Где-то били в колокола. Жидкие, разрозненные звуки плыли над молчаливым городом, и была в их надтреснутых жестяных ударах торопливая исступленность дрожащих от торжества рук Затем заговорила еще одна колокольнягромче, басовитее, с бронзовыми переливами.
Наверное, белые уже видны с колоколен, проговорил Андрей.
Далдонят, как на пожар, хмуро ответил Бондарь. Радуются, сволочи Ничего, мы еще вернемся Я этот звон долго не забуду. Пошли.
Он положил руку Андрею на плечо и ободряюще тихонько тряхнул. Андрей взглянул на него и увидел в глазах у председателя Чека пронзительную горькую печаль.
И тогда он сам сказал Бондарю:
Ничего, Вадим Семенович, все будет хорошо
Надеюсь, сердито буркнул Бондарь и отвернулся.
Глава 2
Андрей встал на табуретку и подтянулся за прутья оконной решетки. Он увидел выкрашенную в желтую краску толстую стену, утыканную битым бутылочным стеклом и сколоченную из потемневших досок сторожевую вышку. Охраны на ней не было. Дальше бугрились крыши городадо самого горизонта. В камере стоял промозглый подвальный холод. Капли cырости собирались в трещинах штукатурки, исцарапанной руками сидевших здесь раньше заключенных. В углу валялась грязная охапка сена и рваное одеяло.
Даже сюда, в этот каменный мешок, доносился колокольный звон. Теперь он был громче и стройней. Праздничный благовест, как на пасху, кружил над городом, поднимая с крыш стаи диких голубей
Тюрьма гудела голосами, раздавались удары, грохотто заключенные уголовники вышибали двери. Еще немного, и под таранами из скамеек и разломанных нар окованные жестью полотнища рухнут и людской поток заполнит коридор.
Андрей сел на табуретку. Вспомнил свою новую биографиюпримитивную судьбу московского вора, дважды сидевшего, пойманного в третий раз, в меру нахального и трусливого, с исковерканной личной жизньюгде-то были брошенные жена и дети. Ими не интересовалсяиногда появлялся дома, чтобы переждать смутное время, и пропадал сноваопять надолго, казалось, навсегда В уголовном мире с ним считалисьмногие слыхали о Блондинеопытном «воре в законе». Мог он организовать и свою шайку, но не лез на глаза розыску, предпочитая роли второстепенные Андрей видел Блондина. В начале следствия в Чека считали, что налет на ювелирный магазин совершили люди из офицерской подпольной организации, маскируя его под обычный вооруженный грабеж. Первые же допросы единственного уцелевшего грабителя успокоили чекистов. И они не ошиблисьБлондин рассказал им о себе все. Ни о какой связи с офицерьем не было и речи. Андрей еще помнит высокого, тощего человека с жидкими выцветшими волосами, спадающими на морщинистый лоб, и равнодушные блеклые глаза, иногда вдруг вспыхивающие припадочным блеском. Видно, на его счету немало темных дел, но уже не было времени связываться с московским уголовным розыском. Да и вооруженное ограблениедостаточное обвинение, чтобы подвести под революционный трибунал. Теперь, когда он, Андрей, стал Блондином, неприятности могли возникнуть самые неожиданные. Предугадать их было невозможно, и оставалось только сидеть в полутемной камере, слушать, как грохочут вышибаемые двери, и ожидатьвот сейчас загремит гулкий коридор, раздадутся радостные крики и плотная, жаркая, задыхающаяся толпа ринется к воротам.
Он чувствовал легкую лихорадку, и сердце стучало неровно, томительно обмирая. Мысли бежали чередойспутанные, тяжелыеи не успокаивали, а еще больше взвинчивали нервы. Боялся ли он? Да. Что такое страх, Андрей знал. За всю свою жизнь он испытывал его несколько раз, и даже сейчас, при воспоминании, его охватывает озноб В детстве тонул, рядом был берег, и никак не мог до него дотянуться. Андрей до сих пор видит это во сне Когда пришел в Чека, в первой же операции, нос к носу столкнулся с офицером, переодетым в штатское. Дрались один на один, голыми руками, в темном дворовом колодце. Бросали друг друга на грязный асфальт и кирпичные стены. Хрипло дышали. И каждый знал, что помощи не будет.
