Никаких изменений. Пятно прекратило расти. Может, это КОНЕЦ? Может, ему все только показалось? Может, он сам случайно пролил чернила на фотографию?
Славка ухватился за эту мысль, как за спасательный круг. Спасательный круг в водах безумия. Теперь вся надежда только на течение, которое должно вынести на берег. Надо не сопротивляться течению, то есть обычному порядку вещей. Надо отвлечься и делать все так, как-будто ничего не произошло.
Славка положил оба снимка обратно в ящик, переоделся, поел и стал готовить уроки. Но даже делая уроки, он ни на секунду не забывал о Пятне. И когда мама с папой ушли в кино на восьмичасовой сеанс, оставив на Славку недотопившуюся печь, он не выдержал и опять достал фотографию. Когда он увидел Пятно, матовый листок фотобумаги задрожал у него в руках.
Пятно ожило. Оно вытянулось фиолетовым языком, приблизившись к следующему окошку. Окошку, где улыбался он, Славка. Еще немногои оно лизнет Славкино ухо щеку. А потом, быть может, обрушится потолок, и Славку найдут под могучими балками с размозженной головой; рядышком будет лежать фотография, на которой какой-то растяпа посадил огромную кляксу, видишь, она закрыла два окошка два? или уже три?
И тут Славка почувствовал, как кто-то прикоснулся к его уху. Правому. Он замер. Кто-то очень маленький и очень шустрый, спускается к щеке. Во рту пересохло. Из глотки вырвался странный всхрип, и Славка с силой ударил себя по уху.
В ухе неприятно зазвенело, но КТО-ТО пропал. Наверно, жучок какой-нибудь, упал с потолка. Славка облегченно перевел дыхание. Потом дотронулся пальцем до Пятна. Оно было чуть теплое теплее, чем остальная поверхность фотографии. И едва ощутимо пульсировало. КОНЕЧНО, ВЕДЬ ОНО ЖИВОЕ. Оно собирается с силами, чтобы
Нет, прошептал Славка. Нет
И в то же мгновение увидел, как край Пятна еще на миллиметр подполз к его портрету. Чуть заметное движение, точно минутная стрелка на циферблате.
Славка испугался так, как никогда не пугался в своей короткой жизни, и отшвырнул фотографию. Кувыркаясь, она очень медленно опустилась на пол. Белой стороной вверх. Славка уставился на нее как на змею. И чем дольше он смотрел, тем яснее виделвидел! как на лицевой стороне фиолетовые щупальца смыкаются вокруг его головы, начинают сжиматься и с глухим чмокающим звуком Пятно проглатывает его!
ТЕБЕ НЕ СПАСТИСЬ, СЛАВКА. ПЯТНО ОХОТИТСЯ НА ТЕБЯ.
Неожиданно в кране на кухне забулькало, и в раковину с шумом полилась вода.
НАЧАЛОСЬ. Это последнее предупреждение. Сейчас весь дом будет охотиться на него, ножи и вилки, что лежат в кухонном столе, будут охотиться на него, огонь вырвется из печи и побежит к нему быстрым пылающим ручейком Незачем ждать, пока пламя обовьется вокруг ног, вдруг решил Славка. Он выйдет навстречу. Он выйдет навстречу и скормит огню эту проклятую фотографию, пусть она рассыплется горсткой пепла, пусть Пятно обратится в пепел.
Двумя пальцами Славка брезгливо схватил снимок. Снимок был уже не теплый, он был ГОРЯЧИЙ. Ничего, это не сможет его остановить. Славка бросился к печке.
Чтобы добраться до огня, нужно выскочить из этой комнаты, обежать печь и сдернуть заслонку. Какие-нибудь четыре секунды. Если только время не подчиняется Пятну.
Дверь Славкиной комнаты попыталась захлопнуться, отрезая ему путь, но он пнул ее и вылетел в прихожую. Половик, на который он ступил, внезапно задымился и отъехал в сторону. Упав на руки, Славка вскрикнул: деревянный пол был раскален, точно жаровня; покрывающая его коричневая краска пузырилась, превращалась в удушливый дым. Славка закашлялся, вскочил, размахивая обожженными руками. ДАЛЬШЕ НАДО ДАЛЬШЕ. Он уже не бежал, он не мог бежать, потому что подошвы тапочек плавились и приставали к полу.
Казалось, дом зашатался, не пуская Славку к огню. Печь попробовала прижать его побеленным кирпичным боком к стене, но он все же протиснулся, оборвав пуговицы на рубашке. И чуть не выронив фотографию. Точнее, выронив, потому что она тоже раскалилась, будто полоска железа, и обожгла. Трепыхаясь, она победно закружила вниз, но Славка успел подхватить ее другой рукой. ТЕПЕРЬ УЖЕ НЕМНОГО.
