Звуки, столь встревожившие моего работодателя, больше не повторялись. Мы, должно быть, засиделись над писаниями безумного араба далеко за полночь. Наконец Карнби, похоже, осознал, что часпоздний.
Боюсь, я вас задержал слишком долго, извинился он. Ступайте поспите. Яэгоист чистой воды, всегда забываю, что другие, в отличие от меня, к работе по ночам не привычны.
Я из вежливости сказал «что вы, что вы» в ответ на его самобичевания, пожелал работодателю доброй ночи и с невыразимым облегчением удалился в свою комнату. Мне казалось, все мои неясные страхи и подавленность так и останутся позади, в кабинете Карнби.
В длинном коридоре горела одна-единственная лампочкарядом с дверью Карнби, а моя дверь находилась в противоположном конце, у самой лестницы, в полумраке. Я нашарил ручку, и тут за спиной у меня послышался какой-то шум. Я обернулся и смутно различил в темноте какое-то мелкое, непонятное существо: оно метнулось через весь лестничный марш от прихожей до верхней ступеньки и исчезло из виду. Я остолбенел от ужаса; даже мимолетного, смутного впечатления хватило, чтобы понять: тварь слишком бледна для крысы и обличьем на животное нимало не походит. Я бы не поручился, что это такое на самом деле, но силуэт показался мне непередаваемо чудовищным. Я застыл на месте, дрожа всем телом, а на лестнице между тем послышался характерный перестук, как если бы сверху вниз со ступеньки на ступеньку катилось что-то круглое. Звук повторился несколько раз через равные промежутки времени, а затем стих.
Даже если бы от этого зависело спасение моей души и тела, я бы не сумел заставить себя включить свет на лестнице и ни за что не смог бы подняться наверх и установить источник этого странного перестука. Любой другой на моем месте, наверное, так бы и поступил. А вот я, напротив, стряхнув с себя минутное оцепенение, вошел к себе в комнату, запер дверь и лег спать во власти неразрешимых сомнений и неясного ужаса. Я оставил свет невыключенным и долго не мог заснуть, ожидая, что того и гляди кошмарный звук послышится снова. Но в доме царило безмолвие, точно в морге, я так ничего и не услышал. Наконец, вопреки моим худшим опасениям, я задремал-таки и пробудился от отупелого, без сновидений, забытья очень и очень не скоро.
Если верить наручным часам, было десять утра. Интересно, подумал я, это по доброте душевной мой работодатель дал мне выспаться или просто сам еще не поднялся. Я оделся и спустился вниз; Карнби уже ждал меня за завтраком. Выглядел он бледнее и нервознее обычноговерно, спал плохо.
Надеюсь, крысы вас не слишком беспокоили, промолвил Карнби, поздоровавшись. Честное слово, пора с ними что-то делать.
Я их вообще не заметил, заверил я.
Отчего-то я не нашел в себе мужества упомянуть про жуткую, непонятную тварь, которую увидел и услышал перед сном накануне ночью. Наверняка я ошибся, наверняка это была просто крысаволочила что-то вниз по ступеням, и все. Я попытался забыть и мерзкий повторяющийся шум, и мгновенно промелькнувший в темноте немыслимый силуэт.
Мой работодатель так и буравил меня пугающе въедливым взглядом, словно пытаясь прочесть мои сокровенные мысли. Завтрак прошел невесело, а день выдался и того безотраднее. Карнби уединился у себя до середины дня, а я оказался предоставлен сам себе в богатой, хотя и вполне заурядной библиотеке внизу. Что Карнби делал в одиночестве, запершись в кабинете, я и предполагать не мог, но мне пару раз померещилось, будто я слышу слабый, монотонный отголосок торжественного речитатива. Разум мой осаждали пугающие намеки и нездоровые предчувствия. Атмосфера этого дома все больше и больше сгущалась и душила меня ядовитыми миазмами тайны; мне повсюду чудились незримые порождения зловредных инкубов.
Я едва ли не вздохнул с облегчением, когда мой работодатель наконец-то призвал меня в кабинет. Уже с порога я заметил, что в воздухе стоит резкий и пряный аромат, и кожу мне защекотали тающие спирали синего дыматочно от тлеющих восточных смол и благовоний в церковных кадильницах. Исфаханский ковер передвинули от стены в центр комнаты, но даже так не удалось целиком закрыть дугообразную фиолетовую отметину, наводящую на мысль о магическом круге. Несомненно, Карнби совершал некий колдовской обряд, и мне тут же вспомнилось зловещее заклинание, что я перевел по его просьбе.
