Книга была его редчайшей барахолочной удачей, а часы и письмо он приобрел не так давно у внучатого племянника последней из оставшихся в городке Войцеховских. Старушка тащила в дом все подряд, и ее квартира была буквально завалена разнообразным хламом. Часы нашли под ванной, в стеклянной банке с крепко закрученной крышкой. А вот саму старушку Войцеховскую так и не нашли. Еще у нее хранились черепаховые гребни Аниты и прелестная музыкальная шкатулка, которую Ножкин тоже видел на фотографиях, но ушлый племянник заломил такую цену
Что значитне нашли?перебила Матильда.
Пропала старушка,пожал плечами Виктор Павлович.Сказали, за хлебом вышла и не вернулась. Только, как по мне, дело вовсе не в хлебе было
Вскоре он начал просыпаться по ночам от какого-то непривычного звука. Звук вплетался в заоконный городской шум и шорохи спящего панельного дома, становился то тише, то громче и не давал покоя, словно острый камешек в ботинке. Потом Ножкин засыпал вновь и забывал о немтак продолжалось какое-то время, пока однажды, пробудившись на рассвете и глядя в облупившийся потолок, он не понял, что слышит тиканье часов инженера Войцеховского. Сломанных, с погнутыми шестеренками часов, в которых, если поднести их к уху, с нежным звоном перекатывались искалеченные детальки.
Сначала Ножкин прогуглил вопрос и пришел к выводу, что у него тиннитусшум в ушах, возникающий сам по себе, без внешнего источника,один из признаков надвигающейся глухоты. Но отоларинголог велел ему пить пустырник и поменьше гуглить всякие болезни. Фантомное тиканье пустырника не испугалось и даже как будто стало громче. Поразмыслив, Виктор Павлович счел его в чем-то даже лестным проявлением загадочного семейного безумия Ножкиных, родоначальницей которого была пленительная Анита.
«Кто знает,покрываясь приятными мурашками, думал он.Может быть, и меня за пределами здравого смысла ждет нечто необычайное».
Часы-«луковицу» Виктор Павлович разместил в особом шкафу, где под стеклом хранилось всё так или иначе связанное с прекрасной босоножкой. Вечерами, выпив недорогого винаприходится экономить на всем, если хочешь покупать подлинные антикварные вещи,он доставал из шкафа то сумочку, то надушенный конверт, которых касались давно истлевшие нежные пальцы, и мысленно переносился в прошлое, к своей драгоценной Аните. В разгоряченных вином мечтах он спасал ее от супруга-тирана и доктора Барятина, блестяще доказывал в суде ее невиновность и увозил за границу. После этого Анита часто снилась емубелоплечая, волоокая, печальная
Однажды тиканье сломанных часов вновь разбудило Ножкина посреди ночи. От выпитого накануне у него разболелась голова. Сонный и недовольный, он пошлепал к шкафу, достал часы и принялся вертеть в руках, надеясь найти какой-нибудь потайной механизм и заставить их замолчать. Ножкин плохо соображал, что делаетему отчего-то втемяшилось в голову, что хитрый мастер специально встроил в часы особое скрытое устройство, чтобы они продолжали тикать и после поломки, сводя владельца с ума. Он подцеплял шестеренки ногтем, пытался их крутить, шепотом ругал часовщика-мистификатораи грезил об Аните, которую держал в объятиях за секунду до неприятного пробуждения.
Запахло мокрым железом и еще, кажется, горелыми спичками, зеленоватая пелена подступила к глазам, будто от перепада давления. Это обморок, понял Ножкин, тщетно пытаясь взбодрить свое оцепеневшее сознание. Воздух в комнате моментально остыл, гладкое и холодное ткнулось в пятки, и вокруг густо, до сладости во рту запахло розами.
Ножкин стоял на каменных ступенях крыльца, над головой у него тускло мерцал фонарь, а выше переливалось перистым перламутром еще не остывшее после жаркого дня небо. Пронизывающий холод отступил, вокруг Ножкина беззвучно сомкнулся теплый, как молоко, воздух летнего вечера, а на щеку опустился зудящий комар.
Мамочки,вслух изумился Ножкин.
И справа от крыльца, поправляя съехавшую на плечо мягкую косу, поднялась из роз волоокая Анита в садовых перчатках.
