Эти соображения мне показались вполне разумными. Так что вскоре я снабдил мистера Абрахамса требуемыми ингредиентами и удалился. Оглянувшись на пороге, я увидел, что торговец уютно разместился в кресле у огня, положил ноги на каминную плиту, и уже начал принимать транквилизаторы, необходимые ему, дабы с бóльшим успехом противостоять полчищам потусторонних гостей.
Мы с миссис ДОддз расположились в комнате этажом ниже. Через некоторое время я услышал, что Абрахамс поднялся со своего места и быстрой походкой пересек зал. Потом он, судя по звукам, сдвинул что-то из мебели, стоящей у окна, и, наверное, встал на это что-то, стараясь дотянуться до щеколды: через несколько секунд до моих ушей донесся скрип открываемого ставня а он располагался выше, чем по силам достать такому коротышке, как продавец призраков. Миссис ДОддз потом утверждала, что ей удалось расслышать его голос хриплый, торопливый шепот, но, возможно, это была только игра воображения. Что касается меня, то я действительно был взволнован даже больше, чем полагал возможным ранее. Поистине, есть что-то тревожное в образе человека, простого смертного, который стоит перед распахнутым окном, напряженно вглядываясь во тьму, и призывает обитателей иного мира, неупокоенных духов. Украдкой от Матильды я взглянул на часы и содрогнулся: стрелки показывали половину первого ночи. Настало время, когда мне надлежит выйти на встречу с призраками, разделив с мистером Абрахамсом его ночную вахту.
Он сидел так же, как я его оставил, разве что на лице уже успели проявиться следы транквилизаторов. Никаких признаков тех загадочных перемещений в зале не было видно вообще, словно они нам почудились.
Ну как, у вас все в порядке? спросил я после того, как перевел дыхание и убедился, что мы здесь одни.
О да, сэр, но именно сейчас, чтобы успешно завершить операцию, мне необходима ваша помощь, торжественно произнес мистер Абрахамс. Сядьте рядом со мной, примите несколько капель Lucoptolycus и с очей ваших спадет пелена обыденности, препятствующая Истинному Зрению. Однако, что бы вы ни увидели продолжайте сидеть недвижно и в полном молчании, дабы не нарушить магический ритм!
Передо мной словно был совершенно другой человек: прежняя вульгарность манер исчезла бесследно, а речь и жесты обрели величавую повелительность. Не помня себя, я повиновался всем его указаниям и с трепетом ожидал результатов.
Несколькими быстрыми взмахами рук мой напарник очистил вокруг нас пол, расшвыряв по сторонам стебли камыша. Пав на колени, он достал откуда-то кусок мела и очертил на каменных плитах полукруг так, что с одной стороны нас ограждала эта черта, а с другой, за нашими спинами, открывался зев камина. Затем Абрахамс тем же мелом начертал внутри полукруга несколько иероглифов на мой непросвещенный взгляд, чем-то похожих на знаки Зодиака. После чего выпрямился во весь рост и странным голосом произнес в пустоту какое-то обращение, прозвучавшее столь быстро, точно это было одно слово неизвестное слово на загадочном гортанном языке. Потом в руке у него появилась небольшая склянка, к которой он поднес уже знакомый мне флакон и налил из него пару чайных ложечек абсолютно прозрачной жидкости. И вручил все это мне.
Какое-то мгновение, прежде чем поднести склянку к губам, я колебался, но, повинуясь решительному жесту продавца призраков, выпил. Вкус жидкости не был неприятен. Я ожидал, что нечто откроется моему взгляду сразу, тотчас же, но этого не произошло. Тогда я осторожно сел и начал всматриваться в темноту перед собой.
Абрахамс опустился в кресло рядом. Я заметил, что время от времени он поглядывает мне в лицо и сразу же после этого произносит очередную фразу на непонятном языке.
Вдруг тело мое охватила сладкая истома. Могло показаться, что причиной тому было тепло, исходящее от камина; но, безусловно, имелась и другая причина, не столь обыденная. Веки будто налились свинцом, в то время как мозг продолжал работать с восхитительной быстротой и легкостью, ежесекундно обдумывая сотню гениальных идей разом. Замерев, словно в летаргии, я как бы со стороны видел, что сидящий рядом человек тянется ко мне, кладет мне ладонь на грудь против сердца однако не воспротивился этому, даже не спросил, что он делает. Все предметы, находившиеся в зале, закружились вокруг меня в медленном танце. Огромные лосиные рога на дальней стене величаво покачивались, а подносы вовсю отплясывали котильон с ведерком для льда и цветочной вазой. Мой подбородок коснулся груди, я уже ничего не чувствовал, уже был почти без сознания и вдруг словно воспрянул ото сна: в дальнем конце зала открылась дверь.
