Словакия, предупредил Костя, и автобус коротко присел, расплескав колёсами лужу. Как будто бы переезжали границу, выкопанную для наглядности колеёй. Я обернулся: ничего подобного, просто дорога вдруг пошла вверх, будто бы её, как тетиву на старинном оружии, натянул исполинский лучник.
Мы будем выступать в горах? спросил я.
Это не горыответил Аксель и бережно закрыл книгу. Так, одно название. Слишком заселены. Что твоя крышата крыша в Кракове, помнишь?
Я представил толпы людей, карабкающихся по местным горам просто в порядке утренней разминки, детей, скачущих с пика на пик, и кресло с навесом и стареньким проигрывателем где-нибудь в тени грозного хмурого оползня.
Испугался, что нам не для кого будет выступать? Не бойся. Зрители найдутся везде, даже в самой безнадёжной местности. Помню, когда я путешествовал один, я забрался переночевать в старый железнодорожный вагон на заброшенной ветке недалеко от Люблина. И обнаружил там двух заросших мужиков, которые всерьёз думали, что куда-то едут. Кажется, они ехали прямиком из шестидесятых. До утра показывал им карточные фокусы за ножку копчёной курицы и полбутылки воды, а наутро с трудом убедил их, что мне придётся сойти. И знаешь, что спросил один из них?
Я развесил уши. Акселевы байки всегда слушаются на одном дыхании, и я не мог понять, как это остальные (те, кто не сидит на козлах), могут так просто дрыхнуть в повозке, а Костягромко слушать музыку, когда изо рта Капитана в любой момент может вылететь очередная история.
Он сказал: «Махни машинисту, может, он немного сбросит скорость». Вот так-то. Я до сих пор иногда думаюдоехали они куда-нибудь или нет.
Капитан вытряс на ладонь из пачки последнюю сигарету.
У меня курево заканчивается. А мы не купили.
Может быть, ещё будет магазин, доносится из кабины голос нашего неизменного водителя.
У тебя есть?
Кончились, ворчит Костя. Эта жестяная самокрутка воняет так, что никакого никотина больше не надо. Зайди сюда, понюхай! И тебе сразу станет легче.
Из кабины водителя доносится тяжёлый рок и слышно, как Костя подкручивает ручку громкости. Автобус представляется мне пыхтящим локомотивом, что несётся по небесным рельсам прямиком в пасмурное небо.
Аксель посмотрел последний раз на сигарету, щелчком отправил её за окошко. Подмигнул мне и сказал:
«Вчера» только для тебя оборот земли вокруг своей оси. Для кого-то твоё «вчера» только движение глазного яблока.
Дорога свивалась серпантином. За разговором я совсем забыл о пейзаже и теперь поторопился откусить от бутерброда кусок посочнееотвоевал у запотевшего стекла окошечко, чтобы удобно было смотреть на иностранцев. Но иностранцев не наблюдалосьКостя заметил, что здесь по большей части живут поляки. Между коржами туч и землицыедва прожаренное мясо с кровью сосновых шапок, источающее душистый аромат. Дорога тут возникла словно бы случайнопросто прогалина, промежуток между вековым наступлением друг на друга двух армий исполинских елей. Они гудят, шумят патриотические песни. И, кажется, вот-вот сшибутся, разбрызгивая искры мать-и-мачехи и капли клюквенной крови, расплющив и растерев меж валов-стволов наш крошечный караван.
Я с интересом вглядывался в окно. Все остальные усиленно зевали, а зеркало заднего вида смотрело на меня усталыми и спокойными глазами Кости. Уклон пока ещё небольшой, и лошади идут охотно, напевая под нос свои хрустящие, ноздреватые песни. Перед подъёмом Костя остановился и пропустил повозки вперёд, так что теперь мы могли наблюдать в лобовое стекло только весело раскачивающиеся вагончики.
Анна устроилась дремать, свернувшись на сидении чуть ли не клубочком и пробормотав:
Ты же, наверное, никуда не ездил, малыш, и не знаешь, как это прекрасноспать, пока тебя куда-то везут.
Я не знал, но, кажется, полностью разделял её взгляды.
Мы плелись под дождём до сумерек, а после встали на ночёвку у обочины, чтобы проснуться в таком же сером и сопливом утре. Казалось, эти холмы сморкались в нас, как в носовой платок. Торопиться было некуда, и мы неспешно двигались между отвесных чёрных гор, пока редкие, заляпанные грязью дорожные знаки не привели нас в человеческое поселение.
