Капитан посмотрел на младшего сержанта Соломина, наконец-то подошедшего к нему, и спросил:
Как анкера ввинчивали, если защиту даже пуля не берет?
Говоря честно, Одуванчиков и не рассчитывал на получение вразумительного ответа на этот вопрос. Откуда младшему сержанту было знать такие тонкости? Но к немалому удивлению командира разведывательной роты Соломин оказался в курсе дела. Видимо, он принимал участие в установке защиты.
Там, в середине листа, наполнитель очень густой. Он высокую температуру не терпит, как нам сказали, сжимает пулю сразу, за счет этого и работает. Сам с двух сторон тканью прикрыт.
Арамидная ткань? спросил капитан Одуванчиков.
Не знаю, как она называется. Но тоже температуру не любит. А прорезали мы ее медленно, чтобы лезвие не могло нагреться. Младший сержант показал на прорези для крепления скамеек. Так же и анкера вворачивали. Спокойно, не торопясь, чтобы трение не мешало.
Капитан Одуванчиков попытался ножом выковырнуть пулю, застрявшую в листе. Сначала это показалось ему простым делом. Задняя часть пули легко освободилась из легкого и не слишком плотного материала, прикрывающего с двух сторон главный защитный слой. Но вот оторвать пулю от ткани, прикрывающей некое гелеобразное, довольно густое вещество, никак не удавалось. Командиру разведывательной роты пришлось приложить немало усилий для выполнения задачи, вроде бы нисколько не сложной. Помог ему младший сержант Соломин, пустивший в дело штык-нож, предусмотренный штатным расписанием.
Больше всего пострадала головная машина колонны. Там осколки весь, считай, двигатель разворотили. В защитных листах их очень много, сказал он.
Мне бы и эту машину осмотреть.
Невозможно, товарищ капитан. Машина в закрытом боксе стоит. Ключ от него только у механика. Он с бригадой вчера старый двигатель и обшивку капота снял, а новые поставить не успел. Потому и закрыл, чтоб никто лапы туда не совал. У нас шаловливых ручонок много. Без присмотра лучше ничего не оставлять. Утащат к себе на машину. Запас карман не тянет, известное дело. Запчасти всегда сгодиться могут. Особенно в поездке, где-то в горах.
Ладно, сказал капитан Одуванчиков. Удовлетворимся тем, что есть.
Капитан Одуванчиков положил в карман пулю, извлеченную из защитного листа, и отправился в штаб. Он позабыл, что время еще раннее, но дежурный напомнил ему об этом, сообщил, что начальник штаба так рано не приходит никогда.
Капитан решил было вернуться в казарму, чтобы дождаться начала рабочего дня у себя в ротной канцелярии, но в штабных дверях столкнулся с майором Смурновым, умытым и побритым, с утра традиционно пахнущим огуречным лосьоном. Он предпочитал пользоваться именно им, не одобрял, когда от офицеров пахло дорогой мужской туалетной водой, и на дух не переносил тройной одеколон, которым пользовались некоторые спецназовцы, считая это особым шиком. Правда, кое-кто поговаривал, что майор Смурнов потребляет огуречный лосьон и внутрь, но капитан Одуванчиков ни разу не видел начальника штаба, что называется, под градусом и потому считал такие разговоры клеветой, не имеющей под собой никакого основания.
Ко мне? коротко, почти на бегу спросил майор.
Так точно! К вам, товарищ майор, торопливо ответил Одуванчиков, пока Смурнов не промчался мимо.
А я тебя в окно увидел. Вижу, к штабу направился, ранняя пташка. По мою душу, подумал, вот и поспешил.
Последние слова начальника штаба были почти не слышны. Смурнов быстро удалялся. Капитан Одуванчиков круто развернулся на сто восемьдесят градусов и двинулся за начальником штаба, который так и не догадался пригласить его следовать за собой. Только около кабинета, уже открывая дверь, он коротко глянул через плечо, словно проверяя, идет ли за ним командир разведывательной роты.
Тебе наш старший следователь еще не звонил? спросил Смурнов.
Это который из старших следователей стал вдруг нашим? встречно поинтересовался Одуванчиков.
Тот самый, вместе с которым ты задержание эмира Бацаева проводил. Полковник Вострицин.
