Слегка и, стараясь без скрипа, я приоткрыл эту дверь и просунул голову в образовавшуюся щель. Перед моими глазами возникло помещение с наглухо зашторенными окнами, застоявшимся смрадным запахом. По размещению и по чехлам, скрывавшим мебель, можно было бы догадаться о том, что это помещение и было кабинетом, но которым никто и никогда не пользовался. Я уже собрался вытащить голову и прикрыть эту дверь, как за моей спиной послышался скрип открываемой двери. Не задерживаясь ни на секунду, я вынужденно ввинтился в щель приоткрытой двери и оказался в этом странном помещении, которое сейчас более напоминало складское помещение, а не рабочий кабинет британского посла.
Я вовремя успел прикрыть за собой дверь, продолжая у нее стоять. Прислушивался к голосам людей, которые слышались в приемной, которую я только что покинул. Они чего-то разыскивали, но не могли найти нужной вещи. Тогда я сообразил, что некоторое время не смогу покинуть этого складского помещения. Из-за этой дурацкой ситуации, в которой я неожиданно для себя оказался, я решил, не теряя зря времени, его тщательно. Но, разумеется, не принялся рыться в вещах, переставляя их с места на место. К поисковой работе подключил свое магическое зрение, чтобы квадрат за квадратом обследовать этим зрением.
Прежде всего, я убедился в том, что это был все-таки не склад, а помещение, которое было очень походило на рабочий кабинет британского посла. По крайней мере, об этом говорило стол бюро и множество свечей для освещения пространства над столом для писания деловых бумаг. Смрад в кабинете поддерживалось искусственным образом, практически сразу мне удалось обнаружить источник зловония. Таким источником была инкрустированная табакерка, которая почему-то была раскрыта, а в ней хранился магический артефакт, который поддерживал этот тяжелый запах смрада в кабинете. Причем, как мне удалось выяснить, табакерка выполняла двойную функцию. Она была не только хранилищем артефакта зловония, но и служила неким датчиком тревоги. Как только кто-либо закрывал эту табакерку, чтобы прекратить выделение этого смрадного запаха, как где-то подавался сигнал тревоги.
Я же не коснулся табакерки, а подошел к рабочему столу бюро, чтобы его внимательно рассмотреть своим магическим зрением. В одном из ящиков стола я обнаружил второе потаенное дно, в котором хранилось множество бумаг. Так и не прикасаясь руками к столу, я щелкнул пальцами, ящик самостоятельно выполз из пазов подстольной тумбы и моим глазам продемонстрировал кипу бумаг, заполненных разными почерками. Мне ничего не оставалось делать, как слегка нагнуться, чтобы бумаги забрать из ящика. Я наскоро пролистал эту кипу бумаг, обнаружив, что она состоит из посольских отчетов перед лондонским форин офис, записок британских агентов во Франции. Затем перед глазами мелькнула расписка лейтенанта де Сен-Мар в том, что он должен триста тысяч луидоров. Расписка была подписана де Сен-Маром, а вот кому он был должен не было указано, в этом месте был пропуск, в который было можно вписать любое имя или фамилию.
Я успел только подумать о том, насколько лейтенант мушкетеров был пьян или находился под действием наркотиков, чтобы добровольно подписать такую бумагу! Но в этот момент в моих руках оказалась еще одна бумага, непримечательный меморандум, прочитав который я вздрогнул от полной неожиданности. В этом меморандуме предписывалось британскому послу Джону Далримплу предпринять немедленные меры для того, чтобы после смерти короля Луи XIV, монсеньор Филипп II герцог Орлеанский не имел бы возможности занять место Регента молодого герцога Анжуйского. Прочитав бумагу, я понял, что нашел именно то, что так надеялся найти. Теперь у меня было документальное подтверждение того, чтобы англичан можно было обличить в глазах королевской власти Франции.
Бумаг оказалось очень много, но у меня не было времени все их просмотреть. Наступала пора мне, как можно быстрее, покинуть помещение кабинета британского посла. Я мог бы вернуться в само британское посольство обратной дорогой, но где-то внутри меня зрело подозрение в том, что британцы успели заблокировать этот путь моего возвращения, устроив засаду. Перед тем, как покинуть данное помещение я всем своим товарищам отдал общий мысленный приказ, прекратить нападение и, забрав убитых и раненых товарищей, покинуть все захваченные посольские помещения. Сам же подошел к единственному имевшемуся зеркалу в этом чужом кабинете и начал в него внимательно всматриваться, терпеливо ожидая, когда мое лицо приобретет черты лица британского посла Джона Далримпла!