Однако ж о времяпрепровождении своем он не упомянул ни словом. Его поведение заметно изменилосьон куда лучше владел собой и держался куда увереннее, нежели когда-либо прежде. Вполне в деловой манере он положил передо мной кипу рукописных листов на перепечатку. Привычное пощелкивание клавиш отчасти помогло мне отрешиться от безотчетных предчувствий недоброго, и я уже почти улыбался высокоученым и ужасным заметкам моего работодателяв заметках этих речь шла главным образом о магических формулах, позволяющих обрести запретную власть. И все-таки за новообретенным спокойствием затаилась смутная, неотвязная тревога.
Завечерело; после ужина мы вновь вернулись в кабинет. Теперь в поведении Карнби ощущалась некая напряженность, как если бы он жадно ожидал результатов какой-то тайной проверки. Я взялся за работу, но волнение работодателя отчасти передалось и мне, и я то и дело ловил себя на том, что чутко прислушиваюсь.
Наконец, заглушая стук клавиш, в коридоре послышалось характерное шуршание. Карнби тоже услышал этот звук, и уверенность его растаяла бесследно, уступив место самому что ни на есть жалкому страху.
Шорох звучал все ближе, затем раздался глухой, тупой звук, как если бы что-то волокли по полу, затемеще шумы, суетливый топоток и шуршание, то громче, то тише. Похоже, эти твари в коридоре кишмя кишели, точно целая армия крыс растаскивала какую-то падаль по углам. И однако ж никакой грызун или даже целая стая грызунов не смогли бы произвести подобного грохота, равно как и сдвинуть с места этакую тяжестьвроде той, что заявила о себе под конец. Было что-то в самой природе этих звуков, не имеющее названия, не поддающееся определению, отчего по спине у меня побежали мурашки.
Господи милосердный! Что это еще за катавасия? воскликнул я.
Крысы! Говорю вам, это всего лишь крысы! Голос Карнби сорвался на истерический визг.
Мгновение спустя послышался отчетливый стук в дверьу самого порога. Одновременно раздался тяжелый, глухой стук в запертом шкафу в дальнем конце комнаты. До сих пор Карнби стоял выпрямившись во весь рост, но теперь обессиленно рухнул в кресло. Лицо его покрылось мертвенной бледностью, черты исказились от маниакального страха.
Не в силах более выносить кошмарных сомнений и напряжения, я кинулся к двери и распахнул ее настежь, невзирая на яростные протесты моего работодателя. И ступил за порог в полутемный коридор, даже не догадываясь, что именно там обнаружу.
Когда же я посмотрел вниз, себе под ноги, и увидел то, на что едва не наступил, я испытал отвращение наравне с изумлением: меня физически затошнило. Это была человеческая рука, отрубленная у запястья, костлявая, посиневшая рука от трупа недельной давности, пальцы перепачканы в садовой земле, что набилась и под длинные ногти. И треклятая конечность шевелилась! Она отпрянула от меня и поползла дальше по коридорубоком, по-крабьи. Проследив за ней взглядом, я обнаружил, что позади нее есть много чего другого: я опознал человеческую ступню и предплечье. На остальное я смотреть не сталпобоялся. И все это медленно двигалось, отвратительной погребальной процессией кралось прочь; как именно они перемещались, я не в состоянии описать. Ожившие по отдельности члены внушали невыносимый ужас. Живость самой жизни била в них через край, а между тем в воздухе нависал запах мертвечины. Я отвернулся, шагнул назад, в кабинет, трясущейся рукой закрыл за собою дверь. Карнби метнулся ко мне с ключом и повернул ключ в замке онемелыми пальцами, что внезапно стали немощными и безвольными, как у старика.
Вы их видели? сухим, прерывистым шепотом осведомился он.
Во имя Господа, что все это значит? воскликнул я.
Карнби вернулся к креслу, слегка пошатываясь от слабости. Его черты исказились в агонии, неодолимый ужас терзал его изнутри; он заметно дрожал, точно в приступе малярии. Я присел в кресло рядом, и мой работодатель, запинаясь и заикаясь, начал свою невероятную исповедьнаполовину бессвязную, неуместно мямля, то и дело прерываясь и замолкая на полуслове.
