Что? Ах да, платье. Передавай Билл от меня всяческих благ своей матушке. Он попытался обойти мальчика, но тот решил сообщить еще кое о чем:
А супруги Фальсон пытались меня перевоспитать.
А что они такие строгие?
Нет, просто хамы. Выпалил мальчик и побежал к своим приятелям, размахивая консервной банкой и по пути задевая благочинных прохожих.
Дэвид хмыкнул и, остановившись у соседского забора, пересчитал вынутые из кармана деньги. На улицу Сорсери он сможет добраться на трамвае, правда его маршрут пролегает параллельно той улицы, но он доедет, обязательно доедет.
Он судорожно торопился на встречу к Эннабел, обнаруживая в себе неизвестные ранее, порывы импульсивности. Трамвай довез его до назначенного маршрута и он быстрым шагом направился на улицу Сорсери. Сердце возбужденно стучало, а в воспаленном мозгу промелькнула мысль, что об Эннабел он никогда не слышал, учитывая, что в городе здесь о каждом знали и сплетничали. Следовательно, она появилась тут недавно.
Выйдя на означенную улицу, он попал под неожиданно начавшийся ливень. Недалеко находился двухэтажный домик со ставнями, чьи окна освещались заманчивым теплом. Что-то подсказало ему, что туда и необходимо войти. Пока он торопливым шагом шел к дому, дверь открылась и показалась Эннабел. Она была в том же наряде. С благодушным настроением на лице и даже лаской, наблюдала она за его перемещением по улице. И если бы он в тот момент посмотрел ей в глаза, то увидел, какое тепло в них отражалось, будто она приветствовала возвращение заблудшей души.
Добро пожаловать Дэвид в мир, где нет ничего необычного, кроме простоты. Сказала она и, видя, что он на полпути к ней замер, поманила его за собой жестом руки.
В маленькой обставленной различными статуэтками прихожей, он услышал сверху звучание Адажио Альбинони. И как выяснилось позже, этот дом никогда не пустовал без музыки. «Конечно, ворчливо подумал он, спускаясь через эти воспоминания, к себе в подвальчик. Эта соседка, наверное, полагает, что она так и не выходила из стен консерватории».
Дождь не подпортил оберточную бумагу. Эннабел развернула ее и осмотрела пальто. Повесив в шкаф, томно похвалила:
Ты великолепно справился с починкой моего пальто. Пройдем ко мне в гостиную.
Его руки почему-то тряслись и, подходя к двери гостиной, он увидел прикрепленный на стене лист, на котором каллиграфическим почерком было выведено:
«Ангел повесил крылья на вешалку,
Лететь уже было не к кому.
Тот, кого он охранял
смерти себя беспощадно предал.
Гонится истина за смутой дня,
ранняя кровь на земле не нужна.
Кто-то оплакивает дурака
жалко его. Ведь убита душа.
Выстроилась очередь ангелов в ад
за мертвые души суждено им сгорать.
И плачет безутешно ангела невеста:
в аду, увы, ей с ним не место».
Дэвид застыл, как от заклинания. Из гостиной раздался голос хозяйки:
Прочел? Иди теперь ко мне.
Да, но что это значит? Растерянно входя, спросил он. Эннабел разливала чай в две чашки, сверкая бриллиантовым перстнем на безымянном пальце.
Всего лишь то, что невеста осталась одна на свете по вине своего жениха. Усмехнулась она и протянула чашку с чаем. И видя, что он пытается понять, о чем идет речь, пояснила:
Жених совершил акт самосожжения на горе Астарот. Безрассудная выходка.
Дэвид знал, где находится эта гора. Недалеко от их городка, раскинулась вересковая пустошь, на которой высилась гора, напоминающая своим видом дракона. Название «Астарот» она получила еще в далекую эпоху Средневековья, по названию одного из демонов ада и где приверженцы демонического культа проводили свои страшные обряды. Но начиная с конца девятнадцатого столетия, городок больше не будоражили слухи о черной церемонии и в воздухе парили седые легенды о страшных злодеяниях, свидетельства которым, не могли предоставить, за неимением фактов. И тем более было странно слышать об акте самосожжения чьего-то жениха на той горе, об этом событии, несомненно, говорил бы весь городок.
