудь из ближайших крупных островов. Ну, например, Нукуалофа. И заглянем в первое попавшееся открытое кафе у берега океана. Что мы увидим?
Ничего особенного, предположил репортер, люди кушают, пьют напитки, или там
Мы увидим, перебил Грендаль, совершенно разных людей, отдыхающих согласно своему вкусу, но при этом соблюдающих необходимый минимум общих правил. Кто-то может сидеть там во фраке, кто-тов купальнике, кто-тов лава-лава, а кто-товообще голым. Этоличное дело каждого. Но никто не вправе ломать мебель или нападать на других посетителей и каждый должен платить за то, что съел и выпил. Это так, верно?
Репортер кивнул и Грендаль продолжил.
При этом, конечно, одним людям может не нравиться внешний вид или стиль поведения других. К примеру, пуританина будут смущать раздетые натуралисты, натуралистам не понравятся мусульмане, закутанные с ног до головы в темную ткань, а мусульманам будет неприятно, что у большинства женщин открыты лица, а у многихи другие части тела.
Каждый может поспорить с другим о вкусах и приличиях, но другой вправе остаться при своем мнении и даже вообще отказаться обсуждать эту тему, если ему не интересно. Но никто не должен навязывать свой вкус другому. Если пуританин начнет силой натягивать на натуралиста костюм, а тот начнет сдирать с пуританина одежду, то будет черт-те что.
Все так, согласился Секар, но что, если кого-то так оскорбляет внешний вид другого, как если бы тот ударил его по лицу? Не лучше ли пойти на некоторые компромиссы?
Не лучше, ответил Грендаль, граждане не обязаны терпеть неудобства из-за чьих-то неврозов, а нервного гражданина никто не заставляет бывать в общественных местах.
Это если речь идет о пляже, возразил репортер, а как на счет места работы или учебы?
Там надо работать или учиться, а не глазеть на коллег, отрезал Грендаль, и вообще, как сказал Ганди, пусть каждый занимается своими делами и предоставит другим заниматься своими. Иначе никакое социального регулирование не поможет Иржи, если ты намерен и дальше играть в doom, то или иди на второй этаж, или убавь звук.
Мальчик обиженно фыркнул и повернул тюнер, так что грохот пулеметных очередей ослаб примерно до уровня треска цикады.
Вообще-то тебе пора спать, заметила Лайша.
Но ма, я тоже хочу послушать.
А ты не боишься проспать завтрак? Учти, трое одного не ждут.
Я поставлю будильник.
Ладно, но я тебя предупредила.
Кстати, о детях, сказал репортер, родители вправе воспитывать детей в той системе ценностей, которую считают правильной. Это записано в Великой Хартии.
Сейчас посмотрим, Грендаль встал и снял с полки тоненькую книжку, так, вот тут у нас про семью Ага, читаю. «Частные лица, на чьем иждивении дети находятся в силу родства, вправе свободно выбирать этическую систему для их воспитания, но лишь такую, какая не обрекает детей на заведомые страдания и не противоречит общей безопасности».
Извините, но деятельность судьи требует педантичности. Вы, сен Секар, сказали неточно.
Не могу сказать, сен Влков, что мне полностью понятно то, что вы сейчас прочли.
На самом деле, этот пункт очень прост для понимания, заметил Грендаль, мне его объясняли на примере истории с аборигенами-островитянами. Всего четверть века назад большинство из них вынуждены были жить в резервациях. Не потому, что их кто-то не выпускал, а потому, что они понятия не имели о том, как жить в техногенной обстановке. В лучшем случае они сразу попадали в полицию за мелкие кражиони ведь понятия не имели о частной собственности. Хуже то, что они ничего не знали о дорожном движении, электричестве, бытовой химии Обычные предметы, среди которых мы спокойно живем с самого детства, становились для аборигенов-островитян убийцами
Но, сен Влков, перебил репортер, политику ассимиляции никак нельзя назвать безупречной. Почему было не позволить им жить в резервациях, как они привыкли?
Вы сами-то поняли, что сказали? вмешалась Лайша, средняя продолжительность жизни в резервациях была тридцать лет, а каждый десятый ребенок до года не доживал! А ведь аборигенытакие же люди, как европейцы, индокитайцы или англосаксы.
И такие же граждане Конфедерации, как все мы, добавил Грендаль.
Они становятся такими же, как мыуточнил Секар, но при этом их культура исчезает.
Что?! возмущенно воскликнул Иржи, Ато утафоа иинэ ла каа то ируо аноотари!
Э смущенно протянул репортер, а что это было?
Мальчик снисходительно фыркнул и перевел:
Народ утафоа не исчезнет, пока светят луна и солнце. Культура не чья-то, а наша общая! Как небо или океан.
Молодец! сказала Лайша, потрепав сына по голове.
Эитона-тона раа ле, согласился Грендаль.
Секар чуть не уронил чашку.
Что вы сказали, сен Влков?
Я сказал: «вот слова настоящего человека». Это серьезная похвала.
А откуда вы знаете язык аборигенов?
Это второй официальный язык Конфедерации.