Он сильнее менядаже в смерти, хотя я расчленил его тело с помощью хирургического ножа и пилы. Я подумал, после такого он уже не сможет вернутьсяпосле того, как я зарыл куски в десятке разных мест: в погребе, под кустами, у подножия плюща. Но «Некрономикон» не лжет и Хелман Карнби знал это. Он предупредил меня перед тем, как я его убил, он сказал мне, что вернетсядаже в таком состоянии. Но я ему не поверил. Я ненавидел Хелмана, и он платил мне той же монетой. Он продвинулся дальше меня на пути к высшей власти и знанию; Темные благоволили ему больше, нежели мне. Вот поэтому я и убил егомоего брата-близнеца, моего собрата в служении Сатане и Тем, кто был прежде Сатаны. Мы много лет работали вместе. Мы вместе служили черную мессу; при нас состояли одни и те же фамильяры. Но Хелман Карнби углубился в такие недра сверхъестественного и запретного, куда я не мог за ним последовать. Я боялся его и не в силах был терпеть его превосходство. Прошло больше недели я сделал то, что сделал, десять дней назад. Но Хелманили какая-то его частьс тех пор возвращается каждой ночью Боже! Его треклятые руки ползают по полу! Его ступни, и предплечья, и куски ног каким-то неописуемым образом карабкаются по ступеням, дабы изводить меня и преследовать!.. Иисусе! Его отвратительное окровавленное туловище лежит и ждет! Говорю вам, его кисти приходят стучать и возиться у меня под дверью даже при свете дня а в темноте я спотыкаюсь о его руки. О господи! Я лишусь рассудка, до того это ужасно. А ему того и надосвести меня с ума; он намерен терзать меня и мучить, пока разум мой не помутится. Вот поэтому он и является ко мне вот так, по кускам. Он мог бы в любое время разом со мною покончить, при его-то демонической власти. Ему ничего не стоит воссоединить отсеченные члены с телом и умертвить менятак же, как я умертвил его. Как тщательно, с какой беспредельной предусмотрительностью зарыл я расчлененный труп! А что толку? Я и нож с пилой тоже закопалв дальнем конце сада, подальше от его жадных неугомонных рук. А вот голову хоронить не сталспрятал ее в стенном шкафу у себя в комнате. Порою я слышу, как она там двигается; да вы тоже ее только что слышали Но голова ему не нужна, вместилище его волив ином месте, и воля эта способна разумно действовать через все его члены. Разумеется, обнаружив, что он возвращается, я стал запирать на ночь все двери и окна Но ему они не преграда. Я пробовал экзорцировать его с помощью подобающих заклинанийвсех тех, что знаю. Сегодня я испробовал ту всесильную магическую формулу из «Некрономикона», что вы для меня перевели. Ради этого я вас к себе и пригласил. Кроме того, я не мог больше выносить одиночества; я подумал, вдруг будет лучше, если в доме случится кто-нибудь помимо меня. На ту формулу я возлагал последнюю свою надежду. Полагал, она его удержитэто древнейшее, чудовищнейшее заклятие. Но, как вы сами видите, даже оно не помогло
Голос его прервался, угас до невнятного бормотания. Карнби сидел, глядя прямо перед собою невидящим измученным взором; в его глазах я различал первые отблески безумия. Я не находил словтакой невыразимой гнусностью прозвучало его признание. Душевное потрясение перед лицом преступления столь вопиющего и сверхъестественный ужас буквально ошеломили меня, притупили все мои чувства; и не раньше, чем я немного опомнился, меня захлестнуло неодолимое омерзение к сидящему рядом человеку.
Я поднялся на ноги. В доме воцарилась тишина, как если бы жуткая кладбищенская армия сняла осаду и разошлась по своим могилам. Карнби оставил ключ в замке; я шагнул к двери и проворно ее отпер.
Вы меня покидаете? Не уходите! взмолился Карнби срывающимся от тревоги голосом.
Я взялся за дверную ручку.
Да, я ухожу, холодно отрезал я. Я сей же миг увольняюсь; я намерен упаковать вещи и незамедлительно покинуть ваш дом.
Я открыл дверь и вышел, не желая слушать никаких уговоров, молений и протестов. В тот момент я предпочел бы столкнуться лицом к лицу с тем, что рыскало в полутемном вестибюле, о каких бы тошнотворных ужасах речь ни шла! нежели и далее выносить общество Джона Карнби.