Принимая из рук хозяйки чашку чая, он спросил:
Простите мое излишнее любопытство Эннабел, но чей жених совершил самоубийство и когда сей случай имел место?
Вспотев и запнувшись, он замер, ощутив пробежавший холодок по телу. Подняв голову, он увидел ее суровый взгляд и отступил на шаг назад.
Еще не совершил. Ответила она. Летопись пишется.
И с того момента он уже знал, что его то прошлое уже написано, высушив значимые воспоминания и сдано в архив вселенской канцелярии, за ненадобностью повтора. В доме у Эннабел раскрывалась его сущность и перерождалась душа. С ним разговаривала женщина, не клиентка. Он пришел к ней на исповедь, в результате растянувшуюся на два года.
Глава третьяScherzo. Allegro
Скромное гражданское бракосочетание превратило их в мужа и жену. Старое ателье он продал и открыл новое в подвале их дома. Своей обворожительной и властной супругой он гордился и намеренно не обращал внимания на сплетни соседей, муссировавших его брак.
«Да она же ведьма, мистер Трайд» слышал он повсеместно и непринужденно отвечал:
«Завидуйте молча. Вам иное не суждено».
Инсинуация обывателей его не интересовала. И возможно он так бы и не поддался всяким слухам о его жене, и не ощутил душевный дискомфорт, если бы не эпизод, произошедший пару недель назад.
Приобретя в продовольственной лавке ингредиенты для ужина, они направились обратно к дому. Дэвид нес тяжелые пакеты, еле поспевая за Эннабел. На улице было пустынно, вследствие разыгравшейся метели. Она шествовала свободно и время от времени оборачивалась к нему, шутя по поводу его изможденного вида. Приближаясь к дому, они заметили стоящую у ступенек соседку. Темные волосы подхватывались ветром, шуба была распахнута и виднелось обнаженное тело. От невиданного зрелища, он выронил пакеты, пробормотав: «вот до чего ее консерватория довела». Жена остановилась и положила руки в карманы. Она снова считывала информацию, но теперь уже с той женщины. И он слышал, как она прошептала: «значит, я не ошиблась».
Преображенная постоялица упивалась их видом. Вдруг она вскинула руку со словами: «покупаю тебя» и к ногам Эннабел упало распятие, погрузившись в снег. Та самодовольно склонила голову на бок.
Вечер летописи ожидает тебя, Эннабел. Объявила соседка. Поднимайся ко мне.
Тихо рассмеявшись, она спросила:
И что за участь мне уготована, Вирджиния?
Помочь мне в сотворении моей первой симфонии. Оставь на одну ночь своего брачного раба. Повелевать теперь буду я, именно тобой. Идем!
С каким-то секретным очарованием, она слушала и разглядывала ее, а затем двинулась к ней, и остановилась, услышав боязливый и вместе с тем, возмущенный голос Дэвида:
Как неприлично с вашей стороны, мисс Вирджиния! Вы обнажены, и мою жену приглашаете помочь в написании какой-то симфонии. Опомнитесь!
Но Вирджиния уже давно скрылась в доме, а Эннабел окинув мужа предупреждающим взглядом, приказала:
Ночь проведешь без меня. Мне необходимо побыть с ней. Помолчи, Дэвид. Чуть смягчая тон, продолжала: То, будет мое искупление. Не любопытствуй и дождись утра.
Вечер агрессивного ожидания, хмельная ночь поглотили его разум. Но подняться к соседке он не мог чисто физически, удерживаемый непонятной силой. Зато он прислушивался и слышал лишь тишину. Она накатывалась на его сознание, поглощая действительность и если так творили музыку, то он ядовито назвал ее «симфонией тишины».
Эннабел появилась на рассвете, войдя в спальню и холодновато поглядывая на сидящего у окна мужа. К этому времени он припомнил все сплетни соседей о ней и уязвленный таким обхождением, затаил обиду и месть. Его вспыльчивость и порывистость души, довлела над ним и закованный в эти эмоции, он решил, требовать развода. Быть женатым на ведьме, становилось неуютно. Тем более, соседи предупреждали его.
Она сняла одежду и легла в постель. Он повернулся к ней и тут же отвел взгляд. Что-то неведомое и дьявольское в ней притягивало его к себе.
Как симфония? Спросил он, теребя руки.
Она божественна. Прошептала жена. Он украдкой, взглянул на нее.
