Депортация - Розов Александр Александрович "Rozoff" 4 стр.


Секар улыбнулся:

 Еще бы я не помнил! Мой отец и старший брат стояли в живой цепи

 И никто их к этому не принуждал, верно?

 Скорее уж наоборот. Мама опасалась, что будет драка с полицией

 А мы в этой цепи познакомились,  Лайша толкнула Грендаля в бок,  помнишь?

 Ну, еще бы,  он подмигнул жене,  ты еще сказала «похоже, мы сейчас огребем».

 Ага! А ты ответил «спорим на пиво, что копы сдрейфят».

 Вот это интересно!  заявил репортер,  можно подробнее?

Лайша фыркнула.

 Да ничего особенного. Мы проторчали почти сутки нос к носу с копами. Они кричали в свой мегафон «вы оказываете незаконное сопротивление полиции! мы вынуждены будем применить силу!». А мы кричали в свой мегафон «прочтите свои контракты, пока не вылетели с работы! это ничейная земля, и мы будем тут стоять до решения суда!». К вечеру второго дня приехал судебный пристав с бумагами, копы сели в катера и свалили. Вот так я проиграла пари и поила этого типа пивом.

 Но закуска была за мой счет,  напомнил Грендаль.

 В кабакеза твой, а у меня дома ты потом слопал все, что было в холодильнике.

 Ой, много ли там было? Тощая курица и кусочек сыра.

 А яичница из четырех яиц на завтрак?

 Ну я посчитал их вместе с курицей, для краткости. И вообще дело прошлое.

 А помнишь, как ты нашел эти пакгаузы?

 Я помню, что ты назвала их гробиками для динозавров.

 Какие пакгаузы?  поинтересовался репортер.

Лайша рассмеялась.

 Вы не заметили? Дом построен вокруг пакгауза. Соседние доматоже. На многих атоллах были военные базы и склады, а после революции всех иностранных военных отсюда выгнали. Те, конечно, забрали с собой все, что могли. Только голые бетонные коробки остались, и правительство стало их понемногу распродавать. А мы с Греном как раз решили жить вместе, и искали жилье подешевле. С деньгами у нас было, так сказать

 Так и сказать: не было денег,  перебил Грендаль,  и тут я нашел объявление про эти пакгаузы. Отдавали их по 2000 фунтов, можно сказать, даром.

 Они и того не стоили,  заметила Лайша,  Четыре стены с дырками и без крыши.

 Крышу я сделал уже через неделю,  напомнил он.

 Ага, «сделал». Знаете, что он сделал? Подбил двух соседей, Ван Мина и Рохан Виджая, они тогда были такие же балбесы, как и он, и давай шакалить по окрестностям. Нашли разбитый самолет времен Второй мировой, отволокли трактором на берег, раздраконили на части и поделили. Так что вместо крыши у нас было полкрыла и кусок фюзеляжа. Типа, мансарда с балконом. И трап вместо лестницы.

 Ладно тебе, нормально ведь получилось,  возразил Грендаль.

 Ну, да. Правда, первым же штормом нас чуть не сдуло оттуда в океан, а так нормально.

 Чуть не считается. А какой ветряк я сделал из пропеллера, помнишь?

 Еще бы! Иногда он так жужжал, что рыба в лагуне пугалась.

 Зато мы экономили на горючем для генератора. И вообще, разве плохо было?

 С тобой хорошо, Грен,  просто сказала она,  и тогда было хорошо, и сейчас.

 А почему вы мне про это не рассказывали?  обиженно спросил Иржи.

 А потому, что ты не спрашивал,  Лайша улыбнулась,  и, кстати, вот теперь тебе точно пора мыться и спать.

 Сейчас. Только дойду до 9 уровня и

 Десять минут, договорились?  перебила она.

 Пятнадцать.

 Ладно, но ни минуты больше Сен Секар, а вы это тоже предполагаете публиковать? Я имею в виду, то, про что мы сейчас говорили.

 Ну, вообще-то  репортер замялся, Мне кажется, и ваше участие в защите Холма Предков и история вашей жизни здесь, с соседями разного этнического происхождения и, наверное, разной религии, так?

 Ну, разной,  согласилась она,  подумаешь, большое дело.

Секар энергично закивал.

 О том и речь. Это очень важная деталь. Так что, если вы не сильно возражаете.

