Нет, полиция здесь не при чем. Они действуют гораздо проще. Куда логичнее смотрелось предположение, будто парень работает на другой лагерьдрузей Корнийца. Этим, чтобы не светиться, выгоднее было обозначить меня, что он, возможно, и сделал, усевшись рядом, а потом тихо, мирно убрать по дороге домой.
Но и с подозрениями я решил повременить, а потому просто спросил:
Ты тут обмолвилсямол, если работа завершится успешно. А что, есть возможность пасть смертью храбрых?
Ружин резко оттолкнул от себя пустой бокал, откинулся на спинку и презрительно усмехнулся:
Боишься?
Я не ответил. А что можно было сказать? Нет, я не боялся. Но радоваться открывающейся перспективе тоже не спешил. Собственная безвременная кончинаона даже некрофилов не заводит.
Говоря откровенно, сказал газетчик, у нас только два шанса из сотни, чтобы выбраться из заварухи живымиесли ты решишься сунуть нос в это дело. По шансу на брата.
У нас? уточнил я. То есть, ты тоже в деле?
Ну да. В деле.
Послушай, пижон. Ты красиво носишь пушку. А пользоваться ей умеешь?
Спокойствие, только спокойствие. Давай рассуждать логически. Если бы я был простым журналистомпришел бы я к тебе с таким предложением?
Сомневаюсь.
Вот! Что из этого вытекает?
Ну, пижон, ты вопросы задаешь! Откуда я знаю, что у тебя из чего вытекает? Я не доктор. Ты мне открытым текстом говори, ребусы разгадывать я не любитель.
А если открытым, то я шесть лет служил в одной структуре Скажем так, параллельной отделу по борьбе с терроризмом. Так что стрелять обучен. Насколько хорошо по твоим меркамне знаю. Думаю, неплохо. Но выхватывать сейчас ствол и демонстрировать свое мастерство на бутылках не буду. Я слишком хорошо воспитан.
Ладушки, согласился я. Можешь не делать этого. Тогда объясни конкретно, в чем заключается работа. Я, пожалуй, соглашусь на неечто-то к добру потянуло.
К добруэто хорошо, закивал он. Значит, ты для общества еще не совсем потерян. А работа Ну, слушай, и пусть твои уши будут открыты, а скальпеще долго обтягивать череп Есть такая секта, называется «Вестники Судного дня». У нас все секты вне закона, но эти совсем подпольщики, потому что очень, очень лютые. Такие современные бородатые крестоносцы. У них в уставе прямо так и записано, что всякий иноверец, упорствующий в своем заблуждении, должен поскорее предстать пред судом божьимчтобы убедиться, что правильный бог только один, остальныесамозванцы. А «всякий» в их пониманииэто и мусульманин, и иудей, и буддист. Даже, между прочим, католик с протестантом. Они только православие приемлют, хотя православная церковь к ним никакого отношения не имеет.
Что-то я не улавливаю, с недоумением заметил я. Контора нанимает нас, чтобы воевать с какими-то сектантами?
Не с какими-то сектантами, поправил меня Ружин, а с серьезными религиозными экстремистами. Тебе нужно объяснять, что это такое? Это Талибан в Афгане, это ваххабиты в Чечне. Слыхал о таких?
Ну?
«Вестники Судного дня» то же самое, только христианского разлива. Упертые фанатики. Я тебе уже говорилони считают, что все иноверцы должны быть уничтожены. А знаешь как? Минируется церковь или синагога, а когда люди собираются на молитву, все взлетает в воздух. Поскольку души молящихся в этот момент обращены к богу, они предстают на его суд без хлопот и препятствий. Аминь. Ты в бога веришь?
Хрен его знает. Я агностик.
А я совсем не верю. Потому что атеист. Получается, мы с тобой тоже в группе риска. У атеистов и агностиков храмов нет, поэтому проживем дольше верующих. А вот когда они разберутся с ними, то примутся за одиночек вроде нас. Твое здоровье, он поднял вторую кружку и сделал глоток.
Чтобы со всеми иноверцами разобратьсясерьезная организация нужна, а не вшивая секта, возразил я. Такую работу с кондачка не проделать.