Это был небольшой городок, зажатый в стакане горных склонов. «Девять горных пиков» гласила вывеска на въездном щите под огромной надписью «Добро пожаловать!» и выцветшей картинкой, изображающей сову. Всё зябкое и дрожащее. Покатые, похожие на валуны домики норовят прижаться друг к другупогреться. Лошади храпели, с подозрением разглядывая мокрые лопухи, цокали копытами по плоским камням, будто бы нарочно врытым в землю.
С этим местом связана одна забавная легенда, сказал Аксель, и я навострил уши. Анна перевалилась на сидении на живот, стянула с головы одеяло, выглядывая оттуда, словно ласка с побуревшей по осени шерстью.
Капитан протёр запотевшее окошко-иллюминатор, потом протёр каждое стёклышко очков. Бросил наружу неприязненный взгляд.
Когда-то здесь было озеро. Пересохло, и остались только человеки. Но, по-видимому, с таким дождём скоро снова будет озеро. Выгружаемся.
Надев огромные резиновые сапоги и прихватив с собой шляпу, он выскочил наружу. Мы с Анной обменялись вялыми ухмылками, закопошились, пытаясь, должно быть, рассовать по карманам крохи тепла, и как можно дольше растягивали выход в открытый космос.
Анна вышла наружу с тем же одеялом на плечах, замотавшись в него, подобно арабской красавице если, конечно, арабские красавицы носят джинсы и калоши (почти такие же огромные как у Капитана).
Почему Аксель решил выступить именно здесь? спросил я.
Возможно, хочет зажечь это унылое местечко, сказал, выпадая из кабины, Костя. Филиал Торонто, понимаешь? Это как закуривать промокшие сигареты. Не слишком приятно, но куда же деваться, если других нет?
Здесь нет других городов? спросил я.
Вообще-то странно. Дорога не выглядела старой или разваленной, видно, что ездят по ней много и часто.
Есть. Если бы мы не сворачивали сюда, часа через четыре нас бы ждал Рейн с ужином в каком-нибудь тёплом месте с крышей над головой и благодарная публика. Все тридцать тысяч человек. Они, конечно, хмурые, как и всё горцы, смотрят на тебя с таким же выражением, как на дичь, которую нельзя подстрелить из-за просроченного охотничьего талона, но свою пачку бумажек мы бы собрали.
Значит, у Акселя здесь какие-то знакомые?
Да нет. Ему просто здесь интереснее. Не спрашивай, почему. Он говорит, здесь как-то иначе льёт дождь.
Нас никто не встречал. Хотя наш табор выглядел в окружении каменных домишек как петарда, разорвавшаяся в стакане с водой, ни единого лица в окне или под козырьками, или на верандах я не увидел.
Здесь, неподалёку, горнолыжная база, сказал Костя и надул щёки. Кстати, где-то в автобусе были лыжи.
Анна грустно хмыкнула. Она всё ещё оглядывалась, надеясь отыскать в окружающей серости хоть одно яркое пятно.
Быть может, здесь есть таверна? спросила она.
Мы довольно быстро отыскали туристический приют. Здание вползало на склон горы, словно большая улитка, волочащая на себе крышу из красной черепицы. Путь к нему окаймлял сырой папоротник и низкорослые кусты лиственницы.
Анна с тоской посмотрела на закрытую на висячий замок дверь. Костя заметил:
Боюсь, если бы они знали, что посреди «мёртвого» сезона припрёмся мы, оставили бы открытым собачий лаз
На площадке перед туристическим приютом раскинулись наши шатры, верёвки от которых были похожи на растянутую среди деревьев паутину. Пришлось изрядно повозиться. Шесты, которые мы пытались вкопать среди травы на газоне, с ворчащим и хлюпающим звуком кренились на бок, парусина над головой создавала переполох, словно летучие мыши на чердаке, которых разбудил луч фонарика. Через полчаса на две трети напрасного труда мышцы одеревенели. На ум мне пришла книга, которую брал несколько раз в библиотекенастолько мне она нравилась. Там был мальчишка, вроде меня, который в сердце бушующей стихии помогал отцу укреплять плотину. Если бы они не укрепили плотину, затопило бы деревушку живших по соседству негров. При чём тут негры, я не помню (кажется, они имели к сюжету весьма посредственное отношение), но, видимо, отец мальчика и его друзья были хорошими людьми. Иначе не взялись бы за лопаты. О, какой там был ливень! Потоками воды их сбивало с ног, и я, скользя в калошах на вязкой земле, представлял у себя в руках вместо шеста то черенок лопаты, то сваю, что подпирает насыпь. Поэтому я, наверное, единственный, кроме Капитана, сохранил к середине дня более или менее благодушный настрой. Что и говори, а разгружать пожитки бродячего цирка было почти так же ответственно, как противостоять выходящей из берегов реке.