 Я-то не возражаю,  Лайша пожала плечами,  чего тут такого.

 Я тоже не возражаю,  сказал Грендаль,  хотя не понял, почему это важно.

 Важно вот почему. На обвинение в нетерпимости к чужим взглядам вы, сен Влков, ответили спикеру европейской комиссии: «ваша толерантностьэто просто трусость». Ваши слова были истолкованы, как апология жесткой идеологической унификации.

 Скажите уж прямо: фашизма.

 В общем, да. А после всех ваших историй, об этом даже говорить смешно.

 Ладно, выпресса, вам лучше знать.

Репортер улыбнулся и снова кивнул.

 Для уточнения вашей позиции я задам еще вопрос: рассказывая о свином буме, вы упомянули, что отец ребенка недостаточно тактично изложил свои претензии. А что это значит, и как он мог бы сделать это тактично?

 Он сказал примерно так: ислам учит, что свиньянечистое животное, с этим следует считаться, вы не вправе оскорблять мою веру. Он стал диктовать свободным людям, на что они имеют право, а на чтонет. Если бы он сказал: сын очень страдает из-за этого поросенка, и, если эта картинка для вас не принципиальна, то нельзя ли попросить ваших детей писать ручками с другой картинкойреакция, наверное, была бы другой.

 Милосердие?  спросил репортер.

 Вроде того,  Грендаль пожал плечами,  В начале-то никто и не думал терроризировать мальчика этими поросятами. Моральный террор начался только в ответ на попытку принуждения. Когда к нам в гости заходит одна милая дама, вегетарианка, мы не ставим на стол мясо. Это не из уважения к вегетарианскому учению, а просто чтобы не обидеть человека из-за ерунды.

 То есть,  сказал Секар,  если бы вегетарианцы потребовали прекратить употребление мясной пищи в общественных местах

 То я бы демонстративно жрал сосиски в центральном парке,  закончил Грендаль.

 А если бы они не потребовали, а попросили?

 Тогда я бы не обратил на это внимания. Каждый вправе агитировать за что хочет, в пределах допустимого Великой Хартией, но эта агитация не вызывает у меня отклика.

 Иначе говоря, вы готовы пойти на уступки обременительным для вас странностям индивида, но не общественной группы?

 Верно. Потому что каждому индивиду свойственны какие-нибудь странности, но в общественной деятельности они неуместны.

 Но в случае с Холмом Предков вы, тем не менее, пошли на уступки странностям религии аборигенов.

Грендаль сделал энергичное движение ладонью, будто отталкивал препятствие.

 Ничего подобного, сен Секар. Мы встали в живую цепь, чтобы защитить объективные права людей, которые по объективным же причинам не могли сделать это сами. Право на сохранение своих святилищ есть у каждого, какие тут странности? Религия ину-а-тано и ее святилище Леале Имоне исключение. Великая Хартия одна для всех.

 А если бы правительство решило проложить шоссе на месте мусульманской мечети, вы, сен Влков, встали бы в живую цепь, как тогда?

 Нет. Но если бы мне, как судье, подали жалобу, я запретил бы разрушать мечеть.

 Уверен, так бы и было,  сказал Секар,  но вы не стали бы лично защищать святилище ислама, как защищали святилище ину-а-тано. Вы не считаете эти религии равными?

 Не считаю,  подтвердил Грендаль.

 А как же Хартия?

 При чем тут Хартия? Хартия требует прямых действий гражданина в трех случаях: если человек в опасности, если попирается правосудие и если узурпируется власть. Ошибочное разрушение чьих-то святилищ сюда не относится. Гражданин может вмешаться в такую ситуацию на свой риск, но он вовсе не обязан этого делать.

 Но разве Хартия не обязывает нас считать все религии равными?

 Нет. Она лишь говорит о равных религиозных правах. Каждый может практиковать любую религию, и никто не вправе мешать ему, если эта практика не нарушает ничьих прав. Но каждый может проявлять симпатию к одним религиям и отвращениек другим. Поэтому во время «свиного бума» суд постановил изъять плакаты «мусульмане, вон из страны», но не трогать плакаты «исламдерьмо, мусульманесвиньи».

 Все равно это жестоко. Большинство мусульман не участвовали в беспорядках. Их-то за что так?