Я знаю. Но мне казалось, это просто формальность
Ничего подобного. Он восемь лет как введен в школьную программу. Лайша и я выучили его вместе с Иржи, только и всего. Кстати, очень красивый язык.
5. Ваша толерантностьэто просто трусость
Репортер демонстративно поднял руки вверх.
Сдаюсь, сен Влков! Проблема культуры аборигенов снимается.
Пока еще не снимается. Есть проблема сохранения особых ремесел и изящных искусств, связанных с бытом. Не так просто включить самобытные поселки утафоа в современный субурб Но мы несколько уклонились от темы, да?
Да, действительно Мы говорили о патриархальных семьях в другом смысле. Я имею в виду, что у их детей нет той проблемы, которая была у детей аборигенов.
Как же нет? возразил Грендаль, проблема та же самая. Дети из патриархальных семей не умеют жить в той информационной обстановке, которая есть в техногенном обществе. Вы сами говорили: для выходца из патриархального круга чей-то внешний видэто как удар по лицу. Ребенок с патриархальным воспитанием приходит в школуи с порога получает как бы серию пощечин. Теперь вернемся к тому пункту Великой Хартии
Подождите, не так быстро! взмолился Секар, что бы ни было написано в этом пункте, основа Великой Хартии в том, что никто не может совершать произвольное насилие над человеком!
Произвольное объективное насилие, уточнил Грендаль.
А ударить по лицуэто не объективное насилие?
Ударить по лицуэто объективное насилие. А действие, которое только для данного конкретного человека все равно, что удар по лицунет. Объяснить подробнее?
Секар кивнул головой, не отрываясь от ноутбука. Его пальцы летали по клавиатуре.
Я объясню так, как объясняли мне, сказал Грендаль, возьмем индивида, который испытывает страдания, если кто-то наступил на его тень. В некоторых племенах тень считается частью организма, так что пример жизненный. Что нам теперь, исходить из этого обычая и защищать человеческую тень так же, как тело?
Это неудачный пример, сказал репортер, какое-то вздорное суеверие
Именно поэтому пример удачный. Действия объективно не затрагивают тело человека, но он приравнивает их к физическому насилию. Чтобы учесть такие суеверия, придется урезать свободу передвижения людей, совершить над ними объективное насилие.
Ладно, пусть будет ваш пример. Конечно, специально защищать теньэто вздор, но, с другой стороны, специально наступать на тень человека, который придает этому значение, как-то нехорошо. А как отмечал доктор Ахмади в своем выступлении
Грендаль устало потянулся и зевнул.
Ну, конечно. Этого поросенка раздули до размеров слона.
Почти что, согласился репортер, где-то метра три в диаметре.
Нет, сен Секар, я имею в виду первого поросенка, с которого все началось.
Боюсь, я не совсем в курсе, сен Влков
Сейчас расскажу. Все началось в школе. Одна семья попросила учителя запретить в классе, где учился их ребенок, авторучки с изображением поросенка из популярного мультфильма. Они были мусульмане, а у них особые табу в отношении свиньи. Учитель сказал, что такие вещи находятся в компетенции родителей. Тогда отец ребенка поднял вопрос о поросенке на родительском собрании, но сделал это недостаточно тактично. В результате ему пригрозили полицией, а об инциденте стало известно всем школьникам. Через несколько дней остальные дети пришли в классе в футболках с большим рисунком того же поросенка, да еще наклеили стикеры с тем же поросенком на все, что можно. У ребенка-мусульманина случилась истерика, а мусульманская община обратились в суд с заявлением об истязании и дискриминации. Суд опросил учителей и школьников, но не обнаружил объективных действий, которые могли бы так квалифицироваться. Разумеется, суд доставил неудобства детям и их родителям, что и вызвало, по выражению прессы «свиной бум». Пиком, как вы знаете, стали огромные резиновые свиньи, надутые гелиеммногие жители подняли их над своими домами, кафе и лавками накануне Хэллоуина.
Из-за чего и произошли стычки, потребовавшие вмешательства полиции, добавил Секар, разумно ли было доводить до этого?
Разумно ли с чьей стороны? спросил Грендаль.
Я имею в виду, может, лучше было пощадить чувства этого мальчика и уступить в такой мелочи, как детские авторучки? Свет что ли клином сошелся на этом поросенке?
Возникла пауза. Грендаль на четверть минуты задумался, а затем сказал:
Авторучкидетские, а проблемавзрослая. Свет всегда сходится клином на какой-то мелочи: картинках, футболках, воздушных шариках. Из этих мелочей складывается наша свобода. Мы учим детей быть свободными именно на таких мелочах. Я прочел в одной старой книжке: свободаэто возможность открыто делать то, что кому-то не нравится. По-моему, очень правильная мысль.
А вы не боитесь, что таким путем мы отучим детей от милосердия?
Не боюсь. К милосердию не принуждаюттак я ответил доктору Ахмади. Милосердие это стремление опекать и защищать, а не подчиняться и терпеть. Когда четырнадцать лет назад правительство намеревалось проложить дорогу через Леале Имочто было?
Леале Имоэто Холм Предков на острове Воталеву? уточнил Секар.
Да. Тогда, как вы помните, памятники утафоа еще не охранялись правительством, да и с защитой личных прав утафоа были проблемы