***
Выпив до дна принесенный Женечкой стакан воды, посетитель немного успокоился. Славик тем временем бережно опустил рюкзак на прилавок и шепнул Матильде:
Там тикает
Матильда безо всяких предосторожностей подгребла рюкзак к себе, приложила ухо к черной ткани:
Правда тикает.И потянула за молнию.
Не открывайте!вскинулся Ножкин.Не прикасайтесь! Вы понятия не имеете
Так объясните.
Душно!Посетитель рванул на груди нечистую рубашку и с тоской оглянулся на дверь.Воздуху бы А вы человека незаконно удерживаете!
Да как можно, на кой вы нам сдались? Скоро выпустим.Матильда посмотрела на настенные часы.А покарассказывайте.
Посетитель опустил голову, дернул носом и снова начал:
Ножкин я. Виктор Павлович. А Анита Ножкинаэто, получается, сводная сестра моего прадеда.
Матильда приподняла стянутую болячкой левую бровь.
Ну как же, Анита Ножкина!Посетитель вытащил из-за пазухи бумажник и принялся трясти какими-то фотографиями. Поскольку так на них ничего нельзя было разобрать, Матильда поймала его за руку и заставила положить фотографии на прилавок.
А Славик тем временем незаметно включил на телефоне запись и опустил его обратно в карман. Видео никак не снимешь, так пусть хоть звук будет.
Анна Ножкина-Войцеховская!Посетитель был искренне возмущен их дремучестью, словно речь шла как минимум о какой-нибудь императрице.Дама из кладовки! Убийственное воображение! Потусторонний любовник! Танцующий медиум!
Фотографии оказались кабинетными портретами одной и той же томной женщины, которая позировала то в нарядных платьях, то в псевдогреческих драпировках, то в образе цыганки с лентами и бубном. Даже сквозь пелену затертой сепии она казалась необыкновенно соблазнительной: чистые, округлые линии плеч и подбородка, крупная грудь, пухлые приоткрытые губы. И влажные черносливовые глаза, глядевшие из-под приопущенных век так, что до сих пор чувствовалась в этом взгляде властная самочья тяжесть, а в голове всплывало старинное слово «сладострастие».
Ножкина Анита.В голосе посетителя проскользнула надрывная нежность.Танцовщица она была, так и писали на афишах: босоножка Ножкина. И актриса, не то чтоб известная. Это она потом прогремела Да неужели вы правда не слышали?
Вы рассказывайте, рассказывайте,подбодрила его Матильда и слегка нахмурилась, словно прислушиваясь к чему-то, плохо пока различимому.
И Ножкин, Виктор Павлович, начал рассказывать.
***
Таинственная Анита, как называли ее в пожелтевших газетных вырезках, была легендой и отдушиной для нескольких поколений вполне заурядного семейства Ножкиных. О роковых событиях, связанных с ней, и о ее необычайной красоте, которая, по всеобщему убеждению, и привела к этим событиям, рассказывали друзьям за рюмкой и однокурсникам во время студенческих вечеринок. Имя Аниты витало над семейными торжествами, байдарочными походами и корпоративными пьянками. Всюду, где появлялись скромные и непритязательные Ножкины, рано или поздно возникала призрачная фигура Аниты в псевдогреческих драпировках, словно сотканная из эктоплазмы, которую они, как верные медиумы, незаметно выпускали изо рта и ноздрей. Некоторые занимались и сбором материальных свидетельствк примеру, дед Виктора Павловича, который хранил фотографии и вырезки в специальном альбоме и страшно радовался, когда удавалось найти что-нибудь новое у продавцов старины.
Маленький Витя был влюблен в псевдогреческие драпировки, черносливовые глаза Аниты и весь альбом в целом. Бабушка не разрешала ему рассматривать фотографии в постели и регулярно грозилась выбросить «эту вертихвостку», а деду с внуком дать брому.
Дедушка говорил: «Это потому что у тебя нос картошкой и ноги, как у степного кавалериста, вот ты и завидуешь».Ножкин усмехнулся и по-птичьи склонил голову набок.А бабушка сразу в крик: «Нет, это потому, что вы, сумасшедшие, на убийцу молитесь!»
Витя на Аниту действительно молился, в том числе и потому, что в ее таинственной истории еще никому не удалось отыскать однозначного ответа на вопрос, убийца она или нет. И можно было бесконечно строить догадки, предполагать участие неназванных людей или потусторонних сил и покрываться приятными мурашками от холодящего душу прикосновения к настоящей загадке. История Аниты позволяла цвести целому букету разнообразных гипотези в этом была ее особая притягательность.
