Доктор Джарвис скомкал салфетку, задумчиво бросил ее в тарелку и с подозрением взглянул на меня.
Я не знаю, чем занимаетесь вы, мистер Эрскайн, произнес он торжественным голосом, но я в своей профессии выучился не делать поспешных выводов.
То есть вы думаете, что это не самоубийство?
Это лишь отчасти самоубийство.
Я потянулся за сигаретой.
Отчасти? Как это понимать и какие еще бывают в таком случае самоубийства?
Доктор Джарвис достал из кармана брюк золотую зажигалку и дал мне прикурить.
Существует несколько различных видов самоубийств, уверенным тоном начал он, их почти столько же, сколько и самих самоубийц. Каждый, кто решил покончить с собой, видит в этом единственно возможный для себя выход. Суицидэто результат внутреннего кризиса, а все такие кризисы, сами понимаете, разные. У каждого свои причины, свои особенности, и так далее.
Я благодарен вам за лекцию по психологии. И какой же вид самоубийства в нашем случае?
Доктор Джарвис снял очки. За ними прятались светлые, водянистые глаза, напомнившие мне студень под соусом.
Самоубийство Макса Грейвса произошло под влиянием своеобразного гипнотического действия, спокойно ·сказал доктор. Он не кончал с собой. Он отдал свою жизнь.
Я встал из-за стола и подошел к окну. На улице было тепло, солнечно и спокойно. А здесь повисло напряжение и холод, и так случалось всегда, когда я рассказывал об этом кувшине. Какое-то время я стоял молча, попыхивая сигаретой, затем спросил:
Доктор Джарвис, если Макс отдал свою жизнь, то можете вы объяснить, для чего?
Доктор смущенно покашлял.
Мистер Эрскайн, прежде, чем я вам отвечу, позвольте мне спросить вас. Что, по-вашему, может угрожать миссис Грейвс и как это связано со смертью Макса?
Я посмотрел на далекие всплески волн в темпом море.
Не знаю. Что-то не в порядке с той амфорой, а что не знаю. Я думаю, Макс приписывал кувшину свойства, которыми тот на самом деле не обладает. Думаю, он убедил себя в том, что сосуд по ночам поет и выкидывает разные трюки. Макс сам виноват в том, что произошло. Но меня сейчас беспокоит Маджори, она, кажется, верит в то же самое. Понимаете, я боюсь повторения истории Макса уже с его супругой. Вернее, вдовой.
Доктор Джарвис поморщился. Он выглядел таким старым и усталым, что я с трудом верил, что это тот самый доктор, который навещал меня в детстве, сидел на моей кровати, рассказывал разные истории и показывал, как складывать самолетики из бумаги.
Мистер Эрскайн, решился он наконец. Я расскажу вам все, что знаю. Я боюсь показаться неэтичным, но я так же был потрясен и подавлен смертью Макса Грейвса, как и вы. Чтобы разобраться в этом деле, понадобится свежий ум.
Я стоял у окна, курил и смотрел на сад.
Продолжайте, я слушаю.
Как я уже говорил, Макс ни в чем не был дилетантом. За что бы он ни брался, он всегда верил, что у него получится так же, как у настоящего профессионала. Он не растрачивал себя попусту, и если не мог быть лучшим, просто забрасывал, это дело и никогда к нему не возвращался. Макс Грейвс хотел быть во всем первым.
Весьма справедливая характеристика.
Так вот, продолжал Джарвис. Макс был одним из истинных знатоков и коллекционеров антиквариата Среднего Востока. Не знаю, известно ли вам, но его основные интересы были прикованы к тому, что имеет отношение к маши и оккультизму. Этот кувшин был его величайшим триумфом. Он купил его в Персии в пятидесятых годах, вывез на морском судне в Соединенные Штаты и все последующие годы посвятил тому, чтобы выяснить, что это за вещь на самом деле и как с ней обращаться. Он был уверен, что этот кувшинподлинник кувшина Али-Бабы, который считался непревзойденным магом и мудрецом древности. Он часто беседовал со мной на эту тему и в разговорах давал понять, что в кувшине таится настоящий джинн, как в сказке. Макс говорил, что горло лампы запечатано особым способом, чтобы джинн оттуда не выбрался, и если просто, попытаться разбить верхнюю часть, то можно умереть страшной смертью. Джинн очень жесток и могущественен. Чтобы обезопасить себя, единственно возможный путьэто изучить старинные книги по магии, в которых можно разыскать сведения о том, как держать джинна в узде.