Когда лежали распластанные на асфальте двора, уже не имея сил шевельнуться, Андрей поймал взгляд офицера. На потном, грязном, залитом кровью лице, ненавидяще, по-звериному жадно и страшно светились фосфорно-желтые беспощадные глаза. Тогда он почувствовал, как его охватывает ужас. Захотелось отползти, забиться в угол, накрыть голову дрожащими руками. Но, наверно, он смотрел на того человека глазами, еще более страшными и жуткими, потому что тот вдруг заскреб пальцами по асфальту и стал двигаться в сторону, к мусорному ящику, у которого Андрей его и настиг
Андрей вырос в бедной семье учителя. Их было много, детишек, у скромного служащего народного просвещения. Революцию Андрей принял восторженно. Ходил с красным бантом в петлице, кричал что-то ликующее на митингах Затем фронтокопы, убитые друзья Революция в его сознании все! больше приобретала четкие и определенные черты классового бескомпромиссного сражения. Направили в органы Чека. В памяти Андрея на всю жизнь остались чекисты со вспоротыми животами. Крестьяне, сожженные вместе с детьми. Пленные красноармейцы, распятые на стенках подвалов контрразведки Он видел это собственными глазамиснимал их с крючьев, хоронил, отправлял в больницы Те, кто резал и жег, сидели перед ним в следственной комнате, отделенные только столом. Такие понятия, как белый террор, кулаки, класс эксплуататоров, воплотились в конкретных людей, которые coвершали кровавые преступления и организовывали заговоры против молодой Республики Советов
Андрей прислушался. В глубине тюрьмы рухнула первая дверь, и разноголосый шум ворвался в коридор. Бежали людистучали сапоги, хлопали деревянные подошвы тюремных котов. Ругань, крики, звон сбиваемых запоров.
Андрей заколотил табуреткой по двери своей камеры.
Сюда-а-а! На помо-о-ощь!!
Табуретка разлетелась на куски. Он забарабанил кулаками, расшибая их в кровь.
Сюда-а-а!! На помо-о-ощь!!
Кто-то остановился. Слышно было, как заложили в замок ломик. Дверь распахнулась. Небритые, худые люди толпились у входа. Кто ты?
Андрей шел к ним, бледный от волнения, без шапки, в рваном пальто, прикрыв отворотами голую грудь.
Братцы, сказал он дрожащим голосом. Я Федька Блондин Один остался. Неужели свобода?! Братцы
Давай, урка Катай отсюда, пока цел, захохотал коренастый заключенный, обросший курчавой цыганской бородой.
Слыхали о тебе, Блондинчик, прищурился насмешливо второйморщинистый, узкоплечий, с дряблой шеей. Повезло. Не успели шлепнуть!
Андрей сразу угадал их и, не раздумывая, бросился в двери.
Тюремный двор обдал жаромни одного деревца, только булыжник и вдоль стены вскопанная сухая земля.
Открыли ворота и выбежали на пустынную улицу. Все кинулись врассыпную. Андрей нашел взглядом тех, двоих. Они нырнули в подъезд дома, выскочили с другой стороны, перелезли через кирпичный забор. Оглянулись и увидели тяжело дышащего Андрея.
А ты чего за нами? грубо закричал бородатый и, нагнувшись, поднял камень. Иди отсюда, ну!
Бросаете, сволочи? Андрей остановился посреди двора, рванул на груди пальто. Бей, гад! Бей! Песья кровь Попадешься ты мне на кривой дорожке Бей!
Слушай, Блондинчик; миролюбиво сказал второй уголовник. Нам не по пути. Ты чужой, завалишь нас.
Фараоны для вас свои, да?! Воры называется Шпана несчастная! Щипачи!
Заткнись! огрызнулся бородатый и посмотрел на него с бешенством. Заезжие крохоборы
Я тебя траву заставлю грызть, с ненавистью бросил Андрей. Ты еще ноги мои целовать будешь, козел!
Руки коротки! Не та губерния, сынок!
Достанем, Андрей погрозил кулаком. Не таких обламывали.
Ладно, будет вам, хмуро проговорил второй уголовник. Чего не поделили? Одна воровская кость. Пошли, Блондинчик.
Стой! выкрикнул бородатый. Тебя кто бралугрозыск или Чека?
Я вор! Ты это понимаешь?! зло заорал Андрей.
Черт с тобой, неохотно согласился бородатый и выбросил камень. Идем. Нам не светит иметь дело ни с Чека, ни с контрразведкой.
Андрей медленно подошел к ним.