***
Славик сразу поскучнел, и рука сама потянулась в карман, к телефонукакой смысл тратить память на монолог шизофреника. Вот в чем подвох: они все тут сумасшедшие, искренне верящие в свой бред. Наверняка приторговывают магическими кристаллами и сборниками заговоров на все случае жизни, а у этой Матильды есть где-нибудь аккаунт с хрустальным шаром на аватарке: «Медиум, астральный практик, потомственная ясновидящая» или что они там еще пишут Скукота какая, с досадой подумал Славик, но запись на всякий случай выключать не стал. Вера во всякую паранормальную чушь и сопутствующее ей шарлатанствотоже весьма благодатная тема
Матильда же, напротив, слушала посетителя с возрастающим интересом. Теперь она уже не перебивала и, облокотившись на прилавок, не сводила с Ножкина глаз, в которых горело жадное любопытство. Из-за кассового агрегата выглянуло слегка заспанное лицо Женечки, на котором удивленный Славик тоже заметил некоторое оживление.
Смущенный таким пристальным вниманием Ножкин утер вспотевший лоб и, понизив голос, сообщил, что произошедшее далее он помнит урывками, к тому же дело это глубоко личное, касающееся не только его, но и дорогой сердцу персоны. Вроде бы Анита, побледнев, пыталась крикнуть «городовой!», а Ножкин, убежденный, что видит самый реалистичный и прекрасный в своей жизни сон, умолял ее успокоиться, клялся, что не причинит ей вреда, и в процессе совершенно случайно закрыл ее алеющий в сумерках рот поцелуем. Тут же отпрянул, сжался, счастливый и готовый к любому наказанию за это возмутительное домогательство. Но Анита не стала хлестать его по щекам и повторно звать городового. Взгляд ее смягчился, и испуг в нем сменился той самой властной самочьей тяжестью, всякий раз заставлявшей влюбленного Ножкина вспоминать старинное слово «сладострастие». Она прикусила нижнюю губу, коснулась его бедром, таким нежным и жарким под тонким домашним платьем. Низкорослый, щуплый, нелюбимый женщинами Ножкин оторопел от счастья и, кажется, потерял дар речи. Анита подалась вперед, пальцы ее заскользили по пуговицам темно-синей пижамы незваного гостя, и ошалевший Виктор Павлович вслед за своей дамой сердца опустился под розовый куст
«А кожа у нее, наверное, прохладная и мягкая-мягкая»,подумал разомлевший Славик, вспоминая высокую грудь и пухлые ручки дамы с фотографий. И тут же завозился, закашлялся, смущенный тем, что, кажется, заглянул в чужие нездоровые фантазииведь ничего этого на самом деле не было,и утих под свирепым взглядом Матильды.
***
Поначалу Ножкин, конечно, ничего не понял. Он блаженствовал. Никогда у него не было такой женщиныу него, по правде говоря, и была-то всего одна, сослуживица по первой работе Клара. Она почему-то очень сильно потела, у нее почти не было шеи, и голова была как бы воткнута сразу в массивные плечи. Зато готовила вкусно и затейливо, и Ножкин подумывал на ней жениться, раз ничего другого все равно не предвиделось. Но куда было Кларекуда было всем женщинам мирадо Аниты Ножкиной-Войцеховской!..
А потом Анита шепотом спросила, как его зовут.
ВитяНу не мог же он представиться Виктором Павловичем, какое тут полное имя, какое тем более отчество после всего, что было. Они лежали в траве, прижавшись друг к другу, полуголые и счастливые до самых костей, как дети.
Витольд,прошептала Анита.Боже, как красиво Витольд
«Это очень странный сон»,подумал Ножкин. Анита снилась ему часто, и в этих снах он, повинуясь причудливой логике Морфея, выступал в самых разных ролях, но воображаемым любовником ему быть прежде не доводилось.
Потом они оказались на чердаке, а сон все никак не заканчивался. Анита расстелила на темных досках одеяло и села на него, с улыбкой прижимая к груди подушку. «Подушка атласная,вспомнил Ножкин описание из городского архива,красная, с бахромою, и летящий журавель вышит гладью». Счастье его начало смешиваться с холодным ужасом, становясь от этого еще острее.
Сон не заканчивался. Ножкин жмурился, представляя, как просыпается в собственной постели, щипал себя до кровоподтеков и тщетно пытался, по примеру героев какого-то полузабытого фильма, визуализировать некий особый предмет, появление которого однозначно указывало бы на то, что все происходящее нереально. Но он никак не мог решить, что это будет за предметчто только не лезло в растревоженную голову, и сосредоточиться на чем-то одном не получалось. В блаженстве и отчаянии Виктор Павлович провел на чердаке всю ночь, и день, и еще ночь. Внизу, под досками, ходили и разговаривалигде-то там, совсем близко, жил тиран Войцеховский, ел, смеялся, посещал уборную и отправлялся то на службу, то в клуб. Дома он особенно не задерживался. Убедившись, что инженер ушел или крепко спит, Анита взлетала по лестнице на чердак к своему Витольду. Она носила ему еду, но он не мог проглотить ни кусочка, только жадно пил воду и квас.
