Они долго стояли так и смотрели друг на друга. Каштан ждал, что сейчас она позовет старуху, однако девочка не стала этого делать, а просто стояла, пока наконец не спросила:
Ты что, новенький?
А?
Что это у тебя с глазом?
У нее были темные волосы и очень даже хорошенькое лицо.
С ястребом однажды сцепился, ответил он. Это была его обычная версия случившегося, которой он хотел произвести на окружающих должное впечатление. Пришлось свернуть ему шею.
О! Она держала в руке стакан с водой. Сделав небольшой глоток, девочка вылила остальную воду прямо на пол. Я слышала, как ты ходишь, и поначалу подумала, что это Билли или Пол. Но я тебя не знаю.
Я только что сюда пробрался.
Значит, ты не с ней пришел?
Я пришел с Максом.
Макс Палмер? спросила она.
У-у, Макс Свонсон.
Я и его не знаю.
Я вообще-то мне не полагалось бы быть здесь, промямлил он. Просто обронил материны ключи, понимаешь. Кажется, они упали в ваш подвал.
Девочка явно смутилась.
Это все была идея Макса, продолжал он. Если бы он сам смог пролезть в окно, меня бы здесь вообще не было Ты не покажешь мне, где у вас подвал?
А ты не знаешь?
Нет.
О Бог мой
Сверху донесся смех.
По лестнице с шумом спускались четверо мальчиков: трое скакали, сидя на подушках, а один съезжал по перилам. Спустившись вниз, они принялись колотить друг друга подушками.
Затем, увидев Каштана, резко остановились.
Что это у тебя с глазом?
Ястреб, ответила за него девочка.
Посыпались новые вопросы, во многом похожие на те, которые задавала ему девочка.
Один из мальчиков взял мелок и принялся что-то рисовать им на стене. Каштан стоял и смотрел. Мелок вывел крупное лицо с длинным носом, прищуренными глазами в очкахэто была та самая старуха.
А тебе не попадет за это? поинтересовался Каштан.
У нарисованного лица были толстые губы и длинный языкпоследний далеко высовывался изо рта, подхватывая на лету сочившиеся из носа капли.
А что она нам сделает? спросил художник.
Тебе надо подняться наверх, сказал другой мальчик. Она все еще в постели. Умирает, похоже.
Это ваша бабушка? спросил Каштан.
Не-а, ответил третий. Хотя ей хотелось бы. Старая кошелка. А ты и правда через окно залез?
Ага.
Ну, тогда тебе обязательно надо подняться к ней. Клянусь, вот уж страху-то на нее напустишь. Знаешь что, ты подойди к ней поближе и выкати этот свой глаз. Ты им видишь?
Нет.
Ну, тогда просто сделай вид. Она за весь день так пока ни разу как следует и не завопила.
Каштан посмотрел в сторону лестницы.
Ну, иди.
Сверху снова послышался чей-то смех. Мальчиков и девочек.
Сначала мне ключ надо найти.
Я поищу его за тебя, сказала девочка. А ты поднимайся.
А она не взбесится? спросил он. Я же все-таки без спроса вломился
В этом-то вся и затея, проговорил мальчик с мелком, заставить ее взбеситься. Старая перечница.
Каштан снова посмотрел на лестницу. Мальчики встали позади него и принялись толкать в спину, и прежде, чем он успел осознать это, Каштан пошел вверх по ступенькам.
Лестница была узкая, и там царил тот же затхлый запах, который он почувствовал, едва оказавшись в этом доме. Он щелкнул еще одним выключателем и только сейчас заметил, что все стены лестничного пролета испещрены аналогичными, сделанными мелком рисунками. Миновав их, он оказался на площадке второго этажакак раз в тот момент, когда из двери в конце холла показалась еще одна группа детей. Они пробежали мимо него, ухватились за перила, издав при этом звук тормозящих автомобильных колес, и заглянули вниз. Один из мальчиков посмотрел на него и остановился.
Ну, на сей раз мы ее достали. Вот было здорово!
Через пару секунд все исчезли, кубарем скатились на первый этаж, после чего закричали, завопили, засмеялись.
Каштан глянул на открытую дверь холла и повернул очередной настенный выключатель. На стене рядом с дверью было крупно написано черным мелком:
ЖИЛИЩЕ ПЕЩЕРНОЙ СВИНЬИ.