Вот! Ружин удовлетворенно поднял палец. Когда-то они были маленькой кучкой свихнувшихся фанатиков и на них не обращали внимания. Как на комара, который спит в углу и до поры, до времени не кусается. К тому же они упрятали свою штаб-квартиру куда-то глубоко в сибирскую тайгу, в глухую деревню, даже название которой не все знали. Террористическому отделу они тогда были неинтереснытам сумасшедшими не занимаются. А фанатики между делом вербовали себе сторонников в городах. И навербовали больше, чем дохренавремя нынче такое, многие захотели верующими стать, когда религия в общество вернулась, но краев при этом не знают. Да и во что именно веритьтоже не знают. А своей башкой думать не хотят. Готовы принять любую ерунду, которой их разные проходимцы пичкают. Вот «Вестники» этим и воспользовались. А когда решили, что сторонников достаточнор-раз! и вышли из глубокого подпола. И разработали план войны с неверными. Даже учения провести успели. Ты, может, слышалпара синагог и мечеть были взорваны, двадцать человек погибли.
Какие недетские страсти! поразился я. А при чем здесь ты? Только не говори мне, что у отдела по борьбе с терроризмом закончились исполнители.
Нет, зачем закончились? удивился Ружин. Их там еще, как собак нерезаных. Тут дело в другом. У этих «Вестников» оказалась вполне профессиональная верхушка. Они сумели подобрать себе таких помощников, которые полностью сдали им состав местного антитеррористического отдела. Если не полностью, то, во всяком случае, тех людей, которых нужно опасаться. Ребятам в отделе удалось достать кой-какие документы сектантов, и теперь они рвут волосы на задницевсе агенты засвечены, все исполнители сектантам известны в лицо. Нужны новые люди, о которых «Вестники» слыхом не слыхивали. А я вчера заглянул к начальнику нашего управления, кстати, по поводу твоей стрельбы; уточнял, не был ли это терроризм, и он предложил мне подключиться к работе.
Так-таки взял и предложил?! ахнул я.
Не так-таки, а очень серьезно и со всей ответственностью! Ружин не принял сарказма, нахмурился было, но, вспомнив, что я с ним никаких соглашений еще не заключал и ничем ему не обязан, утопил свою досаду в пиве. Потом вытер губы и напомнил: Я ведь уже говорил, что работал в одной параллельной структуре Ха! А как, ты думаешь, я сумел выяснить, откуда ты звонил? Ты лучше не задавай ненужных вопросовтогда не будешь получать ненужных ответов. Лишняя информацияона, знаешь ли, спать мешает. Короче, он предложил, а я согласился. Только сразу условия поставил: группу набираю сам, при желаниикаждому участнику изменение имени и внешности. Про четыреста баксов, правда, они первые заговорили.
Какие четыреста баксов? Ты про сотню говорил.
Операция рассчитана на четыре дня.
Не жирно, я хохотнул, вспомнив, какую сумму мне заплатили за Корнийца.
Тебе хватит. Отпущение грехов гораздо больше стоит. А его еще заработать надо. Такие вещи за легкую прогулку не предлагаются.
Здесь я с тобой соглашусь. А почему я?
Понимаешь ли, я слегка поторопился, взяв на себя набор группы. Стал думать, кого пригласитьа в голове пустота. Трое сослуживцев от облучения померли, один удавился, еще один из окна выбросился. Двое в психушке. От них прокукак с козла молока. А тут ты позвонил, и я подумала почему бы нет?
Действительно, съехидничал я. Почему нет? Только мне не особенно привычно в деревне работать.
Ты не понял, отмахнулся Ружин. Они к началу войны ставку главнокомандующего поближе к линии фронта перенесли. В город. Так что деревня отменяется. Ну, как тебе предложение?
Цепляет, подумав, признал я.
Значит, по рукам?
Я первым протянул руку и с удовольствием отметил, что Ружин облегченно вздохнул. Значит, действительно нуждалсяне просто в напарнике, а именно во мне. Это была какая-никакая гарантия взаимопонимания.
Тогда сегодня в восемь я жду тебя у входа на авиавокзал.
Почему такая спешка?
Черт! он хлопнул себя по лбу. Самое главное забыл. Начало войны назначено на ноль часов ноль минут через четыре дня, включая сегодняшний. Операция под кодовым названием «Пирл Харбор». Не очень оригинально, правда? Только сотня храмов уже заминирована, и неизвестно, каких и где. Так что простым разминированием предотвратить войну не удастся. Лихо?