Уже будучи взрослым, Виктор Павлович завел ей именную тему на одном из форумов для поклонников всяческих неразгаданных тайн. И с рыцарским пылом обрушивался на каждого, кто оскорблял его даму сердца или с модным ныне скептицизмом пытался развенчать ее загадку. Находились даже самодовольные выскочки, смевшие утверждать, что Аниты и вовсе не существовало на свете или что ее историяне более чем городская легенда, выросшая из слухов, которые ушлая дама полусвета (а кем еще могла быть актриса-босоножка?) распускала сама о себе «для пикантности». Таких Виктор Павлович изгонял из темы с позором, припечатав напоследок очередной порцией фотодоказательств. Помимо снимков, газетных статей и различных документов в его унаследованной от деда коллекции к тому времени были и некоторые личные вещи Аниты и ее мужа.
Да, мужа,с жаром закивал Виктор Павлович, заметив, как озадачило слушателей появление в его и без того сумбурной истории нового персонажа.С мужа все и началось!
Красавицу-босоножку взял замуж солидный инженер, человек, даже на фотографиях выглядевший тяжеловесным и каким-то чрезмерно приземленным. Зато у него имелось приличное состояние, свой домреволюция тогда только погромыхивала на горизонте,и для богемной бесприданницы это была отличная партия. Вокруг их союза с самого начала заклубились всякие сплетни: и Аниту не только Витина бабушка называла вертихвосткой, и инженера Войцеховского подчиненные считали человеком властным, даже грубым, и городок, в котором все это происходило, был небольшой и вечно скучающий, а потому здесь хватались за любую возможность почесать языками. Но супруги вели тихую и благопристойную жизнь, Анита собственноручно растила в палисаднике сортовые розы, а инженер в основном был на службе и иногда, ко всеобщей зависти, выписывал молодой жене туалеты из самого Парижа.
***
И все шло чин чином, пока однажды вернувшаяся из деревни кухаркаее отпустили на несколько дней, отпраздновать свадьбу сестры,не обнаружила инженера на полу гостиной мертвым. Его забили насмерть железной кочергой, которая валялась тут же, рядом с телом. Все вокруг было залито кровью, запекшиеся брызги виднелись и на стенах, и на потолке. Гостиная напоминала поле сражения, мебель была перевернутасудя по всему, инженер дрался за свою жизнь до последнего.
Кухарка потом признавалась, что у нее в глазах потемнело от ужаса, и она бежала бы из дома сломя голову, если бы не мысль об Аните, которую она любила, как родную дочь. Хозяева оставались в доме одни: горничную не так давно рассчитали по подозрению в краже браслетки. И кухарка, поборов страх и дурноту, бросилась искать свою любимицу. Громко выкликая ее имя, она бегала по комнатам, но Аниты нигде не было.
Кухарка позвала городового, который и услышал при обходе дома слабый, прерывистый стук. Так была найдена и вызволена из запертой кладовки почти лишившаяся чувств Анита Ножкина-Войцеховская.
***
А дальше расследование уперлось в череду взаимоисключающих обстоятельств и, что самое главное, в показания самой Аниты. Из дома ничего не пропало, окна и двери были заперты изнутри. Заперт был и черный ход, через который пришла кухаркаона открыла дверь своим ключом, а запасной хранился на общей связке в сундуке, который, судя по горе нетронутых вещей на крышке, никто не открывал. Не было обнаружено никаких следов того, что кто-то хотя бы пытался проникнуть в дом. Кладовка, в которой томилась Анита, была заперта на наружную щеколду да еще и подперта венским стулом. Как ни старались потом экспериментаторы, ни одному из них не удалось закрыться в кладовке таким же образом изнутри без посторонней помощи.
На светлых одеждах Аниты не нашли ни единого пятнышка крови. А искали их с особым тщанием, потому что прелестная босоножка, едва придя в себя, принялась рассказывать, как дурно муж с ней обращался, поколачивал и вообще считал не более чем красивой игрушкой, перешедшей после венчания в его полное распоряжение. А убил тирана Войцеховского и запер ее в кладовке некий любовник, ниспосланный небесами. Вдвоем они провели некоторое незабываемое время на чердаке, после чего он умертвил инженера и бесследно исчез.