Так ли уж божественна, Эннабел? Что же тебе нужно было делать для ее вдохновения? С недоумением поинтересовался он и словно чего-то, испугавшись, спохватился: Прости, если задаю много вопросов.
Она милостиво и с достоинством, посмотрела на него и ответила с улыбкой:
А мне Дэвид как раз ничего не нужно было делать. Ведь музицировала она. А ты злишься, мой бедный глупец.
Мне было одиноко.
Что ж, закрывая глаза, сказала она. Возможно сегодняшней ночью я тебя утешу.
Общаясь с ней, он будто приходил в себя. Подбежав к ней, он упал на колени и воскликнул:
Эннабел, я тут многое надумал и теперь корю себя за то, что посмел допустить такие оскорбительные по составу мысли в отношении тебя.
И он, правда, раскаивался, находясь коленопреклоненным перед ней. Она не отвечала, и не шевелилась, и ему невольно пришло сравнение, что он словно находится перед телом мертвой, так неподвижна она была. Но она глубоко вздохнула, приоткрыла глаза и с порицанием заметила:
Ты все-таки принял на веру сплетни соседей обо мне.
Каюсь, Эннабел! Ты же светочей моей души!
Бедный Дэвид, ласково произнесла она. Но они правы. Ты женат на ведьме.
Он воодушевленно взял ее руку и с мольбой признался:
Я горжусь этим. Ты у меня так восхитительна и так чарующе властна, что нет мне дела до их кляуз. Эннабел, я тебе больше скажу, я счастлив находиться под каблуком у доминирующей женщины, нежели под сапогом общественного мнения.
С воздаянием даря ему слегка усталый взгляд, она с жалостью произнесла:
Мой бедный Дэвид, я тебя и не покину, пока ты будешь слышать себя.
Буду, буду! Горячо заверил он. Она отставила руку и добавила:
Боюсь только, что бес сомнений уже прочно укрепился в тебе. Молчи, Дэвид. Мне хочется окунуться в объятия Морфия, оставь меня. Но приготовься к этой ночи. Я укрою тебя под свое доминирующее начало.
И тем вечером она выплеснула на него внутреннюю мощь накопленных эмоций, какой-то щемящей безнадежности, смешивавшейся с желанием отомстить. А мщение ее было испепеляющим. Своей духовной могущественностью она убивала в нем стремление мстить самому и затаивать обиду. Пусть на время, в ночные минуты бдения, но его противоречивые и негативные желания как осколки разлетелись в виде остаточных чувств возмущения, оставляя призрачную охоту насолить, но не навредить. И в глубине души он осознавал, что, ища возможность досадить ей, он тем самым пытается причинить боль себе, за образовавшуюся ненависть к себе. Только он уже не ведал, что от него осталось, ибо как мужчина он был духовно раздавлен. И внутреннее смятение вылилось в стремление быть с ней рядом, или наоборот, бежать от нее подальше. Где были его искренние желания, он уже сказать не мог. Преломление сознания довлело над ним. Что-то в нем рушилось, и он настойчиво пытался вырвать тяжелое чувство из души, подгоняемый неведомым страхом. Бутылки вина продолжали накапливаться, потому что жена теперь часто оставалась у соседки и появлялась на рассвете, безмятежно радостная на фоне снежных предутренних теней. Сколько ночной тишины он поглотил в себя, завязнув в безрадостных мыслях, невозможно было сосчитать. Внутренний бунт разжигал его сущность. Противоречивые чувства разгорались в нем и лишь видя и находясь рядом с ней, они потухали, чтобы потом при ее уходе вспыхнуть с новою яркою силою. Пограничное состояние агонии, являлось предтечей духовной потери жены. А пока выживая морально в каждом дне, он терял себя.
**********************************
В подвальной мастерской с неохотой возясь с заказами, он услышал, как кто-то с одышкой спускается к нему и незамедлительно увидел давнего клиента мистера Фальсона. Тот продолжил после женитьбы и переезда Дэвида пользоваться его услугами и в этот раз пришел на запланированную примерку костюма.