Я облокотился на спинку стула.
И вы этому верите, доктор? Или вам кажется, что у Макса было не в порядке с головой?
Доктор Джарвис улыбнулся:
Я не знаю, чему верить. Макс рассказывал о кувшине и джинне без тени шутки. Он так и называл его«кувшин джинна». Джиннэто арабское слово, означает «дух».
Правильно, сказал я с умным видом, хотя сам только вчера об этом узнал. Джинн, духодно и то же.
Дело Макса меня занимает все больше и больше, продолжал доктор Джарвис. Когда я впервые увидел труп, я подумал прежде всего об убийстве. Но убийца не может проникнуть в кухню или уйти оттуда незамеченным, это невозможно. Все свидетельствует о самоубийстве. Но почему он это сделалвот что неясно.
Может, он все же того? грубо спросил я. Ведь так бывает? Взял человек и спятил!
Ну, утверждать категорически не берусь, сказал доктор. Как мне кажется, тут есть две возможности.
Какие?
Первая: у Макса было помутнение рассудка, и он внушил себе, что джинн из кувшина обладает убийственной силой. Вторая: то же самое, но все это правда. То есть джинн действительно существует и в ту ночь Макс покончил с собой, чтобы спасти свое тело и душу, дабы ими не завладел злой дух.
Я нацедил себе еще кофе.
По-вашему, других объяснений нет?
Джарвис покачал головой:
Думаю, нет. С позволения миссис Грейвс я произвел вскрытиеникакой патологии мозга, ни опухоли, ни воспаления, ничего такого, что навело бы на мысль о патологических галлюцинациях или шизофрении.
Но это еще не доказывает, что у него был здоровый рассудок.
О, конечно же, нет, сказал доктор Джарвис. у него вполне могла быть расстроена психика без каких-либо видимых признаков поражения мозга. Но все равно я не склонен думать, что Макссумасшедший. Во всем, что не касалось кувшина, он был совершенно нормален, его поведение всегда было адекватным.
Я затушил сигарету.
Хорошо, а как насчет второй версии? Есть ли какие нибудь свидетельства виновности этого кувшина?
Совсем немного, ответил доктор Джарвис. В основном легенды и сказания. Бывало, Макс давал мне кое-что почитать. Еще он говорил, что открыть кувшин сложно, и если вы откроете, то все равно ничего не увидите. Джинн, говорил Макс, не имеет материального воплощения, когда заточен в кувшине. Поэтому он пытается завладеть чьим-либо лицом.
Я почувствовал в ладонях холод и покалывание.
Лицом? шепотом выдавил я.
Именно. Джинн не покинет свой сосуд до того, как не найдет для себя лицо. Любое. Без лица онбессилен. Он ничего не может сделать.
Доктор Джарвис, значит, Макс Грейвс пытался изрезать свое лицо для того, чтобы им не завладел джинн?
Именно это я и подразумевал, когда говорил, что это лишь отчасти самоубийство. Существует джинн или нет, Макс был уверен, что он спасает всех нас, лишая джинна того, без чего тот бессилен. Своего лица.
Глава IV
Я вернулся к машине. Анна была недовольна.
Ну, приятно провел время? А говорил, ненадолго.
Я молча завел машину, развернулся и выехал по просеке на шоссе. Чтобы как-то прийти в себя, потянулся за новой сигаретой.
Похоже, ты потерял дар речи. Так же как и чувство времени, сердито сказала Анна.
Я всегда так делаю, когда боюсь, что женщина меня не так поймет.
Ты слишком много куришь, заметила Анна, открывая боковое стекло. Знаешь, по статистике больше людей умирает от рака легких, а не от злых духов.
Еще неизвестно, что хуже, ответил я, делая такой крутой поворот, что шины завизжали.
Что он рассказал? спросила Анна. Он знает, как умер Макс Грейвс?
Я следил за дорогой.
Доктор Джарвис знает не больше нашего. Как и мы, он только предполагает. Но он думает, что Макс изрезал свое лицо неспроста. Есть что-либо волшебное в горшке или нет, Макс пытался не дать этому чудищу вернуться к жизни.
Не поняла.
Аналогично. Да и Джарвис не понял. Макс говорил ему, что в сосуде находится джинн, но он не сможет выйти из заточения, не получив чьего-либо лица. Считают, что джинн нематериален, бесформен, понимаешь? Как клубы дыма. И вне сосуда джинн не может существовать, не принимая реального обличья. Вот почему Макс избавлялся от портретов на стенах, вот почему соскоблил лицо на трубке и вырезал все картинки из книг и газет.
