Смысл сказанного с трудом дошел до меня. Когда я вник в суть, у меня вырвалось глупое:
А как же так? на что Петр Семенович исподлобья глянул на меня, с упреком, и закончил:
Ты не бойся. Тебя она не тронет. А вот всем, кто был в этом деле замешан, несладко пришлось. В живых почти никого не осталось. Ты спрашивал, что у нас происходит? Да вот это самое, пятый год уже. Не может она никак успокоиться, так и ходит. Все такая же, как в свой последний день
И он рассказал о том, что я уже слышал: поведал печальную статистику «Наташкиной мести».
Я поверил во все, кроме самых последних слов. Это не Наташка вложила своему насильнику в руки ружье, чтобы он нажал ногой на курок, не она заставила директрису школы выпить серную кислоту, классную руководительницунаглотаться снотворных, а акушеркуввести себе смертельную дозу морфина. Она просто пришла к ним, и простила, перепоручив их судьбы куда более страшному судьепроснувшейся и изголодавшейся совести Понятно было и окружавшее ее молчаниеслишком личное, интимное, будила в людях Наташка.
Эх, Наташка, Наташка! Даже когда взрослый человек уходит из жизниэто страшно. А когда подросток, почти ребенок? Для такой ли судьбы произвели тебя на этот свет, жестокости которого ты не выдержала? Всеми отвергнутая, несчастная Наташка И после этого ты еще готова этот мир защитить! Я бы не смог. Даже сейчас я только близок к пониманию твоей страшной мудрости и не знаю, как это назватьблагородства? Святости? Или чего-то третьего, чему нет названия в человеческом языке Маленькая Наташка, купившая своей жизнью право прощать, чтобы сделать отвергший ее мир хоть немножко лучше.
Я не стараюсь гадать, куда она ушла, выполнила ли свое брошенное обещание или просто ушла туда, куда однажды уйдем все мы. Я знаю одно, с этого момента мне не суждено успокоиться. Тем более я не смогу никого осудить, даже если это будет необходимо. Да и может ли это быть необходимо? Наташка, я постигаю твои азы! И я навсегда унесу ее образ с собой: Наташка навсегда останется для меня той худенькой фигуркой, смело плывущей против течения
Виктор ПотаповПЯТНО
Апология безысходности
Фотограф пришел в среду, после шестого урока. А два часа спустя несчастный случай уложил Жеку Яковлева в больницу. Славка узнал обо всем лишь на следующий день, в школе, и не сразу догадался связать эти события.
О том, что случилось с Жекой, рассказал Сашок, он сам видел. Перед историей рассказал. Потом начался урок, кого-то спрашивали, кому-то делали замечания, но Славка пропускал все мимо ушейдумал о Жеке. У НЕГО, НАВЕРНО, ЧЕЛЮСТЬ СЛОМАНА, сказал Сашок. Поделом, не будет предавать. И все-таки глупо как-то. Будто по заказу. По заказу его, Славки.
Они дружили с первого классаЖека, Сашок, Славка и МайклМишка Боев. Майкл в их компании главный, он на год старше. Вместе играли в войну, вместе пугали по вечерам прохожих, вместе ходили на рыбалку. Все вместе, хоть и жили в разных концах города: Майкл за рекой, Сашок с Жекой на Советской, в пятиэтажных, а у Славкиных родителей был свой деревянный дом с огородом, неудобно примыкавшим к складу деревообделочного заводасамого большого местного предприятия. Срывающийся бас гудка этого завода был слышен даже в близлежащих деревнях. Четыре раза в сутки, хоть часы проверяй: в восемь утра, в полдень, в четыре и в полночь.
КАК РАЗ ЧЕТЫРЕ ГУДЕЛО, КОГДА ОН РАСКАЧИВАТЬСЯ НАЧАЛ.