Глава 18
1
Удивительное дело, но налет на британское посольство королевским правительством Франции был спущен как бы на тормозах, как будто бы его вообще не было. Правда, капитана Анри Бельгарда сняли с должности капитана роты королевских гвардейцев, снова вернули под руку военного министра маркиза Франсуа-Мишеля де Лувуа. Со мной же встретился, по душам переговорил маркиз Антуан де Монморанси, заместитель руководителя французской королевской службы разведки. Он же и забрал из моего дома лейтенанта мушкетеров Бенина де Сен-Мара, который после этого случая круто изменил свою жизнь. Лейтенант мушкетеров пошел по тюремной линии, для начала он стал директором тюрьмы где-то в провинции, чтобы вскоре взять под свое начало парижскую Бастилию.
Вскоре мне стало известно, благодаря усилиям, предпринятым графом Тессе, личного секретаря мадам де Ментенон, о том, что король Луи XIV принимал британского посла Джона Далримпла по его просьбе и по этому вопросу, имел с ним пятиминутную беседу. В ходе этой беседы, видимо, самому королю захотелось из первых рук получить информацию о том, что же все-таки такого произошло в британском посольстве, но дипломат отделался невинными шутками. Я же прекрасно понимал нежелание посла Далримпла королю Франции поведать в деталях о своем великом конфузе. О том, как его же жена лично провожала «не его», а какого-то другого человека в его обличье, к ожидающей карете, она даже соизволила этого «не его» нежно поцеловать в щеку. Сам же посол в это время, извините меня за грубые выражения, находился в сортире. Он, видите ли, пожелал облегчиться перед выездом на встречу с британским сановником, только что прибывшего на отдых в Париж, и там немного задержался
Одним словом, французы воспользовались этим непонятным нежеланием британского посла говорить по поводу имевшего места события, они не стали проводить обязательно требовавшегося в таких случаях полицейского расследования. Правда, начальник французской королевской полиции маркиз де Аржансон в рамках этого события проявил инициативу. Теперь по его распоряжению два полицейских ажана постоянно дежурили перед моим особняком, в любое время дня и ночи. Они при себе имели перо и бумагу, чтобы записывать точное время, когда я его покидал и когда возвращался домой.
Капрал Яхроменко в свою очередь проявил солдатскую смекалку!
Он перед нашим особняком выставил небольшой столик с чернильницей и бумажными принадлежностями, чтобы французским полицейским было бы удобнее строчить на меня доносы. К чернилам, бумаге и перу он добавил и двухлитровую бутылку легкого сидра, столь любимого всеми французами. Сначала эти мужики полицейские поломались, отказываясь от предлагаемых удобств и угощенья. Но июньская парижская жара в городе кого угодно с ума сведет, поэтому со временем гостевой сидр и чернила парижскими полицейскими стали поглощаться без зазрения совести и непомерными количествами.
В моей личной жизни произошло большое событие, для осуществления которого я приложил столько усилий. Наконец-то, я стал доверенным лицом самого монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского. На следующий день после разборки с посольством британцев, ко мне курьером пришло официальное письмо приглашение от монсеньора. В своем письме герцог Орлеанский приглашал меня принять участие в его субботнем вечернем развлечении. Правда, если далее судить по оригинальному тексту письма, то меня приглашали на ужин с участием близких друзей монсеньора Филиппа. На этот раз я решил не отказываться, а поужинать с друзьями герцога Орлеанского.
Фаэтон с Агостино на козлах и двумя сопровождающими драгунами доставил меня в Пале-Рояль, в один из дворцов дворцового комплекса Лувр, который с недавних пор стал постоянной резиденцией герцогов Орлеанских. Монсеньор Филипп занимал третий этаж этого дворца. У дворцовых ворот меня встретил его слуга, который провел меня мимо постов королевских гвардейцев, среди которых мне повстречались знакомые лица гвардейцев из роты капитана Анри Бельгарда. Мы поднялись на третий этаж, где сам герцог Филипп Орлеанский уже ожидал моего появления. Он по-дружески похлопал меня по плечу и сказал:
Привет, Иван, очень рад, наконец-то, видеть тебя у себя дома! Ты не очень-то здесь стесняйся и чувствуй себя так, словно находишься в гостиной своего особняка! Ужин начнется, примерно, через час, тогда я тебя и познакомлю со всеми своими греховодниками, которые собируться за столом. Жаль, однако, что ты пришел ко мне без своей жены, вы бы вдвоем хорошо бы смотрелись в моей компании!