 Понимаю, им обидно,  задумчиво сказал Грендаль,  Мне кажется, их проблема в том, что они не осудили своих радикалов. Поступи они так, как наши индуисты в казусе со шлягером «аватара Кришны» или как наши католики в истории с папской энцикликой «о сатанинской природе евгеники»,проблем бы не было.

 Но наших католиков за это отлучили от церкви,  напомнил Секар,  не думаю, что им было приятно.

 Да, наверное,  согласился Грендаль,  но тут приходится делать выбор: быть гражданами или слугами церковного начальства. По-моему, они сделали правильный выбор. Теперь у них своя католическая церковь, со статутами, утвержденными постановлением Верховного суда, и я не замечал, чтобы наши католики очень страдали от такого положения.

 Ну, не знаю,  возразил репортер,  Ведь Ватикан и Всемирный совет церквей не признали это постановление и добились резолюции Объединенных Наций о произволе с церковным имуществом.

 Подумаешь, ООН. За 20 лет эти клоуны не выполнили ни одной своей резолюции.

 Я могу это привести эти ваши слова в репортаже, сен Влков?

 Конечно, а чего церемониться? Пока в ООН имеют право голоса торговцы кокаином, сексуальные маньяки, фанатики, террористы и людоеды, она не может претендовать на международный авторитет. Я так прямо и сказал их эмиссару.

 Представляю, что там было,  заметил Секар, шлепая по клавиатуре,  а вы знаете, председатель Всемирного совета церквей назвал Великую Хартию «новой опасной и агрессивной религией».

 Что, правда?  спросил Грендаль,  хотя, я не удивлен. Когда огласили постановление о депортации их миссии, их представитель кричал, что Конфедерация во власти сатанистов. Сатанистыэто, кажется, тоже религия. Вы не в курсе?

 Не знаю, сен Влков. Наверное, да, ведь про сатану вроде бы написано в библии.

 Вот и я не знаю Сен Секар, это конечно ваше дело, но вы не опоздаете на встречу с Джеллой? У вас мощная машина, спора нет, но до Акорера почти тысяча километров.

 Уф! Постараюсь не опоздать. У меня еще последний вопрос: вы сами религиозны?

 Я? Ну, мне кажется, что-то такое есть, но чем оно может бытьпонятия не имею.

 Можно так и записать?

 Можно. Почему бы и нет.

6. Джелла Аргенти, верховный судья по рейтингу

После атолла Сонфао, остров Акорера казался огромным, хотя был всего восьмидесяти километров в длину и около тридцати в ширину. Клуб рок-спорта, построенный по проекту гениального Хен Туана несколько лет назад, располагался на узкой северной оконечности острова. Две готические башни, поднимающиеся, казалось, прямо из океана, а посрединенаполовину встроенная в склон скалы трехъярусная пагода из стекла и бетона. Композиция должна была символизировать постмодернистский синтез культур Запада и Востока, но местная молодежь по какой-то причине дала зданиям клуба имена из «Одиссеи» Гомера: пагода стала называться Итакой, а башниСциллой и Харибдой. Малик позвонил Джелле с вопросом, где ее искать, и услышал в ответ: «верхний ярус Итаки со стороны Харибды».

Середину яруса занимал огромный цилиндрический аквариум с яркими рыбками, со стороны скалы к нему примыкал бар со стойками в обе стороны, а в остальной части помещения было что-то похожее на материализованные фантазии Сальвадора Далиискривленные причудливым образом ажурные конструкции, служившие сиденьями и столиками. Малик прошел на левую, ближайшую к Харибде, половину и начал шарить взглядом среди посетителей. Публика, одетая в разнообразные модели легких, ярких спортивных или купальных костюмов или просто обернутая в куски ткани, располагалась на разной высоте, подобно стае экзотических птиц на ветвях какого-нибудь баобаба.

 Эй, бро, ищешь кого-то?  флегматично поинтересовался бармен, не выпуская изо рта дымящуюся яванскую сигару.

 Да, Джеллу Аргенти.

 Ну, тогда ты пришел вовремя. Она только что доиграла гейм, но еще никого не склеила. Пол-оборота налево. Видишь четверть попы в лиловом платочке наискось?

 А!  со значением произнес репортер.

 Ага!  согласился бармен.

Пройдя до середины чего-то вроде кривого мостика и поднявшись на полвитка винтовой лесенки, Малик оказался лицом к лицу с объектом своих поисков. Крепкая невысокая девушка лет двадцати семи, одетая только в прямоугольник тонкой ткани, пропущенный под левой подмышкой и закрепленный над правым плечом фибулой в виде темно-красного спрута.