Я уже упоминал, что с «господской» стороны зала устроено возвышение, предназначенное для хозяев замка? Так вот, как раз на той стороне дверь и открылась. Я сидел, замерев, до боли в пальцах сжимая подлокотники кресла, а створка медленно колебалась туда-сюда на поскрипывающих петлях, пока бесформенная, бесплотная темнота струилась сквозь дверной проем. А потом эта мгла сгустилась: она продолжала оставаться бесплотной, однако теперь передо мною было уже не ничто, но нечто. Струя мрака перетекла через порог и ледяной хлад потянулся от нее, пронизывая до костей, заставляя цепенеть сердце. Потом темнота заговорила. Голос ее был подобен дальним вздохам мистраля, колышущего вершины сосен на пустынном морском побережье:
Я незримый пришелец из немыслимого небытия. Обладаю всеми свойствами, присущими обитателям тонкого мира, включая свойства электрические, магнитные и спиритуалистские. Издаю громкие вздохи, полные леденящей тоски и сопровождающиеся значительными колебаниями эфира. Умерщвляю собак. Смертный, ты выбираешь меня?
Я собирался ответить хоть что-то, но слова, казалось, застряли в горле; и прежде чем я смог овладеть собой, бесплотный пришелец, грустно покачав темнотой, протек через зал и исчез во мраке у противоположной стены, напоследок издав вздох действительно очень громкий, тоскливый и, надо полагать, сопровождавшийся колебаниями мирового эфира.
Снова переведя глаза на дверь, я с удивлением заметил крохотную старушонку, шустро хромавшую по залу. Она, словно красуясь, несколько раз продефилировала передо мной, а затем присела на самом краю круга. Тут свет упал на ее лицо и оно, должен сказать, было столь ужасно, что не изгладится в моей памяти до гробовой доски. Наверное, все грязные страсти, сколько их есть в нашем грешном мире, все до единого пороки оставили на этой физиономии по язве.
Ха-ха-ха! зловеще проклекотала она и потянулась ко мне скрюченными руками, подобными лапам давно издохшей птицы. Видишь, какова я? Мое имя леди Жуть! Показываюсь в коридорах, облаченная в шелка цвета гнили, щедро раздаю успешные проклятия. О, как меня любил сам сэр Вальтер! Я буду твоей, смертный?
В ужасе я постарался отрицательно качнуть головой и, видимо, это мне удалось. Яростно оскалившись, страшная старуха замахнулась на меня своей клюкой, но удар не достиг цели, а сама леди Жуть с жутким воплем бесследно развеялась.
Я тут же посмотрел в сторону двери. Меня бы очень удивило, не покажись оттуда очередной пришелец; но он, разумеется, уже показался рослый мужчина благородной внешности, в широком одеянии из желтого атласа. Лицо его было полностью покрыто смертельной бледностью и наполовину темными прядями ниспадающих волос. Когда он повернулся, стало видно, что его длинные локоны свисают ниже плеч. Бородка у призрака, напротив, была очень короткой, аккуратно подстриженной она резко выделялась на фоне широкого белого жабо.
Величавым шагом новый гость приблизился к меловой черте, учтиво поклонился и заговорил. Голос у него был под стать внешности и манерам:
Я достославный кавалер. Многих заколол, но и сам был заколот. Вот этой самой рапирой видите ее, мой друг? Она так и осталась торчать в моей пронзенной груди Звеню сталью, произвожу неотразимое впечатление кровавым пятном на камзоле, как раз супротив пронзенного сердца (о, сколь эффектно выглядит красное на желтом!). Также издаю протяжные стоны. Имею рекомендации от множества достойных семейств, исповедующих верность старым традициям. Кроме того, имею большой опыт работы основным, исходным призраком в уважаемых замках. Впрочем, согласен и на участие в групповом выходе, особенно если группа состоит из миловидных юниц. Необходимое условие: они должны визжать как следует, не за страх, а за ужас!
