А ты правда не ходишь в школу? спросила меня Бриджит. Она поела быстрее всех.
Я с полным ртом кивнула.
Счастливая, вздохнула Бриджит.
Я проглотила то, что было во рту, и спросила:
Тебе не нравится в школе?
Она покачала головой.
Люди над нами смеются.
На мгновение за столом воцарилась тишина. Я обернулась к Кэтлин, которая сидела рядом со мной, и шепотом спросила:
Это правда?
По лицу Кэтлин сложно было что-то прочесть: казалось, она одновременно и рассержена, и смущена, и в то же время стыдится своих чувств.
Да, ответила она, понизив голос, мы единственные, у кого нет компьютеров и мобильников.
Затем уже громко произнесла:
Богатые дразнят всех, кто на стипендии. Не только нас.
Миссис Макги встала и принялась убирать тарелки, и все снова заговорили.
Это совсем не было похоже на беседы, происходившие у нас дома: здесь перебивали, возражали, кричали, громко смеялись и разговаривали за едойи никого это, кажется, не задевало. Дома фразы всегда были законченными, диалоги логичными, они разворачивались постепенно, вдумчиво, развивались волнообразным гегельянским спиралям, рассматривая все альтернативы, прежде чем прийти к заключению. В тот вечер, пока миссис Макги везла меня обратно, я осознала, что у нас дома не было места глупости.
Поблагодарив ее и войдя в дом, я обнаружила отца в кресле у камина, он читал и ждал меня.
Как прошел твой выход в свет? Он откинулся на спинку своего кожаного кресла, и глаза потерялись в тени.
Я подумала обо всем, что видела и слышала сегодня, и прикинула, как бы это все описать.
Было очень мило, осторожно произнесла я.
При этих словах отец вздрогнул, как от боли.
У тебя лицо горит, сказал он. Тебе пора в постель.
Когда я уезжала от Макгарритов, Кэтлин порывисто обняла меня на прощание. Я представила себе, как пересекаю комнату и обнимаю папу на ночь. Даже мысль об этом была смешна.
Я пожелала ему спокойной ночи и направилась наверх, не сняв пальто.
На следующее утро что-то разбудило меня раньше времени. Я выкарабкалась из постели и в полусонном состоянии пошла к окнам.
Вдруг раздался пронзительный войничего подобного я в жизни не слышала. Похоже, он исходил из сада за домом. Насторожившись, я подошла к выходившему в ту сторону окну и выглянула, но, как ни вглядывалась, не разглядела ничего, кроме призрачного мерцания снега в темноте.
Шум оборвался. Мгновением позже я услышала глухой стук, как будто что-то врезалось в дом. Чья-то тень широкими шагами направлялась из сада на улицу. Я проводила фигуру глазами. Папа?
Должно быть, я снова заснула, потому что следующим звуком, который меня разбудил, был крик миссис Макги. В комнате было уже светло. Я помчалась вниз по лестнице.
Она стояла снаружи, дрожа, в зимнем пальто с искусственным лисьим воротником и в искусственной норковой шапке. Мне показалось, что при виде меня она съежилась.
Не смотри, Ари, сказала она.
Но я уже увидела Мармеладку, лежащую на ступеньках. Снег вокруг нее был забрызган кровью.
Бедная кошка, невинное создание. Какой зверь мог сотворить такое?
Вернись в дом, прошипела мне Мэри Эллис Рут.
Она подняла меня за плечи и втолкнула в коридор за кухней. Затем протиснулась мимо меня и плотно закрыла за собой кухонную дверь.
Через несколько секунд я ворвалась на кухню. Но она была пуста. Я подбежала к задней двери и через окно увидела, как Рут подняла кошку. Тело Мармеладки уже окоченело. Шея у нее была сломана, подбородок задран к небу Мне хотелось кричать.
Рут пронесла трупик мимо окна и исчезла из виду, но когда она проходила, я видела ее лицо, ее мясистые губы кривились в злой улыбке.
Я не рассказала миссис Макги о тени, которую видела в тот же день до рассвета. Почему-то я знала, что, если расскажу, будет только хуже.
Позже в тот же день, когда я ждала в кухне начала ежедневных занятий с отцом, я услышала голоса внизу.
Поздравляю, сказала Рут.
Спасибо, донесся папин голос. И с чем же?
