Может, кукла прячется где-то в кинотеатре?
Теперь он уже весь покрылся гусиной кожей, испытывая почти непреодолимый соблазн как можно быстрее вернуться туда, откуда пришел, сесть в машину, доехать до управления недвижимостью и избавиться от ключей. Даже при распахнутой входной двери в фойе было темно, в углах прятались мрачные тени, а лестница на балкон и дверь собственно в зрительный зал казались просто угольно-черными.
Он зашел в помещение билетной кассы и защелкал тумблерами, включая свет в помещении. Тусклые желтоватые лампы лишь в малой степени рассеяли общий мрак.
Разумеется, нелепо думать, что где-то здесь, в кинотеатре, может оказаться тряпичная кукла, живая тряпичная кукла, но он ничего не мог поделать с возникшим в сознании образом. Он уже начал представлять, как некая странная фигура прячется под проектором в кинобудке, ползает под креслами в зале, шастает за экраном в подсобных помещениях.
Впрочем, ему всегда хватало мужества бороться с собственными страхами. Любую, даже гипотетически пугающую ситуацию он предпочитал встречать с открытым забралом, вступать с ней в открытый бой и побеждать. Он боялся летать. Теперь у него лицензия пилота. Он боялся открытого моря. И сплавал в круиз до Аляски. Этот страх был помельче, конкретнее, но не становился от этого менее преодолимым, и Сторми отнюдь не собирался позволить страхам, сомнениям или предрассудкам выгнать его из его собственного здания средь бела дня. Он прошел мимо рекламного щита к двустворчатым дверям, ведущим в зрительный зал. Ряды красных кресел мерно уходили вперед и вниз. Ни между рядами, ни на узенькой сцене перед заплатанным экраном не было заметно никакого движения, но его все равно пробирал холодок. Некоторое время он постоял, присматриваясь, прислушиваясь.
Ничего.
В кинотеатре стояла полная тишина, за исключением звуков, доносившихся с улицы через открытую дверь. От тишины он немного пришел в себя. Ни стука когтей по цементному полу, ни приглушенного шарканья, ничего, что могло бы подтвердить, что кукла наблюдает за ним, выслеживает его.
Наблюдает ? Выслеживает ?
С чего он взял?
На это он ответить не мог.
Но эти звуки ему были знакомы.
Он слышал их раньше.
Тишина больше не успокаивала. Он торопливо подался назад, в фойе. Ему тут совершенно нечего делать. Следует принять к сведению информацию, вернуть ключи, подписать бумаги и побыстрее убраться обратно в Санта Фе, пока не начался дежурный послеобеденный ливень.
Но ему не хотелось чувствовать себя поверженным в бегство.
Он постоял, глядя на покрытую пылью поверхность машинки для изготовления поп-корна, потом развернулся и направился к лестнице, ведущей на балкон.
По всем правилам, тут должно было быть гораздо страшнее. Тут было темнее, теснее, возникала удушливая атмосфера замкнутого пространства, но то напряжение, которое охватило его внизу, внезапно рассеялось. Он ничего не почувствовал, глядя вниз, на экран. Старое, видавшее виды здание и ничего более. Ничего странного, ничего необычного.
С чего он взял, что кукла, даже будучи живой и преследующей его, должна издавать какие-то звуки?
С чего он взял, что уже слышал эти звуки?
Ему даже не хотелось об этом думать.
Он медленно спустился вниз по лестнице с намерением запереть здание и убраться восвояси. Он шел, глядя себе под ноги, и, поворачивая на лестничном пролете, краем глаза зафиксировал какое-то движение и поднял голову.
И увидел, как закрывается дверь в мужской туалет.
Десять минут назад он бы перепугался до смерти и ринулся спасаться бегством. Но страх, кажется, прошел. Сторми решил, что дело в незапертой им входной двери. Очевидно, какой-то бродяга забрел сюда, воспользовавшись ситуацией. Сторми решил, что необходимо его каким-то образом оттуда выкурить.
Вот и отлично.
Перемахнув оставшиеся ступеньки лестничного пролета, он резко вошел в туалет и громко окликнул пришельца.
Ответа не последовало. Он застыл на пороге. В помещении никого не было.
Как и все остальное здание, помещение туалета находилось в состоянии крайнего запущения. Ни кабинок, ни писсуаров, лишь одна раковина и один голый унитаз среди обломков цемента и кусков арматуры.