Тут многим стало очевидно, что Анита безумнаа сумасшедшие, как тогда полагали, обладают нечеловеческой силой, и в припадке хрупкая танцовщица вполне могла превратиться в фурию с кочергой. Но на пути этой версии вставали запертая снаружи кладовка и чистейшие одежды Аниты. Не могла же она после такого хладнокровно переодеться, неизвестным способом уничтожить окровавленные вещи и тем же неизвестным способом забаррикадироваться в кладовке
В любовника почти никто не поверил: во-первых, вряд ли он мог незаметно покинуть надежно запертый дом. А во-вторых, в маленьком сонном городке все были в курсе соседских амурных похожденийэто если сами в них не участвовали,а про нового кавалера Аниты никто ничего не слышал. Последним известным ее любовником был гвардейский офицер, который давно перевелся на Кавказ.
Заезжий гастролер, на которого грешили некоторые, тоже оставил бы хоть какие-то следынужно же ему было где-то жить и столоваться. Но в городке никто не видел мужчину, похожего на описанного Анитой,статного темноволосого красавца в необычной, но простой одежде, будто он толстовец из дворян. Анита же упорствовала, разыскивала своего Витольдаего вдобавок звали Витольдчерез знакомых и даже дала в газеты объявление, что горлица все простила и ждет от своего сокола весточки. Сокол, к досаде сыщиков, так и не откликнулся.
Но на чердаке дома Войцеховских действительно была обнаружена импровизированная постельсмятое одеяло и подушка. Правда, кухарка утверждала, что спать туда в особо душные ночи отправлялась сама хозяйкачто, кстати, странно, ведь обычно на прогревшемся за день чердаке жарче, чем в остальном доме. Брошенные на доски одеяло и подушка стали единственным, довольно сомнительным доводом в пользу того, что в этой истории все-таки участвовал кто-то третий
А отпечатки пальцев?не выдержал увлекшийся Славик.
Молодой человек,снисходительно ответил Ножкин, который, как видно, давно привык к подобным вопросам.Начало прошлого века, провинция, бестолковый городовой Какие отпечатки пальцев? Если их после огласки и пытались снять, все давно было смазано. И сведений об этом не сохранилось.
Огласка и впрямь была широкая: газетчики жадно накинулись на лакомую историю, сонный городок в кои-то веки проснулсяи притом знаменитым,а местный поэт, печатавшийся под латинским псевдонимом Аtriplex, посвятил Аните поэму «Потусторонний любовник», которую в городке сочли «необыкновенно неприличной» и зачитали до дыр.
Наконец со своей версией произошедшего выступил доктор Барятин, известный в то время специалист по нервным болезням, не отрицавший, в отличие от большинства своих материалистически настроенных коллег, спиритизм и столоверчение, а видевший в них некие проявления пока не изученных возможностей человеческого мозга. В обретшей большую популярность статье «Убийственное воображение» доктор Барятин писал, что несчастная в браке Анита, судя по всему, действительно выдумала себе любовника-избавителя, однако сила ее воображения оказалась столь велика, что желанный образ обрел плоть, как это случается при материализации духов во время спиритических сеансов. Этот плод воображения убил тирана Войцеховского, спрятал свою создательницу в надежном месте, чтобы оградить от подозрений, а после выполнения поставленных задач растворился в воздухе за ненадобностью. И главный вопросуправляла им Анита или материализованный дух действовал по собственному усмотрениюлежит за пределами человеческого понимания. Поэтому Аниту надлежит не мучить допросами и судами, а поместить в его, Барятина, лечебницу для нервнобольных, чтобы самыми деликатными методами исследовать возможности ее убийственного воображения.
Авторитет доктора Барятина был велик, и все так и случилось. Аниту признали душевно нездоровой и отправили в его заведение, где доктор лично занялся ее случаем. Барятин был поначалу очень воодушевлен, однако больше сверхразвитое воображение Аниты никак себя не проявляло. Более тогофантазии ее ограничивались птичками, цветочками и фасонами платьев, в которых она мечтала встретить своего Витольда. Как с сожалением писал в своих заметках Барятин, Анита показала себя вполне заурядной пациенткой, и единственная ее особенность заключалась в любви к танцам. Но и в босоногих па, которые она порой выделывала в больничной палате, не было ничего выдающегося.