Фраза, случайно оброненная Сашком, вертелась в мозгу, перекатывалось, точно нерасколотый грецкий орех во рту. Сбивала с мысли. И С КАЧЕЛЕЙ, подумал вдруг Славка.
Он живо представил, как все произошло. Чересчур живо. Увидел расшатанные железные качели, с которых прыгали Сашок с Жекой. Это очень здорово прыгать, с качелей. Волнуясь, сжимать холодные трубы, на которых крепится толстая доска-сидение, сжимать до боли в суставах и нестись навстречу ветру, он свистит в ушах, слышишь? И сладко замирать от ужаса, когда сидение на миг застынет на самой большой высоте, словно отдыхая перед тем, как снова ринуться вниз. Раскачавшись сколько можешь, надо вовремя разжать рукии воздух подхватит тебя, окунет на несколько мгновений в невесомость и вдруг швырнет в мягкий песокесли повезет и ты долетишь до песочницы. Или чуть ближе, на вытоптанную землю, и тогда ты отшибешь ноги. Чтобы получился хороший прыжок, надо вовремя разжать руки.
А Жека замешкался. Его подбросило вверх, но не вперед. Он приземлился слишком близко от качелей. Настолько близко, что сидение, вновь летевшее вперед, эта толстая отполированная задницами доска, которую ничем нельзя остановить, могло врезаться в него, если он не отскочит в сторону. Жека не отскочил. Не успел. Он успел только повернуться лицом к мчавшемуся на него сидению. И был удар, отличный боксерский удар в нижнюю челюсть, жестокий и хрусткий
Вечером на месте происшествия никого уже не было, но испачканное кровью сидение поскрипывающим жутким метрономом все качалось, сказал Сашок, будто Жека только-только спрыгнул с него..
КАК РАЗ ЧЕТЫРЕ ГУДЕЛО
Словно гудок виноват. А может, и гудок, но уж во всяком случае Не он, не Славка. Он не имеет никакого отношения к несчастью с Жекой, он был в это время дома сначала сидел на диване, а потом Что же потом? Стал делать домашку?
Славке показалось, будто он что-то упустил, что-то очень важное. Он еще раз попробовал проследить за собой, вернувшимся вчера из школы. Он вспомнил, как разговаривал с мамой. Вспомнил, как запикало радио. И гудок, протяжный и сиплыйХОТЬ ЧАСЫ ПРОВЕРЯЙ. Вспомнил, что настроение было поганое. Как ручку взял, тоже вспомнил. И как Вспомнил.
«ПРЕДАТЕЛЬ. БАБА. КОЗЕЛ.»
Славка оторопело смотрел на учительницу. Та продолжала говорить, но он не слышал голоса и видел только беззвучно открывающийся рот. Как у рыбы. Внезапно учительница исчезла. Появились скрипучие железные качели; сидение, которое замерло на высоте; вот оно приходит в движение, поначалу медленное, потом быстрее, еще быстрее, оно летит, летит на Славка зажмурился.
БУДТО ПО ЗАКАЗУ.
Сидя дома на диване, ОН столкнул Жеку под качели. Расправился с Жекой. ОН, Славка.
Догадка обожгла. Но Славка сперва сам в нее не поверил. А поверил уже позже, в пятницу, когда Жека пропал.
Фотограф опоздал: все разбежались. Он принес черный пакет со снимками и теперь растерянно переводил взгляд с Инны Палны, Славкиного классного руководителя, на самого Славку, который, будучи дежурным, лениво возил мокрой тряпкой по грязной доске.
Он смешной, этот фотограф. Маленького ростика, почти карлик. Если рисовать его портрет, то сначала придется изобразить огромный зеленый берет, оттопыривающий уши, потом полустершийся вельветовый пиджак некогда синего цвета, старые заплатанные джинсы и, наконец, поношенные туфли с налипшими к подошве комочками земли, надетые на босу ногу. Портрет человека, которому некогда следить за собой. Он весь в работе. Вот и в школу пришел фотографировать, едва начался новый учебный год. Да, надо не забывать нарисовать еще улыбку: он всегда улыбается. А говорит тихо, робеет будто. Когда Славка, Сашок и Жека, набравшись наглости, подошли к нему и попросили, чтобы на общем цветном снимке их фотографии были помещены рядом, он не рассердился. Он совсем не умеет сердиться.