Он поклонился с прежней учтивостью, явно не сомневаясь в моем положительном ответе, но оцепенение, еще не исчезнувшее после визита жуткой леди, помешало мне вовремя подать знак. Сделав реверанс и взглянув на меня с упреком, кавалер исчез.
Тут же меня накрыло волной ознобной дрожи, и еще не увидев нового посетителя, я твердо знал: он воплощенный кошмар. Или не воплощенный: рост его был изменчив, очертания колебались, и вообще он оказывался то хорошо различим, то совсем нет. На вид он был, как эхо на слух. Дрожащим, прерывистым голосом невоплощенный кошмар прошептал:
Оставляю в коридорах следы босых ног, сгустки запекшейся крови и свежие кровяные потоки. Гарантирую таинственный звук шагов, а также прочие загадочные шумы, равно как и зловещие. Обо мне писал сам Чарльз Диккенс, да-да! Касаюсь клиентов холодными невидимыми пальцами. Вырываю из рук письма. Веселюсь. Смеюсь и хихикаю. Иногда прямо-таки разражаюсь неудержимыми приступами отвратительного хохота. А можно, я прямо сейчас разражусь неудержимым приступом отвратительного хохота?
Я почти успел сказать «нет», но вот тут-то он и разразился. Еще прежде, чем мне удалось справиться с отвращением, на очереди был уже следующий кандидат.
Он вошел шагом быстрым, упругим, но при этом и крадущимся. Дочерна загорелый тип могучего телосложения, в широком шейном платке, повязанном на испанский манер (по-моему, поверх петли) и с серьгами в ушах. Взор его был потуплен, а весь облик излучал невыразимое раскаяние. Метался он по залу, как тигр по клетке, сжимая в одной руке длинный нож, а в другой клочок пергамента. Наконец заговорил глубоким и звучным голосом:
Я убийца. Головорез. Презираю. Видите, как меня на ходу корежит от ненависти к самому себе? Вместе с тем подкрадываюсь бесшумно: так и не разучился. Знаю все тайны Карибского моря. По первому требованию заказчика объясняю, как найти пиратский клад, по второму требованию предоставляю в его распоряжение карту. Согласен на работу не только под крышей, но и на свежем воздухе скажем, в парке. Необходимость длительных прогулок не пугает. Принимаете?
Он умоляюще посмотрел на меня но я не мог ответить, ибо в очередной раз закаменел от ужаса, глядя на то, что появилось из-за двери.
Это был очень высокий и тощий человек если, конечно, его можно назвать человеком: сквозь лохмотья истлевшей плоти проступали пожелтевшие кости, очень эффектно выглядевшие на свинцово-сером фоне остатков кожи. Тело его было укутано в рваный саван, и складки этого же савана образовывали капюшон, скрывающий голову; лишь глаза сверкали из-под него багряными угольками страшные, лишенные век. Чудовищное создание придвинулось вплотную к меловой черте, и я, подавшись назад, чуть ли не втиснулся в камин. Безгубые уста разомкнулись, я увидел двойной ряд почерневших зубов, острых, как клыки, а в глубине рта иссохший, свернувшийся в трубочку язык. Потом я услышал голос, словно просачивающийся сквозь два ярда могильной земли:
Я американский ужас, летящий на крыльях ночи. Только я. Остальные подделки. Остерегайтесь. Я воплощение инфернальных грез Эдгара Аллана По. Исключительно, несравненно ужасен. Подчиняю своей воле более низкоорганизованных призраков. Кровь моя, плоть моя, мои кости все как на витрине, к услугам заказчика. Особая программа: ужас и омерзение, два по цене одного. Никаких дешевых фокусов с применением спецсредств: к услугам серьезных клиентов профессиональный уровень работы с погребальными пеленами, самоподнимающаяся крышка гроба, прелести гальванизации. Эксклюзивная услуга: поседей за одну ночь!
Это протянуло ко мне костлявые руки однако я нашел в себе силы сделать отрицательный жест. И оно сгинуло с глаз, оставив за собой терпкий, тошнотворный запах распада. Я кое-как смог вернуться на прежнее место, уже практически уверенный, что, наверное, не так уж и плохо жить вообще без призрака. Но, как выяснилось, мое испытание еще не было завершено
Сначала я услышал шорох одежды и только потом увидел хрупкую фигурку в белом платье со шлейфом, волочащемся по полу. Когда она приблизилась достаточно, чтобы в свете камина можно было разглядеть подробности, я понял, что передо мной девушка, юная и прекрасная. Все в ее облике напоминало об обворожительных леди из прошлых, лучших времен. Она горестно заламывала пальцы, а на лице ее, бледном и гордом, застыла печать обманутых чувств и неизбывного страдания. Нежно шелестя своим одеянием звук этот был подобен шепоту осенних листьев, гостья подошла к границе круга и устремила на меня неимоверно печальный взгляд несказанно прелестных глаз.