Однако туалетом недавно пользовались. Вокруг унитаза видны были следы брызг. Сторми подошел ближе. Тот, кто был здесь, не спустил за собой воду, но в унитазе остались отнюдь не отходы человеческой жизнедеятельности. То, что находилось там, скорее было похоже на фруктовый салат. Диссонанс между фруктовым салатом и местом его нахождения опять вызвал у Сторми чувство крайнего беспокойства.
Переведя взгляд, он увидел красную розу на длинном стебле. Стебель с нанизанным на него куском дырчатого сыра уходил вниз, в канализационную трубу.
Ну, это уже слишком. Это уже черт знает что. Он понятия не имел, что тут могло произойти и что все это должно значить. Он только четко понимал, что не желает иметь к этому ни малейшего отношения. Он больше не является даже частичным владельцем этого здания, и в этом смысле ему плевать, собирается кто его сносить начисто или превращать в завод по производству ядерного топлива. Он просто хочет убраться отсюда к чертовой матери.
Сторми уставился на розу. Шагающие куклы способны испугать сами по себе, но это по крайней мере понятно. Они находятся в границах широко известных сверхъестественных явлений типа призраков, ведьм и демонов. Но это было совершенно другое... Это...
Он не мог сказать, что это такое.
Он мог только сказать, что перепугался до смерти.
Он пулей вылетел из кинотеатра, трясущимися руками запер дверь и прыгнул в машину.
Может, это просто случайность. Может, это никак не связано с тем, что происходит в резервации.
Может быть.
Но он так не думал.
Он заехал в контору, занимающуюся недвижимостью, отдал ключи, подписал бумаги и ринулся прочь из Альбукерка.
Но страх преследовал его всю дорогу до Санта Фе.
И не оставил его ни ночью, ни на следующий день.
Глава 10Марк
Драй Ривер.
Овальные газовые баллоны в белых, выжженных солнцем дворах, перекрученные, как бельевые веревки, ржавые трубы, пластмассовые игрушки в песке, доберманы на цепи за заборами. Винная лавка, безымянный магазин, бензоколонка "Тексако". Знакомые краски и тени окружающей местности; темные и светлые пятна от бегущих в сторону невысоких пустынных гор бесформенных облаков.
Марк кивнул в знак благодарности водителю, высадившему его перед зданием почты, посмотрел, как тот покатил дальше, и после этого отправился изучать город. Несмотря на прошедшие годы, город производил угнетающе-знакомое впечатление. Он практически не изменился. За мостом тянулась улица, обсаженная гигантскими хлопковыми деревьями, укрывающими в своей тени жилые здания. Перед маленьким кирпичным зданием городской библиотекинесколько велосипедов, перед баромтройка машин. Двое босоногих мальчишек с полотенцами в руках направляются к бассейну при стоянке автофургонов. Единственные звуки в неподвижном воздухеравномерный механический гул водяных охлаждающих систем и кондиционеров да редкие крики парящего в вышине ястреба.
Впереди слева по ходу движения появился новый микрорайон, отличающийся от всего окружения, шесть одинаковых домов, к которым протянулся дорожный тупик, окруженных несколькими акрами возделанной пустыни. Но все остальное практически не изменилось.
Он двинулся на восток, миновал столовую, магазин продовольственных и сельскохозяйственных товаров, площадку, заваленную гигантскими катушками телефонного кабеля, и наконец увидел перед собой в отдалении несколько ранчо.
Разумеется, их дом по-прежнему возвышался над всем окружением. От его черной громады даже на таком расстоянии исходила необъяснимая угроза.
Кристен.
Взгляд непроизвольно скользнул в сторону городского кладбища. Не следует ли сначала пойти туда? Или сначала проверить морг?
Нет. Прежде всего он хочет попасть домой. Хочет увидеть своими глазами, что произошлоесли произошлов доме. Поправив рюкзак и подсунув ладони под лямки, Марк двинулся по Ранч-роуд.
Он прошел мимо школы. Мальчишки в зеленых и желтых майках гоняли в футбол. Субботняя утренняя тренировка. Он хорошо это помнил. Чтобы не бывать дома, он записывался во все, какие только были, школьные кружки и секции и, хотя и был весьма худосочным атлетом, его принимали во все спортивные команды, поскольку выбирать было особенно не из кого.
Покинув границы города, теперь он шагал по проселочной дороге. Впереди, отчетливо видимый на фоне плоской как стол равнины, маячил угрюмый бегемот, который когда-то был его домом. Даже спустя все эти годы, даже с расстояния в несколько миль он производил на него такой эффект, что Марк непроизвольно замедлил шаг, не желая оказаться с ним рядом раньше, чем психологически приготовится к этой встрече.