Славке даже стало жалко его сейчаспоникшего, стоящего в дверях и не понимающего, что теперь делать с черным пакетом. Выручила Инна Пална. Она взяла пакет и сказала, что сама раздаст снимки. Фотограф ушел, а Славка с утроенной силой налег на доску: ему не терпелось получить свою фотографию.
В пакете оказались только общие снимки, и не цветные глянцевые, а матовые черно-белые. Тем не менее смотрелись они здорово. Особенно эти завитушки и змеящаяся по верху надпись: С ДНЕМ ЗНАНИЙ! СЕНТЯБРЬ-87. Из вытянутых окошек-иллюминаторов выглядывал причесанный и натужно улыбающийся 4-й «А».
Хорошая фотография, похвалила Инна Пална, протягивая один снимок Славке. На следующий день она не пришла в школу.
Очень хорошая, мысленно согласился Славка, увидев справа от портрета Инны Палны в верхнем ряду три знакомые рожи: ИВАНОВ САША, ВОРОНИН СЛАВА, ЯКОВЛЕВ ЖЕНЯ. Жека был крайний и улыбался шире всех, показывая свои гнилые зубы. Очень хорошая фотография. Славка аккуратно засунул ее в портфель, между учебниками, и помчался в раздевалку. Но спешил он напрасно, потому что там его поджидал неприятный сюрприз. Жека Яковлев оказался предателем. Потому что разговаривал с Хомягиным. И дружески, надо сказать, разговаривал.
Вообще-то у этого толстяка, что стоит сейчас с ним, Хомягин не фамилия, а прозвище. По-настоящему его зовут Камягин. Вадик Камягин из пятого «Б». Он подлый, продает втридорога заграничные жевачки, которые привозит папа, и делает бизнес. Хвастается и продает. И никто ничего не может ему сделать, потому что он не только толстый, но и сильный. Даже Майкл, который учится в том же пятом «Б», не рискует с ним связываться. А много на одногонечестно. Поэтому их компания решила бороться с Хомягиным по-другому и объявила ему бойкот. Так Майкл придумал, еще неделю назад. И вот Жека
Славка сделал вид, будто не заметил разговаривающих и теперь не может найти в шкафу свои сапоги. Ему было прекрасно слышно, о чем болтают Жека с Хомягиным. О каком-то лезвии. Хомягин хочет за него рубль. Знает, подлюга, что у Жеки денег с собой нет, а лезвие непременно заполучить хочется: он их с первого класса собирает.
Все равно. Из-за какого-то лезвия ПРЕДАТЕЛЬ. БАБА. Славка не стал ждать, чем все закончится. Он натянул сапоги и с независимым видом протопал мимо, нарочито грохоча каблуками. Жека увидел его, покраснел ПРЕДАТЕЛЬ.
Мы тебе это припомним, сквозь зубы процедил Славка. И выбежал из школы, почувствовал, как к горлу подступили слезы.
Когда дома сгоряча рассказал о случившемся маме, та рассмеялась и посоветовала не забивать голову глупостями. Мама ничего не понимала в предательстве.
Поэтому, когда Славка ушел к себе в комнату и забрался на диван, настроение у него было поганое. Самое подходящее для того, чтобы расправиться с Жекой.
Что он и сделал.
Славка еле высидел до конца уроков. Не успел еще смолкнуть последний звонок, как он рванул из класса.
Дома никого не было. Славка швырнул портфель у порога, скинул сапоги и прошел к себе. Мама утром торопилась, не прибралась, и в комнате остался беспорядок. Хорошо, что не нашла фотографию, облегченно подумал Славка.