Коридор был пуст; я передернулся от отвращения при воспоминании о том, что там видел, и поспешил к себе. Думается, заметив или заслышав в полумраке хоть какое-то движение, я бы завопил в голос.
В лихорадочной спешке я принялся укладывать чемоданкак если бы меня подгоняли. Я не чаял, как бы поскорее бежать из этого дома отвратительных тайн, над которым нависала удушливая атмосфера угрозы. Второпях я совершал промах за промахом, спотыкался о стулья; мой мозг и пальцы онемели от парализующего ужаса.
Я уже почти закончил сборы, когда на лестнице послышались неспешные, размеренные шаги. Кто-то поднимался наверх. Я знал, что это не Карнби: тот заперся у себя сразу после моего ухода, и я был уверен, что наружу его ничем не выманить. В любом случае, вряд ли ему удалось бы спуститься вниз так, чтобы я его не услышал.
А шаги между тем раздавались уже на верхней лестничной площадке, затемв коридоре, миновали мою дверь все с той же ритмичной монотонностью, мерно, как метроном. Со всей очевидностью, это не вялая, нервозная поступь Джона Карнби!
Кто бы это мог быть? Кровь застыла у меня в жилах; я не дерзал развить пришедшую в голову гипотезу.
Шаги стихли; я понял, что пришелец добрался до двери в комнату Карнби. В наступившей паузе я не осмеливался даже дышать, а в следующий миг раздался жуткий треск и грохот и, перекрывая шум, нарастающий визг насмерть перепуганного человека.
Я прирос к месту, не в силах пошевелитьсякак если бы меня удерживала незримая железная рука. Понятия не имею, как долго я ждал и вслушивался. Визг разом оборвался; теперь я не слышал ничего, кроме низкого, характерного, повторяющегося звука, что мозг мой отказывался опознать.
Не собственное желание, но воля, что была сильнее моей, наконец вывела меня за порог и повлекла по коридору к кабинету Карнби. Я ощущал присутствие этой воли как неодолимое, сверхъестественное воздействиекак демоническую силу, как злонамеренный гипноз.
Дверь кабинета была взломана и болталась на одной петле. Ее разнесло в щепы, словно от удара сверхчеловеческой силы. В комнате по-прежнему горел свет; неописуемый звук, что я слышал, смолк при моем приближении. Воцарилась зловещая гробовая тишина.
И вновь я замешкался, не в силах двинуться дальше. Но на сей раз нечто иное, нежели адский, всепроникающий магнетизм, обратило в камень мои члены и удержало меня на пороге. Заглянув в комнату, в узкий дверной проем, подсвеченный невидимой лампой, я рассмотрел край восточного ковра и кошмарные очертания чудовищной недвижной тени на полу. Эту гигантскую, вытянутую, уродливую тень отбрасывали, по всей видимости, руки и туловище нагого мужчины, что наклонялся вперед с хирургической пилой в руках. Кошмар же заключался вот в чем: хотя плечи, грудь, живот и руки просматривались вполне отчетливо, тень была безголовойи заканчивалась, по всему судя, тупым обрубком шеи. При такой позе голову никак невозможно было сокрыть от взгляда с помощью особым образом подобранного ракурса.
Я ждал, не в состоянии ни войти внутрь, ни выскочить наружу. Кровь прихлынула обратно к сердцу заледенелым потоком, мысли застыли в мозгу. Последовала пауза, исполненная беспредельного ужаса, а затем из той части комнаты, что была не видна, со стороны запертого стенного шкафа донесся жуткий, яростный грохот, треск ломающегося дерева, скрип петель, и тут жезловещий глухой стук, как если бы какой-то неопознанный предмет ударился об пол.
И вновь воцарилась тишинакак если бы торжествующее Зло мрачно размышляло над своим триумфом. Тень не пошевелилась. В позе ее ощущалась отталкивающая задумчивость, занесенная рука все еще сжимала пилу, точно над исполненной задачей.
Новая пауза; а затем, без предупреждения, на моих глазах тень чудовищным, необъяснимым образом распаласьлегко и плавно раздробилась на бессчетное множество фантомов и угасла, исчезла из виду. Как именно и в каких местах произошло это многократное расщепление, этот поразительный раскол, я описать не дерзну. Одновременно послышался приглушенный лязгэто на персидский ковер упало что-то металлическое, а затем звук паденияне одного-единственного тела, но многих тел.