Одуванчиков слегка нахмурился, но майор этого не заметил. На самом деле полковник только присутствовал при задержании эмира, но в дело, слава богу, не совался.
Никак нет, товарищ майор. Не звонил.
Стало быть, вскоре позвонит. Он вечером со мной говорил. Я его к тебе направил. В случае чего поможешь ему. Тем более что дело это общее.
Майор, настроение которого обычно соответствовало его фамилии, в эти ранние часы много и вполне благодушно болтал. Видимо, хорошие сны ему под утро снились.
А вот капитан Одуванчиков никогда своих снов не помнил, ни хороших, ни плохих. Видимо, только и исключительно по этой самой причине он был человеком уравновешенным, отличался одинаковым невозмутимым, совершенно спокойным нравом при любых обстоятельствах. Он не любил выставлять наружу собственные эмоции. Только сам этот офицер знал о том, что происходило у него в душе.
А что за дело? вроде бы совсем равнодушно поинтересовался Василий Николаевич.
Так, почти пустяк. Следует устроить ловушку для одного эмира местного разлива. Уголовник со стажем, причастен к нескольким убийствам и, естественно Смурнов остановил свой монолог, ожидая продолжения от Василия Николаевича.
Естественно, к ограблениям. Разве уголовник может без этого!
Конечно, не может, согласился майор. Если сам ничего хорошего не надумаешь, то попроси капитана Мишу Мимохожего из оперативного отдела. Он на любые гадости горазд. Великий мастер на этот счет. Фантазия, понимаешь, у человека играет. Сам говорит, что по характеру интриган, и если бы не армейская специализация, то много нервов сослуживцам попортил бы. Поговори с ним, не стесняйся. Только пусть сначала тебе самому полковник позвонит. Но об этом после. А пока доложи, что хотел, когда в штаб направлялся. Как я понял по твоему маршруту, ты ведь из гаража шел?
Так точно, товарищ майор! Из гаража. Проверял листы обшивки грузовиков. Как они выдержали.
И как? Что скажешь?
Хорошо было бы в горячих точках, где есть вероятность стрельбы, так надежно укрыть. Я с большим трудом выковырял пулю, которая в защитном листе застряла. Вот она. Капитан Одуванчиков аккуратно положил на рабочий стол майора пулю, вытащенную из кармана. Даже не сплющилась, просто застряла и приклеилась.
Я почему спрашиваю, сказал Алексей Викторович. Мне необходимо отчет об испытаниях написать. А что за документ будет без рапорта непосредственного участника события? Вот потому я к тебе и обратился. Еще попроси об этом кого-то из офицеров роты, которые в машине встретили обстрел. Тоже приложим к моему отчету.
Обязательно сделаю, товарищ майор, твердо проговорил капитан Одуванчиков. Теперь мне только одно непонятно. Я не знаю, как листы выдержат обстрел из крупнокалиберных снайперских винтовок. Но это мы уже сами выясним, с вашего разрешения и под вашим руководством испытание проведем. Если его раньше нам никто не устроит. А то может так оказаться, что мы зря только будем боевые патроны тратить. Их у нас и без того не слишком много. При этом следует учесть, что не все банды имеют на вооружении крупнокалиберки. Из пяти, как правило, у одной только имеются такие стволы. Впрочем, это особого значения не имеет и вопрос не решает. Тут прежде всего важны умение и навыки снайпера. Но у меня на роту всего одна крупнокалиберка, хотя есть два снайпера-профессионала, умеющие ею владеть.
Кроме старшего сержанта Наруленко в твоей роте еще кто-то есть? с удивлением осведомился начальник штаба. Я знаю, у тебя снайперы с обычными СВД в каждом взводе имеются. А кто еще профессионал?
Командир саперного взвода старший лейтенант Слава Скорогорохов раньше снайпером служил. Потом был какой-то случай. Он женщину убил, снайпера противника, и в саперы перешел. Нервы в тот момент подвели. Говорит, у сапера и у снайпера характеры похожи. И тому и другому спешка и суетливость противопоказаны.
Так что, твой Скорогорохов желает снова в снайперы пойти?
Никак нет, товарищ майор. Но, будь у нас вторая крупнокалиберка, я бы его уговорил. Необходим нам второй такой снайпер.
Ты ведь знаешь, что я не терплю сослагательного наклонения. Если бы да кабы!.. довольно резко и упрямо сказал Смурнов.