Вот и кухня. Сквозь дым видно, как, пытаясь вылезти, судорожно дергается ящик кухонного стола. Славка ударил по нему ногой. Ящик намертво перекосило; внутри недовольно забрякали ножи. Пусть брякают, им теперь не выбраться. Еще бы заслонку убрать Он вцепился в нее ничего не чувствующими пальцами. Она очень тяжелая, эта ржавая жестянка, неимоверно тяжелая, не сдвинуть!., нет, подается готово!
Печка уже почти протопилась, лишь кое-где танцует на углях жаркое пламя. Но едва снимок полетел внутрь, как оно, точно по мановению волшебной палочки, исчезло. Фотография упала не в огонь, а на угли. Она билась об них, как выброшенный на берег окунь, извивалась, корчилась от мучений.
И вот слабое пламя вырвалось из россыпи углей. Но его хватило, хватило вполне, чтобы поймать фотографию за кончик и начать с ней расправу. Кончик обуглился, и вдруг вся она вспыхнула ярким зеленым огнем, брызнула колкими искрами.
Даже пепла не осталось.
Славка засмеялся. Сначала негромко, неуверенно, еще не понимая всей важности победы, которую только что одержал, может быть, главной победы в своей жизни. Потом звонко, радостно, как самой прикольной шутке.
И вдруг осекся. Среди красного марева углей возник крошечный человечек в зеленом берете. «ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО РАСПРАВИЛСЯ С ПЯТНОМ? весело спросил он. НЕТ. ТЫ РАСПРАВИЛСЯ СЕЙЧАС СО ВСЕМ ЧЕТВЕРТЫМ А. ВМЕСТЕ С УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ И САМИМ СОБОЙ».
Карлик в зеленом берете улыбался. Он всегда улыбается. Он совсем не умеет сердиться.
Что было дальше, Славка не помнил. Он отравился угарным газом, скажет потом врач «скорой». И потерял сознание.
Капитан пожарной охраны внимательно выслушал Славку, но в протокол записывать ничего не стал. «Ты извини, друг, казалось, говорили его глаза, но уж слишком странные вещи ты рассказываешь». Впрочем, и пожар был странный.
В 20.32 соседи увидели валивший из окна Ворониных дым и позвонили по «01». Когда приехали пожарные, выяснилось, что им тут делать нечего; обои и пол в прихожей дымились, а огня не было. Как будто кто-то уже потушил пожар. Но в доме никого не было, кроме Славки, ничком лежащего на кухне возле печки с ожогами на руках и тлеющими подошвами тапочек. Потом и родители Славкины вернулись из кино: фильм оказался скучным, и они ушли с середины.
Капитан пожарной охраны решил, что причиной загорания послужил уголек, вылетевший из оставленной без присмотра печи. Видимо, мальчик (он показал на перенесенного на кровать и очнувшегося Славку) пытался потушить начинающийся пожар, что ему, собственно, и удалось. Удовлетворившись этим, капитан вместе с пожарными машинами уехал. Врач вкатил Славке укол, помазал, и забинтовал руки и посоветовал еще денек полежать, после чего «скорая» тоже уехала.
И опять Славка не увидел, что было дальше. Но на этот раз он просто заснул. Он очень устал. Он сегодня сделал большое делоостался жив.
РАСПРАВИВШИСЬ СО ВСЕМИ.
На следующий день у Славки слегка побаливала голова. Он честно лежал в постели и разглядывал потолок.
Может, я еще не спасся, думал он. Может, начнется заражение крови (Славка с опаской посмотрел на свои забинтованные пальцы). МОЖЕТ, ФОТОГРАФИЯ И НАЧАЛА МСТИТЬ, НО НЕ СРАЗУ, НЕ ТАК, КАК ПЯТНО? А это значит, что с ним, со Славкой, что-то должно произойти. Обязательно. И с остальными тоже.
Он вскочил с кровати, порываясь куда-то бежать, но закружило и вот уже перед глазами пол, толстая щель; и саднеет разбитая губа. Верхняя губа. Он с трудом оторвался от холодного пола, залез на кровать. Губа распухла.
НЕ УБЕЖИШЬ, с тоской подумал Славка.