Давай знакомиться, сказал второй уголовник. Меня зовут Неудачник. А его, он кивнул на бородатого, Джентльмен.
Что, у васимен совсем нет? прищурился Андрей. Засекретились по завязку.
Да и ты для нас только Блондин и все, буркнул Джентльмен. Так оно спокойнее, парень.
Провинция чертова, усмехнулся Андрей. Скоро собственной тени бояться будете.
Не пижонь, перебил Джентльмен. Пошли.
Они повернули за угол и оказались на центральной улице. Колокола уже трезвонили по всему городу. Они били на разные голосаразмеренно, монотонно и торопливо. Колокольни толстыми пальцами упирались в небо, и тоненькие золотые! крестики блестели под солнцем. Наконец забухал и Благовещенский соборгромада, обросшая сияющими луковицами.
Во клопов сколько повылазило, хмуро сказал Неудачник.
Улица оживала. Там и тут стали появляться празднично одетые люди. Они собирались кучками у богатых подъездов, весело переговариваясь и громко окликая тех, кто появлялся на балконах, уже разукрашенных коврами и гирляндами цветов. Пьяные дворники в белых фартуках и с надраенными бляхами посыпали песком в подворотнях, пылили метлами на тротуарах. Некто в распахнутой поддевке, в хромовых, бутылками, сапогах шел посреди улицы, с трудом держась на нoгax и орал, обливаясь слезами:
Братия во Христе-е!.. Святой праздник Преклоним колени-и-и!..
Вдруг все замерли, повернулись в одну сторону и, загалдев, побежали навстречу цоканью копыт.
Из-за угла вынеслись всадники. Не обращая внимания на восторженные крики встречающих, не придерживая коней, на бешеном аллюре врезались в толпу. Люди шарахнулись в стороны, кинулись в подъезды, оставляя на мостовой букеты цветов и раскрытые зонтики.
Перед Андреем мелькнули тяжело ходящие бока лошадей, потные лица всадников, золото погон. В звоне шпор, конском храпе и свисте нагаек отряд прогрохотал мимо и скрылся. Очнувшись от неожиданности, люди бросились за ним. Андрей бежал, не отставая от Джентльмена и Неудачника.
Оставив на мостовой лошадей, офицеры уже колотили рукоятками нагаек в двери фотоателье Лещинского. В нетерпении они дергали за ручку, налегали плечами, но, закрытая изнутри, она не поддавалась их усилиям. Тогда один из них снял со спины кавалерийский карабин и, размахнувшись, обрушил приклад на витрину. Осколки усеяли тротуар. Пригибаясь, офицеры нырнули в глубину помещения.
Толпа нарастала. Люди подходили к угловому дому, большим полукругом выстраиваясь у разбитой витрины.
За что же это они фотографа? Джентльмен становился на цыпочки, стараясь поверх голов разглядеть все, что происходило впереди.
Может, коммунист? предположил Андрей.
Конечно, не задумываясь, ответил Неудачник, и морщинистое лицо его покрылось паутиной злых склеротических жилок. Чекист засекреченный! Стукач!
Кто чекист? послышалось рядом. Что вы говорите? Фотограф?.. Царица небесная Господин Лещинский?!
Толпа заволновалась и подалась ближе к дому, тесня тревожно всхрапывающих лошадей.
В глубине фотоателье раздался топот ног, и в проломе витрины показались офицеры. Они несли за углы бархатную занавесь, в которой тяжело провисало тело убитого.
На крыльцо вышли полковник и поручик. Они молча смотрели, как офицеры приторачивали к седлам двух лошадей грузный сверток, из которого с одной стороны торчали тщательно начищенные башмаки, а с другойзапрокинутая вниз голова.
Высокий и смуглый, похожий на итальянца поручик громко закричал толпе:
Разойди-и-ись!
Люди не слушались, они напирали на стоящих впереди, и полукруг у дома сжимался.
Коренастый, с крестом на первой пуговице кителя полковник сердито бросил поручику:
Оставьте часовых И эту толпуконечно, вежливо, господин Фиолетов Толпу разгоните.
Он сбежал с крыльца и решительным солдатским шагом направился к лошади. Опустившись в седло, хмуро произнес, не глядя на людей:
Господа, вам тут делать нечего Пожалуйста, разойдитесь.
Какая-то толстая женщина восторженно выкрикнула:
Виват! Доблестным освободителя-я-ям!..