Фотография лежала там, где он ее и оставилпод грудой учебников. Славка отодвинул их в сторону и взял снимок в руки. На снимке были все, как вчера. Завитушки, СЕНТЯБРЬ-87, окошки-иллюминаторы, улыбки, ИВАНОВ САША, ВОРОНИН СЛА Нет, не все также.
Не улыбался Жека. Его гнилых зубов не было видно из-за Что за черт! Славка мог бы поклясться, что не делал этого. Вчера, сидя на диване, он сделал кое-что другое.
Вчера ему не понравилась Жекина улыбка. Улыбка предателя. «ПРЕДАТЕЛЬ. БАБА. КОЗЕЛ, подумал тогда Славка. ВОТ МЫ ТЕБЕ СЕЙЧАС БОРОДУ» Он взял чернильную ручку и пририсовал сфотографированному Жеке жидкую козлиную бородку. Но удовольствия от этого не получил, подождал, пока высохнут чернила, положил испорченный снимок под учебники и принялся за уроки.
А сегодня те несколько штрихов слились в одно сплошное фиолетовое пятно, как будто кто-то неосторожно посадил кляксу, залепившую Жекино лицо почти до самого, носа. Эдакую жирную кляксу величиной с двухкопеечную монету. Только теперь она была совершенно сухая и бросалась в глаза. Слишком бросалась.
Славка недоуменно повертел фотографию, даже понюхал ее. Обычная фотография. Так почему же получилось пятно, если чернила высохли? Неужели из-за несчастного случая с Жекой? Еще не осознавая всю опасность своих действий, Славка решил устроить маленький эксперимент.
Он порылся в ящиках стола, отыскал свою фотографию, оставшуюся с прошлого года. Снимок был примечателен, пожалуй, лишь тем, что напечатали его на такой же матовой черно-белой фотобумаге. Потом достал чернильную ручку, которой воспользовался вчера, несколько раз провел у себя сфотографированного по лбу. Полосы, КАК И В ТОТ РАЗ, не расплылись, но надо подождать. Славка высушил чернила, взял обе фотографии и засунул под учебники. И забыл о них. Начисто забыл.
Вспомнил только вечером, перед тем как лечь спать. Мама заставила прибираться. Он стал складывать учебники в стол и наткнулся на снимки. На «опытной» фотографии все осталось по-прежнему, полосыполосы! как и темнели на лбу. Он перевел взгляд на ТУ фотографию, и ему вдруг показалось Ерунда. Он положил снимки в верхний ящик стола, закончил уборку, разделся, выключил свет и юркнул под одеяло. Надо будет завтра утром еще раз проверить, подумал он. Мало ли что показалось.
А показалось ему, что фиолетовое пятно УВЕЛИЧИЛОСЬ И УЖЕ КАСАЕТСЯ ЖЕКИНОГО НОСА. Но ведь этого не может быть.
Утром Славке было не до фотографийон проспал. И мама проспала, и папа, потому что единственный будильник отстал на полчаса. В суматохе Славка успел только выпить стакан чая и откусить полбутерброда, на большее не оставалось времени. И все равно на русский опоздал.
Учительница, естественно, объяснений никаких не приняла, а заставила в качестве наказания делать лишнее упражнение, пока Славка, заняв свое место, собирался с силами, ему пришла записка. Записка была от Сашка и состояла из двух слов: «ЖЕКА ИСЧЕЗ». Ничего не поняв, Славка пожал плечами. Конечно, интересно узнать, что там еще с этим Жекой приключилось, но придется подождать: учительница была уже «на взводе», и попадаться с записками не было никакого желания.
После звонка Славка подошел к Сашку.
Жека-то исчез, смакуя новость, старательно выговорил Сашок.
То есть как исчез?
Да вот так. Ко мне сегодня утром мать его прибегала, спрашивала, не знаю ли я, где ее Женечка. В больнице, отвечаю. А она говорит, что из больницы звонили и сказали, что не могут Жеку найти, пропал он. Спрашивали, нет ли дома.