Толстый, небольшого роста с постоянно поджатыми губами, он славился в городке своим пуританством и стремлением осудить любого человека, неподходящего под его стандарты выписанной неизвестно откуда ветхой морали и нравственности. Была у него и верная тень, высокая и высокомерная миссис Фальсон, воздававшая молитвы младенцу Богородице и презиравшая бегавших во дворах детей, появившихся по ее словам «греховным путем». Они ненавидели людей и еженощно молясь о себе, сильно уверовали в то, что непременно попадут в рай, принимая в своих сердцах исключительно бога и отвергая людей.
Доброго вам дня, мистер Трайд. Басисто шамкая, сказал он, снимая шубу и стряхивая снег. Напоминаю, помимо пиджака, мне хотелось, чтобы и жилетка сидела на мне как влитая. Моя фактура аристократическая, следовательно, и одежда должна этому соответствовать.
Дэвид возмущенно понаблюдал за тем, как его клиент кидает шубу в ящички с нитками и иголками, но промолчав, стал готовиться к снятию мерок.
Мальчишка Хайднеров вчера у нашего крыльца играть вздумал. Закуривая сигару, сказал мистер Фальсон. Снеговика, видите ли, захотелось ему слепить! Неслыханный и наглый поступок!
А вам что, снега мало? Не крутитесь, пожалуйста.
Речь идет о нашем крыльце. А где наша территория, там и наш снег. Хоть фантик бросьте к нам, он уже будет нашим. Так этот подлец весь снег у крыльца собрал и тем самым обнажил корку льда. Малолетний преступник! Прорычал он.
Теперь разворачивайтесь. Стоп! Так, хорошо. И что же, мистер Фальсон?
А то, мистер Трайд, ай! Чем вы там мерку снимаете?
Извините, иголка соскользнула.
Рука ваша дрожит, вот в чем дело. Поаккуратнее с моим правым боком, я же не манекен.
Так что с мальчишкой Хайднеров? Мысленно втыкая в тело клиента иголки, спросил Дэвид.
Моя супруга, ненароком выглянула в окно, а как увидела, возмутилась и бросилась к парадной двери. Эх, моя Бетти такая святая, обо всех думает, да неблагодарных много развелось. Ай, что же вы ногу то протыкаете? Он с недоумением и злостью, обернулся к Дэвиду.
Иголка продолжает скользить, мистер Фальсон.
Безобразие! Пробурчал он. Так вот, выбегает на крыльцо моя Бетти с криком: «ах, ты гаденыш! Небесное имущество на земле портишь!» А он еще успевает у нее спросить: «миссис Фальсон, у вас морковки не найдется? Снеговику нос нужно прилепить». Бетти разъярилась от такой вопиющей невоспитанности, стала спускаться со ступенек, чтобы мальчишку схватить и упала. А это все из-за него! Он весь снег собрал у крыльца и лед обнажил. Боже, несчастная моя Бетти, так в этого снеговика и рухнула. Нога у нее оказалось сломанной, и теперь я вынужден без нее ходить и порядок наводить. Ай, казнь египетская! Что у вас руки то дрожат?
Не шевелитесь, мистер Фальсон. Мальчишку то простили?
За что? Прогремел он. Такое отродье с малолетства наказывать надо! Я его отцу говорю, этому плотнику недоделанному, ремнем своего сына проучите, а иначе я сам им займусь. А он мне и мямлит: «что вы, мистер Фальсон, я на ребенка и тем более собственного сына руку никогда не подниму». Болван! Да таких надо
Мерку я снял, мистер Фальсон. В пятницу зайдите для второй мерки.
Дэвид торопился быстрее отпустить непривлекательного клиента и действовал намного быстрее, чем обычно. Тот, освободившись от примерочного материала, оглядел с пренебрежением мастерскую и важно выставляя вперед живот, поинтересовался:
А миссис Трайд опять в своем салоне беснуется?
Что за выражение, мистер Фальсон? Возмутился Дэвид. Она гадает всем желающим.
«Гадает» чуть не сплевывая на пол, повторил он. Колдует и порчу наводит, потому что ведьма. И вас она околдовала. Вы детей то не планируете завести?
Придет и для этого время. Раздраженно сказал он. И что вы сразу о детях подумали? Заповедь вспомнили: «плодитесь и размножайтесь»? Так у многих это получается зачастую через горе и драмы.
Фальсон язвительно хмыкнул и заметил:
Да, если детей ведьма народила.
Мистер Фальсон!
Я всегда прав! Заявил он и надел шубу. Тут же Дэвид услышал визг и нехристианскую брань с его уст.