С тем, что продемонстрировали свою истинную натуру, довольно промурлыкала она. Затем добавила:Кошку я закопала.
Я бросилась в гостиную, чтобы не услышать больше.
ГЛАВА 2
В тот год, когда мне исполнилось тринадцать, я узнала: почти все, что мне говорили об отце, было ложью. Он не страдал волчанкой, не был вегетарианцем. И он не хотел, чтобы я появилась на свет.
Но правду эту я узнавала постепенно, а не в результате мгновенного ослепляющего открытия, хотя для драматического эффекта предпочла бы второе. В том-то и сложность с описанием собственной жизни: приходится как-то разбираться с длинными скучными периодами.
К счастью, большинство из них остались в первой главе. Детство мое, в общем и целом, было настолько бедным на события, что при взгляде назад мне кажется, будто оно прошло во сне. Теперь я хочу перейти к более осмысленным моментам, к реальному времени тринадцатого года моей жизни и тому, что за ним последовало.
В том году я впервые праздновала свой день рождения. В предыдущие годы это было так: папа вручал мне подарок за обедом, а миссис Макги ставила на стол непропеченный кекс с потекшей глазурью. Оба эти события имели место и в нынешнем году, но на следующий день, шестнадцатого июля, миссис Макги взяла меня к себе домой. Предполагалось, что там я поужинаю и переночую: еще одно «впервые» в моей жизнипрежде я никогда не спала вне собственного дома.
Из гостиной я подслушала, как папа обсуждает это с миссис Макги. Его еще нужно было убедить, что со мной в чужом доме все будет в порядке.
Ребенку нужны друзья, твердо заявила миссис Макги. По-моему, она до сих пор переживает гибель соседской кошки. Ей надо отвлечься.
Ари очень хрупкая, миссис Макгаррит. Она не такая, как другие дети.
Вы чрезмерно ее опекаете, возразила миссис Макги с силой, которой я в ней не подозревала.
Она так уязвима. Папин голос звучал негромко, но убедительно. Я могу только надеяться, что она не унаследовала мой недуг, поскольку мы не располагаем средствами для выяснения этого наверняка.
Об этом я не подумала, сокрушенно отозвалась миссис Макги. Извините.
После паузы отец сказал:
Я не возражаю, чтобы Ари переночевала у вас, если вы обещаете не спускать с нее глаз и привезти ее домой, если что-нибудь пойдет не так.
Миссис Макги обещала. Я тихонько прикрыла дверь гостиной, гадая, чем же так обеспокоен папа. В своей чрезмерной озабоченности он напомнил мне отца принцессы из «Принцессы и гоблина», панически боявшегося, что его дочь похитят ужасные твари, которые прокрадывались в ее комнату по ночам.
Когда мы приехали, у Майкла громко играла рок-музыка, и первые слова миссис Макги были: «Выключи сейчас же!» Кэтлин, пританцовывая, спустилась по лестнице мне навстречу. Она еще не успела переодеть школьную форму: темно-зеленый клетчатый джемпер поверх белой блузки с коротким рукавом, юбка в складку, белые гольфы и дешевые спортивные тапочки. Она завалила экзамен по всемирной истории, и теперь ей приходилось посещать летнюю школу.
Только посмотрите на нее! воскликнула она.
На день рождения я потребовала и получила новый наряд, который и был сейчас на мне: бледно-голубую футболку и вельветовые джинсы в тон. И то и другое, в отличие от моей обычной одежды, сидело на мне как влитое. И я начала отращивать волосы, которые Деннис прежде подстригал в каре длиной до подбородка.
Как тебе?
Сексуально, выдохнула она.
Кэтлин! прикрикнула миссис Макги. Но я поняла, что она не лжет, когда в комнату вошел Майкл. Он только взглянул на меня и «упал в обморок» на диван.
Не обращай на него внимания, сказала Кэтлин. Пойдем, я переоденусь.
Наверху я валялась на кровати Кэтлин, пока она натягивала джинсы и футболку. Форму она скатала в комок и запинала в угол.
Это моей сестры Морин, объяснила она.
Морин была старшей, и я редко видела ее, потому что она училась в бизнес-колледже в Облани.
Бог знает, кто носил это до нее! Я стираю это тряпье через день, и все равно оно пахнет. Кэтлин скорчила рожу.