Куда он мог подеваться? Ведь ты сам говорил, что у него челюсть
Ну и? Думаешь, со сломанной челюстью и ходить нельзя? Я, когда ногу сломал
Знаем мы тебя.
А что? Да если хочешь знать, у него челюсть и не сломана вовсе. Мне его мать сказала, что у него сотрясение мозга и два зуба выбито. Да морда расквашена вся.
Они поболтали еще малость, потом Славка вернулся на свое место и задумался. Задуматься было о чем. Удрать из больницы Жека не мог, незачем ему удирать. Похитили? Вряд ли, у него родители не богатые: телевизор и то черно-белый. Значит, это либо ошибка, либо ФОТОГРАФИЯ. Только сейчас Славка вспомнил о ней и о Пятне, которое вчера УЖЕ КАСАЛОСЬ ЖЕКИНОГО НОСА. Надо было срочно посмотреть на нее.
Срочно не получится: сегодня, как назло, шесть уроков. Придется потом.
Легкое беспокойство овладело им. Так, пустяки, будто не выучил урок, и хотя точно знаешь, что тебя не спросят, все же сжимаешься под случайным взглядом учителя. И тебя не спрашивают МОЖЕТ БЫТЬ.
Когда Славка пришел домой, беспокойство уже превратилось в тревогу.
Он рванул ящик на себя и выхватил фотографии. На свою, «опытную», даже не взглянул а судорожно сглотнув слюну, уставился на снимок карлика-фотографа. Пятно изменилось. За ночь оно противным фиолетовым плевком расползлось по всему Жекиному лицу. Края его тоже изменились. Теперь они были не ровные, в форме правильного круга, а рваные, и напоминали ОЧЕНЬ большую кляксу. Нижний край Пятна, зазубренный и неумолимый, почти сожрал подпись ЯКОВЛЕВ ЖЕНЯ, оставив только первую и последнюю буквы.
Жеку незачем искать, подумал Славка и почувствовал, что пальцы замерзли. Жеки больше нет.
Он сел и положил фотографию перед собой. Он уже не сомневался, что между Жекой и этими кусками бумаги (или карликом-фотографом?) есть какая-то связь. Непонятная, бессмысленная. Которую включил Славка, когда по глупости нарисовал козлиную бородку. ОН СМЕШНОЙ, ЭТОТ ФОТОГРАФ. Щелк! и вот вам карта судьбы, карта многих судеб, пожалуйста, вы можете вмешаться и причинить кому-то боль. Убрать кого-то с дороги. Отомстить. Пожалуйста, выбирайте, все судьбы в ваших руках. ЩЕЛК! Очень просто расправиться с одним человеком, отобрать его судьбу. Но ведь это только НАЧАЛО. Пятно растет, растет очень быстро: несчастья питают его. Скоро наступит день, когда ВСЯ ФОТОГРАФИЯ БУДЕТ СПЛОШНЫМ ФИОЛЕТОВЫМ ПЯТНОМ. Оно безжалостно расправится с Сашком. С учительницей, которая и так почему-то не пришла в школу. Со всем четвертым «А», по одиночке. И это будет последний день.
И ДЛЯ ТЕБЯ, СЛАВКА, ТОЖЕ. ДЛЯ ТЕБЯ, ВЕРНЕЕ, ОН НАСТУПИТ РАНЬШЕ, ГОРАЗДО РАНЬШЕ. ВЕДЬ ТЫСЛЕДУЮЩАЯ ЖЕРТВА.
Ошеломленный, он просидел так довольно долго, пока не пришла мама. Она не должна увидеть испорченную фотографию, подумал Славка и быстро спрятал снимок в стол. Мама поругалась, почему он до сих пор не снял форму, и ушла на кухню затоплять печь. Славка снова вытащил фотографию, присмотрелся.