Ведьма портного. Реальность из снов - Константин Каронцев


Ведьма портногоРеальность из сновКонстантин Каронцев

Взрослая жизнь лишь панцирь детства и оголенная сущность перед старостью.

Часть первая

Глава перваяРаспродажа души

Первые аккорды задорного и лихого румынского танца «Жаворонок» окутали прокуренную комнату в темно-желтых тонах, оформленную в готическом стиле. Рядом с окном разместились музыканты, с веселым ажиотажем показывавшим, что им все равно где играть, лишь бы музыка лилась. А уж играли они так, что казалось и иерихонских труб не надо, тут уж и мертвецы захотят пуститься в пляс. Аккордеонист, улыбаясь, выводил tempo rubato на своем инструменте, с пиратским адреналином отдаваясь игре. Скрипач, высекавший яркую мелодию на скрипке, словно отдавал тем самым дьяволу душу. И остальные с эйфорией не отставали от них, сливаясь в одном темпе и настрое. Они образовали полукруг и меж ними как огонь метался небритый мужчина, с телом, напоминающим медведя, но с удивительной подвижностью и чувствовавшимся наглым напором по жизни. Пьяной волной гарцуя в танце, он с дерзкой усмешкой то размахивал руками, то приседал, выкрикивая:

 Ай, сейчас forte! Да, piano!

Сидя за столиком, за ним наблюдала девушка с темно-рыжими волосами, выпивая виски и всем своим видом показывая, что как только бесовские музыканты отыграют, а этот наглец отпляшет последнее волеизъявление, она тут же вытащит пистолет и пристрелит в первую очередь его. Состояние ее души напоминало музыку Грига «В пещере горного короля» и как водоворот проносилось в ее сознании. Пока там-там грозно отстукивал свою партию в ее голове, резвые пальцы аккордеониста насмешливо создавали триоли.

 Ай, молодец!  «Танцор» начал изображать пародию на чечетку. С последним аккордом он упал на колени и горделиво посмотрел на девушку.

Тишина обволокла все помещение. Аккордеонист закурил и умиротворенно прислонив подбородок к инструменту, с детской улыбкой поглядывал на девушку. Скрипач лишь вздохнул и начал разливать своим коллегам виски. Девушка, выдержав паузу, вытащила из кармана игральные карты. Не спеша перетасовала она их и, бросив веером на стол, встала и произнесла:

 Развода не будет!

Кто-то проиграл мотив траурного марша, а мужчина, охнув, подбежал к девушке и выдал угрозу:

 Я могу еще петь!

 Ради бога  заулыбалась она.  Твой героизм будет оценен потомками.

 Ну, пожалуйста! Зачем тянуть эту катавасию? Мы друг другу не нужны!

 Глупец,  презрительно бросила она.  Ты отказываешься от своей искренности, проявленной тобою пару недель назад.

Попытавшись пару раз открыть дверь, она, рассердившись, рванула ее на себя и, выходя из комнаты, властно бросила:

 Заплати музыкантам, им мы точно не нужны. И до утра не тревожь меня и спи в соседней комнате.

И хлопнула дверью. Мужчина повернулся к музыкантам и развел руками:

 Чувствую себя старым платяным шкафом из «Хроники Нарнии», внутри меня столько чудес, что выбрасывать даже жалко.

Музыканты рассмеялись, а скрипач, убирая инструмент в футляр, поинтересовался:

 И много ты чудес натворил, друг наш, Дэвид?

 Много, братец, много.  Садясь на диван, вздохнул он.  Одно из чудес, это женитьба на ней.  И он вскинул руку в сторону ушедшей жены, передразнивая ее последнюю речь. Скрипач отпил стаканчик виски и, подойдя к нему, несколько секунд оценивающе присматривался к нему.

 Да, действительно чудо.  Усмехнулся он.  Жалко женщину, ей бы короля, а не пигмея.

Мужчина с возмущением вскинул голову.

 Попрошу без намеков на мою персону! И вообще, господа хорошие, поиграли за деньги, пора и по домам вам разойтись. А я найду иной способ расстаться с женой.

Музыканты равнодушно пробурчали свое мнение и, собравшись, ушли из этого дома.

Дэвид уселся на диване, продолжая выпивать и придумывать различные способы для развода. Наверху в соседней комнате кто-то играл 2-й концерт Рахманинова на рояле, и он знал, что это играет девушка, хорошая знакомая его жены. Дом был разделен всего лишь на две квартиры, первый этаж занимали он с женой, а второй одинокая девушка. О ней ему было известно лишь то, что она преподает в местной консерватории и состоит в прекрасных дружеских отношениях с его женой. И эта девушка предпочитала музицировать в основном в ночное время, порой доводя его до раздраженного состояния, на что его жена всегда отвечала:

 Не будь ханжой, Дэвид! Неужели ты не слышишь, какие чудеса творят ее руки! Будто мы слышим звучание самой музы.