Потом, справляя малую нужду в окошко и оторопело глядя на алый рассвет, Ножкин вспомнил, что особый предмет у него были он, кажется, потерял его. Ничто не нарушало сонную тишину, и он вдруг понял, что больше не слышит навязчивого тиканья. Проклятые часы инженера Войцеховскоговот что он держал в руках перед тем, как непостижимым образом оказался на крыльце особняка, а потом Ножкин совершенно не помнил, где и как он их потерял.
Они с Анитой почти не разговаривали, общаясь только телесно, и любое движение губ расценивалось как призыв. Но про часы он все-таки спросил. Анита удивленно захлопала кукольными ресницами, покачала головой и потянулась к нему.
Утром третьего дня изможденный Ножкин проснулся на чердаке в одиночестве. И ледяной ужас осознания безо всякой примеси счастья наконец объял его. Он чувствовал себя чудовищно одиноким и потерянным, выброшенным за борт самого времени. Возможно, думал он, что-то подобное происходило и с героями историй о необъяснимых бесследных исчезновениях, которые так любили на форуме, где у Аниты была именная тема. Возможно, по необъяснимой прихоти мироздания они тоже проваливались во времени, и прошлое поглощало их, как болото
Или будущее,сказала Матильда.Можно исчезнуть и в будущем.
И я спустился вниз,глядя сквозь нее, прошептал Ножкин.
До этого он долго лежал, приложив ухо к доскам, но снизу не доносилось ни звука. Солнце уже добралось до середины пирамидального тополя, который рос напротив дома,к этому времени инженер должен был уйти на службу. В доме царила умиротворяющая, нагретая тишина. На цыпочках спустившись по крутой лестнице, Виктор Павлович прокрался по коридору в прихожую. Он смутно помнил, что там, целуя Аниту, он оперся рукой о маленький столикможет, на нем и остались часы? Или он обронил их где-то возле крыльца
Неожиданно, проходя мимо двери в гостиную, он услышал далекий отголосок знакомого тиканья. Или померещилось? Виктор Павлович повернулся, подставляя тиканью другое ухо. Еле слышное механическое стрекотание проскребло внутри головы и растворилось в тишине дома. Ножкин бросился в гостиную, уверенный, что часы там. Прежде он в гостиной не бывал, но, может, их нашла и отнесла туда Анита, или прислуга, или сам инженер Войцеховский сподобилсято-то он удивился вторым часам, а впрочем, черт с ним, с тираном-рогоносцем.
Виктор Павлович шарил на столах и под диванными подушками, выворачивал ящики. Тиканье накатывало волнамито ему казалось, что часы где-то на расстоянии вытянутой руки, вот тут, между пуфами, то все затихало, и Ножкин плачущим шепотом умолял ненавистный прежде звук вернуться. Он даже не предполагалон был уверен, что именно в часах все дело, они каким-то невероятным образом забросили его сюда, и без них он сгинет, умрет на чердаке дома своей первой любви за много десятков лет до собственного рождения. Забыв обо всем, Ножкин носился за призрачным тиканьем, натыкаясь на мебель и сбивая ковры
Вот тут-то и вернулся домой инженер Войцеховский. Накануне он до ночи резался с приятелями в карты, а потом компания перебралась в некое веселое заведение, где и развлекалась до утра.
Ножкин не слышал, как инженер вошел, как возился в прихожей и запирал дверь изнутри, собираясь хорошенько выспаться. Тиканье стало громким, почти оглушительным, и в бесплодной погоне за ним Виктор Павлович не замечал ничего вокруг. Инженер словно вырос перед нимогромный, широкоплечий, показавшийся ему, перепуганному, сказочным злым великаном. Вырос, побледнел от яростии молча набросился.
Ножкин как-то моментально ослабел, ватные руки, словно во сне, не хотели подниматься и сжиматься в кулаки. Тиканье заполнило всю гостиную, и он, пролетев через половину комнаты и приземлившись у изразцовой печиВойцеховский и впрямь, как отмечали потом газетчики, занимался английским боксомнаконец понял, откуда оно доносится. Стрекочущий, царапающий барабанные перепонки звук издавал сам инженер Войцеховский.
Это он тикал.
Отдайте часы!тонким, чужим голосом вскрикнул Ножкин, барахтаясь на ковре у печки.Уважа Умоля Господин инженер! Мне очень нужны часы!..