Анна нахмурилась.
Верится с трудом. Почему он не взял себе лицо Маджори или мисс Джонсон?
Я резко вывернул руль, чтобы не наехать на велосипедиста с рыбацкой корзиной на багажнике.
Мне страшно от одной мысли увидеть джинна с лицом мисс Джонсон, сказал я. Если бы ты была джинном, ты бы хотела разгуливать с такой рожей?
Гарри, будь хоть немного серьезным.
Я выкинул недокуренную сигарету из окна.
А каким мне, черт возьми, быть? Ты же знаешь, что я не хочу верить в эту белиберду, но в то же время, и ты прекрасно это понимаешь, я верю.
Анна раскрыла в изумлении свои красивые, сочные губы.
Тыверишь? хрипло воскликнула она. Ты думаешь, что
По методу Шерлока Холмса. Отбрось все невозможные варианты, и то, что останется, каким бы невероятным это ни казалось, и есть истина. Что-то вроде этого. Я думаю, идея о джиннесказка, но все остальные объяснения того, что творится в Зимнем Порте, просто смехотворны
А что насчет лиц Маджори и мисс Джонсон?
А черт его знает! Может, для джинна труднее брать лица настоящих людей, чем с картин или фотографий. Возможно, профессор Кволт лучше знает это.
Ты что, едешь к нему? спросила Анна.
Я покачал головой:
Прежде всего заедем к Маджори. Я хочу взглянуть на нее после прошлой ночи.
О кей.
Через десять минут мы прибыли в Зимний Порт. Медленно проехали по гравиевой дороге мимо согнутых деревьев и приблизились к парадному входу. Дом выглядел пустым и заброшенным. Кирка лежала на крыльце там же, где я ее оставил прошлой ночью, а занавески в верхних комнатах были по-прежнему открыты.
Мы вышли из машины и огляделись. Мягкий западный ветер дул с моря, и флюгер весело поскрипывал в ответ. В воздухе витал аромат соленого моря.
Я подошел к облупившейся парадной двери и позвонил.
Внутри дома послышался громогласный звон.
Спустя некоторое время Анна сказала:
Похоже, дома никого.
Подождем еще немного, сказал я. Может, они поздно легли.
Я позвонил еще раз, и мы терпеливо прождали несколько минут. Потом решили, что, должно быть, Маджори с мисс Джонсон отправились на базар или еще куда-нибудьмало ли что делают в августовское утро вдовы со своими компаньонками.
Ты ведь не думаешь, что здесь что-то произошло? спросила Анна.
Ты о чем?
А помнишь ту фигуру, что мы видели вчера ночью? В халате с капюшоном?
Не спрашивай лучше, а пойди глянь, стоит ли в гараже их машина. Я прогуляюсь вокруг дома.
Пока Анна шла по гравию в сторону обветшалого гаража, я обошел дом и поднялся на груду кирпича со стороны лужайки. Оттуда я стал разглядывать башню с ее готической крышей и темными неправильными окнами. Тут мне пришла в голову мысль подставить лестницу и добраться до этих окон, чтобы увидеть с улицы, что же в этой башне так тщательно скрывают от нас за запечатанной дверью.
В это время на морском горизонте качались от слабого ветра одиночные яхты, несколько виндсерфингистов кружили неподалеку от пустынного пляжа.
Я направился к солнечным часам на лужайке, длинная трава стегала меня по ногам. Подойдя к часам, я постарался получше оглядеть башню.
Но ничего особенного я не заметил. С такого расстояния сквозь окна ничего не разглядишь, а снаружи в башне не было ничего необычного. Я поднялся на каменный пьедестал часов и встал на цыпочки, но толку от этого было мало. Башня оставалась для взора чужака такой же темной, безмолвной и неприступной.
Я кинул взгляд на циферблат солнечных часов и сверил со своими. Когда я был еще ребенком, я благоговел перед этими часами. Мне казалось волшебным и загадочным то, как солнце, двигаясь по небу, отсчитывает время тенью от вертикальной палочки. И когда я теперь смотрел на часы, они напомнили мне о жарких, длинных, солнечных каникулах моего детства. Дни тогда тянулась так медленно, и я никогда не задумывался, что когда-нибудь все это закончится и я стану взрослым. Присмотревшись внимательно, я обнаружил в часах много изменений: вместо привычных древнеримских фигур и инициалов мастера на медной дощечке на поверхности циферблата были выгравированы совершенно другие комбинации цифр. Я присмотрелся внимательнее. За циферблатом были изображены кружки с арабскими буквами в центре. Вокруг букв нарисованы необычные насекомые и животные, о которых я раньше и не слышал. Палочка, которая отбрасывала тень, тоже стала иной: она была испещрена отверстиями по всей длине, напоминая серпантин.