На открытых левом плече и правом бедре красовались два значка ронго-ронго: «стрела» и «рыба» соответственно, нанесенные ярко-зеленой люминесцирующей краской. Портрет дополняли темные прямые жесткие волосы, широкие скулы, маленький вздернутый носик и огромные почти черные глаза. В общем, смотрелась Джелла Аргенти эффектно.

 Значит, так,  сказала она,  если нет возражений, то на ты и по имени. Без этих церемоний. Йо?

 Йо,  согласился он.

 Тогда падай за столик и включай свою машинку. Ты саке пьешь?

 Так, чтоб поддержать компанию,  ответил он.

Она взяла керамический кувшин и плеснула остро пахнущий напиток в две чашечки.

 Ну, давай, стартуй.

 Э  Малик пригубил саке,  ты вообще кто по профессии?

 Конфликтолог. Работаю в морской авиации. Там бывают такие корки, что этот суд для меня, считай, каникулы.

 А как ты прошла в конкурсную тройку профессионалов Верховного суда?

 Да обыкновенно. По рейтингу выступлений. Фишка в том, что я умею говорить просто о сложном. На флоте без этого никак. Сечешь?

 Помаленьку,  ответил Секар,  а ты можешь просто объяснить, как вы принимали это решение?

 Постановление о депортации?  уточнила она,  да не фиг делать. Ты в политике рубишь, или как?

 Наверное, не на том уровне, чтобы

 Ясно,  перебила Джелла,  тогда погнали от ворот. Рисуем такую схемку

Она быстро набросала на салфетке несколько квадратиков, кружочков и стрелочек и начала комментировать:

 Вот этот кружочеклюбой гражданин. Он работает по найму или на свой бизнес, без разницы. Чего-то наживает и чего-то покупает для себя. Кроме жратвы, хаты, тачки он еще покупает общественный порядок. Порядокэто такой же товар, сечешь?

 Порядком занимается правительство,  заметил репортер.

 Точно! И фишка в том, что оноестественный монополист. Ведь порядок должен быть один для всех, так? А значитчто?

 Значит, правительство должно быть одно,  ляпнул Секар.

Джелла махнула рукой.

 Это ясно. Но главноеоно должно продавать то, что гражданину нужно, а не всякую лишнюю фигню, и цена должна быть справедливая, а не заряженная. Врубаешься?

 Да.

 А значит, приходим к заявкам, запросу и конкурсу,  продолжала она,  форма избирательной заявки определена в Хартии. Ты избирательные заявки заполнял?

 Конечно.

 Вот. Заявки граждан усредняются и получается карта общественного запроса. Ничего сверх этого запроса правительство делать не имеет права.

 Ну, это я, положим, знаю,  обижено заметил Секар.

 Йо! Дальшеконкурс команд-претендентов. Координаторыраз, фондыдва, армиятри, полициячетыре, преторианцыпять.

По каждому из пяти, какая команда обязалась дешевле удовлетворить запросс той и заключается генеральный контракт. Команда координаторовэто правительство. Оно имеет право собирать с граждан равные взносы, чтобы в сумме получалась цена всех пяти контрактов.

 Это я тоже знаю.

 Дальшесуды трех уровней: муниципалитет, округ, конфедерация. По шесть человек, трое непрофессионалов по жребию, трое профессионалов по общественному рейтингу. Над Верховным судом конфедерациитолько Великая Хартия, а если кто-то этого не понялпреторианцы вправят ему мозги. Если кто-то снаружи хочет навязать другой порядокармия должна гасить его безо всяких правил. Въезжаешь, почему?

 Потому, что на войне вообще с правилами сложно,  предположил Секар.

 Потому, что без правил дешевле,  поправила Джелла,  хотя по жизни ты прав. Какие, на фиг, правила на войне. Вот, вчерне, и вся политика. Йо?

 Ну, да. Примерно так я себе и представлял. Ничего особо сложного, правильно?

 Верно, Малик. Согласно Хартии, политическая система должна быть такой простой, чтобы ее понимал каждый житель со средним образованием. Иначе жители не смогут осмысленно реализовывать управление страной.

Секар отхлебнул саке и спросил:

 Джелла, а какое отношение все это имеет к постановлению о депортации?

Назад Дальше