Он двинулся в том направлении, чуть прислонил руку к двери и заглянул внутрь. На кровати лежала миссис Хафбугерстарая и явно больная. На груди и животе у нее громоздилась куча грязной земли, рассыпавшаяся по всей постели. Да, они и в самом деле ее «достали», даже очень.
Мягко ступая, он прошел в комнату, пошел вдоль кровати. При ближайшем рассмотрении женщина казалась даже еще более старой, чем всегда, и чем-то походила на скелет. Ему показалось, что под одеялами, под всей этой грязью вообще нет никакого тела. Наконец старуха открыла глаза и посмотрела на него. Он же неотрывно пялился на кучу земли, совершенно не подозревая о том, что она наблюдает за ним, пока не услышал ее шепот:
Который же ты будешь?
Он прямо даже подпрыгнул на месте.
Я тебя, кажется, сюда не приводила, проговорила женщина.
Нет, покачал головой мальчик. Он смотрел на нее, не решаясь продолжить фразу, и видел, что иссохшая сероватая кожа плотно обтянула ее подбородок и щекилицевые кости, казалось, готовы были в любой момент прорвать тонкую оболочку и проступить наружу.
Они завалили вас землей, наконец проговорил он.
Старуха опустила взгляд, поморщилась, как если бы впервые заметила темную кучу у себя на груди. Голова ее задрожала и снова откинулась на подушку, почти не смяв ее под собой.
Это из подвала, проговорила она. Знаешь, они черт-те знает во что превратили мой подвал. Потом глубоко вздохнула или попыталась было сделать это. Лицо ее исказила гримаса, обнажив пустую впадину рта и темные десны. Они постоянно обижают меня. Я к нимсо всей любовью, а они обижают меня.
Вы их тетя или еще кто-то?
Нет, просто я привезла их сюда. Все, чего я хотела все, чего я все, что Как тебя зовут?
Шон.
Прекрасное имя прекрасное прекрасное Знаешь, я покупала им всякие вещи. Ездила и покупала всякие вещи. Привозила все это домой, заворачивала в подарочную бумагу повсюду ездила как увижу где-нибудь одинокого мальчика или девочку, которые играют сами с собой, обязательно заговорю с ним или с ней. Я ведь прекрасно знаю, что такое одиночество. Все знаю. Я говорила им, что у меня есть для них подарки, и они садились ко мне в машину. А потом мы разворачивали мои покупки, пели песни и уезжали Разве кто-нибудь заподозрит старуху? Так я с ними и уходила Уезжала и никто не мог заподозрить, что что Как, ты сказал, тебя зовут?
Шон.
Да, правильно. Но это не я тебя привезла сюда, так ведь?
Я сам пролезчерез окно.
Надо будет и тебе что-нибудь купить, Шон. Когда я поправлюсь, мы вместе отправимся в «Кидди Март» и купим тебе купим тебе что хочешь все, что тебе захочется. Сначала все завернем в красивую бумагучтобы ты мог потом развернуть как подарок на рождество или ко дню рождения Когда я поправлюсь. Когда голова перестанет болеть. О, как же у меня болит голова. Словно бараны сталкиваются своими рогами
Ничего мне не надо покупать.
Она устремила на него совершенно безумный взглядлицо исказила судорога, тонкие губы скривились.
Я была так добра к ним, а они вон что сделали. Говорят, что не хотят здесь больше оставаться, и я должна разрешить им и вот, что я получила взамен. Ты должен побывать в моем подвале. О, мой Я так старалась, а взамен получила
Очистить вас от этой грязи?
Грязи?
Они завалили вашу постель землей. Вы что, забыли?
Она снова посмотрела на него.
Ну надо же. А я думала, что это было вчера или Ну конечно, когда у тебя так болит голова, может что угодно случиться. Да, да, стряхни с меня все это.
Он чуть изогнулся над кроватью и принялся смахивать комья глины на пол. Земля стала гулко ударяться о деревянные доски.
А ты совсем другой, так ведь? спросила она. Я не заставлю тебя оставаться здесь.
Оставаться?
У меня. Как в семье.
Что, и домой не вернуться?
Это стало бы твоим домом.
В ее взгляде появилось что-то страшноечто-то такое, что Каштану очень не понравилось.