Я услышал шаги на лужайке и сказал:
Анна, иди сюда, посмотри, что я нашел.
Я обернулся и увидел Маджори. Наверное, тут было какое-то оптическое искажение, так как сначала она показалась мне очень маленькой, будто я смотрел на нее в бинокль с обратной стороны. Но когда подходила ближе, она становилась все больше и больше, абсолютно не соответствуя расстоянию. А когда она приблизилась к солнечным часам, то приняла свои обычные размеры. Но оттого, что она резко выросла за эти несколько секунд, у меня возникло беспокойное и странное чувство.
Маджори, сказал я без особой веселости в голосе, поскольку лицо ее было мрачным и холодным, но все же с подобающей сыновней почтительностью.
Она молча смотрела на меня. На ней было длинное черное платье, которое колыхалось от морского бриза. Волосы были перехвачены каким-то серым обручем. На носу сидело старое золотое пенсне, а в ушах болтались висячие серьги, которые звенели при каждом ее шаге.
С тобой все в порядке, Маджори? спросил я. А то тебя вид какой-то странный.
Похоже, Маджори и не слышала меня.
Ты дотрагивался до часов? спросила она.
Я взглянул вниз на циферблат.
Нет, конечно, не дотрагивался. Я просто забрался посмотреть на них. Со времени моего детства они сильно изменились.
Почему-то я тогда не решился сказать ей, что я прикоснулся руками к ним: что-то странное и угрожающее было в тоне Маджори, когда она спрашивала меня об этом.
Да, спокойно и твердо произнесла она. Они изменились.
Я ждал, что она пояснит хоть что-нибудь, но она молчала. Она стояла спокойно, без движения, холодно смотря мне в глаза, и если это не было безмолвное приказание удалиться, то что же это, черт возьми, еще могло значить?
Маджори, серьезно начал я. Здесь творится что-то неладное, и я хочу помочь тебе. Я прошу рассказать обо всем. Обо всей этой чертовщине.
Чертовщине? спокойно переспросила она. Нет никакой чертовщины. Перестань беспокоиться, Гарри, у меня все в порядке. Все идет так, как и должно быть.
Я потянулся за сигаретой. Напряженные ситуации всегда заставляют меня усиленно дымить. Я прикрыл зажигалку от ветра и закурил. Сделав несколько затяжек, попытался· возобновить разговор:
Маджори! Мне думается, здесь был кто-то еще прошлой ночью. Помимо мисс Джонсон. Мужчина или женщина, одетая в халат с капюшоном.
Маджори оглянулась и посмотрела назад, в сторону дома. На крыше башни повизгивал и поскрипывал флюгер, указывая на запад.
Неужели, Гарри? загадочно сказала она. Очень мило.
Мило? Маджори, я этого вообще не понимаю. Какой-то тип разгуливает вокруг твоего дома, и все, что ты можешь сказать до этому поводу, «очень мило». Кто он, Маджори? Что, здесь происходит?
Маджори развернулась и зашагала к Зимнему Порту. Она шла так быстро, что я с трудом нагнал ее на полпути.
Маджори, я не смогу тебе помочь, если не узнаю всей правды. Ты понимаешь меня?
Мы все счастливы Гарри, повторила она ровным, невыразительным голосом. Счастливы, как жаворонки, Гарри. Как жаворонки.
Маджори, пожалуйста, ну смилуйся.
Но она продолжала идти к кирпичным ступеням у гравиевой дорожки. Я потянулся рукой к ее рукаву, но не смог схватиться за него. Как будто это был простой мираж. Последнее, что я увидел, это как Маджори бесшумно прошла по гравиевой дорожке и исчезла в доме. Все случилось так быстро, что я даже не успел опомниться и сообразить, что же происходит.
Я подбежал к парадной двери и позвонил. Затем еще раз, потом постучал кулаком и закричал:
Маджори! Маджори! Я должен с тобой поговорить, Маджори!
Никакого ответа.
Тут вернулась Анна со стороны гаража.
Машина на месте, сказала она. Думаю, они спят как убитые. Ты звал меня?