Если бы с ним была Сила...
За спиной послышался рев, грохот и скрежет. Обернувшись, Марк увидел старый красный пикап, виляющий из стороны в сторону, словно водитель лихо объезжал только ему одному известные ямы и выбоины на разбитой трассе. За грузовиком клубился густой шлейф пыли. Марк сошел на обочину, пропуская машину.
С юзом, оставляя на земле черный след, пикап вдруг резко затормозил. Марк закашлялся, наглотавшись пыли, и когда она чуть осела, увидел, что водитель опускает стекло пассажирской дверцы.
Прищурившись, Марк подошел ближе.
За рулем был мужчина в вылинявшей майке, с красным морщинистым лицом, редкими, грязными, спутанными волосами. Классический аризонский алкаш.
Может, кто-нибудь из знакомых? Трудно сказать. Жизнь в пустыне старит людей. Солнце и суровые жизненные условия добавляют следы непрожитых лет относительно молодым людям, но в этом мужчине было что-то знакомое.
Куда шагаешь? крикнул водитель.
На ранчо Маккинни.
Дом Кристен? Там никого нет. Она несколько дней как преставилась.
Я знаю. Я ее брат.
Марк? Неужели? прищурился алкаш, потом расхохотался, покачивая головой. Ну надо же! Не признал тебя, парень!
Марк уже понял, с кем повстречался. Старший брат Дэйва Брэдшоу, Рой.
Садись, подвезу.
Марк распахнул помятую дверцу и забрался в пикап, сунув рюкзак между собой и водителем на сиденье.
Спасибо, Рой. Премного благодарен.
Вот уж не думал тебя когда-нибудь увидеть. Слышал, ты рванул когти с концами.
Да, но...
Рой переключил передачу, и грузовик покатил дальше.
Очень жаль Кристен. Чертовски жаль. Марк сглотнул слюну и глубоко вздохнул.
Похороны намечаются?
Уже схоронили. Почти все пришли. Кристен тут у нас все любили. Не то что ваших родителей. Он скосил глаз на Марка и добавил:
Не обижайся.
Не за что.
Несколько секунд проехали в молчании. Грузовик рычал и клацал всеми железками на разбитой дороге.
Рой, а кто нашел ее? Кто... обнаружил, что она умерла?
Парень, что развозит воду в канистрах. Он приехал, как обычно, она не открыла дверь, он почуял неладное и позвонил 911. Ясное дело, когда они добрались, она уже остыла.
А что...
Сердечный приступ. Не часто случается в таком возрасте, но... Он помолчал, качая головой. Чертовски жаль.
Протянув руку над коленом Марка, он открыл "бардачок" и извлек полупустую бутыль ржаного виски.
Хочешь глотнуть?
Марк молча покачал головой.
Рой зажал бутылку коленями, левой рукой держа руль, а правой привычным жестом свинтил пробку, приложился к горлышку, хлебнул и смачно выдохнул.
Дэйв еще в городе? спросил Марк.
Черта с два. Свалил в Финикс, как матери не стало. Мы теперь вдвоем с моим стариком.
Ну и как дела?
Идут.
На самом деле он хотел расспросить про Кристен, про похороны, узнать поподробнее о ее смерти, но, видимо, сказалась воспитанная родителями сдержанность; ему всегда было неловко обсуждать личные проблемы, семейные проблемы с посторонними людьми. Тем более с такими, как Рой.
Сквозь грязное ветровое стекло справа быстро увеличивалась, приближаясь, черная махина дома.
Великан.
Знаешь, заговорил Рой, отхлебнув еще один глоток виски, мне никогда не нравился ваш дом. Никак не мог понять, почему Кристен осталась там после смерти родителей. Она же вполне могла продать его, уехать куда-нибудь, в какое-нибудь более приятное место.
Марк на самом деле тоже этого не понимал. По спине пробежал холодок.
А Биллингс все еще там?
Биллингс? переспросил Рой, нахмурив брови. Никогда не слышал.
Наемный работник. Работал у отца. У него еще дочка умственно отсталая. Он старался подхлестнуть память Роя, но тот только качал головой.
Абсолютно ни о чем не говорит.
На самом деле это его не очень удивило. Как сказал Рой, родители практически не общались с соседями, и вообще это было довольно давно. Может, отец в какой-то момент уволил Биллингса. Или решил дать тому отдохнуть. Или Биллингс просто уехал.
И забрал с собой свою умственно отсталую дочь.
"Трахни меня в задницу".