Полковник недовольно поморщился и поднял руку в несвежей белой перчатке.
Спокойно, господа Основные силы прибудут через считанные минуты.
Кого убили? из последних рядов толпы прокричал кто-то басом.
Полковник поискал того глазами, подумал и сказал твердо, по-военному:
Господа! Вы свидетели очередного варварского злодеяния большевиков. От их рук пал один из лучших сынов великой России. Мир его праху
Он снял твердую фуражку, медленно перекрестился и тронул шпорами лошадь. За ним двинулись остальные всадники. Бархатный занавес с телом убитого закачался между двух испуганно косящихся лошадей.
Смываться надо, трусливо прошептал Неудачник. Мокрое дело Ни за что влипнуть можно.
Он стал выбираться из толпы, оглядываясь на спешащих за ним Андрея и Джентльмена.
Опустив поводья, насупившись, полковник молча ехал во главе отряда. Он не смотрел по сторонам, его не волновали радостные лица встречающих жителей. Его конь устало опускал копыта на горячую мостовую. Полковник словно не слышал праздничного благовеста колоколов. Он тяжело покачивался в седле, сгорбив старческую спину. Если бы его воля, он бы приказал прекратить этот безалаберный, ненужный трезвон. Еще несколько лет тому назад он мечтал о часе, когда его конь ступит на знакомые мостовые этого города. Здесь прошла его часть жизни, и, может быть, часть самая лучшая. Тут он познал любовь, был счастлив. Отсюда он начинал свой путьполный надежд на будущее, молодой, сильный, верящей в свое исключительное предназначение. И сюда вернулсядряхлым, разбитым человеком. Он слышал за спиной топот копыт, звон шпор. Он мог обернуться и увидеть, как олицетворение всей его прожитой жизни, скорбный кортеж, следующий за ним.
Сегодня, как никогда, полковник понимал, что происходит вокруг него. Радостные лица жителей? они не были истинными жителями этого города. Ликование нескольких центральных улиц не могло даже в малой толике компенсировать угрюмую ненависть заводских окраин. Исступленный бой колоколов? они хоронили память о городе детства, о той поре, когда молодой юнкер с веткой сирени в руках стоял вот у этого здания. Волновался и смотрел на часы И был солнечный слепой дождь. И шла по тротуару та, которую он ожидал Дело, которому он служит? оно держится на тупом повиновении подчиненных, на верности обреченных и жестокости тех, у кого души опустошены и выветрены, подобно корням деревьев, растущих на песке.
Полковник тронул поводья и подождал, когда с ним поравняется поручик.
Я думаю, тихо сказал Пясецкий, вечером у нас уже появятся первые арестованные. Вы понимаете, господин Фиолетов?
Безусловно, кивнул головой офицер.
Распорядитесь И лучше всего на центральной площади. Человек двенадцать будет достаточно.
Не много ли? заколебался поручик.
Нет, ответил полковник. Войска должны быть спокойны, что им не станут стрелять в спины из-за углов.
И, кроме того, надо отомстить, поручик кивнул через плечо в сторону убитого капитана.
Месть как чувство оставим обывателям. Для насэто профилактическое мероприятие и только.
Но, господин полковник, запротестовал Фиолетов, погиб наш товарищ!
Убит разведчик, проваливший задание, жестко произнес Пясецкий. И как разведчик, вы должны об этом подумать в первую очередь. Где альбом?
Простите, поручик коснулся кончиком пальцев козырька фуражки и придержал лошадь. Он понимал, что этим деломубийством Лещинскогопридется заниматься ему, и заранее злился, видя раздражение полковника. История с самого начала казалась запутанной, и многое в ней было просто непонятно. Капитана Лещинского поручик лично не знал, но часто слышал об удачливом и умном офицере.
Поручик Фиолетов зло посмотрел в спину полковника. Он видел зеленый френч, золото смятых погон и тщательно начищенные хромовые сапоги с никелированными шпорами, которые изредка звякали в такт усталому движению лошадей.
Глава 3
Весь день белые войска шли через город. У Благовещенского собора их встречали хлебом-солью именитые жителиархиерей, бывший председатель Думы, дворяне и купцы. Ревели оркестры. Качались ряды винтовок с плоскими штыками. Вал за валом шли добровольческие отряды. Офицерские сводные роты потрясали воображение обывателей литым нерушимым строем. Зрители кричали «ура!» и бросали с балконов конфетти.