Он ворчливо накрывался одеялом:

 Говори за себя. Я слышу лишь стук по клавишам. Да, прям такая муза. Зачем играть в три часа ночи траурный марш Шопена? У нее что, умер кто-то?

Жена в такие моменты бросала на него жесткий взгляд серо-голубых глаз и констатировала:

 У нее не знаю, а вот у меня, по всей видимости, умер ты. Бесчувственный ты профан.

 Ах, так,  воодушевлялся он.  А если так, вдовушка моя, может, разведемся? К чему тебе такой я?

Она отворачивалась от него и, помолчав, отвечала:

 Пока ты мне нужен, развода не будет.

Он срывал с себя одеяло и, разворачивая жену к себе, требовал ответа:

 Для чего нужен?

В эти мгновения она окидывала его снисходительным взором и усмехалась:

 Дэвид, какой же ты дурак. Ты сам знаешь, о чем речь. Я для тебя являюсь мощным магнитом, гарантом того, что могу реализовывать твои самые сокровенные мечты. Эх ты, сам себе врешь. И что ты так хватаешься за любой повод для развода? К кому ты после меня пойдешь? К бледным копиям женщин? К тем, что послушны и не раскрепощены? Ты же с тоски умрешь сразу после бракосочетания. Представь картину, ты надел скромнице обручальное кольцо на палец, а она и говорит: «Милый Дэвид! Я тебе буду готовить, стирать, пылинки с тебя сдувать. Вот и сегодня напеку тебе пирожки с вишневым вареньем». О, мой бедный муженек. Ты же там на месте упадешь от скуки. Что же ты в себе душишь свои инстинкты и желания?

Он волнительно смотрел на нее, прекрасно осознавая всю правоту ее слов, но бесенок в душе словно нашептывал ему противоположное. И за недостатком смелости признания ее слов, он бросал:

 А я пойду к нашей соседке. Ты же говоришь, она такая муза с какими-то расчудесными руками.

Выражение лица жены сразу же принимало высокомерный взгляд.

 Отодвинься.  Цедила она сквозь зубы и с ухмылкой закуривала сигарету. Все заканчивалось ее дьявольским смехом, так приводившем его в молчаливую ярость.

 И чем же вызван твой смех?

 Дэвид, если бы ты знал к кому ты грозишься пойти, ты бы так не говорил.

 Ну и к кому же?

Она откидывала одеяло, и вставала, представая в шелковом пеньюаре.

 Бедный Дэвид,  продолжая смеяться, говорила она.  В этом случае ты бы умер от потрясения. С твоими-то комплексами, немудрено.

Он старался отвести от нее взор, но не мог и с затаившимся сладострастием смотрел на нее. Ярость, раздражение отступали назад в прошлое сомнений и он уже не спорил и не устраивал браваду речей.

 Наверное, ты имеешь в виду ее ужасную привычку играть по ночам.  Рассудил он.  Эннабел, ты права.

Оглядывая потолок, через который лились звуки музыки, она вновь посмотрела на него.

 О, какой прогресс.  Ухмыляясь, сказала она.  Ты вспомнил мое имя.  Она подошла к нему и, нагнувшись, поинтересовалась:  Ну что ты, как голодный щенок? Бесстыдник, какой у тебя сейчас похотливый взгляд.

 Но что же в этом такого?  Прошептал он.  Если у меня жена такая обворожительная

 Да-да,  язвительно перебивала она его и, подходя к двери спальни, отрезала:

 Утех не будет!

 Эннабел!

«Только когда она что-то хочет, а не тогда, когда я хочу»  вспоминая эту сцену, думал Дэвид, потягивая очередную порцию виски. «Сколько же в ней доминантной направленности и как мало в моем характере твердости, умения настоять на своем. Ну ничего, я, зато умею идти к намеченной цели. Может добиваясь развода с ней, я хочу доказать в первую очередь себе, что я не тряпка».  В голову настоятельно полезли воспоминания одного из вечеров, когда между ними не было никаких пререканий и ссор. Они пришли из театра, воодушевленные просмотренным спектаклем и Эннабел, предложив ему откупорить бутылку вина для продолжения прекрасного вечера, ласково, но свойственной ей дерзостью, сидела рядом с ним и рассказывала смешные истории, связанные с ее салоном магии. Она профессионально занималась гаданием, и каждый день принимала у себя в основном девушек и женщин, отчаявшихся кого-то найти и шедших к ней за призрачной надеждой в виде раскладывания пасьянса и карт Таро. Небольшой в бордовых тонах салон, расписанный непонятными для Дэвида магическими заклинаниями, находился в правом крыле первого этажа. В приемной всех желающих узнать свою судьбу предварительно записывала пожилая женщина, честно отрабатывавшая свой хлеб. Зачастую к Эннабел возвращались прежние клиентки чтобы поблагодарить за сбывшееся гадание, преподнося различные дары: начиная с бутылок выдержанного вина и заканчивая золотыми украшениями. Были и недовольные прогнозом клиентки, но Дэвид что-то так и не мог припомнить, удавалось ли им выиграть словесную битву у его жены? Скорей всего таких по природе своей не могло существовать. «Наверное, превращала их в соляной столб»  пошутил он про себя и вернулся мысленно к тому вечеру. Они наслаждались вкусом терпкого вина, подаренного одной из клиенток и Эннабел нежно обнимала своего мужа, а он жадно ловил эти мгновения, когда весь мир принадлежал только им и не было разлада, ибо пребывала гармония отношений.