Он пытался представить девочку подростком, взрослой, но не смог. Сейчас ей должно бы быть лет двадцать пять, но Марк не мог себе вообразить ее иначе, чем помнил.
"Твой отец это делает".
Но Кристен же не могла жить одна. Ей помогали...
Нет. Насколько я знаю, одна.
А не было каких-нибудь посторонних людей на похоронах? Кого ты бы не знал? Никакого... наемного работника?
Никого, кроме ее друзей из Драй Ривер. Рой бросил взгляд на Марка. А как они нашли тебя? Я слышал, Фрэнк Нельсон землю рыл носом, чтобы добраться до твоей несчастной задницы, но никто ничего не знал. У Кристен и твоего телефона не было записано в книжке. Видимо, все-таки он тебя вычислил, а?
Угу, кивнул Марк.
Но, вижу, обошелся без подробностей?
Да.
Они подъехали к воротам ранчо. Заскрипев тормозами, пикап остановился.
Тут я тебя высажу, сказал Рой и поглядел на черный фронтон здания. И все-таки не нравится он мне.
Марк открыл дверцу и спрыгнул на землю, подхватив одной рукой рюкзак.
Спасибо, сказал он, вытирая пот со лба рукавом рубахи. Весьма признателен.
Примерно через час я буду проезжать здесь обратно. Хочешь, остановлюсь, подхвачу тебя?
Хорошая мысль, ответил Марк, глядя на безоблачное небо с палящим солнцем.
Жди меня здесь, у ворот. Я дам три гудка. Если тебя нетуезжаю.
Договорились.
Марк помахал вслед рванувшему с места пикапу, но Рой, даже если бы и смотрел в зеркало заднего вида, ничего бы не разглядел за взметнувшимися клубами пыли. Закашлявшись, Марк сошел с обочины и отвернулся. Прямо перед ним были закрытые железные ворота, за нимидорожка, ведущая к дому.
Он поднял щеколду, отодвинул створку, вошел, прикрыл ее за собой и остановился. Его охватил страх. Он понимал, что так оно и должно быть, но только сейчас в полной мере ощутил это на эмоциональном уровне. Мрачная конструкция возвышалась перед ним. Солнце светило прямо в спину, однако не отражалось ни в одном окне. Весь фасад здания был одного глухого черного цвета, детали различались лишь благодаря легким оттенкам. Казалось, что здание поглощает солнечный свет, впитывает его в себя, и Марк заметил, что все деревья и кустарники по периметру особняка покрыты бурой сухой листвой.
Просто он слишком драматизирует ситуацию. Растительность сгорела, потому что ее никто не поливает. В пустыне без ежедневного полива гибнет все, кроме кактусов и полыни. Кристен больше нет, и ухаживать за владением некому.
Из чего следует, что Биллингс исчез.
От этой мысли словно гора с плеч свалилась. Рой, правда, сказал, что никакого помощника в доме не было, но Рой явно не самый надежный свидетель, а Марк всегда относил себя к тому типу людей, которые, надеясь на лучшее, готовятся к худшему. Биллингс, безусловно, не допустил бы гибели растительности, и Марк счел это вполне убедительным доказательством того, что работника больше нет.
А значит, и дочери его тоже нет.
"Трахни меня в задницу".
Взгляд непроизвольно скользнул к тому окну в мансарде, где он в последний раз видел девочку, но оно было таким же тусклым и безжизненным, как все остальные. Он ничего не увидел.
Марк медленно пошел вперед. От зыбких волн раскаленного воздуха на дорожке, ведущей к дому, возникали миражи луж, а сама нижняя часть дома смотрелась как сквозь волнистое стекло. Сзади, за домом, располагались курятники, но даже издалека, даже сквозь жаркие волны можно было понять, что они пришли в состояние полной негодности и ими давно никто не пользуется. Еще одно доказательство отсутствия Биллингса.
Почему его так беспокоит этот помощник?
Потому что Биллингс вызывал у него чувство страха. Он не мог сказать, почему, и за все годы, которые они провели вместе, помощник ни разу не дал основания для такого к себе отношения, и тем не менее теперь он ужасно боялся встречи с Биллингсом. Мысленно Марк видел этого человека таким же, каким он был много лет назад, и это более чем что-либо иное вызывало чувство глубокого страха. Доброта и ровное повиновение помощника теперь казались проявлением сверхъестественной терпеливости и непостижимых намерений. Он мог представить себе Биллингса выжидающим, ждущим своего часа, убирающим одного за другим членов семьи до того момента, пока Марк не останется один и не окажется вынужден вернуться домой.