Меня сильно удивила последняя тирада герцога о жене?!
Неужели, он пани Яну принимает за мою супругу?!
Мы столько раз уже встречались на официальных и неофициальных королевских мероприятиях, столько раз мы говорили о нашей личной жизни, но во всех этих разговорах я ни единым словом не упоминал о том, что женат или что имею супругу! Ну, да ладно, черт с ними с этими французами, у которых в одно ухо влетает, а из другого вылетает только что полученная ими информация! Если монсеньор Филипп считает, что я женат, ну, я и так буду женатым, если ему этого так хочется! Поэтому я промолчал, не ответил на этот его как бы косвенно поставленный вопрос о том, сможет ли он когда-либо снова увидеть то прекрасное видение, которое случайно привиделось ему в моем особняке. Монсеньер Филипп, тем временем, продолжил высказывать свою мысль.
Так, что, мой дорогой друг, время до ужина ты можешь провести в одном из гостевых апартаментов! Затем мой слуга зайдет за тобой и проведет в обеденную залу. Только, пожалуйста, не удивляйся словам, шуткам и поведению моих друзей и приятелей! Некоторым людям они почему-то кажутся очень странными!
С этими словами, монсеньор Филипп еще раз одобрительно похлопал меня по плечу, вскоре его фигура растворилась в полусумраке одного из дворцовых коридоров.
Его Сиятельство не любит, чтобы его повсюду сопровождала свита! По дворцу он предпочитает ходить в одиночестве! Прокомментировал поведение монсеньора слуга, все это время простоявший и ожидавший меня в стороне. Мосье, граф Орлофф, не были бы вы столь любезны, следовать за мной!
Слуга, словно танцор балета, легко заскользил по навощенному дубовому паркету залы Пале-Рояля, мне же пришлось поспешить вслед за ним, чтобы самому не затеряться в путанице дворцовых переходов и коридоров. Моя комната оказалась большим и светлым помещением, в котором имелось достаточное количество мебели. Несмотря на жару, стоявшую за окном, в самой комнате из-за ее высоких потолков и мраморных стен сохранялась приятная прохлада. Слуга подошел к окну и с моего разрешения задернул его шторами, пояснив, что вскоре июньское солнце обязательно может заглянуть в это окно. Тогда это помещение нагреется до нежелательной жары. Я промолчал, никак не комментируя это замечание слуги, в тот момент я размышлял о том, какие же сюрпризы монсеньор Филипп для меня подготовил на этом ужине?!
Оставшись в одиночестве, я первым делом еще раз осмотрел помещение, в котором меня разместили. Это было обыкновенная дворцовая зала, которая имела единственную дверь с внутренним засовом. Зала имела некоторые элементы домашнего уюта и семейного комфорта. Главным элементом семейного комфорта была, разумеется, громадная кровать под балдахином, которая чуть ли не всю площадь этого помещения. Она была сдвинута немного от центра, располагалась ближе к окну. Правда, даже и там это гигантское сооружение семейного благополучия производила неизгладимое впечатление своей монументальности, вечности жизни и страстей человеческих!
Я давно уже слышал побасенки, тут и там бродившие по Парижу, о том, что в те времена французы прямо-таки обожествляли кровать в своем доме. Если семейство было богатым, то кровать глав семейства занимала центральное место во всем доме, вокруг нее вращалась жизнь этого семейства. Часто случалось и такое, что главы семейств, лежа на этом сооружении, принимали гостей и вели с ними светские беседы. Если же семейство ничего, кроме крыши над головой, не имело, то и в таком случае семейная кровать составляла центр жизни и этого семейства. В ней зачинались, рождались и росли члены семьи, в ней же вместе спали по ночам все члены того или иного семейства.
По-видимому, я все же задремал, размышляя о значимости в семейной жизни французских кроватей, потому что проснулся от легкого прикосновения руки того же самого слуги, который меня довел меня до этой гостевой комнаты Пале-Рояля. Он стоял, согнувшись в глубоком поклоне, говорил о том, что мне пора подниматься и идти в обеденную залу, где меня уже ожидают.