Мог ли он сказать, что таких моментов было очень мало? Нет, их было предостаточно, только ему, из-за своей упрямой натуры хотелось переиначить на свой лад.

«Ладно,  воодушевляясь порцией виски, подумал он.  Пусть развода я не получу, признаться, так ли мне хочется? Но потрепать ей нервы я способен. И завтра я продолжу начатое дело».  И как шаловливый подросток, он улыбнулся и отправился спать в гостиную.

Глава втораяАККОРД ВОСПОМИНАНИЙ

А пока он пил в одиночестве, Эннабел зажгла ароматические свечи и призрачное благовоние морского бриза разлилось в спальне. Поставив одну из свечей на тумбочку, она посмотрела в зеркало. Волнистые волосы ниспадали на плечи, в глазах притаились жесткость и дерзость, смешанные с насмешливостью. Римский нос созвучно сочетался с чувственными губами, и ее обворожительная красота гипнотически действовала на многих людей. В ее судьбе всегда преобладал выбор, а она предпочла всем остальным, несуразного на первый взгляд Дэвида. Вечного ребенка в душе, с появившимся девизом «allegro con brio».

 Эдипов комплекс, комплекс Электры.  Глядя на себя в зеркало, сказала она.  Возможно, но существует еще и магическое притяжение. Мы с ним разные и в этом наша схожесть. Противоположности если и притягиваются, то создают эффект черной дыры.

С потолка по-магически чаруя, раздалось звучание 8 симфонии Шуберта с такой душевной горячностью, что рояль заменял соседке весь оркестр вместе взятый. Эннабел удовлетворенно улыбнулась, продолжая смотреть в зеркало. Огонек свечей под крещендо метнулся ввысь и слегка опалил прядь ее волос. Но она из-за этого не огорчилась, как будто ожидая такого поворота событий. Подхватив искры, она бросила их в отражение. С четырех углов зеркало как пелена стал обволакивать густой дым, и образовавшаяся воронка в бешеном ритме забурлила, рождая что-то таинственное и необъятное человеческому сознанию. Лукавый и бесовский огонек засиял в ее глазах.

 Счастье не в том, что именно мы хотим, а в том, как оно приходит.  Продолжая монолог, молвила она.  Мой беспутный Дэвид, ты думаешь, что играешь с моей душой? Нет, ты топчешь свою сущность. Держись за меня, как за спасение. А иначе,  она сделала резкое движение левой рукой в сторону зеркала и мелкие осколки от незримого прикосновения разлетелись, падая на пол.  Ты совершишь моральное самоубийство.

Стало ощутимо дуновение холодного ветра. Огонек свечей медленно затух, тьма налегла тяжелым покровом в спальне. Осталось лишь тревожное и зловещее звучание на рояле, в исполнении соседки. Только теперь казалось, что музицирует не она, а выходец ада, ибо звуки жгли и полыхали сознание. Освещалась темнота спрятанных откровений. Накал был велик. Но спустя мгновение звучание растворилось в небытие, будто поглощенное эребом. Последним аккордом была упавшая крышка рояля. Уже занималась заря, гасившая звезды. Выдержанная миром внешняя тишина, оживлялась. Мир просыпался. Лишь петухи на рассвете не посмели пропеть.

Дэвид еле встал, потирая щетину и по кусочкам памяти собирая миниатюру вечерних событий. Драгоценная жена уже колдовала в своем салоне магии, и он ухмыльнулся, вспомнив о своем намерении внести озорное разнообразие в ее монотонный труд. Только чуть позже, когда настанет время обедать. А сейчас он сам готовился спуститься в подвальчик, где размещалась его мастерская по пошиву одежды. Он был портным и на протяжении семи лет шил в захолустном городке платья и костюмы для всех желающих. Еще совсем недавно, а точнее, два года назад, его мастерская находилась на другом конце города, обсаженная кустарниками и буками. Клиентов было не так много, но для приемлемой жизни достаточно было и этого. Именно там он и познакомился с Эннабел.