Он представил вдруг, как начинается урок. Как Сашок выводит что-то в тетрадке и как по белому потолку молниями разбегаются трещины; он уже падает, рушится, ломая парты и спины, пыль, крики, Сашок пытается выкарабкаться из-под бетонной плиты, не может, хрипит; и изо рта тоненькой струйкой течет кровь
Где-то далеко взвыла сирена, еще одна. «Скорые»? НЕ В ШКОЛУ ЛИ?
Славка с головой закутался в одеяло. Он не хотел больше ничего видеть, ничего слышать. НИЧЕГО!
Сынок, просыпайся, донесся мамин голос. Как у тебя голова? Болит?
Славка открыл глаза.
Прошла, сказал он. Голова и в самом деле не болела.
Ну и слава Богу А к тебе гости. Саша пришел.
КТО?
Мама вышла, и через секунду в дверях появился Сашок. Как всегда взъерошенный, точно воробей после дождя.
Ты что жив? не веря глазам своим, прошептал Славка.
А что со мной сделается, ответил Сашок и по-хозяйски расселся на стуле. Ну, рассказывай, что тут у вас было.
Но ведь школа же того обрушилась, все еще ничего не понимая, пробормотал Славка.
Сам ты того. Я бы год согласился без мороженого просидеть, если б она развалилась Рассказывай, не тяни.
Славка послушно рассказал. Но только про пожар, про фотографию и Пятно даже не заикнулся. Сашок с пониманием кивал. А когда настала его очередь делиться новостями, обнаружилась сенсация.
А знаешь, Жека нашелся, сказал он.
Нашелся?
Он и не терялся. Выяснилось, что просто он с утра ходил исследовать окрестности больницыпогода-то была теплаяи забрел в больничную кочегарку. Он стал смотреть, как там работают, и так засмотрелся, что забыл про завтрак и обход. Врачи потом долго ругались и сказали, что такого больного надо выписывать как можно скорее Во он отмочил, да?
Все-таки ошибка, с облегчением подумал Славка. И еще подумал, что, наверно, не будет никому рассказывать о том, что видел в среду в раздевалке.
А Сашок уже переехал на другую тему:
Инна Пална в школе появилась. Она, оказывается, в командировку ездила. Она сегодня перед уроками фотографии раздавала. Я сейчас покажу
Льдинка тревоги кольнула в сердце.
НЕ НАДО! Получилось громче, чем следовало. Я видел уже, у меня есть, стараясь загладить ошибку, незнакомым сиплым голосом добавил Славка. Хорошая фотография Слушай, а что сегодня задали?
Сашок, не заметив подвоха, расстегнул портфель, вытащил дневник с тетрадками. Показал все, объяснил. Он настоящий друг, Сашок.
Когда он собрался домой, Славка встал с кровати (голова уже не кружилась), проводил его до входной двери. В прихожей после вчерашнего были постелены газеты и пахло гарью. НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО У ТЕБЯ, КАРЛИК, весело подумал Славка. НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ. И НЕ СЛУЧИТСЯ.
Он вошел к себе и только сейчас заметил, что Сашкин дневник все еще лежит на столе. Славка схватил его, чтобы броситься вдогонку и отдать хозяину, но в этот момент какой-то листок выскользнул из страниц. Славке показалось Он поднял листок.
Да, ему не показалось. Это действительно фотография. Та самая, только без Пятна. Очень хорошая фотография. ИВАНОВ САША, ВОРОНИН СЛА Он провел сухим шершавым языком по верхней губе. Опухоль не прошла.
И НЕ ПРОЙДЕТ. Потому что у того, сфотографированного Славки нарисованы усы. Чуть заметно, простым карандашом.
Виктор ПотаповСНЫ ОБ АТЛАНТИДЕ
(Триптих)
Третий рассказ Аэлиты
Литературно-историческая фантазия
Примерно год тому назад мне пришлось по делам редакции ненадолго выехать в один из районных центров Приуралья. Остановился я у старого знакомого одного из наших сотрудников. Обычное дело: небольшая посылка из столицы в обмен на недолгое, но искреннее провинциальное гостеприимство.
Хозяин мой, Леонид Дмитриевич Калашников, оказался бывшим школьным учителем истории. Быстро преодолев первую неловкость и покончив с разговорами типа «а у васа у нас», мы перешли на более близкие сердцу темы. К моему удивлению, Леонид Дмитриевич оказался большим любителем фантастики. Меня это искренне обрадовало, потому что я сам с детства страдаю тем же недугом.