Войцеховский ринулся к нему, оскалив зубы под холеными усиками, и по пути небрежным жестом прихватил табурет из мореного дуба. Табурет взлетел над распростертым на полу Ножкиным, тот зажмурился, прикрывая голову руками Тиканье участилось, будто пытаясь догнать его бешено колотящееся сердце. А под сердцем, под ушибленным левым боком что-то мешалосьчто-то тонкое, железно зазвеневшее при падении и оставившее на ребрах длинный синяк, который он будет потом разглядывать с удивлением, если только останется жив
Ножкин выхватил из-под себя кованую кочергу, подскочил и, замахнувшись насколько хватило сил, ударил уже опускавшего сокрушительный табурет Войцеховского по голове. Инженер послушно сложился и упал на ковер, табурет грохнулся рядом. Долгожданную тишину заполняло одно только тиканье. Крови почти нет, машинально отметил Ножкин, и дикая радость вскипела у него где-то в районе желудка. Нет кровавой лужи, нет брызг на стенах и потолке, только волосы у Войцеховского чуть намокли, и шишка вздувается, а раз вздуваетсязначит, наверное, жив. Все было не так, это не я, это все-таки не я, не я, не я, что-то изменилось Он бросился к инженеру и осторожно, почти уважительно начал шарить по его карманам в поисках часов.
Тут за спиной у Ножкина раздался визг. В дверях стояла Анита в ночной сорочке, ее лицо по-детски припухло спросонья, а в глазах застыл ужас. Не выпуская из рук кочергу, Ножкин направился к ней. Вполне спокойно, как ему казалось, он объяснял, что все в порядке, он просто ищет свои часы, и инженер, наверное, жив, все было не так, что-то изменилось, он просто защищался и защищал ее, он ищет свои часы, и все было не так, а она сама говорила, что инженертиран, губящий ее молодость Но Анита, глупая баба, ничего не понимала и орала как полоумная. Она убежала в прихожую и пыталась там открыть дверь, пока Ножкин не пригрозил ей хорошенько кочергой, на конце которой он, к собственному удивлению, заметил клочок кожи инженера Войцеховского с пучком темных волос. Бить Аниту он, конечно, не собирался, но ее надо было как-то обезвредить, чтобы не мешала искать часы. Перехватив свое оружие поудобнее, Ножкин свободной рукой ухватил рыдающую Аниту за плечо и повел ее в глубь дома, к кладовке.
Она была в истерике, ничего не слушала, хотела звать городового Не мог же я ее так оставить.Ножкин потер кулаком и без того красные глаза.Думал, найду часы и выпущу. Все же было не так
Щеколда на дверях кладовки показалась ему ненадежной. Да и Анита слишком уж отчаянно колотилась внутри, а он хорошо помнил ее телокрепкое, сильное тело танцовщицы. Рядом стоял стул, заваленный какими-то дамскими тряпками. «Точно,обрадовался подсказке Ножкин.Я и забыл». Он скинул тряпки и забаррикадировал стулом дверь кладовки, аккуратно подсунув деревянную спинку под кругляшок ручки.
Вернувшись в комнату, он успел пару раз удивленно моргнуть и запоздало ужаснуться: Войцеховского на прежнем месте не было, только несколько капель крови темнело на ковре. Тут инженер, который, тяжело привалившись к стене, караулил у двери, вновь обрушился на него и сбил с ног. Совсем близко Ножкин видел его бледное потное лицо и яростно выпученные глазалевый был обычный, а в правом зрачок растекся по всей радужке, словно задетый вилкой желток в яичнице.
Отдайте часыдвумя выдохами просипел Ножкин, а все заволокло пеленой.
Дальше Ножкин уже безо всяких ссылок на участие дорогих сердцу персон мало что помнил. Не помнил, каким чудом высвободился, не помнил, как вскочил на ноги и как начал бить инженера кочергой. Только застряли в памяти алые брызги, непоправимо летящие во все стороны, и еще чувство, что он никогда не остановится, что кочерга в его рукахэто какой-то отдельно работающий, усердный механизм, вроде того, которым забивают сваи И всеудары, мычание, хрустзаглушало нарастающее тиканье.
Часы-«луковицу» он нашел у мертвого Войцеховского во внутреннем кармане пиджака. Стрелки застыли на трех минутах девятого, смятая задняя крышка отвалилась, обнажив искалеченный ударом кочерги механизм. Часы казались новее и ярче, циферблат снова блестел. «Это не мои часы,мелькнула в голове Ножкина паническая мысль.Мои были уже сломаны» Но тиканье загремело в ушах маршем тысяч игрушечных солдатиков, запахло мокрым железом и горелыми спичками, и в пятки Виктору Павловичу ткнулся облезлый паркет родной квартиры.