С размахом, согласился я. Собственно, в их лихости я уже не сомневаюсь. А меня как-то все больше и больше на добрые дела тянет.
Значит, договорились? В восемь у авиавокзал. У тебя инструмент свой?
Свой.
Прихвати его.
Кто нас с инструментом в самолет пустит? удивился я.
А кого мы спрашивать будем? еще больше удивился он. Нам аккуратно выделят отдельный борт, так что не переживай.
Тогда нет вопросов, я еще раз пожал его протянутую руку, после чего Ружин поднялся из-за стола и пошел к выходу, оставив меня допивать заказ, которого было ещебокал пива и порция коньяку.
Мелко глотая благословенный богами и прочими потусторонними существами напиток, я думал о деле, в которое ввязался хоть и по собственной воле, но нежданно-негаданно.
Все выглядело как-то нереально. «Вестники Судного дня» со средневековыми кровожадными инстинктами. Наверняка все, как один, параноики. Мечети, кирхи и синагоги, готовые взлететь на воздух. Бред. Впрочем, моя собственная жизнь в глазах любого обывателя выглядела не меньшим бредом, однако я жил и не замечал в ней ничего противоестественного. Дело привычки.
Но чем больше я раздумывал над предложением Ружина, тем сильнее проникался мыслью, что в это дело ввязался напрасно. Непривычная работа в незнакомых условияххуже не придумаешь. Куда спокойнее оставаться в городе, пусть даже меня здесь ищут корешки Корнийца. В городе все привычно, здесь я каждую лазейку знаю. А это позволит выжить при любом раскладе.
Однако я уже дал слово, значит, не имел права отрабатывать назад. Дурацкая привычка лезть туда, куда собака нос не совала!
3
Возвращаясь домой, я внимательно поглядывал по сторонам. Между прочим, имел на это полное правов конце концов, кто такой Ружин и с чем его употребляют, доподлинно еще неизвестно. Не факт, что автобиография, которой он разразился в баре, соответствовала действительности. Я под пиво о себе могу еще и не такое наплести. Очень удобно, когда нет возможности проверить твои слова на раз-два, а подогретая алкоголем фантазия фонтанирует.
Однако ничего подозрительного не произошло, и это в некоторой степени опровергало мои подозрения в отношении журналиставряд ли тот был связан с корешками Корнийца. Будь иначе, они не стали бы откладывать в долгий ящик наказание меня, виновника их последних треволненийраз уж этот виновник был вполне конкретно обозначен их посыльным.
Впрочем, чтобы убедиться, что Ружин не враг, желательно было добраться до аэропорта, взойти на борт и сказать последнее «прости» городу, когда он поплывет под крылом самолета. А со стопроцентной уверенностью я смогу утверждать это лет через десяток, когда страсти улягутся и я, если останусь в живых, вспомню о приключении, лежа на тахте с зажатой меж пальцев рюмкой коньяка и поглядывая на экран телевизора сквозь полуопущенные веки. Вот тогда у меня уж точно никаких сомнений не будет, и я смогу с полной определенностью сказать: «Да, Ружинчестный малый». Или же наоборот.
Дорога в аэропорт тоже обошлась без приключений, отчего я, миновав прозрачные двери пассажирского терминала, испытал несказанное облегчение. Правда, с долей веселой обидысловно город покидал не главный герой последних пары дней его жизни, а какой-нибудь заурядный обыватель. Ни салюта, ни цветов, ни шампанского. Нет в жизни справедливости.
Но окончательно разочароваться в жизни мне не удалось, поскольку кое-что в честь проводов все-таки было сделано. Рядом с Ружиным, которого я, едва ступив в огромный зал, с легкостью отыскал глазами, стоял какой-то тип. Он имел настолько неприметную наружность, что я готов был поставить на кон левую почкутоварищ представлял безжалостную и беспощадную госбезопасность.
Вот, представил меня Ружин, когда я присоединился к их компании. Стрелок-любитель, поскольку удостоверение профессионала получить не удосужился. Мог бы стать олимпийским чемпионом, да постеснялся, ибо феноменальный скромник.