Я бы мог приходить к вам в гости, сказал мальчик. А сейчас мне надо уходить, и
Нет! Ее голова оторвалась от подушки, желтые глаза жутко закатилисьпрямо как у Старого Крикуна перед тем, как они пристрелили его.
Внезапно он вспомнил про ключ и троих друзей, дожидающихся его снаружи.
Мне надо идти.
Он повернулся и побежал по лестнице вниз, затем остановился и посмотрел, не преследует ли она его. Нет, все в порядке. Голова старухи снова откинулась на подушку, веки сомкнулись. Но сейчас ему было уже страшно. Все-таки чокнутая она была, это точно.
Он побежал дальше по лестнице, высматривая тех ребят, ту девочку, которая обещала ему найти ключ. Но в холле их не было. И в кухне тоже.
Эй! крикнул он.
Ответа не последовалослышно было только эхо его собственного голоса в пустом доме.
Рядом с камином виднелась распахнутая дверь, за которой начиналась уходящая вниз лестница. Значит, они спустились в подвал. Он просунул руку за дверь и стал нащупывать выключатель, но на стене его не оказалось. Он огляделся. Прямо у него над головой от одинокой голой лампочки свисал грязный шнурок. Он потянул егостало светлее. Внизу, у самого основания лестницы, с потолка свисал точно такой же шнуреще одна лампа без абажура.
Он стал спускаться.
Эй, ребята! Вы там? Что вы делаете в такой темноте? Он дернул второй шнурок. Снова вспыхнул свет и поначалу ему показалось, что подвал совершенно пуст.
А потом он увидел их. Они расположились в один ряддесять маленьких бугорков, чуть возвышающихся над полом подвала.
И на одном из них лежал его ключ.
Чувствуя, как у него кружится голова, он двинулся дальше. «Ты должен побывать в моем подвале Я была так добра к ним, а они вон что сделали»
Он опустился на землю, на свои заляпанные травой колени. Что же эта безумная старуха?..
Руки его потянулись к ключу, скользнули мимо него, уткнулись в мягкую кучу земли. «Говорят, что не хотят здесь больше оставаться, и я должна»
И тогда он увидел
В то же мгновение он снова вскочил на ноги, спотыкаясь, бросился вверх по лестнице, побежал через холл. На стенах не было никаких рисунков. И детей никаких не было.
Дергаясь из стороны в сторону, он опрометью вбежал в темную гостиную. На небе уже появилась луна, которая слабо просвечивала между деревьями, заглядывала в окно.
Подпрыгнув и помогая себе руками, мальчик выбрался наружу и побежал. Его терзал страх. Он думал о той старухе. О том, как она спускается по лестнице. Как хватает его, пока он пытается пролезть в окно, удерживает его своими холодными, мертвыми пальцами, тащит назад, волочит в подвал. «О, Боженька, помоги мнеэто Каштан с тобой разговаривает. Помоги мне выбраться отсюда, и я стану кем только захочешь только помоги мне убраться отсюда!»
Он уже преодолел половину путивсе так же спотыкаясь, чуть не падая, через что-то продираясь, отталкиваясь, подтягиваясь и моля Бога только об одномчтобы его не поймали. Однажды он все же упал, всем телом распластался на траве. Жесткая земля словно бросилась ему навстречу. Ударившись о нее, он покатился в сторону, теряя ориентацию, но все же цепляясь за землю; наконец снова вскочил на ноги и побежал вниз по склону холма.
Вода в ручье была холодная, но он кинулся в самую глубокую его часть, забыв про устилавшие дно камни.
Они его не дождались. Ни один не дождался. Даже Макстот самый воображала Макс, который якобы вообще ничего на свете не боялся. Все ушли домой. А может, они просто спрятались где-то там поблизости, притаились, ожидая, когда он выберется через окно, чтобы схватить его? Может, они все еще там, ждут и гадают, что же случилось
Впрочем, это уже не имело никакого значения. Вообще ничего не имело значения. Только бежатькуда угодно, лишь бы подальше от того дома.
Он пробежал мимо деревянной «крепости» Лэнни, затем бросился вниз по холму в сторону шоссе, а потом понесся через поле к дому. У него разболелся живот, саднило грудь. Одежда вымокла в ручье, руки покрылись ссадинами от падений в том доме.