Аксель, пробегая мимо, увидел, как я под навесом сижу верхом на бочке с реквизитом, насвистываю себе под нос какую-то песенку, и нахмурился.
Бездельничаешь. Ты давно практиковался?
Вид бездельничающего юнги трогал в капитанском сердце какие-то нотки.
Вчера вечером, сказал я.
Во сне что ли?
Нет же. Ой, то есть позавчера.
Последние два дня вросли у меня один в другой, как пара размазанных автомобильными колёсами по асфальту жуков-солдатиков.
Аксель кивнул, сказал совершенно серьёзно:
Когда есть возможность, тренируйся во сне. Бери с собой в постель мячик. Или булаву. Если хочешь, ножикобязательно в ножнах.
Я открыл рот, но не смог придумать, что сказать. Аксель с лукавой серьёзностью глянул в мои опешившие глаза и продолжил:
Ещё удобно тренировать таким образом свою координацию и лечить боязнь высоты. Только канат и ходули в постель не тащи. Ходулипотому, что будут мешаться всем остальным, а канат ты всё равно в одиночку не повесишь. Можно, конечно, представить нас в качестве помощников, но подумай о том, что у нас у всех есть свои дела во сне, и что утром кто-то рискует получить по ушам. Лучше засыпай, представляя, как уже стоишь на этом канате. Как он дрожит от ветра, а тывууух! выставляешь в стороны руками, изображая не то самолет, не то парящего орла. Концентрируй внимание на ступняхони должны быть словно крылья, чувствующие под собой поток ветра. Только не сломай себе чего-нибудь. Хотя, от ощущения падения люди чаще всего просыпаются, но мало ли. И, заклинаю тебя, постарайся не орать. Я знал одного человека, очень уважаемого человека (Аксель тайком оглянулся на Джагита, который выгуливал своих змей, катая их на плечах; пресмыкающиеся выгибали спины навстречу дождевым каплям и довольно шипели), который натурально надул в постель, когда пытался освоить левитацию. И при том ещё умудрился проломить крышу сарая, в котором дрых. Капитан строго посмотрел на меня. В общем, такой способ тренировок хорош, но он не отменяет необходимости тренироваться вживую.
Я как раз собирался, заверил его я.
Ну, так вперёд. Мячики можешь взять у Мары. Потом пробуй булавы.
Я потащился под дождь искать Марину, лелея остатки хорошего настроения и надеясь, что они, намокнув, пустят какие-нибудь побеги. Это моя третья тренировка. Она даже ещё не началась. А сколько таких тренировок нужно, прежде чем я научусь хоть чему-нибудь?
Анна, которая, словно настоящая кошка, прежде всего обустроила себе под натянутым тентом тёплое местечко из плетёного кресла, пледа, книжки, газовой горелки и кружки с чаем, спросила, когда я проходил мимо:
Что ты повесил нос?
Аксель говориттренироваться.
На её лбу сидели солнцезащитные очки. Выглядела она как изнеженная барышня на берегу моря, и я подумал, что таким странным образом через свой внешний вид она пытается привлечь в этот скользкий мир немного тепла и солнца. Кое-какой результат уже достигнуткошка Луша перебралась из повозки к девушке на колени и уснула, положив мордочку на лапы.
А. Не расстраивайся, в твоём возрасте всё это приходит очень быстро. Учишься махать руками, а потом руки начинают двигать твоим телом, дёргать его за ниточки, как тряпичную куклу. Они будут хватать воробьёв в полётево всяком случае, будут пытаться схватить, будут драться друг с другом за мячики и булавы.
А как я
А ты будешь стоять в сторонке, она улыбнулась. И только потом руки и тело договорятся между собой. Снова составят дружную компанию, ещё, пожалуй, дружнее, чем раньше. Два младших братика-забияки и сестричка.
У тебя тоже так было? спросил я. Ну в молодости? То есть в юности?
Получишь по ушам, грозно сказала Анна. И тряхнула косами, словно стряхивая с них неуклюжесть моего вопроса. Меня всему научил папа. Он был артистом.
В цирке? спрашиваю я, радуясь даже такой крошечной отсрочке.