По отряду ходили слухи, что легче смертельно раненному выздороветь, чем выпросить что-то из запасного оружия у начальника штаба.
Товарищ майор! чуть не взмолился Василий Николаевич. Я видел на складе винтовку, так необходимую моей роте. Выпишите ее нам. Вячеслава Аркадьевича Скорогорохова я уговорю. Будет две должности совмещать, командира взвода саперов и снайпера.
Тем, что на складе хранится, лично распоряжается командир сводного отряда подполковник Репьин. Даже я вынужден обращаться непосредственно к Виктору Васильевичу, чтобы получить шлем от «Ратника» для кого-то из вертолетчиков. Он бывает им необходим для поддержания связи с нашими подразделениями. Но это ведь только шлем. А уж крупнокалиберку подполковник пуще глаза собственного бережет.
Но толку-то от того, что винтовка на складе пылится, даже в бинокль не просматривается. А в реальном бою от нее был бы результат, причем очень даже неплохой.
В глазах у начальника штаба капитан Одуванчиков внезапно уловил незнакомый блеск.
Майор, обычно прямолинейный, заговорил вдруг непривычным для себя тоном:
Давай, Василий Николаевич, так с тобой договоримся. Я должник перед старшим следователем Вострициным. Суть растолковывать не буду, скажу только, что в сложной ситуации он мне жизнь спас. В прошлый раз ты ему помог, и вся заслуга тебе принадлежит, поскольку операция против эмира Волка тобой начата. Постарайся и в этот раз. Только так, чтобы приоритет уже ему принадлежал. Он к тебе обратится, ты поддержи его, а я попробую содействовать тебе. Поговорю с командиром отряда. Выпрошу эту винтовку. Обещаю. Только вот с патронами для нее проблема. Нет их. Ты этот вопрос на себя возьмешь?
Возьму и обязательно добуду.
Ну так помоги Вострицину.
Пусть он мне звонит.
Василий Николаевич Одуванчиков прождал целый день, но полковник юстиции ему так и не позвонил. А он уже начал представлять себе, насколько усилится его рота, когда получит второго снайпера с винтовкой «Корд». Саперный взвод в этом случае станет по силе равняться чуть ли не всей остальной роте.
Капитан Одуванчиков даже представлял себе ситуацию, при которой он своим приказом переводит старшего сержанта Наруленко в другой взвод, и прикидывал, что это даст роте в целом. Но все-таки сдвоенная работа снайперов с «Кордами» Одуванчикову нравилась больше. Он подумал, прикинул все «за» и «против» и решил оставить Наруленко на прежнем месте, то есть в саперном взводе.
Этот вопрос казался ему почти решенным, и дело оставалось совсем за малым. Командиру разведывательной роты следовало уговорить старшего лейтенанта Скорогорохова снова взять в руки снайперскую винтовку взамен тупорылого автомата Калашникова, положенного саперам.
Хотя почти все бойцы саперного взвода, так же, впрочем, как и сам его командир, пользовались автоматами АК-12 с глушителем и с оптическим прицелом. В бою на дальней дистанции в темное время суток эти автоматы были незаменимы, поскольку глушитель одновременно служит и пламегасителем. Он не позволяет противнику определить, откуда ведется огонь.
Другое делоблизкая дистанция. На ней звук громко щелкающих затворов уже является демаскирующим фактором, показывает место или хотя бы направление, откуда идет атака.
Некоторые офицеры, которым по должности полагается тупорылый автомат, имеют при себе его как дополнительное оружие ближнего боя. Ладно еще, что АК-12 и АК-74У заряжаются одними и теми же патронами.
Глава 3
Ты ко мне? спросил полковник Гаджигусейнов, вытаскивая из кармана связку ключей в кожаной ключнице со сложным тисненым рисунком, к сожалению, уже почти неразличимым от времени, и открывая дверь кабинета.
Так точно, товарищ полковник! Вас жду, ответил старший следователь, отрывая спину и плечо от стены.