Я несчастна, сентиментальна, очаровательна и именно поэтому стала жертвой злодейски скверного обращения. Я была брошена и предана. Скорбно рыдаю в ночной тиши, тенью скольжу вдоль неосвещенных проходов. Происхожу из древнего, знатного, аристократического рода о я несчастная! Обладаю утонченным вкусом: обстановка этого зала (о, какая прелесть: мореный дуб!) мне подходит, особенно если вот тут или вон там добавить еще немножко доспехов, а здесь, здесь, здесь, здесь и здесь побольше гобеленов. О, неужели вы меня не возьмете?
Голос ее оборвался на чрезвычайно драматической ноте; призрачная леди простерла ко мне руки, будто умоляя о помощи. Я никогда не умел отказывать дамам. Да и по здравому размышлению: устоит ли жалкий призрак Джоррока перед такой конкуренцией? Уж джоррокова-то девица точно не леди из высшего общества! Если я, так вышло, не сумел остановить выбор ни на одном из прошлых гостей то стоит ли рисковать дальше? Ведь, чего доброго, может снова явиться пришелец вроде того, американского, а тут и до разрыва сердца недалеко!
Призрачная леди, по-видимому, предчувствуя мое решение, послала мне чарующую улыбку. И у меня исчезли последние сомнения.
Да будет так, дамочка! воскликнул я, вскочив с кресла, и, ни о чем больше не думая, в приступе восторга перешагнул меловую черту. Я выбираю тебя!
Аргентэйн! Вставай!! Нас ограбили!!!
Я никак не мог понять, отчего мелодичный голос леди-призрака сменился чьим-то истошным воплем, от меня ускользал смысл этих слов, они звучали как мелодия колыбельной: «Ограбили грабили били или» Но тут кто-то схватил меня за плечо и потряс могучей дланью. Пришлось открывать глаза.
Вид миссис ДОддз, минимально одетой и максимально разъяренной, живо воскресил в моей памяти ужаснейшие моменты сегодняшней ночи. Но когда я окончательно вернулся к прозе жизни, выяснилось, что в моей руке зажата пустая склянка, сам же я лежу на полу, чуть ли не уткнувшись головой в угасший камин.
Я встал, но не удержался на ватных, подгибающихся ногах и едва сумел добраться до кресла. Однако непрекращающиеся вопли Матильды постепенно разгоняли туман, окутывающий мое сознание. Вот дверь, через которую один за другим входили мои ночные визитеры из иного мира; вот меловой круг; вот иероглифы; вот пустая коробка от одного из транквилизаторов, которыми пользовался мистер Абрахамс, и не менее пустая бутылка от другого; но где же он сам этот охотник за привидениями? И почему Матильда в рассветных сумерках стоит у настежь распахнутого окна, воя даже не как призрак, а как паровозная сирена? Почему окно вообще распахнуто, что за веревка свисает из него? И где ЧТО?! Где наше фамильное серебро, эта гербовая посуда ценнейшее достояние Стопгоп Грэндж, предмет гордости всех ДОддзов настоящего и грядущего?!
Увы, далеко не сразу мой помутненный разум сумел связать воедино все увиденное и услышанное
Дорогие читатели, надо ли уточнять, что, к моему величайшему сожалению, никогда я их больше не видел: ни того, кто представился «мистером Абрахамсом», ни украшенной гербами ДОддзов серебряной посуды. Но даже это полбеды. Куда грустнее, что никогда мне больше не довелось увидеть тот последний призрак: несчастную леди в белом платье
И вряд ли мне когда-либо суждено с ней встретиться. Признаюсь честно: история, происшедшая той ночью, фактически излечила меня от стремлений наладить связь с потусторонним миром. Так что я без сопротивления согласился переехать в скучный, прозаический дом современной постройки на тихой окраине одного из лондонских предместий на который, оказывается, моя супруга давно уже положила глаз