То ли Анита так и не оправилась от потрясения, то ли методы доктора Барятина были не такими уж деликатными, но в итоге ее пришлось оставить в лечебнице. Бедная женщина звала воображаемого любовника, отказывалась от еды, плакала целыми днями, не узнавала родных, а потом впала в меланхолию и совсем перестала разговаривать. Остаток своих дней она провела в доме для умалишенных и умерла совсем еще не старой, но, по свидетельствам родственников, абсолютно безумной
***
Увлекательно,уже знакомым Славику тусклым голосом заметила Матильда, когда расчувствовавшийся Ножкин достал носовой платок.Так что вы нам принесли?
Посетитель от души высморкался, и после этого трубного звука на пару секунд воцарилась тишина, в которой тиканье из рюкзака стало особенно отчетливым. Славику даже показалось, что оно доносится уже не из рюкзака, а откуда-то из-под прилавка. Прислушиваясь, он покрутил головойи почувствовал, как сухой механический стрекот пересыпается внутри, словно песок, шуршит у правого уха, у левого, а потом и вовсе где-то в затылке.
Ножкин резко, по-застольному опрокинул в себя остатки воды из стакана, выдохнул, взял свой рюкзак и вытащил из него многослойный кулек, похожий на кочан полиэтиленовой капусты. Торопливо распотрошив его, он достал из вороха шуршащих разнокалиберных пакетов самый маленькийпрозрачный, перехваченный изолентой.
На ваш страх и рисксказал Ножкин, бережно, будто больного птенца, опуская сверток на прилавок.
Если вещь не в себе, полиэтилен не поможет,отрезала Матильда, схватила сверток, чтобы рассмотреть поближе, и взглянула на Ножкина с хмурым недоумением.Вы серьезно?
В пакете лежали мужские часы на цепочкетакие когда-то носили в кармане и называли «луковицей». Звонкое тиканье повисло в воздухе, как стрекотание кузнечиков в жаркий день.
Переверните ихшепнул Ножкин. В его воспаленных глазах рыбьей пленкой переливался чистейший ужас, от каждого прикосновения к свертку Ножкин морщился, словно от боли.
Матильда последовала совету и снова взглянула на странного гостяуже с подозрением. У часов не было задней крышки: в оголенном неподвижном механизме не хватало шестеренок, а у оставшихся погнулись зубчики. Устройство выглядело безнадежно сломанныма значит, никак не могло так размеренно и назойливо тикать.
«Вещь не в себе»,мысленно повторил Славик. Ему показалось, что это определение идеально подходит и к часам, и к посетителю, и к Матильде, и к магазину в целом. Именно тогда Славик впервые остро ощутил, что во всем здесь кроется какой-то неуловимый подвох, огромный, спрятанный, как в детской игре, на самом видном месте
Матильда заглянула в опустевший рюкзак, пошарила свободной рукой в многоцветном ворохе пакетов.
Нет-нет, это они.Ножкин с заговорщическим видом кивнул на часы.Они тикают Обличают. Они не в себе, вы совершенно правы
***
Вторую часть истории Ножкин рассказывал севшим, трагическим голосом и иногда хватался за воротничок, словно ему было трудно дышать, но на дверь уже не оглядывался и свежего воздуха не требовал.
Он признался, что сбором семейных преданий и фотографий его увлечение Анитой Ножкиной-Войцеховской не ограничилось. Он регулярно совершал паломничества в ее родной город, чтобы навестить полуразрушенный дом, где все произошло, и заглянуть к местным торговцам стариной. Виктор Павлович по крупице собирал материальные свидетельства жизни своей странной музы: в его коллекции была вышитая бисером сумочка с вензелем «АВ» на подкладке, платочек с тем же вензелем, флакон из-под духов «Нильская лилия»точно такой же стоял на столике, за которым Анита позировала на одной из фотографий. И если подлинность этих предметов подтвердить было нельзя, то жемчужины коллекциисамые дорогие приобретенияточно принадлежали чете Войцеховских. Это были сборник любовных стихов с экслибрисом их домашней библиотеки, письмо Аниты к подруге Машенькенеотправленный щебет о розах, платьях и других невинных пустяках, в узком конверте, который до сих пор пах горьким апельсином, и эти самые сломанные часы, без сомнения принадлежавшие инженеру Войцеховскому. На всех трех фотографиях супруга-тирана, которые удалось добыть Виктору Павловичу, из кармана Войцеховского респектабельной параболой свисала часовая цепочка.