Но он не останавливался. Он продолжал видеть перед собой то маленькое лицо в неглубокой могиле. Маленькие глаза, которые так и остались открытыми. Маленький нос. Темные волосы. Теперь, пролежав столько времени в земле, она уже не казалась такой хорошенькой
Наконец он оказался на своей улице, свернул за угол, перелез через стену. Дом. Дверь. Он всем телом шмякнулся о деревянную панель, забыв про ключ, колотя ее руками, пиная
Внутри работал телевизор. Смех. Передача для всей семьи. Счастливые люди. Счастливый конец.
Мать подошла к двери.
Ну что, Шон, опять взялся за старое? Уже десятый час. Ты что, не знаешь, что по улицам бродит полно сумасшедших!..
Но он уже не слышал ее. Перед глазами продолжала стоять лишь маленькая девочка, взирающая на него из своей глинистой могилы. А в ушах звучал лишь его собственный истошный вопль.
Танит ЛиЮстас
С Юстасом мы дружим давно. В сущности, он мой единственный друг. Правда, он почти лысыйесли не считать волос, которые растут у него между пальцами; и говорит он глухим, немного рыкающим голосом, а при ходьбе иногда неожиданно заваливается на спину.
Но я не обращаю на это внимания, поскольку он единственный, кто старается не замечать, что у меня три ноги.
Эвелин Э. СмитТераграм
Странная, необъяснимая тишина установилась в классной комнате. Было уже далеко за полдень, но ученики не шумели. Вместо того чтобы рваться на свободу знойных улиц, они сидели, будто впав в глубокую летаргию. Она добралась даже до учительницы, которая беспрерывно дергала своей птичьей головой с черными завитушками, пытаясь прогнать истому механическим действием и с раздражением чувствуя себя мученицей во имя долга.
Тишина была сверхъестественная, она прерывалась лишь монотонной декламацией ученика и резкими замечаниями учительницы. Даже шепот не нарушал эту тишину. У учеников не было ни сил, ни желания делиться друг с другом секретами. Где-то вдалеке звякнули колокольчики на тележке мороженщика и задумчиво зажужжала машина для стрижки газонов.
Маргарет нежилась у открытого окна, с упоением подставляя под золотые лучи обнаженные руки и ноги. Она наклонила голову, чтобы ласковое солнце прикоснулось к ее затылку, где коротко стриженные рыжеватые волосы доходили до воротничка.
Острое наслаждение разлилось по ее венам, ритмически отдаваясь в крови, переполнявшей каждую клеточку тела. Тщательно выводя буквы, она писала в тетради: «Маргарет. Маргарет. Маргарет».
Это занятие моментально наскучило ей, хотя раньше никогда не надоедало, и она написала в обратном порядке: «Тераграм. Тераграм. Тераграм».
Затем она принялась рисоватьно не картинки, а маленькие бессмысленные значки, которые, как смутно она ощущала, имели какое-то значение, но чего-то ей еще чуть-чуть не хватало, чтобы его понять. Когда-нибудь, набравшись знаний, она поймет. А сейчас она была слишком молода. У нее еще было время.
Все время мира.
Один значок она рисовала с особым удовольствиемпятиконечную звезду. Рисовать ее нужно было, не отрывая ручку от бумаги. Она нарисовала несколько звезд таким образом и удовлетворенно вздохнула.
Большая радужная муха, привлеченная густым запахом чернил, с любопытством жужжала над партой, отливая сине-зеленым и золотым блеском. Она отогнала ее.
«Я Маргарет, мысленно произнесла она, вздрогнув от тайного осознания собственной личности.
Вчера я не была Маргарет, по крайней мере, такой Маргарет. А завтра, кто знает, какой я буду завтра?»
Она восхищенно посмотрела на белую кожу своих рук. Когда-то она расстраивалась из-за того, что загар к ней не пристает. Ее кожа всегда оставалась молочно-белой, почти сказочно-белой, сколько бы времени она ни проводила под солнцем. Теперь она понимала, что ее белизна была не просто красивой, она была правильной. Именно такой она и должна быть.
Сейчас ей казалось, будто платье плотнее облегает грудь и будто что-то глубоко внутри шептало: перемена произойдет внезапно, как куколка превращается в бабочку, и сразу, а не постепенно, как у людей.
И снова она написала «Маргарет», а затем«Тераграм». А потом, немного подумав, она добавила: «Тринадцать» и восхитительную пятиконечную звезду, концы которой соединялись линиями через центр.