В Испании! Анна смеётся. Во всей Испании не сыщешь больше такого артиста, как мой папа! На самом деле, это небольшой городок на юге, принадлежащий рыбакам и бездельникам. Не выходя из дома, я представляла себя героиней старинных сказок мы жили в настоящей берлоге, без дураков, в подвале цирка, который стал цирком только в середине века. До этого стоял заброшенный, ещё до этого был какой-то едальней, а ещё раньшецерковью. Там была единственная лампочка, валялись ржавые ножи и камни, обручи, тарелочные черепки. Вещи, из которых настоящий фокусник может устроить красочное и феерическое представление. Мой отец был настоящим фокусником.
А звери? Сколько зверей было?
Я подумал, что Анна не может без животных. Наверное, там, в бесконечных цирковых подвалах у её отца были целые конюшни лошадей и выводок кошек, в акробатическом хороводе сливающийся с выводком мышей. На худой конец, одна лошадь, но непременно навроде Цирели, тонконогая и грациозная, готовая при малейшем капризе всё стойло разнести в клочья.
Анна кивнула:
Семейка кролей-альбиносов с такими краснющими глазами. Они жили в больших клетках с опилками, и от них так хорошо пахло!
Я живо себе всё это представил.
Как здорово там, наверное, было жить.
Анна блаженно щурится, купаясь в воспоминаниях.
Наш Костя, например, человек крыш. Ему бы непременно вскарабкаться выше других хотя бы на голову. А я человек подвалов. Мне там не жарко, и свободно дышится а может, просто нравится, когда есть крыша над головой. Хоть какая-то, Анна видит на моём лице недопонимание и стучит костяшками пальцев по своей макушке. Я её потеряла уже давненько. Может, при рождении, может, чуть позже или чуть раньше. Будь у меня крепкая крыша, я бы никогда не убежала с таким проходимцем, как Акс.
Ты убежала от родителей?
От папы. Он заменял мне и мать, и деда с бабушкой всех. Я очень его люблю.
А что с ним сейчас?
Не знаю, она пожала плечами. Сто лет уже его не видела. А точнее, пять. Наверное, всё так же живёт себе помаленьку на цирковую пенсию, выращивает кроликов, препирается с рыбаками. Выкуривает недельный запас цигарок за два дня. Он хороший. А на ладонях его я знала каждую бороздку.
Из глубины её лица, как из светлого лесного озера, взбаламученного большим животным, поднялся ил воспоминаний. Очки сами собой съехали ей на нос, книжка начала сползать с колен и упала бы, если бы Луша не придержала её лапой.
Иди тренируйся, Шелест, голос Анны звучал теперь будто бы по телефону. Капитан всегда говорит, что я отвлекаю всех от работы. Он говорит мне, что однажды я отвлекла от работы его, и он до сих пор не может прийти в себя.
Я пошёл дальше. В звериной повозке ворчал Борис. Он не любит влажную погоду. Наверное, она пробуждает в нём генетическую память о джунглях, и всю его шкуру топорщит от непонятного беспокойства. На собрании сразу после приезда было решено не выпускать его сегодня гулять, и Анна ходила утешать зверя. Я уже понял, что со зверьми у неё особенные отношения.
Да и Борис благоволил к Анне. Она просовывала сквозь прутья руку, и тигр оставлял на ладони свои слюни и один-два выпавших уса. Они могли разговаривать часами: Анна рассказывала о прошедшем дне и о своих мыслях, и тигр отвечал ей влажным ворчанием.
Это лучший собеседник, говорила девушка. В детстве у меня был блокнот, с которым я делилась всем-всем-всем откровенно говоря, у меня было целых четыре блокнота. Но один тигркуда лучше. Кто пойдёт к тигру выведывать твои секреты?
* * *
Мара извлекала из коробок грозди ярко-зелёных карликовых банановни одна обезьянка не станет работать на такой погоде без премии. Этими коробками мы запаслись на каком-то базаре вскоре после того, как миновали Краков. Сразу тремяобезьянки славились необычайной прожорливостью. И не только обезьянки; двуногие прямоходящие тоже любили полакомиться спелыми плодами.
Хотелось бы взглянуть в лицо хотя бы одному засранцу, бурчала девочка. Не ради ворон же мы всё это ставили.
Марина поделилась со мной парой бананов, похожих на вкус и по размеру на ириски. Очистила от кожуры свою долю.
Если честно, я не видел даже ворон. На крышах домов имелись флигели, один действительно в виде вороны, другой изображал петуха, третий не то скачущую лошадь, не то собаку, но все они отвернулись от нас, чтобы посмотреть, куда там указывают стрелки дождя.