Переход из сумрака дворцового коридора в ярко освещенную почти тысячью свечей обеденную залу оказался несколько резковатым для моих глаз. Мне пришлось зажмуриться, а когда я снова раскрыл глаза, то уже стоял перед большим обеденным столом, за которым вальяжно расположились около двадцати французов.
Рядом же со мной стоял, внимательно всматривался в мое лицо монсеньор Филипп II герцог Орлеанский. Ему, видимо, очень хотелось насладиться моей первой реакцией на то, что я только что увидел. Не желая терять своего лица перед монсеньором и его гостями, я мгновенным взглядом обежал лица людей, сидевших за столом, и улыбнулся им всем. За столом сидели: герцогиня Беррийская, дочь монсеньора Филиппа, Луи Франсуа дю Плесси герцог де Бронкас, Шарль Арман де Гонто герцог де Бирон, Жана де Монбуасье граф де Канийак, Бройль, маршал Вильруа. А также несколько мужчин непонятного рода и происхождения, весьма смахивающие на дворянский сброд, а также несколько женщин, которые были очень красивыми, но были мне совершенно незнакомы.
Все эти лица с улыбками и без оных наблюдали за мной. В тот момент я вдруг ощутил самого себя, как будто стоящего на эшафоте! Передо мной расхаживал палач в красной рубахе, с острым топором в руках. Это было настолько необычным и одновременно болезненным ощущением, что я не знал, как себя повести в этом обществе паяцев и аристократов. Но мне на помощь пришел герцог Орлеанский, который выступил вперед и, дружески толкнув меня кулаком в плечо, обратился к собравшимся гостям за столом с небольшой речью:
Дорогие друзья, сегодня наша семья пополнится еще одним приятным нашему обществу человеком. Он в будущем, как и мы все, наверняка, станет истинным братом греховодником, по крайней мере, у него имеются для этого большие задатки. Прошу любить и жаловать, графа Ивана Орлоффа, первого иностранца в нашем сугубо французском сообществе. Граф, русский человек, но он уже успел себя зарекомендовать большим любимцем французских женщин. По слухам, постоянно циркулирующим в парижском обществе, граф Орлофф, оказался большим специалистом по зачатию детей мужского пола. Поэтому от парижских дам у него нет отбоя! Одним словом, я рекомендую вам, этого русского графа в друзья и приятели!
Слуги, монсеньор Филипп II герцог Орлеанский обратился к прислуге, находившейся в обеденном зале, проведите, пожалуйста, графа на его место, которое с этого момента становится его законным постоянным местом за столом, за которым собираются только мои друзья!
Мое место находилось в нескольких шагах, по левую руку от герцогини Беррийской, полное имя которой до замужества было Мария Луиза Орлеанская. В пятнадцать лет она, будучи дочерью герцога Орлеанского, была выдана замуж за младшего сын
Людовика Великого Дофина
и
Марии Анны Баварской
А справа от меня сидел мосье, которого я еще не встречал, не много о нем слышал, при моем приближении он вежливо привстал, чтобы вполголоса произнести:
Позвольте представиться, сиятельный граф, маркиз де Аржансон к вашим услугам!
От этих слов и от его колюче-пронзительного взгляда, у меня мурашки побежали по телу. Ну, как же сейчас мне приходится сидеть рука об руку, за одним столом вместе с генеральным инспектором французской полиции маркизом де Аржансоном! Не каждый день такое может случиться! Этот на первый взгляд, казалось бы, совсем старый человек в ежовых рукавицах держал криминалитет всего Парижа. Как генеральный инспектор полиции, он ввел немало толковых нововведений в управление и действия всей парижской полиции, от чего повысился эффективность ее работы! Но сами парижане, по-прежнему, страшно боялись полиции, не желали иметь дела с полицейскими, они смертельно ненавидели маркиза де Аржансона!
Во время ужина я старался в одинаковой мере уделять внимание, как своей соседке, прекрасно сохранившейся сорокалетней красавицы, Алоизы де Куртине, сидевшей справа от меня, так и маркизе де Аржансон. Поддерживал с ними великосветские беседы, старался женщине подложить на тарелку еще какого-либо деликатеса, хотя основной работой по обслуживанию гостей занималась прислуга. Она внимательно следила за сменой блюд, а также за тем, что находилось на тарелках гостей. Эта же прислуга вовремя наполняла бокалы гостей вином, она работала быстро, неприметно и весьма эффективно. Гостям же оставалось только есть вкусные блюда, подаваемые прислугой, пить хорошие вина, а также поддерживать беседу с соседями по столу.