Как мне повезло, что не приходится носить форму, поддразнила я ее, потому что она говорила мне это по три раза на неделе.
Мы завели привычку болтать каждый вечер по телефону по часу, а то и дольше, если никто не возражал, и проклятие школьной формы служило регулярной темой наших бесед. Так же как и игра в «перегадки», в ходе которой мы старались перещеголять друг друга в придумывании максимально отвратительных подвигов во имя любви. На данный момент лидировало: «Смогла бы ты съесть использованную зубную нить своего возлюбленного?» Это Кэтлин придумала. Ее также очень интересовала отцовская волчанка, о которой ей рассказала мать. Как-то раз она спросила меня: как мне кажется, не больна ли и я.
Не знаю, ответила я. Видимо, анализы на волчанку не делают.
Потом я сказала, что не хочу больше об этом разговаривать, и она сказала, что понимает.
И что же ты получила на день рождения? Она уселась на пол, расплетая волосы.
Эту новую одежду, напомнила я. И обувь. Я задрала штанину и выгнула лодыжку.
«Конверс ол старз»!Кэтлин подобрала одну из своих дешевых кроссовок и швырнула в мою сторону. Ты теперь круче меня. Она прикинулась, будто рыдает, уронив голову на руки, затем подняла глаза и заявила:Понарошку. Я запустила в нее подушкой.
А еще что? спросила она.
Что еще мне подарили? Ну, книжку.
Про что?
Я заколебалась, ибо подозревала, что тут поработала ее мама.
Ну, это как бы руководство по вступлению в женственность, скороговоркой произнесла я, дабы отделаться.
Неужели «Девушка становится женщиной»?
Я кивнула, а Кэтлин хихикнула:
Бедная Ари. Бедные мы.
Я уже пролистала книжку, в мягком переплете цвета морской волны, изданную производителем «средств женской гигиены» (бесплатные образцы которой прилагались в приклеенном к обложке целлофановом пакете). Там имелись фразы типа: «Твое тело совершенно уникально, это настоящее чудо, заслуживающее, чтобы его оберегали и защищали ежедневно» и «Ты вступаешь в священное царство женственности!» Общий тон, неумолимо бодрый, вселял некоторое беспокойство. Неужели мне придется усвоить такое отношение к вопросу, чтобы вступить в «священное царство»?
У тебя уже начались? Кэтлин взглянула на меня сквозь завесу волос.
Еще нет.
Я не представляла, как буду переживать ежемесячное испытание, которое в книге пытались изобразить столь ценным, но вслух этот не сказала. Учитывая спазмы и общую неприятность процесса, я бы предпочла вообще обойтись без этого.
У меня начались с полгода назад. Кэтлин откинула волосы назад и внезапно показалась мне старше. Все не так уж плохо. Хуже всего колики. Мама рассказала мне, чего ждать, причем гораздо честнее, чем эта тупая книжонка.
Я подумала о своей матери, и Кэтлин пристально посмотрела на меня.
Ты скучаешь по ней?
Я не знала ее. Но все равно скучаю. Она исчезла, когда я родилась.
Мама нам говорила, что она легла в больницу и больше оттуда не вышла. Знаешь, Ари, иногда, родив ребенка, женщины как бы сходят с ума.
Это было для меня новостью.
Ты хочешь сказать, что моя мать спятила?
Кэтлин придвинулась ко мне и взяла за руку.
Нет-нет. Я понятия не имею, что именно произошло. Но такое возможно. Это случилось с миссис Салливан с нашей улицы. Она родила, а спустя несколько дней ее забрали в «Марси». Знаешь, приют для душевнобольных. Стоит туда попасть, обратно уже не выйдешь.
Миссис Макгаррит крикнула, чтобы мы спускались к столу, и я более чем охотно подчинилась. Кэтлин вызвала у меня новый образ матери, самый что ни на есть непривлекательный: безликая женщина, затянутая в смирительную рубашку, запертая в камере с мягкими стенами.
Стол накрыли по-особенному, поставив на моем месте тарелку цвета сливок, расписанную крохотными зелеными листочками, вместо обколотой фаянсовой, как у остальных. Рядом с тарелкой лежали подарки: пять или шесть маленьких свертков, украшенных бантиками из фольги. Уолли успел слегка пожевать пару бантиков.