Это сейчас что было? поинтересовался я, но вместо ружинского голоса услышал хриплый баритон его спутника, который, окинув меня клейким взглядом, протянул:
Та-ак! Выходит, это ты давеча на площади Павших Героев кровавую баню истопил?
С чего ты взял? грубо отозвался я. Никакого отношения к тому делу не имею. Я вообще в тот момент в библиотеке был, книжку по домоводству читал.
Ситуация резко перестала доставлять удовольствие. Какого черта задавать подобные вопросы? Других тем для разговора не нашлось, что ли? Кто, вообще, этот тип и зачем он притащился сюда вместе с Ружиным? У них в конторе чтокончились более воздержанные люди? Да и сам журналист, признаться, утратил ту небольшую толику доверия, которое я начал было испытывать к нему. Что я знал о Ружине? Фактически ничего. Его слова могли быть правдой, но могли и не быть. Вообще, вся эта история могла оказаться тщательно спланированной и хорошо проведенной операцией. Если Ружин меня обманул и все-таки записал нашу беседу на спрятанный между ног диктофон, то можно было начинать планирование досуга на все оставшиеся годы. Исходя из обстановки, в которой эти годы пройдутгде-нибудь в «Белом лебеде» или «Черном дельфине». Дело даже не в записи нашего разговорасама по себе она слабый аргумент. Дело в том, что я возымел глупость с доверчивостью теленка прийти в аэропорт с дипломатом, в который была аккуратно уложена винтовка. Та самая, из которой я накануне сделал три выстрела. Да и раньше, случалось, постреливал.
Я помрачнел. Это же надо оказаться таким идиотомповерить государственным гарантиям, которые давал даже не государственный человек, а какой-то журналист! Это говорило о том, что Ружин умеет быть чертовски убедительнымне дай бог, в долг попросит, ведь все заначки ему отдашь! Но это ни в малейшей мере не оправдывало меня. Ведь я даже пальчики со своего «оленебоя» не стер. Притом, что прежде делал это регулярнокто знает, как обстоятельства сложатся? А вот нынче расслабился. Доверчивостьмать всех бед. Моих, во всяком случае.
Исподволь оглядевшись по сторонам, я постарался прикинуть путь к отступлению. Думал, что делаю это незаметно, но гэбэшник быстро смекнул, что к чему.
Не суетись, насмешливо сказал он. Никто тебя не тронет. Если бы это была засада, тебя повязали бы еще до того, как ты к нам подошел.
Возможно, он говорил правду. А может, просто замазывал глаза, опасаясь, что с моей стороны последует какой-нибудь фортель. На всякий случай я решил не расслабляться. Но Ружин неожиданно подмигнул:
Спокойно! У этого дяденьки, он кивнул на неприметного, погоны полковника на плечах. Согласись, что при таких звездах глупо самому выезжать на операцию?
Полковники тоже разные бывают, проворчал я. Некоторые и в генерал-полковниках жопу рвут, потому что адреналина хочется. А если он не из таких, тогда что вообще тут делает?
Вас провожать приехал, хмыкнул полковник. Тебя дураком мать-природа сделала или это ты уже после, своими стараниями умудрился? Кто вам без меня самолет предоставит, кто разрешение на вылет даст?
Ну, кивнул я. Без тебя мыкак водка без градусов: вроде, жидкая, а никому нафиг не нужна. Может, тогда скажешь, зачем здесь эти двое ошиваются? мой указательный палец едва заметно указал в сторону расписания полетов. Там парочка таких же неприметных, как полковник, непрестанно отпихивала друг друга плечами (в целях конспирации, разумеется) и изо всех сил делала вид, что совершенно не интересуется происходящим.
Это не мои люди, холодно сказал полковник. Это москвичи. Какого-то торговца антиквариатом сейчас брать будут. Больше я про них ничего не знаю. А если для тебя это так принципиально, то мои хлопцывон, и он указал на закуток, где томились ожидающие. Там посапывало человек десять, вполне подходившие под определение «неприметный». Но я сильно сомневался, что все они проходили по тому же ведомству, что и мой собеседник. В этом отношении его можно было поздравитьподбор кадров великолепный. В толпе растворяются так же быстро и бесследно, как водка в пиве. И действуют с таким же подвохом.
Охрана? я, не сдержавшись, усмехнулся.
Сопровождение, строго поправил он.