Полковник Гаджигусейнов был самым возрастным и, наверное, опытным сотрудником следственного управления, одним из двух людей в этом ведомстве, с которыми Манап Мансурович разговаривал строго на «вы». Вторым был, естественно, генерал Щуров, которого на «вы» звали абсолютно все. Кроме того, то на «ты», то на «вы» подполковник Омаханов общался с молодой секретаршей генерала Муслимой. Но здесь срабатывало скорее не уважение, которое, кстати сказать, тоже присутствовало, а простое мужское заигрывание, на которое сама Муслима, правда, никогда не отвечала ни всерьез, ни в шутку. Она была студенткой-заочницей Северокавказского филиала Всероссийского государственного университета юстиции, в будущем мечтала стать офицером следственного управления по республике и бороться с преступностью.
Заходи, сказал Нияз Муслимович, распахнул дверь и сделал приглашающий жест, прямо как самый настоящий гостеприимный хозяин. Что-то новое сообщить хочешь?
Да, новое, произнес Манап Мансурович, развел руками и рассказал о своем звонке и письме, которое с утра пораньше прислал ему Михаил Михайлович.
Что ты теперь делать думаешь? поинтересовался полковник.
Зашел вот посоветоваться, стоит ли вопрос до суда доводить. Как вы считаете? Хлопотно это, времени уйму отнимет. Хотя если с другой стороны посмотреть, то проучить этих журналюг надо бы, а то они совсем обнаглели.
А сам-то как считаешь? Почему все вопросы через меня должны решаться? Своей головой соображай. А пока вот что сделай. Ты сейчас загляни в архив, возьми там все уголовные дела на своего братца и сходи с ними к Ящеру. Материалы он, вообще-то, не просил, но мало ли, вдруг поинтересуется? Так что держи их при себе. Генерал сам просил тебя зайти. Если скажет, что через суд дело надо решать, то мы так и поступим. Но сам ему об этом не напоминай. Мне кажется, он уже пар выпустил и только о твоем брате поговорить хочет. Иди.
Спуститься в архив, расположенный в полуподвале того же здания, и найти там материалы, о которых шла речь, было делом пятнадцати минут. Через четверть часа подполковник Омаханов прижимал к груди четыре папки средней толщины с уголовными делами на брата и шел в другое крыло здания, где располагался служебный кабинет генерала Щурова.
На глазах Манапа Мансуровича из приемной вышел старший следователь по особо важным делам полковник юстиции Сергей Николаевич Вострицин. Заметив подполковника Омаханова, он как шлагбаумом перегородил дорогу своей длинной сухощавой рукой, то ли останавливая коллегу, то ли просто приветствуя его.
Ну вот, на ловца, как говорится, и зверь бежит, сказал Сергей Николаевич.
Это я, что ли, зверь? Омаханов, честно говоря, слегка недолюбливал Вострицина за его слишком уж моложавый вид, за то, что тот всегда был одет так, словно только что от портного вышел, и вообще за всегдашнюю везучесть во всем, и поэтому не желал останавливаться для разговора, как он считал, ни о чем. Извини, меня генерал вызвал.
Я в курсе. Сам по тому же вопросу. Ты после генерала загляни ко мне в кабинет, я тебе один номерок сброшу. Это человек, который тебе основательно поможет. Советую с ним активно сотрудничать. Он и в других делах будет в состоянии оказать содействие. Короче говоря, я тебя жду. Ты слышал, наверное, что нам удалось задержать эмира Наримана Бацаева. Так вот, основная заслуга в поимке этого бандита принадлежит именно капитану Одуванчикову. Я в этом деле просто статистом был, честно говоря. А этот командир разведывательной роты спецназа ГРУ, телефон которого я тебе дам, большой специалист по устройству различных ловушек. Твоего брата он тоже сумеет поймать.
«Так вот для чего меня заставили копаться в архиве и разыскивать старые дела Магомедгаджи, понял вдруг подполковник Омаханов, покрепче прижал папки с уголовными делами к груди и открыл дверь в приемную. Ящер желает задействовать меня в поимке брата. Но что Гаджи опять натворил? За что его сейчас ищут? Он ведь вроде бы только что освободился и ничего еще сделать не мог, попросту не успел еще».
Секретарша Муслима сидела за столом с телефонной трубкой в руке.
Он уже здесь, Анатолий Петрович. Хорошо, сказала она и положила трубку на аппарат.
Не бросила небрежно, как делают, рисуясь перед всеми подряд, многие секретарши, желая показать свою независимость от шефа, а именно положила, аккуратно и сдержанно.