Ничего подобного я не ожидала. Дома у нас было не принято упаковывать подарки, и особой посуды не водилось. Даже на Рождество, которое Деннис заставлял нас справлять, при индифферентном участии моего отца и Рут, мы не заботились об упаковке подарков, и каждый получал что-нибудь одно, причем обязательно полезное.
Открывай, велела Кэтлин, и остальные поддержали ее.
Я расковыряла бумагу и обнаружила заколки для волос, ароматизированное мыло, обетную свечу в синем стеклянном цветке, лазерный диск («Кэнкерс», разумеется) и одноразовый фотоаппарат.
Чтобы ты поснимала свой дом и показала нам, сказал Майкл.
Но вы можете прийти сами и посмотреть, возразила я.
Он помотал головой.
Мама сказала, нет.
Миссис Макги была на кухне, поэтому я могла выяснить, почему она так сказала. Я пообещала себе, что спрошу ее позже.
Спасибо вам всем огромное.
Когда они зажгли именинные свечи и запели поздравительную песенку, я едва не расплакаласьно не по тем причинам, о которых вы подумали. Стоя возле жаркого круга маленьких розовых свечек, глядя на них, я остро чувствовала, насколько они дружны, насколько они все, включая дворнягу Уолли, одно целое.
Впервые в жизни я действительно почувствовала себя одинокой.
После обеда семейство Макгаррит собралось в гостиной смотреть телевизор. Они некоторое время препирались, что включить, потом пришли к компромиссу: сначала все смотрят документальный фильм о природе, потом взрослые укладывают младших Макгарритов спать, а мы втроем остаемся смотреть, что захотим.
Странно в тринадцать лет впервые в жизни смотреть телевизор. Огромный экран переливался цветами и формами, он казался живым. Звук, казалось, исходил не с экрана, а из стен вокруг нас. Я даже закрыла глаза, когда лев дрался с гиеной: картинки были слишком живыми, слишком настоящими.
Телевизионные чары разрушил голос Майкла. Он сидел позади меня (мы с Кэтлин устроились на подушках на полу) и имел обыкновение вставлять комментарии, как будто разговаривали сами животные. Лев стоял на холме и, томно обозревая пасущихся внизу антилоп, произнес: «Хорошо бы к этому еще жареной картошечки!»
Все рассмеялись, даже я, хотя не уловила смысла шутки. Но отца Майкла это раздражало, и он велел ему прекратить.
Когда фильм закончился, мистер и миссис Макги собрали младших и вышли из комнаты. Я села.
Ты куда? спросил Майкл. Веселье только начинается.
Он взял пульт и заставил картинки в телевизоре меняться. Чуть позже я осознала, что мы смотрим первый в моей жизни фильм про вампиров.
Может, в комнате было душно, а может, экран подавлял меня своими размерами, или виноват был большой кусок торта, съеденный мной после обильной трапезы. А может, дело было в самом фильме: бледные существа с клыками, которые спали в гробах, поднимались ночью, чтобы пить человеческую кровь. Как бы то ни было, через десять минут после начала фильма меня затошнило.
Я бросилась в ванную и захлопнула дверь, на меня накатила вторая волна. Стиснув края унитаза, я зажмурилась, и меня вырвало. Я не открывала глаз, пока желудок не опустел и спазмы не утихли.
Вода из крана была холодной, и я немного плеснула себе на лицо. В зеркале над раковиной я увидела размытое отражение своего лица, бледного, покрытого каплями пота, с большими и темными глазами. Я открыла рот и плеснула воды на зубы и язык, чтобы смыть кислятину, а когда снова подняла взгляд, лицо в зеркале оказалось не мое.
Вам доводилось видеть в зеркале чужое лицо? Оно вызывающе уставилось на меня: выпуклые глаза без белков, как у животного, рыло вместо носа, волчья пасть, длинные и заостренные клыки. Я услышала собственный умоляющий голос: «Нет, нет!»
Затем, так же неожиданно, оно пропало. На меня смотрели мои собственные испуганные глаза, лицо обрамляли мои собственные влажные волосы. Но когда я открыла рот, мои зубы изменилисьони казались больше, а клыки острее.
Ари! раздался снаружи голос Кэтлин.
Я спустила воду, вымыла руки и откинула назад волосы.
Со мной все в порядке, отозвалась я.