Неуклюже бреясь, он вспоминал тот день. Майское солнце милостиво обогревало его городок, птицы парили в высоте, радуясь этому миру. А он натачивал ножницы, бурча под нос уличную песенку. Неожиданно кто-то будто погасил небесное светило, один из голубей прибился к окну, подхваченный ветром и входная дверь распахнулась, чуть не сорвавшись с петель. В проеме возникла горделивая женская особа в белоснежной кофте, длинной серой юбке и такого же цвета длинном летнем пальто. Она присматривалась к нему, словно считывая информацию. В помещение стал распространяться терпкий и пьянящий аромат духов. Он даже перестал дышать и от напряжения сломал ножницы. Как такое могло произойти, ему до сих пор было непонятно. Но одновременно с этим, он увидел, как от подола пальто оторвался кусок материи, точно кто-то вырезал. Она удовлетворенно осмотрела подол. Затем спустилась по ступенькам к нему и сардонически оглядела его с ног до головы. Он отступил к столу.

 Вы Дэвид портной от природы?  Спросила она требовательным и чарующим тоном.

А он молчал, напуганный ее мощной передающейся ему энергетикой.

 Так, вы еще и немой от природы?  Усмехнулась она и дотронулась до него рукой. Он встрепенулся.

 Нет, мэм. Я и, правда портной, а от природы или нет, не мне судить, мэм.

 Конечно не тебе.  Уже переходя на «ты», отрезала она.  Такие как ты не судят, а жертвуют. Или прозябают.

Маленькое окошко силой захлопнулось. Послышался приглушенный вой ветра.

 Итак, Дэвид, что мне от тебя нужно.  Прохаживаясь по мастерской, сказала она и, заметив его оцепенение, рассмеялась.  Не бойся меня. Я в эти дни благодушно расположена к людям. Хотя,  она вновь приблизилась к нему.  Можешь бояться. Мне очень нравится твой ступор. Ваяй из тебя что захочется. Так, мастер ниток, видишь у меня пальто порвано?  Она показала на торчавший кусок материи, образованный сбоку.  Можешь аккуратно зашить?

Он судорожно закивал головой. Сняв пальто, она бросила к его ногам и сказала:

 Принесешь мне вечером на улицу Сорсери. Не потеряешься. Понял?

 Да, мэм.

Она стала подниматься к выходу, но остановившись, улыбнулась:

 Ах, да, меня зовут Эннабел. Меня несложно будет найти на той улице.  И развернувшись к нему с затаенным интересом, оглядывая как он растерян и удивлен, заключила:

 А если мне придется по душе починка моего пальто, то я тебя, наверное, туда возьму. До скорого, Дэвид.

Поднимая пальто с пола, он подошел к лестнице и волнительно спросил:

 Простите за дерзость, мэм

 Эннабел!

 Да, Эннабел. Но куда вы меня возьмете?

Окошко от силы ветра теперь уже распахнулось и гостья, открывая дверь, ответила:

 В свою жизнь.

Он долго еще стоял у края лестницы, прижимая пальто и окунаясь в неведомое доселе состояние экстаза. Правдоподобие его скромной жизни превратилось в ложь, и он витал душой, вспоминая приход неожиданной гостьи. Теперь те минуты казались ему истинной правдой, и он боялся вернуться в свой скучный непраздный мир, ставший теперь для него досадным заблуждением. Ножницы, нитки, платья, почему среди всей этой обыденности не было женщины? Клиентки были, но почему до сих пор не было ее? Не было Эннабел?

С улицы вошла полноватая женщина с отечными ногами и, увидев его в задумчивом состоянии, воскликнула:

 Что с вами, мистер Трайд?

Встрепенувшись, он посмотрел на нее чуть ли ненавистным взглядом и буркнул:

 Ваш плащ готов, миссис Брекнери.

В тот день он отодвинул в сторону все заказы и занялся починкой пальто неожиданной гостьи. Его поразило качество покроя. Пальто было сшито из альпака, чего не мог позволить он для своих клиентов, довольствуясь в основном синтетикой и мериносовой шерстью. И как же щедро оно было пропитано духами! Хотя он подозревал, что для такого благоухания, было достаточно и двух капель. Пальто он чинил с особой легкостью, и через полчаса оно было готово. Завернув в оберточную бумагу, он закрыл мастерскую и вышел на улицу. Закатная тень налегла на двор, и резвые соседские дети весело бегали по мощеной мостовой, по которой он пошел с лихорадочной улыбкой на лице. Чумазый мальчик, играясь с консервной банкой, на которую была привязана веревка, подбежал к нему.

 Мистер Трайд, матушка благодарит вас за сшитое платье.

Он остановился и на мгновение вернулся душой в действительность.

Дальше