Беседуя о фантастической литературе, мы вспомнили двадцатые годы: Берроуза, Айхакера, Пьера Бенуа, «Аэлиту» Толстого. «Аэлита» с детства была моим любимым романом, и я тут же высказал Калашникову свое мнение, что, по-моему, и сейчас мало кто способен создать подобный шедевр, нарисовать такой неправдоподобный, но заставляющий верить в свою реальность мир. И даже рассказы Аэлиты о расцвете и гибели Атлантиды, заимствованные Толстым у оккультистов, в которых мало что осталось от истинной истории человечества, звучат в романе так убедительно, как, может быть не звучат теории настоящих ученых.
Слушая меня, Леонид Дмитриевич потихоньку пилчай и улыбался. Вначале я старался не обращать внимания на его улыбки, но постепенно стал раздражаться. Заметив это, хозяин прервал меня и, извинившись, вышел в другую комнату.
Вернулся он с тоненькой папкой и, положив ее на край стола, принялся рассказывать.
Когда-то он знал Толстого. Они были дружны, и Калашников немало помог Алексею Николаевичу, когда тот работал над «Аэлитой». Толстому необходим был человек, хорошо разбирающийся в древней истории, способный подобрать материалы, объяснить детали; посоветовать, как придать достоверность его фантазиям и связать воедино придуманное прошлое двух цивилизаций. Таким человеком стал Калашников.
С тех пор и хранит Леонид Дмитриевич небольшой рукописный отрывок, не вошедший по каким-то причинам в книгу. Первоначально, по замыслу писателя, он должен был составить часть главы «Древняя песня». Кстати, отрывок начинается и заканчивается, текстом, сохраненным в романе. В этом нетрудно убедиться.
ДО недавнего времени рукопись эта была для Калашникова лишь дорогой памятью. Но в последние годы Леонид Дмитриевич, к своему великому удивлению, стал встречать факты и даже идеи, приведенные и высказанные в романе в научных работах и популярных журналах! Поначалу он воспринял это как простое совпадение, курьез, но вскоре эту мысль пришлось отбросить: слишком явной была связь. И Толстой, и современные историки опирались на одни и те же древние тексты и археологические находки, их теории были похожи как близнецы: различались только названия стран и народов.
Поразительно, сказал тогда Калашников, как смог он в те далекие года увидеть и понять нечто, остававшееся скрытым от ученых еще более полувека. Разве что Толстой имел доступ к каким-то неизвестным или погибшим позднее материалам? Не знаю, насколько справедливо это предположение, не хочу гадать впустую. Пусть на этот вопрос отвечают другие. Моя роль в данной истории уже сыграна: третий рассказ Аэлиты перед вами
Иха, затопив очаг, сложенный из крупных, позеленевших от времени камней, молча поклонилась и выскользнула в золотую дверцуушла к крылатой лодке.
Лось стоял, скрестив руки на груди, и оцепенелым взглядом смотрел на языки пламени, бросающие на стены смутные корчащиеся тени.
«Нужно завтра же лететь в город, помочь Гусеву», пронеслось у него в голове и тут же пропалона плечи легли маленькие руки Аэлиты.
Лось порывисто обернулся и встретился взглядом с огромными зрачками пепельных глав. В их влажной глубине дрожали отблески огня. Бледно-голубоватое лицо с резкими тенями смягчилось в оранжевых отсветах пламени.
Пойдем, тихо, одними губами, произнесла Аэлита, и ее маленькая сухая рука потянула его за собой.
Аэлита и Лось сидели на краю бездны. Солнце уходило за острые вершины. Резкие длинные тени потянулись от гор, ломались в прорывах ущелий. Мрачно, бесплодно, дико было в этом краю, где некогда с спасались от людей древние Аолы.
Когда-то горы были покрыты растительностью, сказала Аэлита, здесь паслись стада хашей, и в ущельях шумели водопады. Тума умирает. Смыкается круг долгих тысячелетий. Быть может, мыпоследние: уйдем, и Тума опустеет.
Она замолчала Солнце закатилось невдалеке за драконий хребет скал. Яростная кровь заката полилась в высоту, в лиловую тьму.
Но сердце говорит мне иное, Аэлита поднялась и пошла вдоль обрыва, поднимая клочки сухого мха, веточки.
Собрав их в край плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры светильник и, опустившись на колени, подожгла хворост. Змеиный хвост дыма взвился кверху. Где-то среди теряющихся в темноте скал раздался пронзительный крик, с утеса сорвалась крупная тень. Лось вздрогнул.
Не бойся, Сын Неба, это всего лишь испуганный ихи, успокоила его Аэлита. Он не причинит нам вреда.
Лось машинально проследил в черном небе силуэт хищной птицы и тяжело вздохнул.
Тебе плохо, Сын Неба, прошептала Аэлита. Почему? Скажи мне.